А. ПУШКИН
ТЕНЬ БАРКОВА
(Контаминированная редакция М. А. Цявловского
в сопоставлении с новонайденным списком 1821 г.)Публикация и подготовка текста И. А. Пильщикова
Вступительная заметка Е. С. Шальмана
Как известно, полное академическое издание сочинений Пушкина в действительности таковым не является. В издании отсутствует историко-литературный комментарий. Не вышли два тóма, намеченные к выпуску (один том содержал так называемые «нетворческие тексты», другой — все рисунки Пушкина) 1. Наконец, среди произведений, не вошедших в Полное собрание, есть одно совершенно законченное, в стихах, не увидевшее свет по особой причине. Это баллада «Тень Баркова».
О ее существовании впервые сообщил в 1863 г. В. П. Гаевский 2. Как часто бывало в тех случаях, когда автограф Пушкина не сохранился, возник спор об авторстве. Дискуссия, однако, не получила развития, и вопрос о «Тени Баркова» вскоре оказался забытым. Вновь он возник только после 1928 г., когда П. А. Садиков обнаружил в архиве Горчаковых поэму Пушкина «Монах», о создании которой в одно время с «Тенью Баркова» также говорил Гаевский. Находка, подтвердившая достоверность его сообщения, заставила заново обратиться к вопросу об атрибуции баллады. Н. О. Лернер и П. Е. Щеголев безоговорочно высказались в пользу авторства Пушкина 3. Как указывал Щеголев, «Пушкин и Барков — тема, еще не поставленная в литературе»; ученые «брезгливо обходили» барковщину, а в известной мере «этот род литературы <...> заслуживает внимания, как весьма влиятельный, ибо уж очень большим распространением пользовался». «Отсутствие в печати полного текста <„Тени Баркова“> затрудняет работу исследователей, и надо пожелать, чтобы текст был опубликован хотя бы на правах рукописи, хотя бы в самом ограниченном числе экземпляров» 4. Щеголев был уверен, что это пожелание исполнится: «Разработкой вопроса занят М. А. Цявловский, в руках которого находятся несколько списков полной редакции» 5.
Мстислав Александрович Цявловский (1883—1947), выдающийся русский филолог, один из ведущих отечественных пушкинистов 6, занялся реконструкцией аутентичного текста лицейской баллады и закончил свой труд в 1931 г. В списке неизданных работ ученого числится «„Тень Баркова“ Пушкина. Особое приложение к т. I Академического издания Пушкина (на правах рукописи, не для продажи). 8 печ. л. Было набрано<,> сверстано, но издание не состоялось» 7. Издательство Академии наук, куда была сдана рукопись книги, планировало полностью завершить набор к 1.II 1937; печать проектировалась «в формате нового академического издания», той же гарнитурой и «на той же бумаге», что и остальной текст 8. Тираж — 200 экземпляров 9.
О том, что случилось с книгой дальше, рассказала мне в 1960 г. Татьяна Григорьевна Цявловская. На пути к изданию баллады возникли специфические трудности: как печатать текст, как предотвратить его распространение, неизбежное после сдачи рукописи в набор, и т. д. (Даже такая простая операция, как перепечатывание на
134пишущей машинке, заняла много времени, поскольку «ни одной машинистке нельзя было поручить эту работу, и перед М. А. Цявловским встала проблема поисков машиниста!» 10) Благодаря содействию Л. Б. Каменева, заведовавшего в то время редакцией академического собрания сочинений Пушкина, решение было найдено: в типографии НКВД работали всего два наборщика, глухонемые муж и жена. Они-то и набрали, а затем сверстали «Тень Баркова». Трудно сказать, увидела ли бы свет пушкинская баллада, — во всяком случае, в это время произошло событие чрезвычайное: в типографии возник пожар, и ее помещение сгорело вместе с содержимым. Труд Цявловского, казалось, погиб безвозвратно, поскольку у него на руках не осталось копии его обширного комментария к балладе. Случай распорядился иначе.
В 1939 или 1940 г. к известному московскому букинисту Александру Ивановичу Фадееву обратился посетитель книжного магазина с предложением купить у него книгу. «Книгой» была верстка пушкинской баллады. Чутье опытного книжника подсказало букинисту, что приобретение будет исключительно ценным, и он по требованию владельца выплатил ему 500 рублей (по тем временам сумма немалая). Вызванный Фадеевым для консультации известный знаток книги Давид Самойлович Айзенштадт, который знал историю рукописи, связался по телефону с Цявловским, попросив его немедленно приехать в магазин. Но и тут дело пошлó не гладко. При покупке «Тени Баркова» присутствовала собирательница редких книг Вера Дмитриевна Богданова, которая, по рассказу Фадеева, «учинила дикий скандал», требуя, чтобы книга была продана ей. Ее претензия рассматривалась на специально созванном заседании Правления Союза писателей, которое единодушно постановило — вручить книгу М. А. Цявловскому бесплатно, отнеся расходы на счет Литфонда СССР 11.
Другой рассказ Татьяны Григорьевны — о том, как к Цявловскому вернулась часть его наборной рукописи. В 1943 г. в дверь квартиры Мстислава Александровича и Татьяны Григорьевны в Конюшенном переулке постучалась скромно одетая женщина: «Здесь живет Цявловский?» Мстислав Александрович был болен, и Татьяна Григорьевна не решилась его беспокоить. «Я по важному делу, мне непременно нужно с ним поговорить!..» Войдя в спальню, женщина замялась: «Мне неловко говорить... у меня оказалась одна рукопись — там стоит Ваша фамилия». «Рукопись?! Как она к вам попала?» — экспансивный Мстислав Александрович вскочил на кровати. И женщина рассказала... Она — учительница, мобилизованная в начале войны на лесозаготовки, по соседству с которыми расположена воинская часть. По вечерам она слышала, что «лес стонет от хохота, мужского и женского». Когда она поинтересовалась, «из-за чего стонут деревья», оказалось, что солдаты просвещают молодых учительниц чтением «Тени Баркова». Героиня рассказа потребовала у солдат рукопись, но те не пожелали расстаться со своей драгоценностью. Тогда «она пошла на крупнейшую жертву». Собрав имевшиеся у нее талоны, по которым отпускалась водка, она выменяла их на рукопись. Когда она вернулась в Москву, то «держала рукопись под матрацем» («У меня сын шестнадцати лет»). Кто такой Цявловский, она не знала, но однажды, прочитав фамилию в газете, выяснила адрес. Как было благодарить эту женщину? Были собраны все деньги, что имелись в доме («А у Мстислава Александровича никогда не было денег!»). Всего набрали двести рублей и уговорили их принять 12.
