Я, Ле­мю­эль Гул­ли­вер, ро­див­ший­ся треть­им из пя­ти де­тей в семье скром­но­го зем­лев­ла­дель­ца из Нот­тин­гем­п­ши­ра, вво­лю пос­т­ран­с­т­во­вал по све­ту сна­ча­ла в ка­чес­т­ве су­до­во­го вра­ча, а по­том и ка­пи­та­на. Я был удач­лив, и судь­ба бла­го­во­ли­ла ко мне, а по­то­му я су­мел воз­в­ра­тить­ся до­мой, по­ви­дав не­ма­ло чу­дес, о ко­то­рых ре­шил рас­ска­зать со­оте­чес­т­вен­ни­кам, да­бы и они, как ни слаб мой пи­са­тель­с­кий дар, смог­ли бы уз­нать о том, что тво­рит­ся в тех от­да­лен­ных угол­ках зем­ли, где мне пос­час­т­ли­ви­лось по­бы­вать.

    Мои за­пис­ки бы­ли от­да­ны из­да­те­лю, имя ко­то­ро­го да не ос­к­вер­нит сии стра­ни­цы, ибо опуб­ли­ко­ван­ный им текст име­ет та­кое же сход­с­т­во с ори­ги­на­лом, ка­кое доб­рый ку­сок го­вя­ди­ны мо­жет иметь с та­ко­вым же, но по­бы­вав­шим в же­луд­ке и ес­тес­т­вен­ным об­ра­зом вы­шед­шим на­ру­жу. И ес­ли ме­ня по­ща­ди­ли сти­хии при­ро­ды, то я стал жер­т­вой ан­г­лий­с­ких из­да­те­лей, ко­то­рые сде­ла­ли Ле­мю­эля Гул­ли­ве­ра, от­важ­но­го пу­те­шес­т­вен­ни­ка и на­ту­ра­лис­та, прос­то­фи­лей и не­до­те­пой, выс­та­ви­ли его не твор­цом соб­с­т­вен­ной судь­бы, а эта­ким плы­ву­щим, вы­ра­жа­ясь фи­гу­раль­но, по те­че­нию не­удач­ни­ком и пас­сив­ным наб­лю­да­те­лем чу­жих жиз­ней.

    Кто-то мо­жет ска­зать, что бла­го­да­ря им, мо­им из­да­те­лям, я стал зна­ме­нит на весь мир. Но раз­ве о та­кой сла­ве я меч­тал, от­п­рав­ля­ясь в даль­ние стран­с­т­вия?! Ны­неш­няя моя зна­ме­ни­тость срод­ни ге­рос­т­ра­то­вой. Из­вес­т­ность Иова мно­гос­т­ра­даль­но­го, ко­то­рый ока­зы­ва­ет­ся то плен­ни­ком у ли­ли­пу­тов, а то вдруг иг­руш­кой у броб­дин­г­нег­с­кой де­воч­ки… Но хо­чу за­ве­рить лю­без­но­го мо­его чи­та­те­ля, что всю­ду и вез­де, да­же в са­мых не­ве­ро­ят­ных об­с­то­ятель­с­т­вах, я жил, со­об­ра­зу­ясь с те­ми пот­реб­нос­тя­ми, ко­то­рые за­ло­жил в нас Тво­рец. Я всег­да был Ле­мю­элем Гул­ли­ве­ром, ко­его имею честь пред­с­та­вить вам в этих за­пис­ках, и ку­да бы ни бро­са­ла ме­ня судь­ба - то ли в стра­ну ло­ша­дей, то ли в зем­лю ла­пу­тян, а так­же в зем­ли Баль­ни­бар­би, Лаг­гнегг, Глаб­бдроб­д­риб - ос­та­вал­ся ве­рен се­бе. Я на­де­юсь, что чи­та­те­лю не сос­та­вит тру­да ра­зоб­рать­ся, где прав­да, где ложь, ка­кой из двух Гул­ли­ве­ров нас­то­ящий, а ка­кой соз­дан по­ту­га­ми зав­рав­ших­ся и в то же вре­мя бо­яз­ли­вых из­да­те­лей.

    Я не при­над­ле­жу ни к ки­ни­кам, ни к си­ба­ри­там, ни к ге­до­нис­там и ни к ка­ким дру­гим язы­чес­ким сек­там. Но я как врач знаю, что мы на­де­ле­ны чув­с­т­вен­нос­тью и же­ла­ни­ями, без про­яв­ле­ния ко­их пе­рес­та­ем быть те­ми, кем соз­дал нас Тво­рец. А я, Ле­мю­эль Гул­ли­вер, всег­да ос­та­вал­ся са­мим со­бой. И уж тем па­че, ког­да судь­ба на дол­гие ме­ся­цы, а то и го­ды заб­ра­сы­ва­ла ме­ня в до­то­ле не­ве­до­мые стра­ны.

    Долго пос­ле по­яв­ле­ния пер­во­го из­да­ния мо­их за­пи­сок за­ки­ды­вал я пись­ма­ми книж­ные до­ма, же­лая опуб­ли­ко­вать мой труд в его ори­ги­наль­ном ви­де или хо­тя бы из­дать до­пол­не­ние к не­му. Но тщет­но! От­ве­том мне не­из­мен­но бы­ли ли­це­мер­ные объ­яс­не­ния, ссыл­ки на об­щес­т­вен­ную нрав­с­т­вен­ность, на яко­бы неп­ри­ятие об­щес­т­вом то­го «рис­ко­ван­но­го сти­ля», в ко­то­ром на­пи­са­но мое скром­ное тво­ре­ние, и про­чая, про­чая, про­чая.

    Что ж, пусть они ос­та­ют­ся при сво­ей хан­жес­кой мо­ра­ли, а я убеж­ден, что ког­да-ни­будь (хо­тя бы и пос­ле мо­ей смер­ти) прав­да вос­тор­жес­т­ву­ет: эта ру­ко­пись уви­дит свет, и я пред­с­та­ну пе­ред чи­та­ющей пуб­ли­кой та­ким, ка­ким был. Не кон­к­вис­та­до­ром, ог­нем и ме­чом по­ко­ря­ющим сла­бых, не без­жа­лос­т­ным мор­с­ким пи­ра­том, не раз­маз­ней в кар­ма­не де­воч­ки-ве­ли­кан­ши, а тем са­мым Ле­мю­элем Гул­ли­ве­ром, ко­то­рый всег­да про­дол­жал жить так, как то­го тре­бо­ва­ли от не­го за­ко­ны бо­жес­кие и за­ко­ны при­ро­ды, ко­то­рые суть еди­ны. Впро­чем, су­дить вам, мо­им чи­та­те­лям.

    Итак, пе­ред ва­ми ру­ко­пись, ко­то­рая до­пол­ня­ет то, что вам уже из­вес­т­но про ме­ня и при­от­к­ры­ва­ет за­ве­су над тем, что пер­вые мои из­да­те­ли соч­ли ос­кор­би­тель­ным для нра­вов ан­г­лий­с­кой пуб­ли­ки.

    …Шел вто­рой ме­сяц мо­его пре­бы­ва­ния в Ли­ли­пу­тии. Срок, сог­ла­си­тесь, не­ма­лый и впол­не дос­та­точ­ный, что­бы я при­вык к мо­ему но­во­му по­ло­же­нию, оп­ра­вил­ся от пот­ря­се­ний, выз­ван­ных ко­раб­лек­ру­ше­ни­ем и пе­ре­жи­ты­ми мною опас­нос­тя­ми. Смеш­ную цепь, ко­то­рая все еще ви­се­ла у ме­ня на но­ге, при мо­ем на то же­ла­нии я мог бы ра­зор­вать в счи­тан­ные мгно­ве­ния, но с юных лет я взял се­бе за пра­ви­ло: к си­ле при­бе­гай лишь в край­них слу­ча­ях, ког­да име­ет­ся уг­ро­за тво­ей жиз­ни. Дли­ны це­пи хва­та­ло, что­бы дой­ти до выг­реб­ной ямы, ко­то­рую с мо­ей по­мощью вы­ры­ли для ме­ня от­ря­жен­ные в пер­вый же день пять­сот зем­ле­ко­пов, неп­ре­рыв­но тру­див­ших­ся три дня и три но­чи. Будь у ме­ня под­хо­дя­щий ин­с­т­ру­мент, сам бы я уп­ра­вил­ся с этой ра­бо­той ку­да как ско­рее, но в от­сут­с­т­вие та­ко­во­го приш­лось ог­ра­ни­чить­ся лишь по­силь­ной в мо­ем по­ло­же­нии по­мощью этим не зна­ющим ус­та­ли тру­же­ни­кам - я дос­та­вал из ямы наг­ру­жен­ные зем­лей бадьи, опо­рож­нял их за бли­жай­шим при­гор­ком и воз­в­ра­щал в яму, что для ме­ня не сос­тав­ля­ло тру­да (бадьи эти бы­ли раз­ме­ром с хо­ро­шую пив­ную круж­ку), а мо­им зем­ле­ко­пам сэ­ко­но­ми­ло дня три ра­бо­ты.

    Поселили ме­ня в баш­не, ко­то­рую на­ча­ли воз­во­дить по при­ка­за­нию од­но­го из пер­вых ли­ли­пут­с­ких им­пе­ра­то­ров. Ам­би­ции его бы­ли та­ко­вы, что баш­ня, по ее за­вер­ше­нию, дол­ж­на бы­ла прот­к­нуть сво­им шпи­лем са­мое не­бо, что неп­ре­мен­но и слу­чи­лось бы, дос­тиг­ни сие со­ору­же­ние той вы­со­ты, на ко­то­рой нас­та­ивал им­пе­ра­тор. Од­на­ко это­го не про­изош­ло по не­за­ви­ся­щим ни от им­пе­ра­то­ра, ни от его под­дан­ных об­с­то­ятель­с­т­вам: стро­итель­с­т­во приш­лось прек­ра­тить из-за нех­ват­ки стро­итель­ных ма­те­ри­алов, не­воз­мож­нос­ти под­ни­мать их на ту вы­со­ту, ко­то­рой к то­му вре­ме­ни дос­тиг­ла баш­ня, и из-за бес­пер­с­пек­тив­нос­ти за­те­ян­но­го пред­п­ри­ятия, ко­то­рая ста­ла оче­вид­на с при­хо­дом к влас­ти сле­ду­юще­го им­пе­ра­то­ра. Баш­ня так и ос­та­лась сто­ять сим­во­лом не­воп­ло­щен­ных ам­би­ций и гран­ди­оз­ных при­тя­за­ний.

    Наконец, пос­ле ауди­ен­ции, ко­то­рой удос­то­ил ме­ня Его Им­пе­ра­тор­с­кое Ве­ли­чес­т­во и о ко­то­рой чи­та­те­лю из­вес­т­но из мо­их из­дан­ных преж­де за­пи­сок (в этой ма­лой час­ти мои из­да­те­ли не от­с­ту­пи­ли от ис­ти­ны), цепь с мо­ей но­ги сня­ли, и мне бы­ла пре­дос­тав­ле­на сво­бо­да, хо­тя и не без из­вес­т­ных ого­во­рок и ог­ра­ни­че­ний. Од­на­ко я по­ни­мал, что ого­вор­ки и ог­ра­ни­че­ния сии обус­лов­ле­ны не­об­хо­ди­мос­тью, и не воз­ра­жал про­тив их про­ве­де­ния в жизнь, ко­то­рая, впро­чем, и пос­ле это­го не ста­ла осо­бен­но раз­но­об­раз­ной - ли­ли­пут­с­кую сто­ли­цу я обо­шел за пол­ча­са, а че­рез не­де­лю знал ее не ху­же род­но­го по­мес­тья, где про­вел пер­вые и са­мые счас­т­ли­вые го­ды сво­ей жиз­ни. Об­ла­дай я ме­нее оп­ти­мис­ти­чес­ким нра­вом, мо­жет быть, я и сник бы, стал бы хан­д­рить, но не­из­мен­ный мой жиз­не­ра­дос­т­ный взгляд на мир по­мог мне и в той, ка­за­лось бы, без­вы­ход­ной си­ту­ации.

    Этот взгляд на мир мне по­мог­ло рас­ши­рить од­но чу­дес­ное изоб­ре­те­ние, ко­то­рое я не нап­рас­но ута­ил от обыс­ки­вав­ших ме­ня в пер­вые дни им­пе­ра­тор­с­ких чи­нов­ни­ков. Я ве­ду речь о под­зор­ной тру­бе, ко­то­рая вско­ре ока­за­лась мне очень кста­ти. Ве­че­ра­ми я на­во­дил ее на ок­на го­род­с­ких до­мов - все­го-то в ка­ких-ни­будь двад­ца­ти яр­дах от ме­ня - и об­на­ру­жи­вал там мно­го за­ме­ча­тель­но­го. Ни мои ог­ляд­чи­вые (да­бы не нас­ту­пить на ка­ко­го-ни­будь за­зе­вав­ше­го­ся ли­ли­пу­та) пу­те­шес­т­вия по сто­ли­це, ни уро­ки мо­его муд­ро­го нас­тав­ни­ка Тос­се­ка (ко­то­рый по по­ве­ле­нию им­пе­ра­то­ра чи­тал мне лек­ции по ис­то­рии и нра­вам Ли­ли­пу­тии) не обо­га­ти­ли мои зна­ния в той ме­ре, в ка­кой я по­пол­нил их, гля­дя в оку­ляр, мно­гок­рат­но приб­ли­жав­ший ме­ня к под­дан­ным Его Им­пе­ра­тор­с­ко­го Ве­ли­чес­т­ва.

    Господь прос­тит мне мою бес­це­ре­мон­ность. То, че­го я ни­ког­да не поз­во­лил бы се­бе в сво­ей от­чиз­не, где дом ан­г­ли­ча­ни­на - его кре­пость, здесь ка­за­лось мне до­пус­ти­мым и да­же пох­валь­ным, ведь дви­га­ло мною не прос­тое лю­бо­пыт­с­т­во, а лю­боз­на­тель­ность ис­сле­до­ва­те­ля и пу­те­шес­т­вен­ни­ка, без ко­то­рых не бы­ло бы и этих за­пи­сок.

    Должен ска­зать, что ин­те­ре­со­ва­ли ме­ня в пер­вую оче­редь не ар­хи­тек­тур­ные дос­то­ин­с­т­ва и не кра­со­ты при­ро­ды, а са­ми жи­те­ли. Я дол­го изу­чал быт ли­ли­пу­тов, их се­мей­ные при­выч­ки, ат­мос­фе­ру в их до­мах, и с по­мощью мо­его нас­тав­ни­ка мне, в кон­це кон­цов, уда­лось сос­та­вить дос­то­вер­ное пред­с­тав­ле­ние об их об­ра­зе жиз­ни, чем и на­ме­ре­ва­юсь по­де­лить­ся с мо­им чи­та­те­лем. Не мо­гу обой­ти мол­ча­ни­ем не­ко­то­рые осо­бен­нос­ти се­мей­ной жиз­ни в Ли­ли­пу­тии, рас­сказ о ко­то­рых мо­жет быть по­учи­те­лен и для на­ших со­оте­чес­т­вен­ни­ков.

    Семья в Ли­ли­пу­тии яв­ля­ет­ся ос­но­вой об­щес­т­ва. Моя под­зор­ная тру­ба поз­во­ля­ла мне по­лу­чать зри­тель­ное под­т­вер­ж­де­ние то­го, что я слы­шал от мо­их со­бе­сед­ни­ков: ли­ли­пу­ты, как муж­чи­ны, так и жен­щи­ны, пре­вы­ше все­го ста­вят се­мей­ное бла­го­по­лу­чие. Нет для ли­ли­пу­та ни­че­го важ­нее, чем до­маш­ний очаг с его ти­хи­ми ра­дос­тя­ми. Ли­ли­пут­ки с удо­воль­с­т­ви­ем (не мень­шим, чем лю­без­ные мо­ему сер­д­цу оби­та­тель­ни­цы од­но­го ве­се­ло­го за­ве­де­ния, - о ко­то­рых речь чуть ни­же, - де­ла­ющие это не толь­ко по обя­зан­нос­ти и за день­ги, но еще и из люб­ви к ис­кус­ству) ис­пол­ня­ют суп­ру­жес­кие обя­зан­нос­ти, а ли­ли­пу­ты не счи­та­ют за труд тре­бо­вать это­го от сво­их дам по два-три ра­за на дню.

    Наблюдая за тем, что про­ис­хо­дит в ли­ли­пут­с­ких спаль­нях, я не раз вспо­ми­нал ан­г­лий­с­кое вы­ра­же­ние тю­тель­ка в тю­тель­ку1, удив­ля­ясь чуть ли не юве­лир­ным дви­же­ни­ям суп­ру­га и не ме­нее фи­лиг­ран­ным от­ве­там суп­ру­ги. Каж­дый ве­чер за зак­ры­ты­ми две­ря­ми ты­сяч и ты­сяч до­мов шла тон­чай­шая ра­бо­та, тре­бо­вав­шая от ис­пол­ни­те­лей та­кой вы­со­кой точ­нос­ти, что, оши­бись они хоть на ма­лую до­лю дюй­ма, это мог­ло иметь са­мые тра­гич­ные пос­лед­с­т­вия для де­ли­кат­ней­ше­го ин­с­т­ру­мен­та, ка­ко­вой был в рас­по­ря­же­нии ли­ли­пу­та му­жес­ко­го по­ла.

    Казалось, он то­нок нас­толь­ко, что од­но не­вер­ное уси­лие, од­но неп­ра­виль­ное нап­ря­же­ние, и он при­дет в не­год­ность. Но, ви­ди­мо, при­ро­да по­за­бо­ти­лась о том, что­бы сие ору­дие тру­да, на вид неп­роч­ное и хруп­кое, на де­ле об­ла­да­ло кре­пос­тью дос­та­точ­ной, что­бы ос­та­вать­ся це­лым и нев­ре­ди­мым и пос­ле столь, ка­за­лось, не­бе­зо­пас­но­го, хо­тя и при­ят­с­т­вен­но­го за­ня­тия.

    Однако спус­тя вре­мя, ког­да я зна­чи­тель­но рас­ши­рил свой жиз­нен­ный опыт, по­бы­вав и в дру­гих чу­дес­ных стра­нах, приш­ло мне в го­ло­ву, что мо­жет быть и на­ши - мои и мо­их 1 В ори­ги­на­ле to а Т. - Прим. пе­рев со­оте­чес­т­вен­ни­ков - при­чин­ные мес­та ко­му-то мо­гут по­ка­зать­ся тон­ки­ми и лом­ки­ми, тог­да как мы поль­зу­ем­ся ими, не за­ду­мы­ва­ясь об опас­нос­тях, ко­то­ры­ми яко­бы чре­ва­то на­ше пог­ру­же­ние в тот ла­ко­мый со­суд, ко­то­рый осо­бен­но нас ма­нит и не да­ет нам по­коя в дни на­ших стран­с­т­вий.

    Впрочем, не бу­ду от­в­ле­кать­ся - про­дол­жу свой рас­сказ о ли­ли­пут­с­ких се­мей­ных тра­ди­ци­ях. В Ли­ли­пу­тии по­ощ­ря­ет­ся мно­го­дет­ность. И за­бо­ты Его Им­пе­ра­тор­с­ко­го Ве­ли­чес­т­ва и все го­су­дар­с­т­вен­ное ус­т­рой­с­т­во на­це­ле­но на уве­ли­че­ние на­ро­до­на­се­ле­ния. Ли­ли­пут­с­кие ма­те­ри, ро­див­шие бо­лее пя­ти де­тей, за­пи­сы­ва­ют­ся в осо­бую кни­гу по­че­та, хра­ня­щу­юся при дво­ре Е. И.