Рукопись и корректурный экземпляр сохранялись в доме до смерти Т. Г. Цявловской (30.V 1978). Согласно ее распоряжению, труд М. А. Цявловского был передан в Рукописный отдел Пушкинского дома. Акт передачи был составлен мною на месте. Тогда же была передана и история верстки, записанная мной еще в 1961 г. 13
135Перечислю основные проблемы, поднятые и блестяще разрешенные Цявловским. Перед ученым стояли сложные задачи, и в первую очередь обоснование атрибуции «Тени Баркова». На основе шести списков, имевшихся в его распоряжении и воспроизведенных в комментарии, а также отрывков, напечатанных в 1863 г. Гаевским, Цявловский контаминировал полный текст произведения. Проанализировав «историю „Тени Баркова“ в пушкиноведении», он показал, что П. А. Ефремов, с легкой руки которого баллада в течение полувека считалась апокрифической, на деле не привел никаких серьезных «доказательств против авторства Пушкина», и мы, таким образом, «ничего не можем противопоставить» тем свидетельствам лицеистов, опираясь на которые, Гаевский приписывал «Тень Баркова» их гениальному соученику 14. Далее, Цявловский составил почти исчерпывающий список «лексических и фразеологических совпадений <...> баллады с ранне-лицейскими стихотворениями Пушкина» 15 — наличие большого числа параллелей является сильнейшим косвенным аргументом в пользу принадлежности баллады Пушкину. Исследователь обратился к проблеме пушкинского сквернословия; он продемонстрировал, что в основе шокирующей стилистики баллады лежит «нарочитое <...> „нагнетание“» нецензурных вульгаризмов, «вообще довольно обычных как в произведениях поэта, так и в его письмах» 16. В комментарии сделаны первые серьезные шаги к установлению литературного контекста «Тени Баркова». Подчеркнув значимость лицейской «пародиомании» для раннего творчества Пушкина, Цявловский обосновал «совершенно правильное», но оставшееся «голословным» утверждение Гаевского о том, что баллада представляет собой пародию на «Громобоя» Жуковского, и указал на другие важные источники пушкинского стихотворения (в частности, на «Певца во стане Русских воинов» и на его перепевы в «Певце в Беседе Славяно-Россов») 17. Наконец, Цявловский показал, что «учителями Пушкина <...> в пародийной перелицовке серьезных произведений» были Скаррон и Пирон, а также их русские последователи В. Майков и Барков 18. Результаты работы Цявловского дали ему полное право расценить балладу юного Пушкина как «вещь большого мастерства» — «непревзойденное» «произведение в барковском стиле» 19.
В течение многих лет о напечатании «Тени Баркова» нельзя было и помыслить; только радикальные изменения в общественной и политической жизни позволили предать гласности это творение лицейской музы. В настоящее время имеется уже около десятка публикаций «Тени Баркова» 20. Их цели по большей части отнюдь не научные; побудительные мотивы издателей — скандал и коммерция 21. В то же время в научные издания «Тень Баркова» пробиться не может — в академический том лицейских стихотворений (1994) «обсценная поэма-баллада», как и прежде, не включена: ее «предполагается издать отдельно в качестве приложения в ограниченном числе экземпляров» 22. Удивительно, но факт: плодятся неряшливые копии «Тени Баркова», а Пушкинский дом намерен продолжить отжившую практику «номерных», «секретных» экземпляров. Исследованию Цявловского «повезло» еще меньше: с неточностями, способными ввести в заблуждение, изданы лишь разрозненные фрагменты этого фундаментального труда 23. Недоступность исследования мешает обсуждению поставленных в нем проблем, вместе с тем поощряя профессионально несостоятельные спекуляции 24. Этим обусловлена необходимость филологически корректной публикации текста пушкинской баллады вместе с комментариями Цявловского, которые печатаются по копии с вышеупомянутой верстки (эту копию я снял в 1960 г. с разрешения Т. Г. Цявловской).
136—137
ТЕНЬ БАРКОВА
Баллада 25
ТЕНЬ БОРКОВА
Баллада 26
<1>
<1>
Однажды зимним вечерком
В бордели на Мещанской
Сошлись с расстриженным попом
Поэт, корнет уланский,
Московский модный молодец,
Подьячий из Сената
7 Да третьей гильдии купец,
Да пьяных два солдата.
Всяк, пуншу осушив бокал,
Лег с блядью молодою
И на постели откатал
Горячею елдою.
Однажды зимнимъ вечеркомъ,
Въ бардѣлѣ на мещанской
Сошлись — съ разстриженным<ъ> попомъ,
Поэтъ, корнетъ уланской,
Московской модной молодецъ,
Подьячей — изъ сѣната
7 И третей гилдїи купецъ
Да пьяныхъ, два салдата
Всякъ, пуншу осушивъ бакалъ
Легъ съ блядью молодой,
И на послѣдокъ откачалъ —
Горячею елдою.
<2>
<2>
13 Кто всех задорнее ебет?
Чей хуй средь битвы рьяной
Пизду кудрявую дерет,
Горя как столб багряный?
О землемер и пизд и жоп,
Блядун трудолюбивый,
19 Хвала тебе, расстрига поп,
Приапа жрец ретивый.
В четвертый раз ты плешь впустил
И снова щель раздвинул,
В четвертый принял, вколотил
И хуй повисший вынул!
13 Кто всѣхъ задорнѣе ебетъ
Чей хуй средь битвы рьяной,
Пизду курчавую деретъ? —
Горя какъ столбъ румяной!
О! Землѣмеръ ты пиздъ ижопъ! —
Блядунъ трудолюбивой!
19 Хвала! тебѣ, разстрига попъ!
Прїапа жрецъ ретивой
Въ четвертой разъ — ты плѣшъ впустилъ
И снова щель раздвинулъ —
Вчетвертой — впятилъ, вколотилъ,
И хуй повисщій <sic!> вынулъ.
<3>
<3>
25 Повис! вотще своей рукой
Ему милашка дрочит
И плешь сжимает пятерней,
И волосы клокочет
Вотще! Под бешеным попом
Лежит она, тоскует25 Повисъ!... во тщѣ своей рукой —
Елду — Малашка дрочитъ,
И плѣшъ зжимаетъ пятерней
И волосы ерошитъ!
Во тщѣ! подъ бѣшенымъ попомъ,
Лежитъ она тоскуетъ
138—139
31 И ездит по брюху верхом,
И в ус его целует.
Вотще! елдак лишился сил;
Как воин в тяжкой брани,
Он пал, главу свою склонил
И плачет в нежной длани.
31 И ѣздитъ по брюху верьхомъ
И въ усъ его целуетъ;
Вотщѣ! елдакъ лишился силъ —
Какъ воинъ — въ тяжкой брани;
Онъ палъ! — главу свою склонилъ —
И плачетъ въ нежной длани
<4>
<4>
37 Как иногда поэт Хвостов,
Обиженный природой,
Во тьме полуночных часов
Корпит над хладной одой;
Пред ним несчастное дитя —
И вкривь, и вкось, и прямо
43 Он слово звучное, кряхтя,
Ломает в стих упрямо, —
Так блядь трудилась над попом,
Но не было успеха,
Не становился хуй столбом
Как будто бы для смеха.
37 Такъ иногда поэтъ Хвостовъ —
Обиженной природой
Вотще <sic!> полуночныхъ часовъ,
Корпитъ надъ хладной одой.
Предъ нимъ нещастное дитя
И въ кривь — и вкось — и впрямо
43 Онъ слово звучное крехтя,
Ломаетъ въ стихъ упрямо. —
Такъ, блядь трудилась подъ попомъ;
Но небыло успѣха —
Не становится хуй дыбомъ,
Какъ будто бы для смѣха.
<5>
<5>
49 Зарделись щеки, бледный лоб;
Стыдом воспламенился;
Готов с постели прянуть поп,
Но вдруг остановился.
Он видит — в ветхом сюртуке,
С спущенными штанами,
55 С хуиной толстою в руке,
С отвисшими мудами
Явилась тень — идет к нему
Дрожащими стопами,
Сияя сквозь ночную тьму
Огнистыми очами.
49 Зарделись щоки, блѣдной лобъ
Стыдомъ воспламенился,
Готовъ съ постѣли спрыгнуть попъ
Но вдругъ остановился
Онъ видитъ: «въ вѣтхомъ сертукѣ
Съ распущенными штанами
55 Съ хуиной длинною въ рукѣ —
Съ отвислыми мудями.
Явилась тѣнь — идетъ къ нему
Дражащими стопами,
Блистая сквозь ночьную тьму
Огнистыми очами
<6>
<6>
61 «Что сделалось с детиной тут?»
Вещало привиденье.
— «Лишился пылкости я муд,
Елдак в изнеможеньи,61 «Что здѣлалось дѣтинѣ тутъ?»
Вскричало привиденье! —
Лишился пылкости я мудъ
Елдакъ въ изнеможенье;
140—141
Лихой предатель изменил,
Не хочет хуй яриться».
67 «Почто ж, ебена мать, забыл
Ты мне в беде молиться?».
— «Но кто ты?» вскрикнул Ебаков,
Вздрогнув от удивленья.
«Твой друг, твой гений я — Барков!»
Сказало привиденье.
Предатѣль хилый изменилъ —
Не хочетъ ужъ ярится.
67 «Но что жъ? ебена мать забылъ,
«Въ бѣдѣ ты мнѣ молится?
Но кто ты? вскрикнулъ Ебаковъ —
Вздрогнувъ отъ удивленья!
«Твой другъ! — твой геній! я Борковъ!
Сказало привиденье. —»
<7>
<7>
73 И страхом пораженный поп
Не мог сказать ни слова,
Свалился на пол будто сноп
К портищам он Баркова.
«Восстань, любезный Ебаков,
Восстань, повелеваю,
79 Всю ярость праведных хуев
Тебе я возвращаю.
Поди, еби милашку вновь!».
О чудо! Хуй ядреный
Встает, краснеет плешь как кровь,
Торчит как кол вонзенный.
73 И страхомъ пораженный попъ
Немогъ сказать ни слова, —
Свалился наполъ — будто снопъ —
Къ ножищамъ онъ Боркова.
«Востань! Любезный Ебаковъ!
«Востань! — повелеваю!
79 «Всю ярость праведныхъ хуевъ
Тебѣ я возвращаю. —
«Поди еби Малашку вновь.»
О чудо! хуй ядреной,
Встаетъ кипитъ въ мудищахъ кровь
И колъ торчитъ взьяренной.
<8>
<8>
85 «Ты видишь, продолжал Барков,
Я вмиг тебя избавил,
Но слушай: изо всех певцов
Никто меня не славил.