    В., а те, кто по­пол­нил на­род ли­ли­пут­с­кий бо­лее чем на семь пер­сон, по­лу­ча­ют пра­во еже­лун­но це­ло­вать ру­ку Е. И. В. - ми­лость нес­лы­хан­ная, пос­коль­ку да­же не каж­дый нар­дак, кои поль­зу­ют­ся са­мы­ми об­шир­ны­ми при­ви­ле­ги­ями, удос­та­ива­ет­ся та­кой чес­ти.

    Естественно по­это­му, что все ли­ли­пут­ки стре­мят­ся на­ро­жать де­тей по­боль­ше. За­ко­ны это­му бла­гоп­ри­ят­с­т­ву­ют. Так, по­ощ­ря­ет­ся то, что по ан­г­лий­с­ко­му пра­ву мог­ло бы быть ква­ли­фи­ци­ро­ва­но как суп­ру­жес­кая из­ме­на, пос­коль­ку счи­та­ет­ся, что это бу­дет спо­соб­с­т­во­вать при­рос­ту на­се­ле­ния - ведь ли­ли­пут из­дав­на на чу­жой же­не был и лов­чее, и рас­то­роп­нее.

    Однако ес­ли от­ли­чив­ший­ся на этом поп­ри­ще ли­ли­пут мо­жет да­же быть пред­с­тав­лен к пер­во­му дво­рян­с­ко­му зва­нию, то ли­ли­пут­ка, на­ру­шив­шая суп­ру­жес­кую вер­ность, мо­жет быть под­вер­г­ну­та ос­т­ра­киз­му и су­ду об­щес­т­вен­нос­ти.

    Однако вер­нем­ся к мо­им наб­лю­де­ни­ям. Как бы ни был ин­те­ре­сен быт прос­тых ли­ли­пу­тов, боль­ше все­го прив­лек­ли ме­ня ок­на сто­яв­ше­го особ­ня­ком дву­хэ­таж­но­го до­ма. Он жил ка­кой­то сво­ей, не по­хо­жей на дру­гие до­ма жиз­нью. Пос­то­ян­ны­ми его оби­та­те­ля­ми бы­ли двад­цать-двад­цать пять ли­ли­пу­ток, а ли­ли­пу­ты муж­с­ко­го по­ла бы­ли лишь при­хо­дя­щи­ми по­се­ти­те­ля­ми. Я сра­зу приз­нал в этом за­ве­де­нии ана­лог на­ших ве­се­лых до­мов, ка­ких не­ма­ло в пор­то­вых го­ро­дах, ку­да схо­дят на бе­рег из­го­ло­дав­ши­еся за дол­гие пе­ре­хо­ды мо­ря­ки.

    Я с ин­те­ре­сом изу­чал жизнь это­го до­ма. Ли­ли­пу­ты-по­се­ти­те­ли при­хо­ди­ли в об­щую за­лу вни­зу и, по­си­дев там нем­но­го, под­ни­ма­лись на­верх - в от­дель­ные ком­на­ты с од­ной из ли­ли­пу­ток (пре­хо­ро­шень­ких, нас­коль­ко я мог су­дить). Мне да­же бы­ло вид­но, что про­ис­хо­ди­ло в не­ко­то­рых из этих ком­на­ток… Все зна­ко­мо. В этом смыс­ле мы ма­ло чем от­ли­ча­лись от ли­ли­пу­тов, ко­то­рые, ви­ди­мо, при­над­ле­жат к од­ной из раз­но­вид­нос­тей че­ло­ве­чес­кой ра­сы и близ­ки нам не толь­ко по об­щей мор­фо­ло­гии (да прос­тят мне мои чи­та­те­ли этот на­уч­ный тер­мин - ведь не­ма­ло лет про­вел я в уни­вер­си­тет­с­ких ауди­то­ри­ях, по­лу­чая зна­ния, что­бы стать прак­ти­ку­ющим вра­чом), но и в сущ­нос­т­ных про­яв­ле­ни­ях.

    Мои наб­лю­де­ния за жиз­нью ве­се­ло­го до­ма не за­мед­ли­ли дать о се­бе знать ес­тес­т­вен­ным для та­кой си­ту­ации об­ра­зом. Впро­чем, они лишь ус­ко­ри­ли то, что зре­ло уже нес­коль­ко не­дель и так или ина­че го­то­во бы­ло за­явить о се­бе со всей не­от­лож­ной си­лой.

    Вот уже ко­то­рый день, за­сы­пая под сво­им то­нень­ким оде­ялом, ви­дел я мой уют­ный дом в Нот­тин­гем­п­ши­ре, мою ми­лую же­ну, ее хо­ро­шень­кие губ­ки, пол­нень­кие груд­ки, ко­то­рые она да­же во вре­мя на­ших лю­бов­ных утех стыд­ли­во пы­та­лась пря­тать от ме­ня. Мне сни­лось, как я лас­каю ее, ищу ру­кой ее тре­пет­ные ин­тим­ные мес­та, так час­то ув­лаж­няв­шие мои паль­цы оби­ли­ем же­ла­ния. И каж­дый раз, как толь­ко я до­хо­дил до де­ла, об­на­ру­жи­ва­лось, что это толь­ко сон, и я про­сы­пал­ся, не со­ло­но хле­бав­ши, а моя плоть гро­зи­ла прор­вать то­нень­кое лос­кут­ное ли­ли­пут­с­кое оде­яло. По ут­рам я го­во­рил се­бе, что ес­ли не най­ду спо­со­ба удов­лет­во­рить свое ес­тес­т­во, то это мо­жет обер­нуть­ся для ме­ня са­мы­ми серь­ез­ны­ми ос­лож­не­ни­ями (как врач я знал, ка­ки­ми неп­ри­ят­ны­ми пос­лед­с­т­ви­ями гро­зит столь дли­тель­ное воз­дер­жа­ние здо­ро­во­му ор­га­низ­му).

    Наконец я, ка­жет­ся, на­щу­пал ре­ше­ние. Это слу­чи­лось ночью пос­ле оче­ред­но­го мо­его эк­заль­ти­ро­ван­но­го про­буж­де­ния, ког­да то, что я пы­тал­ся схва­тить ру­кой, в оче­ред­ной раз ока­за­лось фик­ци­ей мо­его рас­стро­ен­но­го во­об­ра­же­ния.

    На сле­ду­ющий день я ед­ва дож­дал­ся при­хо­да Тос­се­ка - мо­его нас­тав­ни­ка и про­вод­ни­ка по ли­ли­пут­с­ким пре­муд­рос­тям жиз­ни. Мо­их зна­ний ли­ли­пут­с­ко­го язы­ка уже впол­не хва­та­ло, что­бы объ­яс­нить ему суть мо­их же­ла­ний. Впро­чем, сло­ва я под­к­реп­лял жес­та­ми, не ос­тав­ляв­ши­ми сом­не­ний в мо­их пот­реб­нос­тях. А что­бы уж окон­ча­тель­но рас­ста­вить точ­ки над «i», я под­нес мо­его дру­га к под­зор­ной тру­бе, нап­рав­лен­ной на од­но из окон ве­се­ло­го до­ма.

    Сначала он при­шел в ужас, уви­дав пря­мо пе­ред со­бой то, что, по его по­ня­ти­ям, на­хо­ди­лось чуть не на дру­гом краю све­та, но ког­да я рас­ска­зал ему о наз­на­че­нии и свой­с­т­вах се­го по­лез­но­го пред­ме­та, он ус­по­ко­ил­ся. Но по­няв, че­го я до­би­ва­юсь от не­го, он вы­ра­зил свое не­до­уме­ние. Я бы то­же не­до­уме­вал на его мес­те - я ведь и сам еще не знал, как уто­лить пе­ре­пол­няв­шие ме­ня же­ла­ния, прос­то был уве­рен, что жизнь и не­ма­лый опыт под­с­ка­жут пра­виль­ное ре­ше­ние. Впро­чем, я пос­пе­шил за­ве­рить мо­его дру­га, что в мои на­ме­ре­ния не вхо­дит при­чи­не­ние ко­му-ли­бо вре­да, и гос­тья, ко­то­рая ока­жет мне честь, уй­дет от ме­ня в доб­ром здра­вии и на сво­их но­гах. Он по­ка­чал го­ло­вой, но все же ска­зал, что ве­че­ром с за­хо­дом сол­н­ца дос­та­вит мне од­ну из кра­со­ток, оби­та­ющих в дву­хэ­таж­ном до­ми­ке. Так­су он наз­вать по­ос­те­рег­ся, по­то­му что зат­руд­нял­ся ска­зать, сколь­ко мо­гут поп­ро­сить за столь дис­п­ро­пор­ци­ональ­ные ус­лу­ги. Впро­чем, ли­ли­пут­с­кие день­ги у ме­ня бы­ли в дос­тат­ке.

    Император в счет изъ­ятых у ме­ня нес­коль­ких зо­ло­тых ги­ней ода­рил ва­ше­го по­кор­но­го слу­гу ко­шель­ком, в ко­то­ром бы­ло без сче­та то­нень­ких, чуть не проз­рач­ных зо­ло­тых мо­не­ток, хо­див­ших в Ли­ли­пу­тии.

    Я с не­тер­пе­ни­ем ждал ве­че­ра, и ни­ка­кие уро­ки в тот день не шли мне в го­ло­ву, хо­тя я и вы­учил с де­ся­ток-дру­гой слов, ко­то­рые, по мо­им пред­с­тав­ле­ни­ям, дол­ж­ны бы­ли мне по­на­до­бить­ся в тот ве­чер; сре­ди них та­кие, как тнюк, кли­нис, пе­тор, мор­заг, кюф и не­ко­то­рые дру­гие, пе­ре­вод ко­то­рых я на­ме­рен пре­дос­та­вить чи­та­те­лю в за­ду­ман­ном мною ли­ли­пут­с­ко-ан­г­лий­с­ком сло­ва­ре. А сре­ди вы­ра­же­ний, ко­то­ры­ми я обо­га­тил свой ли­ли­пут­с­кий лек­си­кон в тот день, бы­ли, нап­ри­мер, та­кие: «Сго­раю от же­ла­ния», «Облег­чи­те мое бед­с­т­вен­ное по­ло­же­ние», «Спа­си­те нес­час­т­но­го пу­те­шес­т­вен­ни­ка». Мой нас­тав­ник был как всег­да бла­го­рас­по­ло­жен ко мне и пы­лал же­ла­ни­ем по ме­ре сво­их воз­мож­нос­тей по­мочь в осу­щес­т­в­ле­нии за­те­ян­но­го мною пред­п­ри­ятия. Дол­жен со­об­щить лю­без­но­му мо­ему чи­та­те­лю, что я с мо­ло­дых ног­тей от­ли­чал­ся же­но­лю­би­ем, силь­нее ко­то­ро­го во мне бы­ла лишь тя­га к стран­с­т­ви­ям. Два этих про­ти­во­ре­ча­щих друг дру­гу же­ла­ния не­по­нят­ным об­ра­зом ужи­ва­лись во мне, дос­тав­ляя не­ред­ко не толь­ко счас­т­ли­вые, но и му­чи­тель­ные ми­ну­ты: дли­тель­ные мор­с­кие пе­ре­хо­ды при­но­си­ли мне в от­сут­с­т­вие жен­с­ко­го об­щес­т­ва не­ма­лые стра­да­ния, а жен­с­кое об­щес­т­во на бе­ре­гу ско­ро при­еда­лось, по­то­му что ду­ша моя на­чи­на­ла рвать­ся в мор­с­кие прос­то­ры.

    Наконец нас­ту­пил дол­гож­дан­ный ве­чер, и я, не­тер­пе­ли­во при­ник­ший к окош­ку мо­его оби­та­ли­ща, уви­дел, как по улоч­ке в мою сто­ро­ну нап­рав­ля­ют­ся мой нас­тав­ник и за­ку­тан­ная в плащ осо­ба (о том, что это бы­ла имен­но осо­ба, я, нев­зи­рая на ее ма­лые раз­ме­ры, бе­зо­ши­боч­но до­га­дал­ся по по­ход­ке: ли­ли­пут­с­кие жен­щи­ны, как и на­ши, хо­дят, чуть по­ка­чи­вая бед­ра­ми). Па­ра вош­ла в гос­теп­ри­им­но рас­пах­ну­тую мною дверь, но мой друг, от­ве­сив пок­лон, тут же ку­да-то ис­чез, ос­та­вив ме­ня на­еди­не с той, ко­то­рую я так тре­пет­но ждал.

    Я про­тя­нул впе­ред ла­донь, по­ло­жив ее тыль­ной сто­ро­ной на пол, приг­ла­шая тем са­мым да­му сту­пить на нее. Ви­ди­мо, она бы­ла нас­лы­ша­на о мо­ем доб­ром нра­ве, по­то­му что без вся­кой опас­ки зап­рыг­ну­ла мне на ла­донь, од­нов­ре­мен­но ски­ды­вая с се­бя плащ. Я под­нес ее поб­ли­же к сво­ему ли­цу. Она ока­за­лась пре­хо­ро­шень­кой блон­дин­кой (впро­чем, все ли­ли­пут­ки ка­за­лись мне пре­хо­ро­шень­ки­ми, как впос­лед­с­т­вии и броб­дин­г­неж­ки. Не мо­гу объ­яс­нить это од­ним сво­им же­но­лю­би­ем - и те, и дру­гие и в са­мом де­ле бы­ли оча­ро­ва­тель­ны…). На ней бы­ло платье с глу­бо­ким вы­ре­зом, ту­го стя­ну­тое в та­лии и за­кан­чи­вав­ше­еся чуть ни­же ко­лен (в мо­ем оте­чес­т­ве это соч­ли бы не­до­пус­ти­мой воль­нос­тью); оно под­чер­ки­ва­ло ве­ли­ко­леп­ные про­пор­ции мо­ей гос­тьи, ее пыш­ный (ко­неч­но, толь­ко по ли­ли­пут­с­ким пред­с­тав­ле­ни­ям) бюст, ко­то­рый, ка­за­лось, го­тов был выр­вать­ся на­ру­жу, что он и сде­лал в ско­ром вре­ме­ни к мо­ему удо­воль­с­т­вию.

    Я пред­с­та­вил­ся, ска­зал, что для ме­ня боль­шая честь при­ни­мать столь прек­рас­ную мо­ло­дую осо­бу. Нез­на­ком­ка в от­вет соб­лаз­ни­тель­но улыб­ну­лась. Мои ком­п­ли­мен­ты бы­ли ей яв­но по ду­ше.

    Потом я, как умел, объ­яс­нил ей, что хо­тя я и ка­жусь им, ли­ли­пу­там, че­ло­ве­ком-го­рой, но го­ру эту одо­ле­ва­ют те же же­ла­ния, что и всех лю­дей. А пос­коль­ку я вот уже вто­рой ме­сяц (ко­то­ро­му пред­шес­т­во­ва­ло трех­не­дель­ное пла­ва­ние) пре­бы­ваю в чу­жой стра­не и до се­го дня не имел воз­мож­нос­ти удов­лет­во­рить свои же­ла­ния, то сос­то­яние мое в дан­ный мо­мент близ­ко к от­ча­янию. Ко­неч­но, объ­яс­няя все это мо­ей гос­тье, я не был так крас­но­ре­чив, как те­перь, рас­ска­зы­вая о тех со­бы­ти­ях мо­ему лю­без­но­му и за­ин­те­ре­со­ван­но­му чи­та­те­лю. Оно и по­нят­но - мой ли­ли­пут­с­кий был да­лек от со­вер­шен­с­т­ва. Од­на­ко гос­тья моя ока­за­лась де­ви­цей со­об­ра­зи­тель­ной. Она ска­за­ла, что счас­т­ли­ва бы­ла бы по­мочь мне, да вот толь­ко вви­ду на­ших дис­п­ро­пор­ций не пред­с­тав­ля­ет се­бе, как бы это мог­ло быть воз­мож­но. Вот ес­ли бы я был та­ким ма­лень­ким, как она, а она - та­кой боль­шой, как я, то ху­до-бед­но из это­го и мог­ло бы что-то по­лу­чить­ся. (Ах, моя ум­нень­кая ма­лень­кая под­руж­ка! Она слов­но в во­ду смот­ре­ла - прош­ло не так уж мно­го вре­ме­ни, как имен­но в та­кой си­ту­ации я и ока­зал­ся. Од­на­ко не мо­гу ска­зать, что, будь у ме­ня воз­мож­ность вы­бо­ра, я бы выб­рал ту - вто­рую. У обе­их есть свои плю­сы и, к глу­бо­чай­ше­му мо­ему со­жа­ле­нию, ми­ну­сы.) Я пос­пе­шил за­ве­рить ее, что су­щес­т­ву­ют и дру­гие - от­нюдь не чле­нов­ре­ди­тель­с­кие - спо­со­бы удов­лет­во­рить мои же­ла­ния, и еже­ли она не про­тив, то мы мог­ли бы их оп­ро­бо­вать ко вза­им­но­му удо­воль­с­т­вию. Она вы­ра­зи­ла свое сог­ла­сие, и мы без лиш­них слов прис­ту­пи­ли к де­лу.

    Я пос­та­вил свою ма­лень­кую под­руж­ку на по­до­бие та­бу­ре­та, при­го­тов­лен­ное мной не­ко­то­рое вре­мя на­зад для пу­те­шес­т­вий по го­ро­ду (ста­но­вясь на это прис­по­соб­ле­ние, я, как зна­ет чи­та­тель, без тру­да пре­одо­ле­вал двор­цо­вые и про­чие го­род­с­кие сте­ны), и в до­ка­за­тель­с­т­во на­сущ­нос­ти мо­их же­ла­ний вып­рос­тал из шта­нов то мое ору­дие, что вот уже нес­коль­ко дней не да­ва­ло мне по­коя.

    Тут про­изош­ло не­ожи­дан­ное. Моя гос­тья поб­лед­не­ла, за­ша­та­лась и ли­ши­лась чувств. Я ед­ва ус­пел под­х­ва­тить ее, по­то­му что она чуть бы­ло не упа­ла с та­бу­ре­та вниз.

    Я по­дул на ее ли­цо, поб­рыз­гал хо­лод­ной во­дой из сто­яв­ше­го в уг­лу ли­ли­пут­с­ко­го бо­чон­ка.

    Краска ста­ла по­нем­но­гу воз­в­ра­щать­ся на ее ще­ки. Че­рез ми­ну­ту она смог­ла сесть, а еще че­рез ми­ну­ту уже уве­рен­но дер­жа­лась на но­гах. Это был обыч­ный об­мо­рок. На­до по­ла­гать, уви­ден­ное про­из­ве­ло на нее столь силь­ное и оше­лом­ля­ющее впе­чат­ле­ние, что кровь от­х­лы­ну­ла от го­ло­вы и про­изош­ла ес­тес­т­вен­ная в та­ких слу­ча­ях вре­мен­ная по­те­ря соз­на­ния. Од­на­ко моя гос­тья быс­т­ро при­хо­ди­ла в се­бя, ко­сясь гла­зом на мой ин­с­т­ру­мент, про­дол­жав­ший ос­та­вать­ся поб­ли­зос­ти - на том же та­бу­ре­те, пе­ред ко­то­рым мне приш­лось встать на ко­ле­ни.

    Когда, на­ко­нец, на ее гу­бах за­иг­ра­ла обыч­ная для нее лю­без­но-ус­луж­ли­вая улыб­ка, сви­де­тель­с­т­во­вав­шая о том, что соз­на­ние вер­ну­лось к ней в пол­ной ме­ре, я пред­ло­жил ей ра­зоб­ла­чить­ся, а сам, во­ору­жив­шись сво­ей под­зор­ной тру­бой, при­нял­ся изу­чать осо­бен­нос­ти ее кон­с­ти­ту­ции, и уве­ряю лю­без­но­го мо­его чи­та­те­ля, де­лал я это от­нюдь не как бес­страс­т­ный ис­сле­до­ва­тель, врач и ана­том, ка­ко­вым имею честь быть. Сквозь стек­ло все в мо­ей гос­тье при­об­ре­та­ло при­выч­ные нам, лю­дям мо­его рос­та, про­пор­ции, все - вплоть до са­мых ин­тим­ных ее мест, вы­зы­вав­ших жгу­чее мое лю­бо­пыт­с­т­во.

    Моя гос­тья охот­но де­мон­с­т­ри­ро­ва­ла мне свои пре­лес­ти, а са­ма про­дол­жа­ла ко­сить­ся на мой ин­с­т­ру­мент, рас­по­ло­жив­ший­ся в соб­лаз­ни­тель­ной бли­зос­ти от нее и из­не­мо­гав­ший от же­ла­ния, ко­то­рое ста­но­ви­лось тем силь­нее, чем доль­ше я вгля­ды­вал­ся в эти бес­ко­неч­но зна­ко­мые мне фор­мы, столь зо­ву­щие и то­ми­тель­ные.

    Как че­ло­ве­ку, не­ма­ло по­ви­дав­ше­му в этой жиз­ни, мне не стыд­но приз­нать­ся, что зре­ли­ще сие, ко­то­рое бы­ло мне от­нюдь не в но­вин­ку, про­из­ве­ло на ме­ня впе­чат­ле­ние не­из­г­ла­ди­мое.

    Ах, как хо­те­лось мне хоть на нес­коль­ко мгно­ве­ний стать та­ким же ма­лень­ким, что­бы эти груд­ки и про­чие сла­дос­ти бы­ли дос­туп­ны мне в пол­ной ме­ре. Я прек­рас­но от­да­вал се­бе от­чет в том, что мое об­ла­да­ние ими, ка­кие бы фор­мы оно не при­ня­ло, бу­дет до­воль­но ус­лов­ным и от­но­си­тель­ным. И в са­мом де­ле - про­ник­нуть в это зо­ву­щее ло­но, столь по­хо­жее на ло­но мо­ей лю­без­ной же­нуш­ки, бы­ло для ме­ня так же не­воз­мож­но, как прой­ти вер­б­лю­ду че­рез иголь­ное ухо.

    Однако ис­пуг мо­ей гос­тьи дав­но про­шел, и ей, ка­жет­ся, нап­ро­тив, да­же не при­хо­ди­ла в го­ло­ву мысль стать та­кой же боль­шой, как я, что­бы то­же по­лу­чить все, что бы­ло в мо­их воз­мож­нос­тях дать ей. От­нюдь. Ее да­же, по всей ве­ро­ят­нос­ти, ус­т­ра­ива­ло та­кое по­ло­же­ние дел, по­то­му что она все с боль­шим и боль­шим одоб­ре­ни­ем и ин­те­ре­сом пог­ля­ды­ва­ла на то, что рас­по­ло­жи­лось с нею по со­сед­с­т­ву.

    Я на се­кун­ду зак­рыл гла­за, и вдруг ощу­тил при­кос­но­ве­ние кро­хот­ных паль­чи­ков.

    Неописуемое бла­жен­с­т­во! Буд­то ка­кая-то рай­с­кая птич­ка по­ще­ко­та­ла ме­ня сво­им клю­ви­ком.

    После столь дол­го­го воз­дер­жа­ния я на­ко­нец-то был бли­зок к то­му, что­бы от­дать дань сла­дос­т­рас­тию.

    Я от­к­рыл гла­за. Те­перь уже в ро­ли ис­сле­ду­емо­го был я, а моя гос­тья выс­ту­па­ла лю­боз­на­тель­ным и за­ин­те­ре­со­ван­ным ес­тес­т­во­ис­пы­та­те­лем. Она про­бо­ва­ла ме­ня на ощупь, об­хо­ди­ла со всех сто­рон, заг­ля­ды­ва­ла в от­вер­с­тие, за­со­вы­ва­ла ту­да свой ма­лю­сень­кий паль­чик.

    Надо ска­зать, что раз­ме­ра­ми она ус­ту­па­ла пред­ме­ту ее ис­сле­до­ва­ний, пре­вос­хо­див­ше­му ее ра­за в пол­то­ра в дли­ну и во столь­ко же - в ши­ри­ну. Од­на­ко это уже не пу­га­ло ее. Нап­ро­тив - прив­ле­ка­ло, и вско­ре она осед­ла­ла его, как на­ез­д­ник же­реб­ца. Та­ко­го вос­тор­га я еще не ис­пы­ты­вал ни с од­ной из мно­го­чис­лен­ных со­оте­чес­т­вен­ниц, с ко­то­ры­ми сво­ди­ла ме­ня бро­дяж­ни­чес­кая судь­ба. Ны­неш­нее чув­с­т­во бы­ло силь­нее по­то­му, ви­ди­мо, что вы­зы­ва­лось ощу­ще­ни­ями го­раз­до бо­лее тон­ки­ми, зас­тав­ляв­ши­ми все­го ме­ня тре­пе­тать от сла­дос­т­рас­тия.

    Впрочем, де­лать мне это при­хо­ди­лось с ос­то­рож­нос­тью, что­бы в по­ры­ве страс­ти не стрях­нуть с се­бя мою гос­тью, ко­то­рая ста­ра­лась вов­сю. Она да­же спрыг­ну­ла на та­бу­рет и за­ня­лась мо­им пре­пу­ци­умом (тем что обыч­но на­зы­ва­ют край­ней плотью), по ме­ре сво­их сла­бых сил то на­тя­ги­вая его до упо­ра, то ос­лаб­ляя на­тя­же­ние. Ко­неч­но, это тре­бо­ва­ло от нее не­ма­ло­го нап­ря­же­ния, и мне при­хо­ди­лось слег­ка по­мо­гать ей в этом за­ня­тии. По­том она сно­ва осед­ла­ла ме­ня и при­ня­лась ер­зать и при­жи­мать­ся к мо­ему ес­тес­т­ву, как ес­ли бы что-то ме­ша­ло ей меж­ду ног, от че­го она жаж­да­ла ос­во­бо­дить­ся. Ее дви­же­ния ста­но­ви­лись все бо­лее по­ры­вис­ты­ми и су­до­рож­ны­ми, глаз­ки за­ка­ти­лись, губ­ки при­от­к­ры­лись, шеп­ча что-то не­раз­бор­чи­вое, она то­нень­ко пос­та­ны­ва­ла, а по­том ее ста­ли бить кон­вуль­сии, ко­то­рые пе­ре­да­ва­лись и мне, и я то­же по­чув­с­т­во­вал, как на ме­ня на­ка­ты­ва­ет не­одо­ли­мая вол­на все­го то­го, что на­ко­пи­лось во мне за про­шед­шие не­де­ли - оно го­то­во бы­ло вот-вот прор­вать­ся на­ру­жу. Я ед­ва ус­пел при­под­нять мою кро­хот­ную под­руж­ку, ина­че ее прос­то смы­ло бы мощ­ным по­то­ком, хлы­нув­шим на та­бу­рет.

    Через нес­коль­ко мгно­ве­ний, ког­да дрожь в мо­их чле­нах прош­ла, я под­нес мою но­вую под­руж­ку к гу­бам и как мог по­це­ло­вал ее. Не знаю, что по­чув­с­т­во­ва­ла при этом она, но мое нас­лаж­де­ние бы­ло пол­ным. За­тем я пог­ру­зил ее в бо­чо­нок с во­дой, уже вто­рой раз за этот ве­чер при­гож­дав­ший­ся мне, - она вся блес­те­ла от по­та.

    Выкупавшись, она быс­т­ро оде­лась, а я, то­же при­ве­дя се­бя в по­ря­док, дос­тал из ко­шель­ка нес­коль­ко ли­ли­пут­с­ких мо­нет и про­тя­нул ей. Но она ка­те­го­ри­чес­ки от­ка­за­лась их при­нять, и нас­коль­ко я по­нял из ее слов, го­то­ва да­же бы­ла прип­ла­тить мне, что бы­ло сов­сем уж не­мыс­ли­мо. Я по­ду­мал, что най­ду ка­кой-ни­будь дру­гой спо­соб вы­ра­зить ей свою бла­го­дар­ность (и со вре­ме­нем та­кая воз­мож­ность мне пред­с­та­ви­лась, о чем я еще бу­ду иметь удо­воль­с­т­вие со­об­щить лю­без­но­му мо­ему чи­та­те­лю). Мы прос­ти­лись, до­го­во­рив­шись встре­тить­ся на сле­ду­ющий день в то же вре­мя и, ес­тес­т­вен­но, в том же мес­те.

    Тут по­явил­ся мой нас­тав­ник, ко­то­рый, ве­ро­ят­но, пря­тал­ся где-то поб­ли­зос­ти и наб­лю­дал за на­ми. По­на­ча­лу я хо­тел бы­ло рас­сер­дить­ся, но по­том ре­шил - Бог с ним. Его ус­лу­ги мне еще по­на­до­бят­ся, к то­му же он вов­се неп­ло­хой па­рень. Прав­да, сле­ду­ющие его сло­ва чуть бы­ло не по­се­яли роз­ни меж­ду на­ми, но я опять сдер­жал­ся, а он, по­няв, что в сво­ей го­тов­нос­ти ус­лу­жить мне за­шел слиш­ком да­ле­ко, тут же сту­ше­вал­ся и боль­ше ни­ког­да не выс­ту­пал с по­доб­ны­ми пред­ло­же­ни­ями. А пред­ло­жил он вот что: вви­ду то­го, ска­зал он, что уп­раж­не­ния сии (не­воль­ным яко­бы сви­де­те­лем ко­их он ока­зал­ся) тре­бу­ют от ис­пол­ни­те­ля боль­ших фи­зи­чес­ких уси­лий, он го­тов в сле­ду­ющий раз при­вес­ти ли­ли­пу­та му­жес­ко­го по­ла, ко­то­рый бу­дет рад та­кой воз­мож­нос­ти, по­то­му что сре­ди ли­ли­пу­тов есть та­кие, что лю­бой жен­щи­не пред­поч­тут муж­чи­ну. (По про­шес­т­вии вре­ме­ни я вы­яс­нил, что имел он в ви­ду не ко­го ино­го, как се­бя са­мо­го. Об­щие зна­ко­мые по­том го­во­ри­ли мне, что за­ме­ча­ли стран­нос­ти в его по­ве­де­нии и дав­но уже по­доз­ре­ва­ли в нем тай­но­го ста­ра­ди­па - так на ли­ли­пут­с­ком язы­ке на­зы­ва­ют сто­рон­ни­ков од­но­по­лой муж­с­кой люб­ви.) Но тут я ска­зал свое ка­те­го­ри­чес­кое «нет», пос­коль­ку всег­да счи­тал сие про­тив­ным бо­жес­ким ус­та­нов­ле­ни­ям и са­мой при­ро­де че­ло­ве­чес­кой, и мо­ей при­ро­де в осо­бен­нос­ти, хо­тя и был да­лек от то­го, что­бы осуж­дать за это дру­гих. На этом раз­го­вор наш за­кон­чил­ся.

    Мне еще пред­с­то­яло уз­нать, что нра­вы в Ли­ли­пу­тии до­воль­но сво­бод­ные, и хо­тя на­чаль­с­т­во и пы­та­ет­ся на­саж­дать нрав­с­т­вен­ность, как уж там они ее по­ни­ма­ют, на­се­ле­ние да и са­ми власть иму­щие та­ко­вой не сле­ду­ют; одоб­ряя мо­раль толь­ко на сло­вах, они в ре­аль­ной жиз­ни дей­с­т­ву­ют, сог­ла­су­ясь бо­лее со сво­ими под­с­пуд­ны­ми и яв­ны­ми же­ла­ни­ями, впро­чем, как всем нам это свой­с­т­вен­но. Прав­да, ли­ли­пут­с­кие тра­ди­ции и нор­мы до­воль­но про­ти­во­ре­чи­вы, что вни­ма­тель­ный чи­та­тель уже, ко­неч­но, по­нял.

    На сле­ду­ющий день я был не­ра­ди­вым уче­ни­ком, по­то­му что мои мыс­ли опять бы­ли за­ня­ты пред­с­то­ящи­ми ве­чер­ни­ми ра­дос­тя­ми. Мой друг Тос­сек иро­ни­чес­ки улы­бал­ся каж­дый раз, ког­да я от­ве­чал нев­по­пад или как-ли­бо ина­че де­мон­с­т­ри­ро­вал свою рас­се­ян­ность, ко­то­рая бы­ла впол­не объ­яс­ни­ма - не мог я за один раз впол­не уто­лить пе­ре­пол­няв­шие ме­ня же­ла­ния, а по­то­му всем сво­им су­щес­т­вом стре­мил­ся к пред­с­то­ящим нас­лаж­де­ни­ям. Тем бо­лее что изоб­ре­та­тель­ное во­об­ра­же­ние под­с­ка­зы­ва­ло мне все но­вые и но­вые воз­мож­нос­ти, ко­то­рые я был ис­пол­нен на­ме­ре­ний воп­ло­тить в жизнь.

    Поскольку в ус­лу­гах мо­его нас­тав­ни­ка этим ве­че­ром я не нуж­дал­ся, то пос­пе­шил его вып­ро­во­дить как мож­но рань­ше. Ос­тав­шись в оди­но­чес­т­ве и же­лая как-то за­нять вре­мя в от­сут­с­т­вие дру­гих по­лез­ных дел, я нап­ра­вил свою тру­бу на ок­на ве­се­ло­го до­ма.

    Жизнь там как всег­да бур­ли­ла. Гос­ти, нес­мот­ря на ран­ний час, при­хо­ди­ли и ухо­ди­ли.

    Обитательницы, ка­за­лось, ни­чуть не тя­го­ти­лись сво­ими обя­зан­нос­тя­ми, а да­же по­лу­ча­ли от них удо­воль­с­т­вие. Об этом сви­де­тель­с­т­во­ва­ло по­ве­де­ние тех из них, кто не был за­нят в дан­ную ми­ну­ту. В ожи­да­нии по­се­ти­те­ля они вы­хо­ди­ли на па­рад­ное кры­леч­ко, при­хо­ра­ши­ва­лись, кру­ти­лись пе­ред зер­ка­ла­ми, то есть про­яв­ля­ли все приз­на­ки то­го доб­ро­го рве­ния, ка­ко­во­го под­час не хва­та­ет на­шим со­оте­чес­т­вен­ни­цам, ко­то­рым я бы по­же­лал вкла­ды­вать в свой труд не мень­ше ду­ши, чем это де­ла­ют их сес­т­ры в да­ле­кой Ли­ли­пу­тии.

    Как вра­чу мне бы­ло не­бе­зын­те­рес­но уз­нать, что, хо­тя мы и пре­вос­хо­дим ли­ли­пу­тов в раз­ме­рах, но по дли­тель­нос­ти со­во­куп­ле­ний они не ус­ту­па­ют нам, ни­чуть не на­по­ми­ная в этом смыс­ле кро­личью по­ро­ду, спа­ри­ва­ние ко­то­рой ско­ро­теч­но, как от­рыж­ка, да прос­тит мне чи­та­тель сие срав­не­ние.

    Я в не­тер­пе­нии на­во­дил тру­бу на до­рож­ку, ве­ду­щую к мо­ему оби­та­ли­щу, но тщет­но - мо­ей вче­раш­ней гос­тьи все не бы­ло. Тог­да я ус­т­рем­лял оку­ляр на две­ри ве­се­ло­го до­ма, но из них вы­хо­ди­ли лишь ли­ли­пу­ты му­жес­ко­го по­ла, по валь­яж­ным по­ход­кам ко­то­рых мож­но бы­ло зак­лю­чить об их бла­го­душ­ном нас­т­ро­ении. На­ко­нец дверь рас­пах­ну­лась в оче­ред­ной раз, и из нее вы­пор­х­ну­ла фи­гур­ка, то­роп­ли­вые дви­же­ния ко­то­рой от­ли­ча­ли ее от дру­гих. Я тут же приз­нал в ней мою вче­раш­нюю гос­тью, ко­то­рая не­мед­ля нап­ра­ви­лась в сто­ро­ну мо­его жи­ли­ща, на хо­ду зас­те­ги­вая на се­бе плащ. Су­дя по все­му, ее то­же сне­да­ло же­ла­ние, хо­тя она и спе­ши­ла ко мне, по-ви­ди­мо­му, по­бы­вав пе­ред этим в страс­т­ных объ­яти­ях од­но­го из кли­ен­тов.

    Я с тру­дом дож­дал­ся ее и, ког­да она по­яви­лась, ед­ва сдер­жал­ся, что­бы то­же не зак­лю­чить ее в страс­т­ные объ­ятия, но вов­ре­мя ос­та­но­вил­ся, пред­с­та­вив се­бе, чем мо­гут быть чре­ва­ты та­кие бур­ные про­яв­ле­ния чувств с мо­ей сто­ро­ны для столь хруп­ко­го соз­да­ния.

    Наша вто­рая встре­ча с де­ви­цей из ве­се­ло­го до­ма, с од­ной сто­ро­ны, в не­ма­лой ме­ре по­хо­ди­ла на пре­ды­ду­щую, а с дру­гой, бы­ла в не­ко­то­ром ро­де пу­те­шес­т­ви­ем в не­из­ве­дан­ное, оп­ро­бо­ва­ни­ем но­вых ме­то­дов и под­хо­дов, ко­то­ры­ми мы, ко вза­им­но­му удо­воль­с­т­вию, мог­ли бы поль­зо­вать­ся в том, что лишь на пер­вый и по­вер­х­нос­т­ный взгляд ка­за­лось ме­заль­ян­сом, а на де­ле бы­ло гар­мо­нич­ней­ши­ми из от­но­ше­ний, ког­да-ли­бо воз­ни­кав­ши­ми меж­ду пред­с­та­ви­те­ля­ми раз­ных по­лов.

    Моя под­руж­ка (по­ра, кста­ти, пред­с­та­вить ее чи­та­те­лю: Куль­бюль, что по-ли­ли­пут­с­ки зна­чит «мяг­кая, жен­с­т­вен­ная»; Куль­бюль сво­им нра­вом и дос­то­ин­с­т­ва­ми пол­нос­тью от­ве­ча­ла это­му име­ни, что и име­ла воз­мож­ность про­де­мон­с­т­ри­ро­вать мне не­од­нок­рат­но) под­т­вер­ди­ла, что жда­ла на­шей встре­чи с та­ким же не­тер­пе­ни­ем, как и я, хо­тя, в от­ли­чие от ме­ня в пос­лед­нее вре­мя, вов­се не ве­ла мо­на­шес­кий об­раз жиз­ни. Не хо­чу от­но­сить ее не­тер­пе­ние це­ли­ком на счет мо­их муж­с­ких дос­то­инств, но су­дя по все­му и они сыг­ра­ли не­ко­то­рую роль.