Никто! так мать же их в пизду,
Хвалы мне их ненужны,
91 Лишь от тебя услуги жду —
Пиши в часы досужны!
Возьми задорный мой гудок,
Играй как ни попало!
Вот звонки струны, вот смычок,
Ума в тебе не мало.
85 «Ты видишъ продолжалъ Борковъ
«Я вмигъ тебя избавилъ,
«Но; слушай я изъ всѣхъ пѣвцовъ —
«Никто! меня не славилъ!
«Никто! — такъ мать я ихъ въ пизду! —
«Хвалы мнѣ ихъ не нужны —
91 «Лишатъ тебя услугъ я жду
«Пиши — въ часы досужны. —
«Возми задорной мой гудокъ
«Играй, — какъ ни попало,
«Вотъ звонки струны — вотъ смычокъ,
«Умаль въ тебѣ не стало.
<9>
<9>
97 Не пой лишь так, как пел Бобров,
Ни Шелехова тоном.97 «Не пой меня, какъ пѣлъ Бобровъ —
«Не шаликова слогомъ
142—143
Шихматов, Палицын, Хвостов
Прокляты Аполлоном.
И что за нужда подражать
Бессмысленным поэтам?
103 Последуй ты, ебена мать,
Моим благим советам,
И будешь из певцов певец,
Клянусь я в том елдою —
Ни чорт, ни девка, ни чернец
Не вздремлют над тобою».
«Шахматовъ, Шаховской, Шишковъ,
«Проклятый Ѳивскимъ богомъ.
«Къ чѣму безъ смысла подражать —
«Безъ смысленнымъ поэтамъ;
103 «Послѣдуй лишъ ебена мать
«Благимъ моимъ совѣтамъ:
«И будешъ изъ пѣвцовъ, пѣвецъ,
«Клянусь! своей елдою
«Ни чортъ! нидѣвка! — ни чернецъ!
«Не здремлетъ предъ тобою!!! —
<10>
<10>
109 «Барков! доволен будешь мной!» —
Провозгласил детина,
И вмиг исчез призрак ночной,
И мягкая перина
Под милой жопой красоты
Не раз попом измялась,
115 И блядь во блеске наготы
Насилу с ним рассталась.
Но вот яснеет свет дневной,
И будто плешь Баркова,
Явилось солнце за горой
Средь неба голубого.
109 Борковъ! Доволенъ будешъ мной,
Провозгласилъ дѣтина.
И въ мигъ изчезъ призракъ ночной;
И мяхкая перена <sic!>,
Подмилой жопы красоты
Неразъ потомъ измялась;
115 И блядь во блескѣ наготы
На силу съ нимъ расталась.
Но вотъ яснѣетъ свѣтъ дневной,
Какъ будто плѣшъ багрова,
Явилось солнцѣ за горой —
Средь неба голубова. —
<11>
<11>
121 И стал поэтом Ебаков;
Ебет да припевает,
Гласит везде: «Велик Барков!».
Попа сам Феб венчает;
Пером владеет как елдой,
Певцов он всех славнее;
127 В трактирах, кабаках герой,
На бирже всех сильнее.
И стал ходить из края в край
С гудком, смычком, мудами<,>
И на Руси воззвал он рай
Бумагой и пиздами.121 И сталъ поэтомъ Ебаковъ
Поетъ, да припеваетъ
Вездѣ гласитъ: великъ Борковъ!
Попа самъ Фебъ венчаетъ
Перомъ владѣетъ, какъ елдой, —
126 Пѣвецъ, онъ всѣхъ
сильнѣе.
И сталъ ходить изъ края въ край,
Съ гудкомъ, смычкомъ, съ мудями,
И наруси — вкушаетъ рай!
Бумагой — и пиздами.
144—145
<12>
<12>
133 И там, где вывеской елдак
На низкой ветхой кровле,
И там, где только спит монах,
И в скопищах торговли,
Везде затейливый пиит
Поет свои куплеты
139 И всякий божий день твердит
Баркова он советы.
И бабы и хуиный пол
Дрожа ему внимали,
И даже перед ним подол
Девчонки подымали.
<133> И тамъ — гдѣ вывеска елдакъ
На ниской вѣтхой кровлѣ,
И тамъ — гдѣ только спитъ манахъ
И въ капищѣ, торговлѣ,
Вездѣ затѣиливой поэтъ
Поетъ, свои куплѣты;
<139> И всякой день въ умѣ твердитъ,
Боркова всѣ совѣты.
И бабы — и хуистой полъ,
Дрожа ему вещали: —
И только передъ нимъ подолъ
Дѣвчонки подымали
<13>
<13>
145 И стал расстрига-богатырь
Как в масле сыр кататься.
Однажды в женский монастырь,
Как начало смеркаться,
Приходит тайно Ебаков
И звонкими струнами
151 Воспел победу елдаков
Над юными пиздами.
У стариц нежный секелек
Зардел и зашатался,
Как вдруг ворота на замок,
И пленным поп остался.
<145> И сталъ разстрига богатырь,
Какъ въ маслѣ сыръ кататся;
Однажды въ женской монастырь
Какъ начало смеркатся,
Приходитъ таино Ебаковъ
И звонкими струнами,
<151> Воспѣлъ побѣду елдаковъ,
Надъ юными пиздами; —
И старой нежной сикилекъ
Занылъ и зашатался, —
И вдругъ, варота на запоръ —
И плѣннымъ попъ остался.
<14>
<14>
157 Вот в келью девы повели
Поэта Ебакова.
Кровать там мягкая в пыли
Является дубова.
И поп в постелю нагишом
Ложится поневоле,
163 И вот игуменья с попом
В обширном ебли поле.