    Мы сра­зу же прис­ту­пи­ли к де­лу. Куль­бюль рас­по­ло­жи­лась на мо­ей ла­до­ни и по мо­ей прось­бе сно­ва на­ча­ла де­мон­с­т­ра­цию сво­их пре­лес­тей. Ког­да она са­ди­лась, я ощу­щал при­кос­но­ве­ние к мо­ей ко­же ее теп­лых яго­диц, по раз­ме­ру и фор­ме на­по­ми­нав­ших две спе­лые ви­шен­ки, а ког­да она ло­жи­лась на жи­вот, то ее кро­хот­ные груд­ки ве­ли­чи­ной с го­ро­шин­ки при­жи­ма­лись к мо­ей гру­бой ла­до­ни. От этих ка­са­ний я рас­па­лял­ся все силь­нее и силь­нее.

    Наконец она поп­ро­си­ла и ме­ня пре­дос­та­вить к ее ис­сле­до­ва­нию то, от че­го она име­ла на­ме­ре­ние по­лу­чить удо­воль­с­т­вие, и, рас­по­ло­жив­шись на та­бу­ре­те ря­дом с мо­им гро­мад­ным (нет-нет, я ни­чуть не пре­уве­ли­чи­ваю сво­их дос­то­инств; мой де­то­род­ный ор­ган, сви­де­тель­с­т­вую об этом как врач, име­ет по на­шим мер­кам до­воль­но сред­ние раз­ме­ры, од­на­ко по со­сед­с­т­ву с ней он дей­с­т­ви­тель­но ка­зал­ся ог­ром­ным, как хо­бот сло­на ря­дом с удив­лен­ной тря­со­гуз­кой) ес­тес­т­вом, при­ня­лась с изум­лен­ным вы­ра­же­ни­ем на ли­це вни­ма­тель­но его изу­чать так, слов­но ви­де­ла впер­вые. Она про­ме­ри­ла его паль­чи­ка­ми: ее раз­ве­ден­ные боль­шой паль­чик и ми­зин­чик две­над­цать раз умес­ти­лись на из­ме­ря­емом пред­ме­те, тол­щи­на ко­то­ро­го сос­тав­ля­ла приб­ли­зи­тель­но од­ну треть ее вы­со­ты. По­том она, как и вче­ра, зап­рыг­ну­ла на мой де­то­род­ный ор­ган (ее но­ги при этом не дос­та­ва­ли до по­ла, то есть до по­вер­х­нос­ти та­бу­ре­та), слов­но ли­хая, бес­страш­ная на­ез­д­ни­ца, го­то­вая пус­тить­ся вскачь. И скач­ки на­ча­лись. За­кон­чи­лись они, как и в прош­лый раз, ее то­нень­ки­ми сте­на­ни­ями, за­ка­ты­ва­ни­ем гла­зок и кон­вуль­си­ями. Тут же про­лил­ся и я - се­мен­ная жид­кость, нев­зи­рая на вче­раш­нее, ско­пи­лась во мне в та­ком ко­ли­чес­т­ве, что, ка­за­лось, мог­ла оп­ло­дот­во­рить весь прек­рас­ный пол Ли­ли­пу­тии.

    Кстати, гля­дя, как ста­ра­ет­ся моя кро­шеч­ная Куль­бюль, я вспом­нил лю­би­мо­го мной Апу­лея, чи­тан­но­го в сту­ден­чес­кие го­ды на ла­ты­ни. В ве­ли­ком его тво­ре­нии «Ме­та­мор­фо­зы, или Зо­ло­той осел» есть сце­на со­во­куп­ле­ния с рим­с­кой ге­те­рой ге­роя, прев­ра­тив­ше­го­ся в сие бла­го­род­ное жи­вот­ное. Де­то­род­ные ор­га­ны ос­ла, как из­вес­т­но, пре­вос­хо­дят все мыс­ли­мые и не­мыс­ли­мые раз­ме­ры, но, имея де­ло с оз­на­чен­ной ге­те­рой, ге­рой чув­с­т­во­вал, что ему че­го-то не хва­та­ет.

    Такое же чув­с­т­во воз­ник­ло и у ме­ня, ког­да я, гля­дя на ста­ра­ния Куль­бюль, пред­с­тав­лял се­бе, что мое ес­тес­т­во вот-вот ис­чез­нет в кро­хот­ном от­вер­с­тии меж­ду ее то­нень­ких но­жек.

    Из но­ви­нок, ко­то­ры­ми мы обо­га­ти­ли наш опыт в тот день, рас­ска­жу о том, что моя ми­лая Куль­бюль наз­ва­ла ил­чак, что в пе­ре­во­де с ли­ли­пут­с­ко­го оз­на­ча­ет «ка­че­ли». Суть же ка­че­лей сос­то­яла в сле­ду­ющем: Куль­бюль об­х­ва­ты­ва­ла ру­ка­ми и но­га­ми мой ор­ган, а я от­тя­ги­вал его вниз, а по­том рез­ко от­пус­кал. Куль­бюль, ес­тес­т­вен­но, взмы­ва­ла вверх вмес­те с мо­ей уп­ру­гой плотью, сер­д­це у нее (как она са­ма по­том го­во­ри­ла мне об этом) за­ми­ра­ло, а ее се­реб­ря­ный смех раз­но­сил­ся под сво­да­ми баш­ни.

    Однако пос­ле то­го как руч­ки мо­ей Куль­бюль как-то раз сос­коль­з­ну­ли с мо­ей ув­лаж­нен­ной пло­ти, и она по­ле­те­ла вниз с ог­ром­ной вы­со­ты, мы прек­ра­ти­ли эту иг­ру. Сла­ва Бо­гу, я ус­пел под­х­ва­тить ее, ина­че она бы кон­чи­ла жизнь на ка­мен­ном по­лу баш­ни или, что еще ху­же, ос­та­лась­.бы до кон­ца дней ка­ле­кой. (Кста­ти, за­ме­чу: ме­ди­ци­на в Ли­ли­пу­тии зна­чи­тель­но от­с­та­ет от на­шей; они еще по­ня­тия не име­ют о поль­зе кро­во­пус­ка­ния, а по­мощь боль­ным ог­ра­ни­чи­ва­ют при­моч­ка­ми, ко­то­рые ста­вят в изо­би­лии на все мес­та те­ла и при лю­бых бо­лез­нях - уши­бах ли, же­лу­доч­ных рас­строй­с­т­вах или миг­ре­нях. Впро­чем, нуж­но от­дать ли­ли­пут­с­ким вра­чам дол­ж­ное, кое в чем они все-та­ки пре­ус­пе­ли и да­же опе­ре­жа­ют нас. Я имел воз­мож­ность убе­дить­ся в этом, поз­на­ко­мив­шись с од­ним ли­ли­пу­том, ко­то­рый по­лу­чил ме­ди­цин­с­кое об­ра­зо­ва­ние и прак­ти­ко­вал в сто­ли­це, поль­зуя па­ци­ен­ток из выс­ших ли­ли­пут­с­ких кру­гов, да­же приб­ли­жен­ных к им­пе­ра­тор­с­ко­му дво­ру. Сколь глу­бо­ки их зна­ния в од­ной де­ли­кат­ной вет­ви ме­ди­ци­ны, ко­то­рая у нас пре­бы­ва­ет в за­ча­точ­ном сос­то­янии, чи­та­тель мо­жет су­дить по фра­зе, об­ро­нен­ной мо­им кол­ле­гой во вре­мя од­ной на­шей спе­ци­аль­ной бе­се­ды. Нег­лок - так зва­ли это­го уче­но­го му­жа - в от­вет на мое за­ме­ча­ние от­но­си­тель­но сла­бой изу­чен­нос­ти в мо­ем оте­чес­т­ве воп­ро­са жен­с­ких бо­лез­ней ска­зал, что, поль­зуя сво­их па­ци­ен­ток, он ис­хо­дит из сле­ду­юще­го пра­ви­ла: все их жа­ло­бы на сос­то­яние здо­ровья в те­че­ние де­ся­ти дней пред­мен­с­т­ру­аль­но­го сим­п­то­ма, де­ся­ти дней пос­ле­мен­с­т­ру­аль­но­го сим­п­то­ма и пя­ти дней мен­с­т­ру­ации не дол­ж­но при­ни­мать во вни­ма­ние, так как они суть пло­ды рас­стро­ен­но­го в этот пе­ри­од во­об­ра­же­ния и не мо­гут быть приз­на­ны от­ве­ча­ющи­ми ре­аль­но­му сос­то­янию жа­лоб­щи­цы. За­ме­чу, что нес­мот­ря на ма­лые раз­ме­ры ли­ли­пу­ток, их мен­с­т­ру­аль­ный цикл ров­но та­кой же, как и у мо­их со­оте­чес­т­вен­ниц.) Про­ща­ясь, я спро­сил у Куль­бюль, за­чем она де­ла­ла из­ме­ре­ния мо­его де­то­род­но­го ор­га­на.

    На что она от­ве­ти­ла: под­руж­ки так за­ин­те­ре­со­ва­лись ее вче­раш­ним рас­ска­зом, что поп­ро­си­ли ее все вы­яс­нить и со­об­щить в под­роб­нос­тях. И те­перь она смо­жет по­ве­дать им, что ес­ли у муж­чин-ли­ли­пу­тов этот ор­ган дос­ти­га­ет дли­ны од­но­го кюм­ш­ло­та (так на­зы­ва­ет­ся еди­ни­ца из­ме­ре­ния, приб­ли­зи­тель­но рав­ная рас­сто­янию меж­ду кон­чи­ка­ми вы­тя­ну­тых боль­шо­го паль­ца и ми­зин­ца), то у ме­ня этот раз­мер сос­тав­ля­ет две­над­цать кюм­ш­ло­тов. Ска­жи ей об этом кто дру­гой, до­ба­ви­ла Куль­бюль, она бы ни за что не по­ве­ри­ла, но она ви­де­ла все сво­ими гла­за­ми и из­ме­ри­ла эти­ми вот паль­чи­ка­ми, так что сом­не­ний на сей счет ис­пы­ты­вать не мо­жет.

    - Может быть, твои под­руж­ки по­же­ла­ют лич­но убе­дить­ся, - ска­зал я, пря­ча свое ес­тес­т­во в шта­ны. - Я бу­ду рад при­нять их и пред­с­та­вить все до­ка­за­тель­с­т­ва.

    По ее на­ду­тым губ­кам я по­нял, что та­кая идея от­нюдь не вдох­но­ви­ла ее; ви­ди­мо, она хо­те­ла иметь все то, чем вла­дел я, в еди­но­лич­ном сво­ем рас­по­ря­же­нии. Од­на­ко по­раз­мыс­лив, она, су­дя по все­му, по­ня­ла, что в та­ком ра­зе бу­дет яв­лять со­бой не­кое по­до­бие со­ба­ки на се­не, так как ее воз­мож­нос­ти, как бы ни бы­ли ве­ли­ки же­ла­ния, до­воль­но ог­ра­ни­че­ны са­мой при­ро­дой, ко­то­рая, ве­ро­ят­но, име­ла свои при­чи­ны рас­по­ря­дить­ся на­ши­ми раз­ме­ра­ми так, как она ими рас­по­ря­ди­лась.

    Кульбюль не да­ла мне от­ве­та сра­зу же - о ее ре­ше­нии я уз­нал сле­ду­ющим ве­че­ром, на ко­то­рый наз­на­чил на­ше оче­ред­ное сви­да­ние.

    Кульбюль ока­за­лась щед­рой ду­шой: хо­тя и скре­пя сер­д­це, - о чем она по­ве­да­ла мне по­том в ми­ну­ту от­к­ро­ве­ния, - но она сог­ла­си­лась с мо­им пред­ло­же­ни­ем и на сле­ду­ющий день яви­лась не од­на, а в соп­ро­вож­де­нии еще пя­ти та­ких же хо­ро­шень­ких ли­ли­пу­то­чек - глаз­ки у них го­ре­ли лю­бо­пыт­с­т­вом, влаж­ные губ­ки бы­ли чуть при­от­к­ры­ты, кро­хот­ные руч­ки не на­хо­ди­ли се­бе мес­та.

    Возникшую бы­ло пер­во­на­чаль­но не­лов­кость быс­т­ро рас­се­яла Куль­бюль, ко­то­рая, наз­вав мне име­на сво­их под­ру­жек, не ста­ла за­во­дить свет­с­ких раз­го­во­ров о по­го­де, а без оби­ня­ков ски­ну­ла с се­бя свои оде­яния, пред­с­тав пе­ре­до мной в луч­шем сво­ем ви­де. Я быс­т­ро под­нял ее на та­бу­рет и ус­т­ре­мил воп­ро­ша­ющий взор на ос­таль­ных де­виц.

    Они пос­ле­до­ва­ли при­ме­ру Куль­бюль, хо­тя и нес­коль­ко ту­шу­ясь, что при их про­фес­сии по­ка­за­лось мне нес­коль­ко стран­ным. Я был го­тов объ­яс­нить их та­кую зас­тен­чи­вость не­обыч­нос­тью си­ту­ации и кли­ен­том, ко­то­рый мог пред­с­тав­лять­ся им и в са­мом де­ле го­рой (по­ли­ли­пут­с­ки «флес­т­рин», как, ко­неч­но же, пом­нит мой чи­та­тель) от­нюдь не в фи­гу­раль­ном смыс­ле.

    Наконец все они ока­за­лись на та­бу­ре­те пе­ред мо­им жад­ным взо­ром. Я ос­то­рож­но при­ка­сал­ся к ним, ощу­щая их неж­ную ко­жу и вы­пук­лос­ти в со­от­вет­с­т­ву­ющих мес­тах.

    Потом нас­тал че­ред ра­зоб­ла­чить­ся и мне. Мои гос­тьи за­мер­ли, гля­дя, как я рас­сте­ги­ваю свои пан­та­ло­ны. На­ко­нец на свет Бо­жий по­яви­лось мое нап­ру­жи­нен­ное ес­тес­т­во… и про­из­ве­ло на них то же дей­с­т­вие, что и два дня на­зад на Куль­бюль.

    Не ус­пел я вып­рос­тать из шта­нов тот са­мый пред­мет, ко­то­рый столь ин­те­ре­со­вал их и ра­ди ко­то­ро­го они за­яви­лись ко мне, как все они по­па­да­ли без чувств. Од­на­ко ско­ро они приш­ли в се­бя (хо­лод­ная во­да на ли­ли­пу­ток и на на­ших со­оте­чес­т­вен­ниц дей­с­т­ву­ет оди­на­ко­во) и про­яви­ли та­кую же прыть, как и Куль­бюль. Их сов­мес­т­ны­ми уси­ли­ями де­ло спо­ри­лось, да и са­ми они внак­ла­де не ос­та­ва­лись. Мес­та всем хва­та­ло - шесть ве­се­лых ма­лень­ких на­ез­д­ниц раз­мес­ти­лись на од­ном ска­ку­не, ко­то­рый рад был бы вмес­тить еще столь­ко же - их яго­ди­цы-ви­шен­ки пе­ре­ка­ты­ва­лись на уп­ру­гом се­да­ли­ще, че­рез нес­коль­ко ми­нут при­шед­шем в сос­то­яние, близ­кое к то­му, в ко­то­ром на­хо­дил­ся Ве­зу­вий пе­ред ги­белью Пом­пеи: гро­зи­ло из­вер­же­ни­ем, хоть и не ги­бель­ным, но до­воль­но опас­ным для на­ез­д­ниц. А по­то­му я с кри­ком: «Бе­ре­гись!» от­го­ро­дил мо­их де­ву­шек сте­ной из двух ла­до­ней от ра­зом­к­нув­ше­го­ся в сла­дос­т­рас­тии от­вер­с­тия и, сод­рог­нув­шись всем те­лом, про­лил­ся на по­вер­х­ность та­бу­ре­та мо­лоч­ным озер­цом, вид ко­то­ро­го выз­вал прис­туп вос­тор­га у мо­их гос­тий. Они соп­ро­во­ди­ли мое из­ли­яние сто­на­ми и кри­ка­ми, как ра­не­ные ама­зон­ки, до­би­ва­ющие по­вер­жен­но­го вра­га.

    Через ми­ну­ту я снял с та­бу­ре­та мо­их ми­ла­шек, оку­нул их по оче­ре­ди в бо­чо­нок с во­дой, где они весь­ма лов­ко омы­ли свои влаж­ные поп­ки, и прос­тил­ся с ни­ми до сле­ду­юще­го ве­че­ра, ска­зав:

    - Приводите сво­их под­ру­жек. Мес­та всем хва­тит.

    В мо­ей баш­не в тот ве­чер бы­ло свет­ло и шум­но, а вот на вто­ром эта­же ве­се­ло­го до­ма не све­ти­лись шесть окон.

    

    Что и го­во­рить, лю­без­ный мой чи­та­тель, та­кой по­во­рот со­бы­тий бла­гоп­ри­ят­но ска­зал­ся не толь­ко на мо­ем здо­ровье, но и нас­т­ро­ении. Те­перь по ут­рам я чув­с­т­во­вал бод­рость и при­лив сил и был го­тов за­ни­мать­ся с мо­им нас­тав­ни­ком, пос­ти­гая пре­муд­рос­ти ли­ли­пут­с­ко­го язы­ка и об­ра­за жиз­ни. Я пи­тал к мо­ему учи­те­лю са­мое дру­жес­кое рас­по­ло­же­ние и, как вы­яс­ни­лось впос­лед­с­т­вии, нап­рас­но, по­то­му что он был прис­тав­лен ко мне не толь­ко в ка­чес­т­ве пе­да­го­га, но и шпи­она. Обо всем, что про­ис­хо­ди­ло в мо­ей скром­ной оби­те­ли, он док­ла­ды­вал им­пе­ра­то­ру, чле­нам гос­со­ве­та, а в пер­вую оче­редь мо­им злей­шим вра­гам - ми­нис­т­рам каз­на­чей­с­т­ва и тай­ных дел, ко­то­рые со­би­ра­ли ма­те­ри­ал, что­бы выс­та­вить ме­ня в край­не неб­ла­гоп­ри­ят­ном све­те пе­ред Его Им­пе­ра­тор­с­ким Ве­ли­чес­т­вом (за­бе­гая впе­ред, ска­жу, что им это уда­лось).