Отвисли титьки до пупа,
А щель идет вдоль брюха,<157> И дѣвы въ келью повели
Поэта Ебакова,
Постель тамъ шаткая въ пыли
Явилася дубова;
И попъ въ постелѣ нагишомъ —
Лажится по неволѣ;
<163> И вотъ Игуменья съ попомъ
Въ обширномъ еблѣ полѣ; —
Отвисли титьки до пупа,
И щель идетъ вдоль брюха —
146—147
Тиран для бедного попа
Проклятая старуха!
Тиранъ, для бѣднаго попа
Проклятая старуха! —
<15>
<15>
169 Честную матерь откатал
Пришлец благочестивый,
И в думе страждущий сказал
Он с робостью стыдливой:
— «Какую плату восприму?».
«А вот, мой сын, какую:
175 Послушай, скоро твоему
Не будет силы хую!
Тогда ты будешь каплуном,
А мы прелюбодея
Закинем в нужник вечерком
Как жертву Асмодея».
<169> Чесную Матерь откачалъ
Пришлецъ благочестивой,
И ведьмѣ страждущей вещалъ
Онъ съ робостью стыдливои: « <sic!>
«Какую пищу восприму?»
А! А! мой свѣтъ какую!
<175> Послушай, скоро твоему
Небудетъ силы хую.
Тогда ты будешъ каплуномъ,
А мы прелюбодѣя —
Закинемъ вечеркомъ,
Какъ жертву осмадѣя.
<16>
<16>
181 О ужас! бедный мой певец,
Что станется с тобою?
Уж близок дней твоих конец,
Уж ножик над елдою!
Напрасно еть усердно мнишь
Девицу престарелу,
187 Ты блядь усердьем не смягчишь
Под хуем поседелу.
Кляни заебины отца
И матерну прореху.
Восплачьте, нежные сердца,
Здесь дело не до смеху!
<181> О! ужасъ бѣдной мой пѣвецъ,
Что станется съ тобою —
Ужъ блиско днѣй твоих<ъ> конецъ,
Ужъ ножикъ надъ елдою;
Напрасно еть усердно мнишъ —
Девицу престарелу,
<187> Ты блядь усердьемъ не пленишъ,
Подъ хуемъ поседелу.
Кляни за ебины отца!
И матери — прорѣху —
Восплачтѣ — нежные сердца!
Здѣсь дѣло не до смѣху.
<17>
<17>
193 Проходит день, за ним другой,
Неделя протекает,
А поп в обители святой
Под стражей пребывает.
О вид, угодный небесам!
Игуменью честную
199 Ебет по целым он часам
В пизду ее кривую,<193> Проходитъ, день-другой,
Неделя протекаетъ,
А попъ въ обители святой
Подъ стражей обитаетъ. —
О! видъ угодный небесамъ
Игуменью чесную,
<199> Ебетъ поцелымъ онъ часамъ
Въ пизду ея сѣдую.
148—149
Ебет... но пламенный елдак
Слабеет боле, боле,
Он вянет как весенний злак,
Скошенный в чистом поле.
Ебетъ — но пламенной елдакъ —
Слабѣетъ — болѣ — болѣ —
Онъ вянетъ, какъ весенніи зной
Скошенный въ чистомъ полѣ.
<18>
<18>
205 Увы, настал ужасный день.
Уж утро пробудилось,
И солнце в сумрачную тень
Лучами водрузилось,
Но хуй детинин не встает.
Несчастный устрашился,
211 Вотще муде свои трясет,
Напрасно лишь трудился:
Надулся хуй, растет, растет,
Вздымается лениво...
Он снова пал и не встает,
Смутился горделиво.
<205> Уже на сталъ желанный день,
Ужъ утро пробудилось —
И сонцѣ въ сумрачную тѣнь
Лучами водворилось;
Но хуй дѣтины не встаетъ, —
Нещастной! — устрашился,
<211> Вотщѣ мудѣ себѣ трясетъ
На прасно лишъ трудился;
Надулся хуй растетъ, — растетъ —
Подымется лениво —
И снова палъ — и не встаетъ,
Смутяся горделиво.
<19>
<19>
217 Ах, вот скрипя шатнулась дверь.
Игуменья подходит,
Гласит: «Еще пизду измерь»
И взорами поводит,
И в руки хуй... но он лежит,
Лежит и не ярится,
223 Она щекочет, но он спит,
Дыбом не становится...
«Добро», игуменья рекла
И вмиг из глаз сокрылась.
Душа в детине замерла,
И кровь остановилась.
<217> Но вотъ, — скрипя отвѣрзлась двѣрь,
Игуменья подходитъ —
Гласитъ: еще пизду измерь, —
И взорами поводитъ;
И въ руку хуй но онъ лежитъ
Трясетъ — не ярится
<223> Щекотитъ нежно — тщетно, спитъ,
Дыбомъ не становится.
Добро! игуменья рекла,
И вмигъ отъ глазъ изчезла,
Душа дѣтины замерла,
И кровь остановилась.
<20>
<20>
229 Расстригу мучила печаль,
И сердце сильно билось,
Но время быстро мчалось вдаль,
И темно становилось.
Уж ночь с ебливою луной
На небо наступала,<229> Разстригу мучила пѣчаль,
И сердцѣ сильно билось —
Но время мчалось быстро вдаль,
И темно становилось.
Ужъ ночь съ ебливою луной,
На небо на ступ<а>ла
150—151
235 Уж блядь в постели пуховой
С монахом засыпала,
Купец уж лавку запирал,
Поэты лишь не спали
И, водкою налив бокал,
Баллады сочиняли.
<235> Ужъ блядь въ постелѣ пуховой
Съ манахомъ засыпала;
Купецъ, ужъ лавку запиралъ,
Поэты лишь не спали —
И водкою наливъ бакалъ
Баллады сочиняли
<21>
<21>
241 И в келье тишина была.
Вдруг стены пошатнулись,
Упали святцы со стола,
Листы перевернулись,
И ветер хладный пробежал
Во тьме угрюмой ночи.
247 Баркова призрак вдруг предстал
Священнику пред очи:
В зеленом ветхом сюртуке,
С спущенными штанами,
С хуиной толстою в руке,
С отвисшими мудами.
<241> И въ кельѣ тишина была;
Вдругъ, — стѣны пошатнулись,
Упали святцы состола
Листы перевернулись.
И вѣтеръ хладной пробѣжалъ —
Въ теми угрюмой ночи;
<247> Боркова призракъ вдругъ предсталъ —
Священнику предъ очи:
(Взеленомъ вѣтхомъ сертукѣ
Съ распущенными штанами
Съ хуиной длинною въ рукѣ
Съ отвислыми мудями.)
<22>
<22>
253 — «Скажи, что дьявол повелел».
— «Надейся, не страшися».
— «Увы, что мне дано в удел?
Что делать мне?» — «Дрочися!»
И грешный стал муде трясти.
Тряс, тряс, и вдруг проворно
259 Стал хуй всё вверх и вверх расти,
Торчит елдак задорно.
И жарко плешь огнем горит,
Муде клубятся сжаты,
В могучих жилах кровь кипит,
И пышет керч мохнатый.
<253> «Скажи; что дьяволъ повелелъ,
Надѣися не страшися —»
Увы! что мнѣ дано въ удѣлъ
Что дѣлать мнѣ! «Дрочися.
И грешникъ сталъ мудѣ трясти,
Трясъ, трясъ — и вдругъ проворно
<259> Сталъ хуй все вверхъ, да вверхъ расти,
И колъ торчитъ задорно,
Багрова плѣшъ огнемъ гаритъ
Мудѣ клубятся съ жаромъ
Въ могущихъ жилахъ кровь кипитъ.
И колъ восталъ мохнатой!
<23>
<23>
265 Вдруг начал щелкать ключ в замке,
Дверь громко отворилась,
И с острым ножиком в руке
Игуменья явилась.<265> Вдругъ сталъ щолкать ключь, въ замкѣ —
Состукомъ двѣрь открылась
И съ острымъ ножикомъ въ рукѣ
Игуменья явилась.
152—153
Являют гнев черты лица,
Пылает взор собачий.
271 Но вдруг на грозного певца
И хуй попа стоячий
Она взглянула, пала в прах,
Со страху обосралась,
Трепещет бедная в слезах
И с духом тут рассталась.
Являетъ гнѣвъ черты лица
Пылаетъ взоръ собачей,
<271> Но ебли грознаго пѣвца
И хуй нашла стоячій.
Она узрѣла — пала въ прахъ!
Со страху — обосралась.....
Трепещетъ бѣдная въ слѣзахъ
И съ духомъ тутъ расталась.
<24>
<24>
277 — «Ты днесь свободен, Ебаков!
Сказала тень расстриге.
Мой друг, успел найти Барков
Развязку сей интриге.
Поди! (отверзта дверь была),
Тебе не помешают,
283 Но знай, что добрые дела
Святые награждают.
Усердно ты воспел меня,
И вот за то награда!»
Сказал, исчез — и здесь, друзья,
Кончается баллада.<277> «Ты днѣсь свободенъ Ебаковъ, —
Сказала тѣнь разстригѣ:
«Мой другъ! успѣлъ наити Борковъ
«Развяску сей интригѣ;
«Бѣги! открыта двѣрь была —
«Тебѣ не помешаютъ; —
<277> «Но знай какъ добрые дѣла, —
«Святые награждаютъ.
«Усердно ты воспѣлъ меня,
«И вотъ тебѣ награда»
Сказалъ: — изчезъ! — и здѣсь друзья! —
Окончилась баллада! —154ПРИМЕЧАНИЯ
1 См.: C. Бонди, ‘Об академическом издании сочинений Пушкина’, Вопросы литературы, 1963, № 2, 123—132; Н. В. Измайлов, ‘Академическое издание сочинений Пушкина’, Известия Академии наук СССР. Серия литературы и языка, 1974, т. 33, № 3, 254—266 [ср.: Он же, ‘О принципах нового академического издания сочинений Пушкина’, Пушкин: Исследования и материалы, Ленинград 1979, т. IX, 5—16; Е. Шальман, ‘Как мы идем к юбилею Пушкина’, Столица, 1994, № 38, 57].
2 См.: В. Гаевский, ‘Пушкин в лицее и лицейские его стихотворения’, Современник, 1863, т. XCVII, № 7, 155—157 (1-й пагинации).
3 См.: Н. О. Лернер, ‘Неизвестная баллада А. С. Пушкина «Тень Баркова»’, Огонек, 1929, 3 февраля, № 5 (305), [8—9]; то же в составе его статьи: ‘Забытые плоды лицейской музы: I. Гараль и Гальвина; II. «Тень Баркова»’, Н. О. Лернер, Рассказы о Пушкине, Ленинград 1929, 47—56 (раздел II); П. Е. Щеголев, ‘Поэма А. С. Пушкина «Монах»’, Красный архив, 1928, т. 6 (31), 167—172 (раздел III); в дополненном виде: ‘Поэма «Монах»’, П. Е. Щеголев, Пушкин: исследования, статьи и материалы, Москва — Ленинград 1931, т. 2: Из жизни и творчества Пушкина, Издание 3-е, исправленное и дополненное, 26—32 (раздел 3).
4 П. Е. Щеголев, ‘Поэма «Монах»’, 29, 31 примеч. 1 [к с. 30].
5 Там же, 31 примеч. 1 [к с. 30].