    Однако в то вре­мя я еще не знал о про­ис­ках мо­их вра­гов, а по­то­му был бес­пе­чен и от­к­рыт пе­ред мо­им нас­тав­ни­ком, без утай­ки рас­ска­зы­вая ему о том, что про­ис­хо­ди­ло в его от­сут­с­т­вие, спра­ши­вая у не­го со­ве­та в де­лах ли­ли­пут­с­ких лю­бов­ных от­но­ше­ний, да­бы не уда­рить в грязь ли­цом пе­ред мо­ими уже мно­го­чис­лен­ны­ми под­руж­ка­ми. Впро­чем, ли­ли­пу­ты в де­лах лю­бов­ных ма­ло чем от­ли­ча­ют­ся от нас, а по­то­му в этом смыс­ле со­ве­ты мо­его дру­га (ка­ко­вым я счи­тал его тог­да) мне ма­ло чем по­мог­ли, и я стал боль­ше по­ла­гать­ся на свой че­ло­ве­чес­кий опыт, ко­то­рый ме­ня ни ра­зу не под­вел. Го­во­ря «че­ло­ве­чес­кий опыт», я как бы про­ти­во­пос­тав­ляю его ли­ли­пут­с­ко­му, что не­вер­но хо­тя бы и с тер­ми­но­ло­ги­чес­кой точ­ки зре­ния. Ли­ли­пу­ты, так же как и мы, при­над­ле­жат, ви­ди­мо, к ро­ду че­ло­ве­чес­ко­му, о чем сви­де­тель­с­т­ву­ют и их фи­зи­чес­кая кон­с­ти­ту­ция, и при­выч­ки, и об­щес­т­вен­ное ус­т­рой­с­т­во. В этом смыс­ле они бли­же к нам, чем, ска­жем, аф­ри­кан­с­кие пле­ме­на пиг­ме­ев, ко­то­рые не толь­ко ус­ту­па­ют нам в рос­те, но и пре­бы­ва­ют в ди­кос­ти, ни нам, ни ли­ли­пу­там дав­но уже не свой­с­т­вен­ной. Я ста­рал­ся быть ес­тес­т­вен­ным, по­та­кать же­ла­ни­ям мо­их под­ру­жек и не за­бы­вать о сво­их, и та­кая ли­ния по­ве­де­ния ока­за­лась са­мой ра­зум­ной - она поз­во­ля­ла мне за­во­евы­вать сер­д­ца все но­вых и но­вых ли­ли­пу­ток и са­мо­му не ос­та­вать­ся рав­но­душ­ным к их пре­лес­тям. Ах уж эти ли­ли­пут­с­кие пре­лес­ти! Я уже не раз имел слу­чай за­ме­тить, что ли­ли­пу­ты от­ли­ча­ют­ся от нас толь­ко раз­ме­ра­ми, пов­то­ряя в ос­таль­ном все осо­бен­нос­ти на­ше­го стро­ения (по­ла­гаю, что и внут­рен­не­го, хо­тя на вскры­ти­ях ли­ли­пут­с­ких по­кой­ни­ков не при­сут­с­т­во­вал; впро­чем, их ме­ди­ци­на пре­бы­ва­ет в та­ком за­ча­точ­ном сос­то­янии, что и учеб­ных вскры­тий в их ме­ди­цин­с­ких шко­лах не про­во­дит­ся). Но ес­ли на­ши ма­лей­шие изъ­яны вид­ны нам не­во­ору­жен­ным взгля­дом, то ли­ли­пут­с­кие для на­ше­го гла­за прос­то не­за­мет­ны, а по­то­му все ли­ли­пу­ты ка­за­лись мне кра­сав­ца­ми и кра­са­ви­ца­ми, за ис­к­лю­че­ни­ем тех, что бы­ли уро­да­ми.

    Я рас­смат­ри­вал мо­их ма­лень­ких кра­со­ток не толь­ко влюб­лен­ным взо­ром, но еще и как ес­тес­т­во­ис­пы­та­тель, вре­мя от вре­ме­ни при­бе­гая к по­мо­щи сво­ей под­зор­ной тру­бы, да­вав­шей две­над­ца­тик­рат­ное уве­ли­че­ние. И ес­ли че­рез тру­бу они впол­не мог­ли бы сой­ти за мо­их со­оте­чес­т­вен­ниц, то не­во­ору­жен­но­му гла­зу их лоб­ко­вые кус­ти­ки ка­за­лись неж­ны­ми пе­рыш­ка­ми кро­хот­ной птич­ки, а со­соч­ки - ма­лю­сень­ки­ми би­се­рин­ка­ми.

    Бугорок сла­дос­т­рас­тия мне ни у од­ной из них раз­г­ля­деть не уда­лось, а по­то­му я лас­кал его на­угад, ис­поль­зуя в этих це­лях сте­бель­ки тра­вы, ко­то­рые при­пас в дос­та­точ­ном ко­ли­чес­т­ве и всег­да хра­нил ря­дом с на­пол­нен­ным во­дой бо­чон­ком. Эта лас­ка мно­гих из них при­во­ди­ла прос­то-та­ки в ис­ступ­ле­ние. Они бы­ли го­то­вы ча­са­ми си­деть, рас­ки­нув в сто­ро­ны свои кро­хот­ные нож­ки и за­ка­тив глаз­ки. При этом они смеш­но пос­та­ны­ва­ли, как ес­ли бы у вас под ухом зво­нил ми­ни­атюр­ный ко­ло­коль­чик раз­ме­ром с но­го­ток. «Айай-ай-ай», - раз­да­ва­лось в мо­ей баш­не, и сер­д­це мое ра­до­ва­лось, кровь вол­но­ва­лась, ес­тес­т­во нап­ря­га­лось. Счас­т­ли­вые день­ки!

    Вскоре чис­ло мо­их по­се­ти­тель­ниц уве­ли­чи­лось до де­ся­ти, а по про­шес­т­вии еще нес­коль­ких дней ве­се­лый дом по ве­че­рам стал пог­ру­жать­ся в пол­ную тем­но­ту. Толь­ко на пер­вом эта­же пе­ред дверью го­рел оди­но­кий ого­нек, ви­ди­мо для то­го, что­бы по­се­ти­те­ли мог­ли про­честь приш­пи­лен­ное к две­рям объ­яв­ле­ние: «За­ве­де­ние зак­ры­то по не за­ви­ся­щим от вла­дель­цев об­с­то­ятель­с­т­вам; об от­к­ры­тии бу­дет со­об­ще­но до­пол­ни­тель­но».

    Работодатели пы­та­лись уве­ще­вать де­ву­шек, го­во­ри­ли им о про­фес­си­ональ­ной чес­ти, об их обя­зан­нос­тях пе­ред ни­ми, ра­бо­то­да­те­ля­ми, и пе­ред пос­то­ян­ны­ми кли­ен­та­ми, пе­ред об­щес­т­вом, на­ко­нец, но все тщет­но - де­вуш­ки ни за что не же­ла­ли от­ка­зы­вать­ся от то­го, что пос­ла­ла им бла­гос­к­лон­ная судь­ба в ви­де ва­ше­го по­кор­но­го слу­ги. К то­му же они, ве­ро­ят­но, чув­с­т­во­ва­ли, что мое пре­бы­ва­ние в Ли­ли­пу­тии ско­ро, к их и мо­ему ра­зо­ча­ро­ва­нию, по­дой­дет к кон­цу, а по­то­му спе­ши­ли по­лу­чить от зна­ком­с­т­ва со мной все, что бы­ло воз­мож­но, и в пол­ной ме­ре.

    Я то­же спе­шил нас­ла­дить­ся их ком­па­ни­ей. Не про­хо­ди­ло дня, что­бы мы не при­ду­ма­ли че­го­ни­будь но­вень­ко­го. Так, я по­ла­гаю, что в не­ко­то­ром ро­де мною был ус­та­нов­лен ре­корд, ког­да мой воз­буж­ден­ный де­то­род­ный ор­ган про­дол­жал гор­до смот­реть вверх с пят­над­цатью по­вис­нув­ши­ми на нем гроз­дью де­вуш­ка­ми из ве­се­ло­го до­ма. Прав­да, ког­да к ним при­со­еди­ни­лась шес­т­над­ца­тая, он, слов­но за­ду­мал­ся на мгно­ве­ние, за­тем мед­лен­но сник - сна­ча­ла при­нял го­ри­зон­таль­ное по­ло­же­ние, а по­том угол меж­ду ним и го­ри­зон­том стал не­ук­лон­но приб­ли­жать­ся к 90 гра­ду­сам, но та­ко­во­го все же не дос­тиг, а нап­ря­жен­но за­мер в ра­йо­не 45.

    Не бу­ду утом­лять вас, лю­без­ные мои чи­та­те­ли, пе­ре­чис­ле­ни­ем ми­лых мо­ему сер­д­цу имен оби­та­тель­ниц ве­се­ло­го до­ма, про­явив­ших ко мне бла­гос­к­лон­ность, - я и сам не за­пом­нил их всех, к то­му же с ка­ко­го-то вре­ме­ни стал вдруг за­ме­чать, что ко мне при­хо­дят все но­вые и но­вые де­вуш­ки - то ли под­руж­ки мо­их ми­ла­шек, то ли прос­то слу­чай­ные ли­ли­пут­ки, при­со­еди­нив­ши­еся к ве­се­лой про­цес­сии из лю­бо­пыт­с­т­ва.

    Видимо, слу­хи о том, что про­ис­хо­дит в мо­ем до­ме, по­пол­з­ли по го­ро­ду, по­то­му что ско­ро у мо­их две­рей и днем ста­ли ос­та­нав­ли­вать­ся ка­ре­ты, из ко­то­рых вы­хо­ди­ли за­ку­тан­ные в пла­щи да­мы и сту­ча­лись в мою дверь. Они нас­та­ива­ли на кон­фи­ден­ци­аль­нос­ти на­ших встреч, и я вви­ду вы­со­ко­го по­ло­же­ния этих дам в ли­ли­пут­с­ком об­щес­т­ве не мог от­ка­зать им в этих прось­бах. В ос­таль­ном же эти сви­да­ния бы­ли как две кап­ли во­ды по­хо­жи на на­ши пер­вые встре­чи с Куль­бюль. Сна­ча­ла но­вень­кая при ви­де то­го, за чем приш­ла, па­да­ла в об­мо­рок, а по­том, бу­ду­чи при­ве­де­на в чув­с­т­во, стре­ми­лась не упус­тить ни ма­лей­шей воз­мож­нос­ти по­лу­чить все от на­шей встре­чи. Не­ко­то­рые ухо­ди­ли от ме­ня оше­лом­лен­ные, го­во­ря, что жизнь их с это­го мо­мен­та ли­ша­ет­ся вся­ко­го смыс­ла, по­то­му что воз­в­ра­ще­ние в суп­ру­жес­кую пос­тель для них те­перь не­воз­мож­но, как не­воз­мож­но раз вку­сив­ше­му от зап­рет­но­го пло­да вер­нуть­ся в преж­нее сос­то­яние идил­ли­чес­кой не­вин­нос­ти. Жал­кие дос­то­ин­с­т­ва му­жа, мол, те­перь мо­гут выз­вать у них раз­ве что нас­меш­ку, а вос­по­ми­на­ния о ра­дос­тях, пе­ре­жи­тых со мной, бу­дут сог­ре­вать их до кон­ца дней. Сколь­ко же та­ких ис­по­ве­дей до­ве­лось мне выс­лу­шать в те без­мя­теж­ные дни!

    Скромность не поз­во­ля­ет мне наз­вать име­на тех вы­со­ких особ, ко­то­рые ока­за­ли мне честь в мо­ей оби­те­ли и ис­пол­ни­ли та­нец бес­страш­ной на­ез­д­ни­цы. Но об од­ной из них я все же ска­жу, по­то­му что чер­ная ее неб­ла­го­дар­ность чуть бы­ло не при­ве­ла к ро­ко­вым для ме­ня пос­лед­с­т­ви­ям. Ее про­ис­ка­ми я впол­не мог ли­шить­ся жиз­ни и ни­ког­да не уви­деть мо­ей лю­без­ной от­чиз­ны. Так пусть же ее имя ста­нет из­вес­т­но те­перь всем: Ее Ве­ли­чес­т­во Им­пе­рат­ри­ца Ли­ли­пу­тии.

    Да, она по­се­ти­ла ме­ня од­наж­ды ут­ром. По­яви­лась, за­ку­тан­ная в плащ. Но и ра­зоб­ла­чив­шись, ос­тав­шись в чем мать ро­ди­ла, она не сня­ла мас­ки, зак­ры­вав­шей ее ли­цо.

    Правда, это ма­ло ей по­мог­ло, пос­коль­ку она не из­бе­жа­ла об­щей учас­ти и при ви­де мо­его ору­дия сва­ли­лась за­мер­т­во, и мне приш­лось снять с нее мас­ку (ко­то­рую, впро­чем, я тут же вер­нул на мес­то), что­бы брыз­нуть ей в ли­цо во­дой.

    Придя в се­бя, она не­ко­то­рое вре­мя оше­лом­лен­но рас­смат­ри­ва­ла мое ес­тес­т­во, а по­том усе­лась на не­го, как са­дит­ся ле­со­руб на по­вер­жен­ный ствол, и, рас­ки­нув изящ­ные нож­ки, влас­т­ным жес­том по­ка­за­ла паль­чи­ком на свое кро­хот­ное ло­но, тре­буя тех са­мых ласк, ко­то­рые я пред­ла­гал про­чим мо­им по­се­ти­тель­ни­цам. Ви­ди­мо, слу­ха­ми пол­ни­лась ли­ли­пут­с­кая зем­ля, ина­че от­ку­да им­пе­рат­ри­це бы­ло в точ­нос­ти знать, что тво­рит­ся у ме­ня в до­ме за зак­ры­ты­ми две­ря­ми, ког­да ту­да при­хо­дят ис­ка­тель­ни­цы нас­лаж­де­ний? Я при­нял­ся ще­ко­тать ее тра­вин­кой, с удо­воль­с­т­ви­ем наб­лю­дая, как под мас­кой за­ка­ты­ва­ют­ся в не­ге ее гла­за.

    Она в жен­с­ком сво­ем про­яв­ле­нии ни­чуть не от­ли­ча­лась от дру­гих мо­их гос­тий. Те же зву­ки, те же дви­же­ния…

    Возможно, она так и уш­ла бы, пре­бы­вая в заб­луж­де­нии от­но­си­тель­но сво­его ин­ког­ни­то, но в пос­лед­ний мо­мент, ког­да, си­дя на мо­ем ска­ку­не, она зат­ре­пе­та­ла в ли­хо­рад­ке сла­дос­т­рас­тия, мас­ка съеха­ла на­бок, и я по­лу­чил воз­мож­ность еще раз уви­деть ее ли­цо. При­дя в се­бя, она не ста­ла воз­в­ра­щать мас­ку на мес­то, но, гнев­но пос­мот­рев на ме­ня над­мен­ным взгля­дом, вы­ра­зи­ла убеж­де­ние, что по­ня­тия чес­ти мне не чуж­ды. В чем я и пос­пе­шил ее за­ве­рить. Од­на­ко са­ма она не­по­нят­но по­че­му с то­го са­мо­го дня вос­пы­ла­ла ко мне не­на­вис­тью и не упус­ка­ла слу­чая тем или иным спо­со­бом на­со­лить. В осо­бен­нос­ти ее неп­ри­язнь ко мне уси­ли­лась пос­ле по­жа­ра в им­пе­ра­тор­с­ком двор­це… Но это дру­гая ис­то­рия, о ко­то­рой я рас­ска­жу чуть поз­же.

    А по­ка нас­та­ло вре­мя для рас­ска­за о дру­гом не­боль­шом прик­лю­че­нии, сла­ва Бо­гу, за­кон­чив­шем­ся ко вза­им­но­му удов­лет­во­ре­нию и без кро­воп­ро­ли­тия. Од­наж­ды сре­ди мо­их обыч­ных ве­чер­них по­се­ти­тель­ниц из ве­се­ло­го до­ма ока­за­лась од­на нез­на­ком­ка, что са­мо по се­бе бы­ло де­лом впол­не обыч­ным. Вот толь­ко ха­рак­тер мо­ей гос­тьи вы­хо­дил за рам­ки обыч­но­го.

    Она бы­ла осо­бой эк­заль­ти­ро­ван­ной, и во вре­мя ска­чек, приб­ли­жа­ясь к куль­ми­на­ции, кри­ча­ла и сто­на­ла гром­че дру­гих то­нень­ким го­лос­ком. Ког­да же мои гос­тьи соб­ра­лись ухо­дить, она де­мон­с­т­ра­тив­но за­дер­жа­лась, ска­зав, что у нее до ме­ня де­ло чрез­вы­чай­ной важ­нос­ти. Ког­да мы ос­та­лись один на один, она приз­на­лась в бе­зум­ной люб­ви ко мне, и ска­за­ла, что ес­ли я бу­ду нас­та­ивать на ее воз­в­ра­ще­нии к му­жу, то она на­ло­жит на се­бя ру­ки, по­то­му что жизнь без ме­ня ут­ра­ти­ла для нее вся­кий смысл. Она до­ба­ви­ла, что она не ка­кая-то там прос­то­лю­дин­ка, же­ла­ющая под­кор­мить­ся с мо­его сто­ла, а ее муж один из знат­ней­ших кар­бю­ков (но­сив­ший да­же ти­тул кар­бюк-бю­ка, ко­то­ро­го за всю ис­то­рию им­пе­рии бы­ли удос­то­ены все­го два де­сят­ка ее са­мых вы­да­ющих­ся под­дан­ных) в им­пе­рии, но она го­то­ва по­жер­т­во­вать сво­им без­за­бот­ным бу­ду­щим ра­ди люб­ви ко мне.

    О, лю­без­ный мой чи­та­тель, мог ли я нас­та­ивать пос­ле это­го на ее воз­в­ра­ще­нии до­мой? Я по­пы­тал­ся убе­дить ее в не­об­ду­ман­нос­ти та­ко­го пос­туп­ка, но ка­кое там - она и слу­шать ни­че­го не хо­те­ла. Она ска­за­ла, что уже прис­мот­ре­ла се­бе ком­нат­ку - на хо­рах баш­ни, что мно­го­го ей не нуж­но и она го­то­ва до­воль­с­т­во­вать­ся ма­лым, лишь бы быть ря­дом со мной.

    Должен ска­зать, что к то­му вре­ме­ни нар­да­ки и да­же кар­бю­ки ста­ли мо­ими час­ты­ми гос­тя­ми - мно­гие при­ез­жа­ли спро­сить со­ве­та в тех или иных де­лах, мно­гие поз­на­ко­мить­ся или за­ру­чить­ся мо­ей под­дер­ж­кой, так как в тот пе­ри­од я еще поль­зо­вал­ся вли­яни­ем. А по­то­му я ни­чуть не уди­вил­ся, ког­да на сле­ду­ющее ут­ро пе­ред мо­ей скром­ной баш­ней ос­та­но­ви­лась ка­ре­та, в ко­то­рую бы­ли зап­ря­же­ны шесть пер­вос­та­тей­ных ло­ша­дей бе­лой мас­ти. Гер­бы на двер­цах ка­ре­ты сви­де­тель­с­т­во­ва­ли о знат­нос­ти вла­дель­ца, а над­мен­ная по­вад­ка слу­ги, ко­то­рый сос­ко­чил с об­луч­ков и пос­ту­чал в дверь, что­бы со­об­щить о при­бы­тии сво­его гос­по­ди­на, го­во­ри­ли, что его хо­зя­ин не толь­ко зна­тен, но и, по всей ви­ди­мос­ти, за­ни­ма­ет не­ма­лый пост в пра­ви­тель­с­т­ве Его Ве­ли­чес­т­ва. Так оно и ока­за­лось. Толь­ко это­го ви­зи­те­ра ко мне при­ве­ло вов­се не же­ла­ние поз­на­ко­мить­ся или изъ­явить свое поч­те­ние.

    Когда слу­га из­вес­тил о при­бы­тии его свет­лос­ти кар­бюк-бю­ка, я да­же не сра­зу свя­зал это имя с име­нем мо­ей пос­то­яли­цы, ко­то­рая по­се­ли­лась в по­ме­ще­нии на хо­рах баш­ни - бу­ду­чи лю­би­тель­ни­цей пос­пать по ут­рам, она выб­ра­ла се­бе са­мые уда­лен­ные по­кои, ку­да не до­хо­ди­ли зву­ки с ули­цы и где не слыш­ны бы­ли хло­по­ты мо­их слуг. Как вы­яс­ни­лось че­рез нес­коль­ко мгно­ве­ний, моя пос­то­яли­ца бы­ла суп­ру­гой его свет­лос­ти, что и ста­ло при­чи­ной его ко мне столь ран­не­го ви­зи­та.

    Его свет­лость, вой­дя в баш­ню и ос­та­но­вив­шись пе­ре­до мной, сме­рил ме­ня унич­то­жа­ющим взгля­дом, а за­тем, не го­во­ря ни сло­ва, три ра­за топ­нул пра­вой но­гой и триж­ды ис­пус­тил вет­ры, что по­лу­чи­лось у не­го до­воль­но гром­ко, хо­тя и в то­наль­нос­ти аб­со­лют­но нес­хо­жей с той, что при­выч­на для на­ших со­оте­чес­т­вен­ни­ков, - буд­то разъ­ярив­ший­ся ко­мар ги­ган­т­с­ких раз­ме­ров сво­им от­ча­ян­ным пис­ком пре­дуп­реж­дал об ата­ке.

    Здесь я дол­жен сде­лать от­с­туп­ле­ние и до­ло­жить мо­ему чи­та­те­лю о ли­ли­пут­с­кой тра­ди­ции, с ко­то­рой я поз­на­ко­мил­ся бла­го­да­ря ос­ве­дом­лен­нос­ти и об­шир­ным зна­ни­ям мо­его нас­тав­ни­ка Тос­се­ка.

    Во вре­ме­на не­за­па­мят­ные, ког­да ве­ли­кий ос­но­ва­тель ли­ли­пут­с­ко­го го­су­дар­с­т­ва еще пре­бы­вал в ло­не без­вес­т­нос­ти, а стра­на пред­с­тав­ля­ла со­бой кон­г­ло­ме­рат не­за­ви­си­мых грю­мов (бли­жай­ший ана­лог на­ших ба­ронств), слу­чи­лось од­но со­бы­тие, и за­ло­жив­шее ос­но­вы тра­ди­ции, о ко­то­рой я ве­ду речь. Ос­но­ва­тель тог­да и сам был мел­ким грю­мо-вла­дель­цем, но с боль­ши­ми ам­би­ци­ями. Он меч­тал о Ве­ли­кой Еди­ной Ли­ли­пу­тии, ко­то­рая пре­одо­ле­ет раз­роз­нен­ность и ста­нет оте­чес­т­вом для всех ли­ли­пу­тов, вклю­чая и бле­фус­ку­ан­цев.

    Основатель по­нем­но­гу при­би­рал к ру­кам со­сед­ние грю­мы, что ес­тес­т­вен­но не нра­ви­лось их вла­де­те­лям, ко­то­рые пы­та­лись про­ти­вос­то­ять его на­тис­ку. И вот один из них, ос­кор­б­лен­ный в луч­ших сво­их чув­с­т­вах по­пол­з­но­ве­ни­ями раз­ру­ши­те­ля ус­то­ев, го­то­вив­ше­го­ся при­со­еди­нить к сво­им уже и без то­го не­ма­лым вла­де­ни­ям грюм со­се­да, явил­ся в его по­мес­тье, что­бы сог­лас­но су­щес­т­во­вав­ше­му тог­да ко­дек­су чес­ти выз­вать вра­га на ду­эль. Слу­чи­лось так, что раз­ру­ши­тель в это вре­мя по при­чи­не рас­строй­с­т­ва же­луд­ка на­хо­дил­ся в от­хо­жем мес­те, а по­то­му выс­лу­ши­вал пре­тен­зии со­се­да че­рез то­нень­кую дверь, от­де­ляв­шую мес­то сие от ос­таль­ной час­ти по­ме­ще­ния. Нез­ва­ный гость в гне­ве то­пал но­гой, а раз­ру­ши­тель неп­ро­из­воль­но от­ве­чал на это гром­ки­ми вет­ра­ми. Опо­рож­нив же­лу­док, раз­ру­ши­тель-ос­но­ва­тель вы­шел из сво­его уеди­не­ния и при­нял вы­зов. Ду­эль сос­то­ялась не­мед­лен­но. Че­лядь ос­но­ва­те­ля за­би­ла раз­г­не­ван­но­го со­се­да та­бу­рет­ка­ми (не мо­гу не воз­му­тить­ся ди­ки­ми нра­ва­ми тех вре­мен!) и спус­ти­ла его в то са­мое от­хо­жее мес­то, ко­то­рое толь­ко что столь дей­с­т­вен­но по­пол­ня­лось их гос­по­ди­ном. Как бы то ни бы­ло, но имен­но тог­да и бы­ла за­ло­же­на но­вая (а ко вре­ме­ни мо­его пре­бы­ва­ния в Ли­ли­пу­тии уже весь­ма ус­то­яв­ша­яся) тра­ди­ция вы­зо­ва на ду­эль: ос­кор­б­лен­ный дол­жен был явить­ся к ос­кор­би­те­лю и при­топ­ты­ва­ни­ем и ис­пус­ка­ни­ем вет­ров из­вес­тить ос­кор­би­те­ля о сво­ем же­ла­нии драть­ся. Вы­бор ору­жия ос­та­вал­ся за вы­зы­ва­емым, ко­то­рый, так­же ру­ко­вод­с­т­ву­ясь тра­ди­ци­ей, вы­би­рал от­ло­ман­ные от та­бу­ре­та нож­ки.

    Теперь те­бе, чи­та­тель, по­нят­на та на пер­вый взгляд ди­кая эс­ка­па­да, с ко­то­рой по­явил­ся в мо­ем жи­ли­ще его свет­лость. Я же не счи­тал се­бя свя­зан­ным тра­ди­ци­ями, а по­то­му от­ве­тил ему той же мо­не­той, что про­из­ве­ло на мо­его гос­тя столь силь­ное впе­чат­ле­ние, что он тут же от­ка­зал­ся от сво­его на­ме­ре­ния вы­яс­нять со мной от­но­ше­ния си­лой ору­жия, а прис­ту­пил к пе­ре­го­во­рам. Прав­да, сде­лал он это не сра­зу, пос­коль­ку ему пот­ре­бо­ва­лось не­ко­то­рое вре­мя, что­бы прий­ти в се­бя. Звон в ушах у не­го, ви­ди­мо, ос­та­вал­ся еще до­воль­но дол­го, по­то­му что в хо­де на­ше­го раз­го­во­ра он нес­коль­ко раз от­ча­ян­но тряс го­ло­вой, как это де­ла­ют ка­но­ни­ры, пос­ле то­го как яд­ро с ужа­са­ющим гро­хо­том вы­ле­та­ет из жер­ла пуш­ки.

    Пострадало, ве­ро­ят­но, и неж­ное обо­ня­ние мо­его гос­тя. Мне рас­ска­зы­ва­ли, что в на­ших за­мор­с­ких ко­ло­ни­ях в Вест-Ин­ди­ях оби­та­ет не­кое злов­ред­ное жи­вот­ное, име­ну­емое скун­сом.

    Не бо­ясь пог­ре­шить про­тив ис­ти­ны, со­об­щу лю­без­но­му мо­ему чи­та­те­лю, что мои вет­ры дол­ж­но быть про­из­ве­ли на его свет­лость впе­чат­ле­ние не ме­нее силь­ное, чем струя скун­са на ко­ро­лев­с­кую гон­чую, имев­шую до это­го де­ла толь­ко с зай­ца­ми да ли­са­ми.

    Итак, по про­шес­т­вии вре­ме­ни, ко­то­рое пот­ре­бо­ва­лось его свет­лос­ти, что­бы прий­ти в се­бя, он ска­зал:

    - Верните мне мою же­ну! - При этом он так гнев­но свел бро­ви и свер­к­нул гла­за­ми, что, но­си я пан­та­ло­ны его раз­ме­ра, сер­д­це у ме­ня уш­ло бы в пят­ки. Но, учи­ты­вая мои про­пор­ции, я взял се­бя в ру­ки и ска­зал его свет­лос­ти, что ни­ко­го не удер­жи­ваю на­силь­но, что его дра­жай­шая суп­ру­га воль­на вер­нуть­ся к не­му в лю­бое удоб­ное для них обо­их вре­мя, хо­тя для ме­ня бы­ло боль­шой чес­тью при­ни­мать ее свет­лость, а уход та­кой бла­го­род­ной и прив­ле­ка­тель­ной да­мы ос­та­вит глу­бо­кую и не­за­жи­ва­ющую ра­ну в мо­ем сер­д­це. Не бу­ду ут­вер­ж­дать, буд­то я, про­из­но­ся сию ти­ра­ду, не пог­ре­шил про­тив ис­ти­ны, од­на­ко в оп­рав­да­ние се­бе дол­жен ска­зать, что всег­да по­чи­тал веж­ли­вость и поч­ти­тель­ность, а тем па­че ува­же­ние к осо­бам жен­с­ко­го по­ла, пер­вей­шей обя­зан­нос­тью джен­т­ль­ме­на. Та­ко­вое мое по­ве­де­ние, ви­ди­мо, смяг­чи­ло его свет­лость. Он ска­зал, что го­тов прос­тить мою бес­це­ре­мон­ность, ко­то­рая, ви­ди­мо, бы­ла выз­ва­на нез­на­ни­ем ли­ли­пут­с­ких обы­ча­ев. Мы об­ме­ня­лись еще па­рой ком­п­ли­мен­тов в та­ком же ро­де, и я уже был го­тов приг­ла­сить его свет­лость к сто­лу, что­бы вы­пить ми­ро­вую, но тут раз­да­лись зву­ки, по­на­ча­лу на­пом­нив­шие мне ве­ре­ща­ние взбе­сив­ше­го­ся во­робь­иш­ки. Я под­нял гла­за и уви­дел, что ее свет­лость, ко­то­рая, су­дя по все­му, уже ка­кое-то вре­мя бы­ла сви­де­тель­ни­цей на­ше­го раз­го­во­ра (по­доз­ре­ваю, что ее раз­бу­дил про­из­ве­ден­ный мною не­ко­то­рое вре­мя на­зад звук), спус­ка­ет­ся с хо­ров, раз­г­не­ван­но ще­бе­ча на хо­ду. При зву­ках ее го­ло­са его свет­лость как-то весь сжал­ся, а на ли­це его по­яви­лось вы­ра­же­ние за­ис­ки­ва­юще­го по­до­бос­т­рас­тия. Мои зна­ния ли­ли­пут­с­ко­го бы­ли еще не столь хо­ро­ши, и я мно­гое не по­ни­мал из их быс­т­ро­го раз­го­во­ра. Ее свет­лость за­ка­ты­ва­ла гла­за, го­во­ри­ла на по­вы­шен­ных то­нах, ее сло­ва пре­ры­ва­лись ры­да­ни­ями, ра­за два-три она под­хо­ди­ла к мо­ей но­ге и дер­га­ла ме­ня за чу­лок, слов­но ища под­т­вер­ж­де­ния сво­им сло­вам. Я же по­мал­ки­вал, пред­по­чи­тая не вме­ши­вать­ся в сию се­мей­ную ока­зию. И ока­зал­ся прав. В ко­неч­ном сче­те все раз­ре­ши­лось ко все­об­ще­му вза­им­но­му удо­воль­с­т­вию: ее свет­лость воз­в­ра­ща­ет­ся до­мой, а его свет­лость не воз­ра­жа­ет про­тив ее ре­гу­ляр­ных ви­зи­тов ко мне.

    Мы рас­ста­лись друзь­ями, и хо­тя ее свет­лость, ухо­дя, не­до­воль­но на­ду­ва­ла губ­ки, я от­ве­сил ей глу­бо­кий пок­лон, бу­ду­чи уве­рен, что мы еще встре­тим­ся, и от го­ре­чи ны­неш­не­го про­ща­ния в ее сер­д­це не ос­та­нет­ся и сле­да.

    Не хо­чу, что­бы у чи­та­те­ля соз­да­лось впе­чат­ле­ние, буд­то мое пре­бы­ва­ние в Ли­ли­пу­тии с тех пор бы­ло пос­вя­ще­но од­ним лишь по­ис­кам нас­лаж­де­ний. Мои ин­те­ре­сы, как и всег­да, ос­та­ва­лись раз­но­об­раз­ны­ми. Я за­ни­мал­ся ис­то­ри­ей, ув­ле­кал­ся чте­ни­ем ста­рин­ных ру­ко­пи­сей, ин­те­ре­со­вал­ся те­ку­щи­ми со­бы­ти­ями. Ко­неч­но, преж­де все­го - се­год­няш­ни­ми и жи­вот­ре­пе­щу­щи­ми по­ли­ти­чес­ки­ми кол­ли­зи­ями, о ко­их и на­ме­ре­ва­юсь по­ве­дать чи­та­те­лям.

    Для на­ча­ла мне бы хо­те­лось раз­ве­ять миф, а точ­нее фаль­си­фи­ка­цию, учи­нен­ную мо­ими из­да­те­ля­ми. Так, чи­та­тель зна­ет о су­щес­т­во­ва­нии в Ли­ли­пу­тии пар­тий ос­т­ро­ко­неч­ни­ков и ту­по­ко­неч­ни­ков и о неп­ри­ми­ри­мой враж­де меж­ду ни­ми. Ни­че­го об­ще­го с дей­с­т­ви­тель­нос­тью эта вы­дум­ка не име­ет. За­яв­ляю об этом со всей от­вет­с­т­вен­нос­тью. Нет в Ли­ли­пу­тии ни ос­т­ро-, ни ту­по­ко­неч­ни­ков. Для че­го по­на­до­би­лось из­да­те­лю (яко­бы в уго­ду об­щес­т­вен­ной нрав­с­т­вен­нос­ти) так обол­гать ли­ли­пут­с­кий на­род - ума не при­ло­жу. Об ис­тин­ных при­чи­нах раз­до­ра в ли­ли­пут­с­ком об­щес­т­ве я рас­ска­зы­ваю ни­же, пред­ла­гая чи­та­те­лю поч­ти дос­лов­ный пе­ре­вод из ис­то­ри­чес­кой хро­ни­ки, хра­ня­щей­ся в ар­хи­ве Его Ве­ли­чес­т­ва Им­пе­ра­то­ра Ли­ли­пу­тии.

    Итак, раз­дор в ли­ли­пут­с­ком об­щес­т­ве (сви­де­те­лем ко­то­ро­му на од­ном из его пе­ри­одов и был ваш по­кор­ный слу­га) на­чал­ся при де­душ­ке ны­не здрав­с­т­ву­юще­го им­пе­ра­то­ра. Ес­ли до то­го вре­ме­ни ли­ли­пу­ты не зна­ли дру­го­го спо­со­ба со­еди­не­ния, кро­ме как пе­ред­не­го (естес­т­вен­но, что и наз­ва­ния это­го преж­де не су­щес­т­во­ва­ло - оно по­яви­лось лишь пос­ле то­го, как был от­к­рыт иной спо­соб, а имен­но зад­ний), то де­душ­ка пос­ле нес­коль­ких лет му­чи­тель­ных раз­ду­мий вдруг со­об­щил на всю стра­ну, что, ока­зы­ва­ет­ся, су­щес­т­ву­ет и зад­ний, и это, мол, бы­ло да­но ему как от­к­ро­ве­ние свы­ше и оп­ро­бо­ва­но им и его ближ­ним кру­гом на прак­ти­ке. В об­щес­т­ве не­мед­лен­но на­ча­лись спо­ры, на­ме­ти­лось раз­де­ле­ние мне­ний. На ули­цы го­ро­дов вы­хо­ди­ли воз­буж­ден­ные тол­пы (че­го рань­ше в ли­ли­пут­с­кой ис­то­рии не слу­ча­лось), сла­вив­шие мо­нар­ха или прок­ли­нав­шие его (не­мыс­ли­мое преж­де де­ло, но, ви­ди­мо, им­пе­ра­тор зат­ро­нул стру­ны столь чув­с­т­ви­тель­ные, что в ли­ли­пут­с­ком об­щес­т­ве не ос­та­лось рав­но­душ­ных, а на тех, кто не под­дал­ся все­об­ще­му бе­зу­мию, смот­ре­ли как на пер­вос­та­тей­ных кан­ди­да­тов в скор­б­ный дом на ок­ра­ине сто­ли­цы, ку­да по­се­ля­ли ли­шив­ших­ся ра­зу­ма). А вско­ре пос­ле­до­вал указ, пред­пи­сы­ва­ющий всем под­дан­ным Его Им­пе­ра­тор­с­ко­го Ве­ли­чес­т­ва раз­но­об­ра­зить фор­мы суп­ру­жес­ко­го со­еди­не­ния. Этим же ука­зом зад­ний спо­соб воз­во­дил­ся в ранг го­су­дар­с­т­вен­но­го и при­рав­ни­вал­ся к пе­ред­не­му.

    Часть на­се­ле­ния с вос­тор­гом при­ня­ла это из­вес­тие. Прав­да кое-кто шеп­тал­ся, что яко­бы этот спо­соб был от­к­рыт за­дол­го до де­душ­ки, прос­то ли­ли­пу­ты по при­род­ной сво­ей ос­то­рож­нос­ти и скром­нос­ти по­мал­ки­ва­ли, ожи­дая, не вый­дет ли ка­ких рас­по­ря­же­ний на этот счет от влас­тей.

    Посыпались бла­го­дар­с­т­вен­ные пись­ма де­душ­ке, тог­да еще дей­с­т­ву­юще­му им­пе­ра­то­ру, в ко­то­рых под­дан­ные со­об­ща­ли, что толь­ко те­перь от­к­ры­лись у них гла­за, и как мож­но бы­ло столь­ко лет пре­бы­вать во тьме, и не со­об­щит ли им­пе­ра­тор еще че­го-ни­будь в та­ком же ро­де.

    Императора про­воз­г­ла­ша­ли све­то­чем ро­да ли­ли­пут­с­ко­го, пред­ла­га­ли во всех ли­ли­пут­с­ких го­ро­дах, на всех пло­ща­дях пос­та­вить ему па­мят­ни­ки, на пьедес­та­ле ко­то­рых зо­ло­том на­пи­сать сло­ва бла­го­дар­нос­ти ли­ли­пут­с­ко­го на­ро­да. Дру­гая же часть на­се­ле­ния вос­п­ри­ня­ла нов­шес­т­во в шты­ки. Про­тив­ни­ки но­вов­ве­де­ния го­во­ри­ли, что это пря­мое и ко­щун­с­т­вен­ное на­ру­ше­ние тра­ди­ций, за­ве­щан­ных пред­ка­ми, и ос­кор­б­ле­ние их па­мя­ти, что они не до­пус­тят на ли­ли­пут­с­кой зем­ле та­ко­го по­зо­ра, что ско­рее ум­рут, чем ког­да-ни­будь поз­во­лят де­тям сво­им пе­рей­ти на бо­гоп­ро­тив­ный зад­ний спо­соб (хо­тя по­го­ва­ри­ва­ли, что не­ко­то­рые из вож­дей пе­ред­ни­ков - так их и ста­ли на­зы­вать с тех пор - все же оп­ро­бо­ва­ли зад­ний спо­соб и втай­не прак­ти­ко­ва­ли его, на­хо­дя в нем из­вес­т­ную пре­лесть и раз­но­об­ра­зие но­виз­ны). На­ибо­лее огол­те­лые пред­ла­га­ли от­ко­пать из мо­ги­лы ле­ген­дар­но­го ос­но­ва­те­ля ли­ли­пут­с­ко­го го­су­дар­с­т­ва и выс­та­вить его свя­тые мо­щи на глав­ной пло­ща­ди сто­ли­цы в на­зи­да­ние жи­те­лям: ве­ли­кий ос­но­ва­тель не то что зад­ний - он и пе­ред­ний-то спо­соб не очень жа­ло­вал, а по­то­му, по­ла­га­ли ав­то­ры сей идеи, его при­сут­с­т­вие ус­ты­дит пад­ших, вер­нет их на путь ис­тин­ный и по­ло­жит ко­нец сму­те и раз­до­рам. Ку­да там! В от­вет на это пред­ло­же­ние на ули­цы вы­сы­па­ли тол­пы сто­рон­ни­ков но­во­го кур­са.