6 Роль М. А. Цявловского в изучении лицейского творчества Пушкина исключительно велика. Вместе с Т. Г. Зенгер-Цявловской он был редактором первого тома «большого» академического издания (Пушкин, Полное собрание сочинений, [Москва — Ленинград] 1937, т. I: Лицейские стихотворения). Эта работа по праву считается безукоризненной. Цявловский подготовил историко-литературный комментарий к пушкинским стихотворениям 1813—1817 гг. [см.: Институт русской литературы (Пушкинский дом), ф. 244 (А. С. Пушкин), оп. 27, ед. хр. 54], который ныне, по прошествии полувека, «составил основу» «пробного тома» нового академического собрания, в аппарат которого вошел «с минимальными изменениями» и труд Цявловского об источниках текста лицейских стихотворений (А. С. Пушкин, Стихотворения лицейских лет, 1813—1817, Редактор тома В. Э. Вацуро, С.-Петербург 1994, 4, 385, 514 и др.).
7 Т. Г. Цявловская, ‘Библиография трудов М. А. Цявловского’, М. А. Цявловский, Статьи о Пушкине, Москва 1962, 418.
8 Об этом письмом от 20.I 1937 (с грифом «Не подлежит разглашению») М. А. Цявловского уведомлял управляющий издательством АН СССР П. И. Чагин (фотокопия хранится в архиве Е. С. Шальмана). По сообщению М. И. Шапира, в собрании И. А. Полонского находится ранее принадлежавшая Ф. Г. Молчанову корректура «Тени Баркова» с распоряжением: «Исправив, можно печатать. М. Цявловский 13.IV.937» (Государственный музей А. С. Пушкина, КП 8057/СП 174, л. [2]).
9 Цявловский начал даже составлять «список лиц, которым необходимо иметь поэму Пушкина „Тень Баркова“». У меня хранятся две редакции этого списка, в который входят Д. С. Айзенштадт, Н. Ф. Ашукин, Н. Ф. Бельчиков, Д. Д. Благой, С. М. Бонди, Л. Э. Бухгейм, В. В. Вересаев, Ю. Н. Верховский, В. В. Виноградов, Г. О. Винокур, Г. А. Волков, В. В. Гиппиус, Л. П. Гроссман, Н. К. Гудзий, Г. А. Гуковский, Д. С. Дарский, И. С. Зильберштейн, Н. В. Кузьмин, Н. О. Лернер, Л. Б. Модзалевский,
155Ю. Г. Оксман, Н. К. Пиксанов, С. А. Рейсер, Б. В. Томашевский, Ю. Н. Тынянов, Г. И. Чулков, Б. М. Эйхенбаум, А. М. Эфрос, Д. П. Якубович и др.
10 Эту деталь со слов Бонди печатно сообщил К. Ваншенкин [К. Ваншенкин, ‘Цявловский и Барков’, Книжное обозрение, 1990, 23 марта, № 12 (1242), 9]; в рассказе его, однако, искажен целый ряд сопутствующих обстоятельств [см.: К. Богаевская, ‘«Все взапуски ко мне бегут»’, Московский литератор, 1990, 20 апреля, № 19 (590), 2].
11 Несколько лет назад были опубликованы воспоминания И. Л. Фейнберга, в которых приводится несколько иная версия находки (см.: ‘История несостоявшейся публикации: [Из воспоминаний И. Л. Фейнберга]’, Публикация и примечания М. Фейнберг, ЛГ Досье, 1990, июнь, 26). Отметим некоторые неточности. По свидетельству Т. Г. Цявловской, особое приложение к I тому академического собрания предполагалось напечатать в количестве не 300, а 200 экземпляров; напечатаны они не были: дело дошло только до верстки. И. Л. Фейнберг утверждает, что в 1949 г. «кто-то продал сброшюрованный экземпляр поэмы в Книжную лавку писателей»; но М. А. Цявловский умер 11.XI 1947, и в это время у него никак не могло быть конфликта с В. Д. Богдановой. Кроме того, не существовало никакого «сброшюрованного экземпляра»: продана была верстка, которой, судя по всему, сам И. Л. Фейнберг не видел. Нет оснований не доверять рассказу букиниста Фадеева и словам Т. Г. Цявловской.
12 По сообщению Т. Г. Цявловской, другую часть наборной рукописи она видела в собрании Н. П. Смирнова-Сокольского. Историю рукописи и верстки вкратце, но с многочисленными неточностями пересказывали Ч. Дж. Де Микелис (см.: C. G. De Michelis, ‘Introduzione; Criteri di edizione’, A. Puškin, L’ombra di Barkòv: Ballata, Venezia 1990, 32) и К. Г. Красухин, опиравшийся на вышеупомянутую публикацию М. И. Фейнберг и повторивший все допущенные там ошибки (см.: К. Г. Красухин, ‘От составителя’, «Летите, грусти и печали...»: Неподцензурная русская поэзия XVIII—XIX вв., Издание подготовили А. А. Илюшин, К. Г. Красухин, Москва 1992, 7—8).
13 1.VI 1978 в моем присутствии верстку «Тени Баркова» вместе с другими материалами на квартире Т. Г. Цявловской ее наследница К. П. Богаевская вручила специально приехавшему в Москву сотруднику Пушкинского дома В. Э. Вацуро:
«АКТ
г. Москва 1 июня 1978 г.
Мы, нижеподписавшиеся, во исполнение воли Татьяны Григорьевны Цявловской, (Богаевская Ксения Петровна, с одной стороны, и старший научный сотрудник Института русской литературы (Пушкинский дом) Академии Наук СССР, Вадим Эразмович Вацуро, с другой стороны), составили настоящий акт в нижеследующем:
К. П. Богаевская сдала, а В. Э. Вацуро принял:
I. Не вышедшие в свет тома Академического издания сочинений Пушкина — литературные и биографические материалы — „Рукою Пушкина“ (четыре папки); „Рисунки Пушкина“ — описание М. Д. Беляева и Т. Г. Цявловской (две папки).