    Лилипутское об­щес­т­во рас­ко­ло­лось. Но нас­то­ящая сва­ра на­ча­лась пос­ле то­го, как отец ны­неш­не­го им­пе­ра­то­ра от­тер от влас­ти сво­его ба­тюш­ку (прав­да, обо­шел­ся без от­це­убий­с­т­ва и кро­воп­ро­ли­тия, выс­лав сво­его ро­ди­те­ля в глу­хую ли­ли­пут­с­кую про­вин­цию; я, кста­ти, по­се­тил там опаль­но­го экс-им­пе­ра­то­ра, доб­рав­шись до его жи­ли­ща за пол­ча­са не­то­роп­ли­вой ходь­бы.

    Старик был еще по­лон сил и за­мыс­лов и со­би­рал­ся по­ра­до­вать свой на­род но­вы­ми от­к­ры­ти­ями.

    Экс-император был им­по­зан­тен на ли­ли­пут­с­кий ма­нер и при­вет­лив, как ис­тин­ный джен­т­ль­мен; я про­вел с ним нес­коль­ко ча­сов в фи­ло­соф­с­ких бе­се­дах и нав­сег­да сох­ра­нил са­мые теп­лые вос­по­ми­на­ния о нем) и сам ко­ро­но­вал­ся на ли­ли­пут­с­кий трон. Ос­но­ва­ни­ем для от­с­т­ра­не­ния от влас­ти (ко­то­рое, впро­чем, бы­ло ин­с­це­ни­ро­ва­но как от­ре­че­ние) ста­ло то, что экс-им­пе­ра­тор в сво­их ре­фор­мах ог­ра­ни­чи­вал­ся по­лу­ме­ра­ми, тог­да как пе­ред­ний спо­соб, по мне­нию но­во­го им­пе­ра­то­ра, во­об­ще над­ле­жа­ло зап­ре­тить, а огол­те­лых его при­вер­жен­цев объ­явить вне за­ко­на.

    Остальных же обя­зать за две лу­ны окон­ча­тель­но и бес­по­во­рот­но пе­рей­ти на зад­ний спо­соб, пе­ред­ний впредь пре­дать ана­фе­ме, а за­ме­чен­ных в поль­зо­ва­нии им в пер­вый раз на­ка­зы­вать плеть­ми, а во вто­рой - в соп­ро­вож­де­нии двух стра­жей от­во­дить на спе­ци­аль­ные за­ве­ден­ные для это­го учас­т­ки, где под­вер­гать опе­ра­ции, ко­то­рая ис­к­лю­чит в бу­ду­щем на­ру­ше­ние за­ко­на с их сто­ро­ны.

    После это­го ука­за в стра­не чуть не дош­ло до кро­воп­ро­ли­тия - пе­ред­ни­ки бун­то­ва­ли и му­ти­ли на­род. По ули­цам хо­ди­ли мно­го­люд­ные тол­пы, скан­ди­руя: «Толь­ко спе­ре­ди! По­зор зад­ни­кам!». По со­сед­ним ули­цам дви­га­лись не ме­нее ре­ши­тель­но нас­т­ро­ен­ные тол­пы, кри­чав­шие: «Толь­ко сза­ди! По­зор пе­ред­ни­кам!».

    Передники да­же пы­та­лись ус­т­ро­ить под­коп под им­пе­ра­тор­с­кий дво­рец и по­дор­вать им­пе­ра­то­ра со всем его се­мей­с­т­вом, од­на­ко бы­ли вы­яв­ле­ны бди­тель­ной стра­жей и по­са­же­ны в узи­ли­ще. Часть за­го­вор­щи­ков бе­жа­ла и обос­но­ва­лась на Бле­фус­ку, где бы­ла с рас­п­рос­тер­ты­ми объ­яти­ями при­ня­та как влас­тя­ми, так и боль­шей час­тью на­се­ле­ния. Не то что­бы бле­фус­ку­ан­цы осо­бен­но со­чув­с­т­во­ва­ли пе­ред­ни­кам, прос­то они по-со­сед­с­ки всег­да ра­до­ва­лись слу­чаю на­со­лить ли­ли­пу­там, а по­то­му ско­ро на со­сед­нем ос­т­ро­ве наб­ра­лось не­ма­лое чис­ло вра­гов ли­ли­пут­с­ких ре­форм, от ко­то­рых пос­то­ян­но ис­хо­ди­ла опас­ность для при­вер­жен­цев но­во­го кур­са.

    Однако но­вый им­пе­ра­тор про­си­дел на прес­то­ле все­го де­ся­ток лун. Пос­то­ян­ные за­бо­ты о бла­ге го­су­дар­с­т­ва и под­дан­ных по­дор­ва­ли его здо­ровье, у не­го на­ча­лись прис­ту­пы па­ду­чей, и он вы­нуж­ден был ос­та­вить трон, пе­ре­дав власть сы­ну - ны­неш­не­му им­пе­ра­то­ру Ли­ли­пу­тии.

    Сын, хоть и был мо­лод, от­ли­чал­ся муд­рос­тью и урав­но­ве­шен­нос­тью, а за­лы­си­ны у не­го встре­ча­лись на са­мом за­тыл­ке - знак ум­с­т­вен­ных тру­дов и дол­гих ноч­ных бде­ний. На сле­ду­ющий день пос­ле при­не­се­ния при­ся­ги, в ко­то­рой он пок­лял­ся при­дер­жи­вать­ся кур­са от­ца, он из­дал указ, от­ме­няв­ший преж­ние пос­та­нов­ле­ния, и вы­пус­тил но­вый, урав­ни­вав­ший в пра­вах оба спо­со­ба: те­перь на­се­ле­ние мог­ло на за­кон­ной ос­но­ве поль­зо­вать­ся как зад­ней, так и пе­ред­ней по­зи­ци­ями, не под­вер­гая при этом се­бя опас­нос­ти су­деб­но­го прес­ле­до­ва­ния.

    Часть на­се­ле­ния Ли­ли­пу­тии вос­п­ри­ня­ла этот указ с об­лег­че­ни­ем, дру­гая - хму­ри­лась и го­во­ри­ла, что это от­кат в тем­ные вре­ме­на. Бег­ле­цы же, обос­но­вав­ши­еся в Бле­фус­ку, не спе­ши­ли воз­в­ра­щать­ся до­мой, спра­вед­ли­во по­ла­гая, что по­ми­ло­ва­ние по­ми­ло­ва­ни­ем (указ об по­ми­ло­ва­нии бег­лым пе­ред­ни­кам пос­ле­до­вал сра­зу же за из­да­ни­ем пер­вых двух), а бе­ре­же­но­го Бог бе­ре­жет.

    Как бы там ни бы­ло, но в го­су­дар­с­т­ве во вре­мя мо­его там пре­бы­ва­ния ус­та­но­ви­лось хруп­кое рав­но­ве­сие. Пе­ред­ни­ки со­су­щес­т­во­ва­ли с зад­ни­ка­ми. Да­же го­во­ри­ли, что по­яви­лись сме­шан­ные бра­ки, то есть пе­ред­ни­ки же­ни­лись на зад­ни­цах, а пе­ред­ни­цы вы­хо­ди­ли за­муж за зад­ни­ков.

    Какому спо­со­бу от­да­ва­ли пред­поч­те­ние в та­ких семь­ях, не­из­вес­т­но, по­то­му что все пе­ред­ни­ки и пе­ред­ни­цы го­во­ри­ли, что свя­то блю­дут тра­ди­ции пред­ков, а неп­ри­ми­ри­мые зад­ни­ки и зад­ни­цы за­яв­ля­ли, что ско­рее ум­рут, чем вер­нут­ся в преж­нее раб­с­кое сос­то­яние. Зна­ме­нем пе­ред­ни­ков ста­ла од­на ли­ли­пут­ка, за­явив­шая, что ско­рее зашь­ет свое де­то­род­ное от­вер­с­тие, чем под­пус­тит к се­бе ко­го-ни­будь с не­над­ле­жа­щей сто­ро­ны. А зад­ни­ки под­ни­ма­ли на щит ли­ли­пу­та, ко­то­рый из­рек, что ско­рее от­ру­бит се­бе де­то­род­ный ор­ган, чем приб­ли­зит­ся к ко­му­ни­будь спе­ре­ди.

    Мудрый мо­ло­дой им­пе­ра­тор за­нял про­ме­жу­точ­ную по­зи­цию. Он в сво­их ред­ких выс­туп­ле­ни­ях пе­ред на­ро­дом би­че­вал ра­ди­ка­лов с той и с дру­гой сто­ро­ны, при­зы­вая к уме­рен­нос­ти, выс­тав­ляя в ка­чес­т­ве при­ме­ра се­бя, прав­да при этом он так и не со­об­щил под­дан­ным, ка­ким спо­со­бом пред­по­чи­та­ет поль­зо­вать­ся сам. Но на­род в сво­ем боль­шин­с­т­ве под­дер­жал им­пе­ра­то­ра. В го­су­дар­с­т­ве во­ца­ри­лись мир и по­ря­док, хо­тя кое-где еще и вспы­хи­ва­ли сти­хий­ные ми­тин­ги в под­дер­ж­ку той или иной пар­тии. Но та­ко­вые про­ис­хо­ди­ли все ре­же и ре­же, а ес­ли и про­ис­хо­ди­ли, то осо­бо­го вни­ма­ния к се­бе со сто­ро­ны ли­ли­пут­с­ко­го об­щес­т­ва не прив­ле­ка­ли.

    В это вре­мя и про­изо­шел из­вес­т­ный чи­та­те­лю зах­ват мною бле­фус­ку­ан­с­ко­го фло­та, в ос­нов­ных чер­тах вер­но из­ло­жен­ный в мо­их опуб­ли­ко­ван­ных за­пис­ках. Од­на­ко счи­таю не­об­хо­ди­мым до­ба­вить к уже из­вес­т­ным све­де­ни­ям нес­коль­ко ис­то­ри­чес­ких фак­тов.

    В древ­нос­ти (сог­лас­но ли­ли­пут­с­ким ле­то­пи­сям, это про­изош­ло за трис­та од­ну лу­ну до мо­его при­бы­тия) Ли­ли­пу­тия и Бле­фус­ку су­щес­т­во­ва­ли как од­но мощ­ное го­су­дар­с­т­во с мо­гу­чим фло­том и не­по­бе­ди­мой ар­ми­ей. Но пос­коль­ку вра­гов у се­го древ­не­го го­су­дар­с­т­ва не бы­ло, то мно­гие сом­не­ва­лись - сто­ит ли тра­тить столь­ко средств на со­дер­жа­ние ог­ром­ных во­ору­жен­ных сил, ко­то­рым не с кем во­евать. Вот тог­да-то в Бле­фус­ку и ор­га­ни­зо­ва­лась пар­тия отъ­един­щи­ков, ко­то­рая ста­ла ра­то­вать за от­ло­же­ние от Ли­ли­пу­тии. Во-пер­вых, мы и са­ми с уса­ми, го­во­ри­ли они, за­чем нам эта ту­по­го­ло­вая вель­мож­ная ли­ли­пут­с­кая бра­тия - у нас и у са­мих мо­жет быть не ху­же. А во-вто­рых, отъ­еди­ним­ся, и тог­да ник­то уже не ска­жет, что во­ен­ные у нас дар­мо­еды. Вон Ли­ли­пу­тия за про­ли­вом - ис­кон­ный враг, ко­то­рый толь­ко и ищет слу­чая приб­рать к ру­кам Бле­фус­ку, а не бу­дет у нас силь­ной ар­мии, то неп­ре­мен­но так и сде­ла­ет.

    Таким об­ра­зом у нас по­явит­ся про­тив­ник - ос­но­ва­ние для уве­ли­че­ния во­ен­ных рас­хо­дов. На­ши во­ен­ные смо­гут на­ко­нец оп­ро­бо­вать в де­ле свои во­ен­ные те­ории и до­ка­зать всем жи­те­лям Бле­фус­ку, что и в са­мом де­ле че­го-то сто­ят. Да здрав­с­т­ву­ет Бле­фус­ку! Смерть Ли­ли­пу­тии!

    И вот в один прек­рас­ный день про­вин­ция Бле­фус­ку от­ло­жи­лась, а пос­коль­ку объ­еди­нен­ный флот це­ли­ком ба­зи­ро­вал­ся на Бле­фус­ку, ко­то­рая име­ла для это­го удоб­ную бух­ту Ло­са­бек, то Ли­ли­пу­тия в тот день ос­та­лась без фло­та. Фи­кос II, быв­ший в то вре­мя им­пе­ра­то­ром Ли­ли­пу­тии, от­п­ра­вил ар­мию по ту сто­ро­ну про­ли­ва - вер­нуть Бле­фус­ку в ло­но Ли­ли­пу­тии, по­ка­рать за­чин­щи­ков, ис­ко­ре­нить отъ­един­щиц­кий дух и на­вес­ти в про­вин­ции по­ря­док, что­бы впредь ни­ко­му бы­ло не­по­вад­но. Ко­ман­ди­ры тут же пос­т­ро­или ар­мию в ко­лон­ны и под кри­ки «ура!» по­ве­ли ее во­евать с Бле­фус­ку. Од­на­ко вви­ду зна­чи­тель­ной (по ли­ли­пут­с­ким мас­ш­та­бам) глу­би­ны и ши­ри­ны про­ли­ва, раз­де­ляв­ше­го мет­ро­по­лию и про­вин­цию, хо­тя и об­вя­зан­ные рыбь­ими пу­зы­ря­ми, да­ле­ко не все из во­шед­ших в во­ду на ли­ли­пут­с­ком бе­ре­гу выш­ли на бле­фус­ку­ан­с­ком - ведь флот, как мы пом­ним, в один день ока­зал­ся во влас­ти мя­теж­ни­ков. Вы­шед­шие же во­ен­ной си­лы со­бой не пред­с­тав­ля­ли и ста­ли лег­кой до­бы­чей бле­фус­ку­ан­цев. Тог­да Фи­кос II из­дал указ, пред­пи­сы­ва­ющий всем ли­ли­пу­там стро­ить но­вый флот. Это был не­лег­кий пе­ри­од в ис­то­рии Ли­ли­пу­тии. Все под­дан­ные им­пе­ра­то­ра с ут­ра ухо­ди­ли на вер­фи и тру­ди­лись там, не пок­ла­дая рук, по­ка не на­чи­на­ли ва­лить­ся с ног от ус­та­лос­ти. Им­пе­ра­тор сми­лос­ти­вил­ся и раз­ре­шил под­дан­ным не рас­хо­дить­ся на ночь по до­мам. Это поз­во­ли­ло ко­ра­бель­щи­кам сэ­ко­но­мить не­ма­ло сил и вре­ме­ни. Они спа­ли пря­мо при вер­фях, а ут­ром, не тра­тя впус­тую ни ми­ну­ты, при­ни­ма­лись за ра­бо­ту. Все­го за де­сять лун ли­ли­пу­ты вос­ста­но­ви­ли свои во­ен­но-мор­с­кие си­лы, и бле­фус­ку­ан­цы боль­ше не име­ли по­дав­ля­юще­го пре­иму­щес­т­ва на мо­ре. Од­на­ко Фи­кос II к это­му мо­мен­ту без­в­ре­мен­но скон­чал­ся, а его сын ока­зал­ся глуп и ле­нив - он ре­шил не во­евать с Бле­фус­ку, а взять ее из­мо­ром. Из­мо­ром брал Бле­фус­ку и сле­ду­ющий им­пе­ра­тор, и еще один, и еще. Вре­мя шло, и все в Ли­ли­пу­тии в ко­неч­ном сче­те, хо­тя и не без скор­би ду­шев­ной, свык­лись с тем, что Бле­фус­ку бо­лее не про­вин­ция, а мо­гу­щес­т­вен­ное не­за­ви­си­мое го­су­дар­с­т­во (и, кста­ти, ос­но­ва­ние для со­дер­жа­ния мощ­ной ли­ли­пут­с­кой ар­мии). Од­на­ко вос­по­ми­на­ния о по­те­ре фло­та всег­да ос­та­ва­лись бо­лез­нен­ны­ми по сю сто­ро­ну про­ли­ва, и по­то­му мой по­ход на Ло­са­бек и воз­в­ра­ще­ние с во­ен­ным фло­том про­тив­ни­ка бы­ли встре­че­ны ве­ли­ким ли­ко­ва­ни­ем и вос­п­ри­ня­ты как вос­ста­нов­ле­ние ис­то­ри­чес­кой спра­вед­ли­вос­ти.

    Я жи­во ин­те­ре­со­вал­ся ис­то­ри­чес­ки­ми хро­ни­ка­ми и сов­ре­мен­ной по­ли­ти­чес­кой жиз­нью Ли­ли­пу­тии, а моя жизнь тем вре­ме­нем шла сво­им че­ре­дом. И те­перь, сле­дуя хро­но­ло­гии со­бы­тий, я дол­жен по­ве­дать об од­ном, ка­за­лось бы, ма­лоз­на­чи­тель­ном про­ис­шес­т­вии, сыг­рав­шем важ­ную роль не толь­ко в мо­ей судь­бе, но и, ви­ди­мо, во всей ли­ли­пут­с­кой ис­то­рии, пос­коль­ку, смею за­ве­рить мо­его чи­та­те­ля, судь­ба Ку­ин­бу­са Флес­т­ри­на ока­за­ла за­мет­ное воз­дей­с­т­вие на ход раз­ви­тия Ли­ли­пу­тии. Про­изош­ло это не в си­лу ка­ких-то мо­их осо­бых дос­то­инств или вы­да­ющих­ся ка­честв, а, как я уже го­во­рил, лишь по при­чи­не мо­их раз­ме­ров. Так, ве­ли­кан рос­том в со­рок фу­тов, по­явись та­ко­вой в мо­ей род­ной Ан­г­лии, мог бы в кор­не из­ме­нить ее ис­то­рию.

    Происшествие, о ко­то­ром я на­ме­ре­ва­юсь рас­ска­зать, слу­чи­лось в один из обыч­ней­ших ве­че­ров, ког­да я, как уже по­ве­лось, при­ни­мал де­сят­ка три оби­та­тель­ниц ве­се­ло­го до­ма со вся­ки­ми слу­чай­ны­ми и нес­лу­чай­ны­ми гос­ть­ями, пе­ред ка­ко­вы­ми я ни­ког­да не за­пи­рал две­ри сво­его жилья. Все бы­ло как всег­да. Де­ло уже шло к раз­вяз­ке, ко­то­рая слов­но бы рож­да­лась где-то в глу­би­нах мо­его ес­тес­т­ва, что­бы прор­вать­ся на­ру­жу че­рез то са­мое ору­дие, ко­то­рое ус­лаж­да­ло мо­их пре­лес­т­ниц. Я крик­нул «бе­ре­гись», но од­на из де­ву­шек не ус­пе­ла увер­нуть­ся и бы­ла сби­та мощ­ной стру­ей (в оче­ред­ной раз дол­жен ого­во­рить­ся: к пре­уве­ли­че­ни­ям я от­нюдь не скло­нен, в осо­бен­нос­ти, ес­ли речь идет о мо­ей соб­с­т­вен­ной пер­со­не; не хо­чу пред­с­тать пе­ред сво­им чи­та­те­лем эта­ким хвас­ту­ниш­кой: ес­ли я го­во­рю «мощ­ная струя», то ес­тес­т­вен­но имею в ви­ду взгляд на сей фе­но­мен пос­т­ра­дав­шей), что име­ло пос­лед­с­т­вия, о ко­то­рых я в ту ми­ну­ту не мог да­же и до­га­ды­вать­ся. Бед­няж­ка от­де­ла­лась лег­ким ис­пу­гом - че­рез мгно­ве­ние она под­ня­лась на но­ги и не без удо­воль­с­т­вия при­ня­лась раз­ма­зы­вать бе­ле­сую жид­кость по те­лу. Кто бы мог по­ду­мать, что та­кой пус­тяк пов­ле­чет за со­бой ре­зуль­та­ты не­со­из­ме­ри­мые?