II. Комментарии М. А. Цявловского к лицейской лирике Пушкина, подготовленные для Академического издания — машинопись и гранки (четырнадцать папок и семь переплетенных книг).
156III. Верстку поэмы Пушкина „Тень Баркова“ и разные материалы к ней (разночтения списков, автограф исследования М. А. Цявловского и прочее).
К. П. Богаевская <подпись>
В. Э. Вацуро <подпись>»(цитируется по экземпляру из архива Е. С. Шальмана).
14 См.: М. А. Цявловский, ‘Комментарии’, 17—25 (цитируется по копии верстки из архива Е. С. Шальмана). В 1936 г. Л. Б. Модзалевский, имея в виду, несомненно, исследование Цявловского, со всей категоричностью заявил: «<...> принадлежность <„Тени Баркова“> Пушкину доказана только в наши дни» (см.: [А. Пушкин], ‘Тень Фон-Визина’, Комментарий Л. Б. Модзалевского, Пушкин: Временник Пушкинской комиссии, Москва — Ленинград 1936, [вып.] 1, 14).
15 См.: М. А. Цявловский, ‘Комментарии’, 80—87. Сейчас эта работа была бы существенно облегчена наличием «Словаря языка Пушкина», но в то время такого конкорданса не было, и потому труд Цявловского без преувеличения можно назвать подвижническим.
16 Там же, 58 и далее. До Цявловского вопрос о «несалонныхъ выраженіяхъ» в произведениях Пушкина поднимал Ф. Е. Корш (см.: Ф. Корш, ‘Разбор вопроса о подлинности окончания «Русалки» А. С. Пушкина’, Известия Отделения русского языка и словесности Императорской Академии Наук, 1899, т. IV, кн. 2, 483—501).
17 См.: М. А. Цявловский, ‘Комментарии’, 79—80, 90—96 и др.
18 Там же, 98 и далее.
19 Там же, без номера страницы.
20 См., в частности: С. Гардзонио, ‘Об издательской судьбе баллады Тень Баркова: Критический обзор’, Russica Romana, 1994, vol. I, 209—218. «Тень Баркова» была переведена на итальянский и голландский языки (см.: A. Puškin, L’ombra di Barkòv: Ballata, [Tradotta da C. G. De Michelis], Con testo a fronte, Venezia 1990, 35—81; A. Poesjkin, De schim van Vertaling G.;Poederooien, De Tweede Ronde, 1991, № 2, 72—81).
21 Упомяну в этой связи мой собственный неудачный опыт публикации баллады Пушкина и комментария Цявловского в 11-м номере «Литературного обозрения» за 1991 г. Ничего хорошего из этой попытки не вышло, публикацию пришлось снять и печатно протестовать против действий редакции журнала [см.: Е. С. Шальман, ‘Вокруг «Тени Баркова»’, Независимая газета, 1992, 14 января, № 7 (178), 8].
22 А. С. Пушкин, Стихотворения лицейских лет, 1813—1817, 511.
23 См.: «Летите, грусти и печали...»: Неподцензурная русская поэзия XVIII— XIX вв., 144—222. Ср. примеч. 12.
24 Так, А. Ю. Чернов написал целый трактат о «Тени Баркова», в котором отвергает авторство Пушкина, а заодно грубо и зло отзывается о личности Цявловского [см.: А. Чернов, ‘«Тень Баркова»<,> или <Е>ще о пушкинских эротических ножках’, Синтаксис, 1991, № 30, 129—164; ср.: Е. Шальман, ‘А все-таки это Пушкин!..: (<О>твет А. Чернову)’, Там же, № 31, 110—118; А. Лацис, ‘В поисках утраченного смысла’, Три века поэзии русского Эроса: Публикации и исследования, [Москва — Тарту], 1992, 120—124; М. И. Шапир, ‘Из истории русского «балладного стиха»: Пером владеет как елдой’, Russian Linguistics, 1993, vol. 17, № 1, 72 примеч. 1]. На протяжении
157своей статьи А. Ю. Чернов неоднократно намекает на то, что Цявловский сфабриковал порнографическую балладу, движимый собственными сексуальными комплексами. Этому противоречит отношение Цявловского к предмету своего исследования, высказанное в записке к художнику Я. А. Тепину: «Никому не давайте и не читайте. Дорогой Яков Алексеевич. Посылаю Вам мной контаминированный текст баллады Пушкина „Тень Баркова“. Еще новый opus Пушкина, но по правде сказать, радости от этого нет. Лучше бы Пушкин не писал этой пахаби <sic!>. М. Цявлов<ский>» (факсимиле см.: Е. Шальман, ‘А все-таки это Пушкин!..’, 116).
25 Печатается по копии верстки из архива Е. С. Шальмана. Этот же текст (без указания на источник; с небольшими неточностями) был воспроизведен в журнале: Литературное обозрение, 1991, № 11, 26—27 (ср. примеч. 21). Сохранилась корректура с правкой М. А. Цявловского (Государственный музей А. С. Пушкина, КП 8057/СП 174; ср. примеч. 8).
26 Публикуется впервые. Печатается по списку рукою неустановленного лица [Российский государственный архив литературы и искусства, ф. 74 (И. С. Барков), оп. 1, ед. хр. 13, л. 17 об.—22]. На существование этого списка (старейшего из известных на сегодняшний день) впервые указал М. И. Шапир (см.: М. И. Шапир, ‘Из истории «пародического балладного стиха»: 2. Вставало солнце ало’, Анти-мир русской культуры: Язык; Фольклор; Литература, Москва 1996, 387 примеч. 14). Список находится в тетради «Сочинения Боркова № 3», заполнявшейся, по-видимому, в 1821 г. (неточную археографическую характеристику трех тетрадей этого сборника см.: Девичья игрушка, или Сочинения господина Баркова, Издание подготовили А. Зорин и Н. Сапов, Москва 1992, 380). — И. П.