    Как я уз­нал по­том, бед­няж­ка эта в дет­с­т­ве пе­ре­нес­ла бо­лезнь, выз­вав­шую у нес­час­т­ной хро­мо­ту кста­ти, имен­но по­это­му она и не ус­пе­ла увер­нуть­ся от мо­его из­вер­же­ния), од­на­ко ма­лют­ка нас­толь­ко свык­лась со сво­им не­ду­гом, что ве­ла или пы­та­лась вес­ти нор­маль­ный об­раз жиз­ни, ни в чем не от­с­та­вая от сво­их свер­с­т­ниц.

    Прошло два дня, и моя слу­чай­ная гос­тья уже поч­ти за­бы­ла о том про­ис­шес­т­вии, раз­ве что сох­ра­ня­ла в па­мя­ти при­ят­с­т­вен­ные сто­ро­ны сво­его ви­зи­та ко мне, но вот на тре­тий день пос­ле не­ча­ян­ной ван­ны, ко­то­рую она при­ня­ла на мо­ем та­бу­ре­те, ма­лют­ка по­чув­с­т­во­ва­ла рез­кое улуч­ше­ние. Еще че­рез два дня хро­мо­та у нее прош­ла пол­нос­тью, де­ятель­ность мышц вос­ста­но­ви­лась, а ко­жа в мес­тах кон­так­та с мо­ей се­мен­ной жид­кос­тью при­об­ре­ла не­обык­но­вен­но здо­ро­вый и уп­ру­гий вид.

    Обо всем этом мне ста­ло из­вес­т­но не­де­лю спус­тя, ког­да я сно­ва уви­дел уже зна­ко­мое мне ли­чи­ко. У де­вуш­ки в ру­ке бы­ло ве­дер­ко сред­них раз­ме­ров, и она ка­ра­ули­ла с ним у мо­его го­то­вя­ще­го­ся к фон­та­ни­ро­ва­нию от­вер­с­тия. Ве­дер­ко быс­т­ро пе­ре­пол­ни­лось - боль­шая часть жид­кос­ти про­ли­лась че­рез край, но моя гос­тья бы­ла до­воль­на. Она поп­ро­си­ла ме­ня как мож­но ос­то­рож­нее опус­тить ее на зем­лю и бе­реж­но, что­бы не рас­п­лес­кать, по­нес­ла ве­дер­ко к вы­хо­ду, слов­но это был ка­кой-то дра­го­цен­ный нек­тар.

    Я ос­та­но­вил ее и поп­ро­сил объ­яс­нить, что зна­чит сие стран­ное яв­ле­ние. Вы­яс­ни­лось, что доб­рая ду­ша не­сет ве­дер­ко к сво­ей прес­та­ре­лой ба­буш­ке, стра­да­ющей по­даг­рой и прос­т­ре­лом.

    Тогда же она рас­ска­за­ла мне о том, ка­кое це­леб­ное воз­дей­с­т­вие про­из­ве­ло на нее мое се­мя, раз­ма­зан­ное ею по те­лу в по­ры­ве сла­дос­т­рас­тия. Я же со сво­ей сто­ро­ны как врач пре­дос­те­рег ее, про­сил не впа­дать в заб­луж­де­ние. Воз­мож­но, ее ис­це­ле­ние объ­яс­ня­ет­ся дру­ги­ми при­чи­на­ми, а моя се­мен­ная жид­кость лишь пос­лу­жи­ла бла­гоп­ри­ят­ным фо­ном, на ко­то­ром по­шел по­ло­жи­тель­ный про­цесс выз­до­ров­ле­ния. Од­на­ко де­вуш­ка бы­ла пол­на во­оду­шев­ле­ния, и ра­зу­бе­дить ее мне не уда­лось. Она твер­до обе­ща­ла со­об­щить мне, бу­дет ли бла­гоп­ри­ят­ным воз­дей­с­т­вие сей па­на­цеи на ее ба­буш­ку. Ос­таль­ные мои гос­тьи слу­ша­ли наш раз­го­вор и, ви­ди­мо, фи­гу­раль­но вы­ра­жа­ясь, мо­та­ли на ус. У од­ной из них, еще не ус­пев­шей спус­тить­ся с та­бу­рет­ки, в ру­ках не­ве­до­мо от­ку­да взял­ся пу­зы­рек, ко­то­рый она при­ня­лась за­пол­нять из про­ли­той на по­вер­х­ность лу­жи­цы. Дру­гая ста­ла чер­пать жид­кость из лу­жи­цы гор­с­тя­ми и раз­ма­зы­вать у се­бя по бед­рам и гру­ди. Ос­таль­ные, уже спус­тив­ши­еся вниз, де­ла­ли по­пыт­ки вска­раб­кать­ся на­зад по нож­кам та­бу­ре­та, я же чис­то ма­ши­наль­но, про­дол­жая раз­го­вор с мо­ей выз­до­ро­вев­шей пре­лес­т­ни­цей, под­с­та­вил им ла­донь и пе­ре­нес на­верх. Че­рез нес­коль­ко мгно­ве­ний по­вер­х­ность та­бу­рет­ки бы­ла су­хой, раз­ве что чуть поб­лес­ки­ва­ла вла­гой. Слу­ха­ми, как из­вес­т­но, зем­ля пол­нит­ся. И слух о чу­до­дей­с­т­вен­ной си­ле мо­ей се­мен­ной жид­кос­ти рас­п­рос­т­ра­нял­ся по Ли­ли­пу­тии, как чу­ма по Ев­ро­пе. Чис­ло выз­до­ро­вев­ших, пе­ре­да­ва­ли до­су­жие язы­ки, дав­но пе­ре­ва­ли­ло за все ра­зум­ные пре­де­лы и по всем под­с­че­там уже пре­вы­си­ло все на­се­ле­ние Ли­ли­пу­тии. Хо­ди­ли раз­го­во­ры о чу­дес­ных ис­це­ле­ни­ях: сто­ило пос­та­вить при­моч­ку из мо­их со­ков на боль­ное мес­то или ор­ган ка­ко­го-ни­будь ли­ли­пу­та на смер­т­ном од­ре, как он вста­вал с пос­те­ли и ис­пол­нял лю­би­мый на­род­ный та­нец - с прип­ры­ги­ва­ни­ями и при­се­да­ни­ями, хлоп­ка­ми в ла­до­ши и пе­ре­во­ро­та­ми че­рез го­ло­ву. Не знаю, нас­коль­ко дос­то­вер­ны бы­ли эти рас­ска­зы, но ажи­ота­ция, под­няв­ша­яся вок­руг но­во­го це­ли­тель­но­го сред­с­т­ва, пре­вос­хо­ди­ла все мыс­ли­мые и не­мыс­ли­мые рам­ки. Так или ина­че, но я бла­го­да­рен судь­бе, за­нес­шей ме­ня на са­мый край зем­ли, где за­те­ря­лась эта кро­хот­ная стра­на, ко­то­рая, смею на­де­ять­ся, из­в­лек­ла из мо­его при­сут­с­т­вия не­ма­лые вы­го­ды.

    Такой по­во­рот со­бы­тий дал мне счас­т­ли­вую воз­мож­ность бли­же изу­чить ли­ли­пут­с­кие нра­вы. Я был сви­де­те­лем не толь­ко ли­ли­пут­с­кой за­вис­ти, ко­вар­с­т­ва и ска­ред­нос­ти, но и без­за­вет­ной люб­ви, ко­то­рая го­то­ва на са­мо­по­жер­т­во­ва­ние и не ос­та­но­вит­ся ни пе­ред чем.

    Такая лю­бовь мо­жет явить при­мер и для на­ших со­оте­чес­т­вен­ни­ков, мно­гие из ко­то­рых до сей по­ры пре­бы­ва­ют в кос­нос­ти и пре­вы­ше все­го ста­вят соб­с­т­вен­ное бла­го­по­лу­чие, по­вер­нув­шись спи­ной к ма­те­ри­ям ду­хов­ным и чув­с­т­вен­ным.

    Эта па­ра по­яви­лась пе­ред мо­ей оби­телью ран­ним ут­ром, ког­да я еще спал. Он ос­тал­ся си­деть в ка­ре­те, она жда­ла мо­его про­буж­де­ния у две­рей, так как мой слу­га, зная, сколь труд­ную ночь я про­вел (чис­ло гос­тей в пре­ды­ду­щий ве­чер пре­вы­си­ло пол­сот­ни, и ни од­на из них не уш­ла, не по­лу­чив то­го, за чем при­хо­ди­ла), от­ка­зал­ся впус­тить ее рань­ше, чем я прос­нусь, нев­зи­рая на то, что она пред­с­та­ви­лась (хо­тя име­ни сво­его и не наз­ва­ла) же­ной нар­да­ка и к то­му же важ­ной пер­со­ны в ли­ли­пут­с­кой иерар­хии.

    Я бла­го­да­рен сво­ему слу­ге за столь ис­к­рен­нюю за­бо­ту обо мне. Дол­жен от­ме­тить, что все мои слу­ги - а их чис­ло до­хо­ди­ло до двух со­тен - хо­тя и бы­ли на со­дер­жа­нии каз­ны Его Ве­ли­чес­т­ва, а от ме­ня не по­лу­ча­ли ни­че­го, кро­ме доб­ро­го рас­по­ло­же­ния ду­ха (впро­чем, они неп­ло­хо кор­ми­лись с мо­его сто­ла и бы­ли за­ин­те­ре­со­ва­ны в том, что­бы я как мож­но доль­ше ос­та­вал­ся на иж­ди­ве­нии Его Им­пе­ра­тор­с­ко­го Ве­ли­чес­т­ва), бы­ли ис­к­рен­не при­вя­за­ны ко мне и пек­лись о мо­ем бла­го­по­лу­чии, как ес­ли бы я был их от­цом или бла­го­де­те­лем.

    Дама по­кор­но жда­ла мо­его про­буж­де­ния; на­ко­нец я от­к­рыл гла­за, при­под­нял­ся на сво­ей пос­те­ли и уви­дел слу­гу, сто­яще­го на уров­не мо­ей го­ло­вы на спе­ци­аль­ной под­с­тав­ке­лес­т­нич­ке, ко­то­рая бы­ла сде­ла­на, что­бы слу­ги име­ли воз­мож­ность под­ни­мать­ся на кро­вать и ме­нять спаль­ное белье, что и де­ла­лось ре­гу­ляр­но не ре­же ра­за каж­дую лу­ну.

    Он до­ло­жил, что ме­ня до­жи­да­ет­ся од­на знат­ная да­ма и де­ло, ви­дать, сроч­ное, раз яви­лась она ни свет ни за­ря. Я ска­зал, что го­тов при­нять ее не­мед­лен­но, слу­га сбе­жал по лес­т­нич­ке, и че­рез мгно­ве­ние - я да­же не ус­пел под­нять­ся с кро­ва­ти - по­яви­лась хо­ро­шень­кая ли­ли­пу­точ­ка в са­мом рас­ц­ве­те лет. По вы­ра­же­нию ее ли­чи­ка я сра­зу же по­нял, что ее при­ве­ла ко мне край­няя нуж­да, о ко­ей она и не за­мед­ли­ла мне со­об­щить. Она го­во­ри­ла, сму­ща­ясь и от­во­дя взор - по все­му вид­но бы­ло, что ре­ше­ние прий­ти ко мне да­лось ей не­лег­ко. Она ска­за­ла, что нас­лы­ша­на обо мне с са­мой хо­ро­шей сто­ро­ны, что вся Ли­ли­пу­тия толь­ко и пол­нит­ся слу­ха­ми о мо­их дос­то­ин­с­т­вах и бе­зот­каз­ной доб­ро­те. А уж о том, ка­кие чув­с­т­ва ис­пы­ты­ва­ют ко мне боль­ные и убо­гие, ко­то­рые мо­ими за­бо­та­ми за­бы­ли о сво­их бо­лез­нях и убо­гос­ти, и го­во­рить не при­хо­дит­ся. Она зна­ет о чу­до­дей­с­т­вен­ном сред­с­т­ве, ко­то­рое я щед­ро раз­даю на­ро­ду Ли­ли­пу­тии, и на­де­ет­ся, что я не от­ка­жу ей в ее прось­бе и вы­де­лю ма­лую то­ли­ку на ле­че­ние ее нес­час­т­но­го му­жа, ко­то­рый в не­тер­пе­нии до­жи­да­ет­ся ее у две­рей, из­во­ди­мый жес­то­ким не­ду­гом, не да­ющим ему и ша­гу сту­пить без му­чи­тель­ной бо­ли. Ни сесть, ни встать, ни от­п­рав­лять го­су­дар­с­т­вен­ные обя­зан­нос­ти он не мо­жет вот уже пя­тую лу­ну и гро­зит­ся на­ло­жить на се­бя ру­ки. Ко мне они ре­ши­ли при­бег­нуть как к край­не­му сред­с­т­ву, а ес­ли я не по­мо­гу, то им и в са­мом де­ле ни­че­го не ос­та­нет­ся, как уй­ти из жиз­ни, по­то­му что она, ко­неч­но же, не от­пус­тит в мир иной сво­его дра­жай­ше­го суп­ру­га в оди­но­чес­т­ве, а уй­дет вмес­те с ним.

    Клянусь, я был до глу­би­ны ду­ши тро­нут та­ким про­яв­ле­ни­ем суп­ру­жес­кой люб­ви и за­бо­ты и, ко­неч­но же, не смог от­ка­зать мо­ей гос­тье в ее прось­бе. Я спро­сил у нее, зна­ет ли она, что ей при­дет­ся де­лать для по­лу­че­ния же­ла­емо­го, она, по­ту­пясь, от­ве­ча­ла, что зна­ет и го­то­ва ко всем труд­нос­тям, ко­то­рые ее мо­гут ждать. Я, ви­дя та­кое са­мо­по­жер­т­во­ва­ние, со сво­ей сто­ро­ны ис­пы­ты­вал сму­ще­ние, пос­коль­ку тру­ды, ко­то­рым пре­да­вал­ся с ве­че­ра, не спо­соб­с­т­во­ва­ли го­тов­нос­ти к ут­рен­ним из­ли­яни­ям.

    Факт лю­бо­пыт­ный с точ­ки зре­ния ме­ди­цин­с­кой на­уки, ко­то­рой из­вес­т­но, что за­ня­тия то­го или ино­го ро­да спо­соб­с­т­ву­ют уве­ли­че­нию вы­нос­ли­вос­ти ор­га­низ­ма, ук­реп­ле­нию мышц. Так куз­нец, ра­бо­тая мо­ло­том, при­об­ре­та­ет си­лу и лов­кость рук и, пре­да­ва­ясь весь день тру­ду, бу­ду­чи раз­бу­жен ут­ром, го­тов встать к на­ко­валь­не и про­дол­жить не­за­кон­чен­ное с ве­че­ра. Но не то с де­то­род­ным ор­га­ном. Ви­ди­мо, груп­па мышц, учас­т­ву­ющая в ме­ха­низ­ме его воз­буж­де­ния, не под­чи­ня­ет­ся об­щим фи­зи­чес­ким за­ко­нам и, бу­ду­чи ут­руж­ден­ной с ве­че­ра, ут­ром от­нюдь не го­то­ва к ис­пол­не­нию сво­их фун­к­ций, а нуж­да­ет­ся в не­ко­то­ром вос­ста­но­ви­тель­ном пе­ри­оде, ко­то­рый, впро­чем, мо­жет быть го­раз­до сок­ра­щен при уме­лом под­хо­де к де­лу.

    Я вско­ре имел воз­мож­ность убе­дить­ся, что моя гос­тья вла­де­ет не­об­хо­ди­мым на­бо­ром средств, уме­ни­ем и чуть­ем, ко­то­рые, хо­тя и не без уси­лий, по­мог­ли ей сок­ра­тить наз­ван­ный пе­ри­од и до­бить­ся же­ла­емо­го ре­зуль­та­та, для ко­его она при­пас­ла спе­ци­аль­ное ве­дер­ко.

    Но по­ка она сто­яла пе­ре­до мной, не зная, как ей прис­ту­пить к де­лу. Я по­на­ча­лу то­же бы­ло нем­но­го за­меш­кал­ся, но по­том по­ка­зал мо­ей гос­тье шир­моч­ку, за ко­то­рой она мо­жет ра­зоб­ла­чить­ся. Это по­лез­ное прис­по­соб­ле­ние бы­ло при­па­се­но мною спе­ци­аль­но для слу­ча­ев, ког­да яв­ляв­ши­еся ко мне да­мы пред­с­тав­ля­ли со­бой об­ра­зец зас­тен­чи­вос­ти, и не­ред­ко ока­зы­ва­лось как нель­зя кста­ти. Она уда­ли­лась ту­да, а че­рез нес­коль­ко мгно­ве­ний по­яви­лась аб­со­лют­но об­на­жен­ная, крас­нея от сты­да, ру­ка­ми прик­ры­вая срам­ные мес­та, как кон­фуз­ли­вая Ве­не­ра. Я под­с­та­вил ей ла­донь, она вош­ла на нее сво­ими бо­сы­ми нож­ка­ми, и я ос­то­рож­но под­нял ее и под­нес поб­ли­же к ли­цу, что­бы по­луч­ше раз­г­ля­деть. Она аб­со­лют­но сме­ша­лась, ру­мя­нец за­лил ее хо­ро­шень­кие щеч­ки. Тог­да я пос­та­вил ее на мою пос­тель, рас­по­ло­жив бли­же к но­гам, чем к из­го­ловью, сам же ос­тал­ся ле­жать на бо­ку. Моя гос­тья про­дол­жа­ла прик­ры­вать се­бя то­нень­ки­ми руч­ка­ми, и тог­да я вы­нуж­ден был ска­зать ей, что еже­ли она не рас­к­ре­пос­тит­ся и не до­пус­тит мо­его взо­ра к сим сре­до­то­чи­ям дам­с­кой пре­лес­ти, то не смо­жет по­лу­чить же­ла­емо­го, и от­нюдь не по мо­ей при­хо­ти, а по при­ро­де муж­с­ко­го ес­тес­т­ва. Она от­ня­ла руч­ки от сво­их гру­док. Дол­жен ска­зать, что она и в са­мом де­ле бы­ла прек­рас­на, как Ве­не­ра, - кро­шеч­ные хол­ми­ки гру­дей, со­вер­шен­но про­пор­ци­ональ­ные об­ще­му ее те­лос­ло­же­нию, то­нень­кий ру­че­ек во­ло­си­ков над тем мес­том, ку­да я смот­рел обыч­но с осо­бым вож­де­ле­ни­ем, пра­виль­ные очер­та­ния бе­дер, рас­ши­ря­ющих­ся в тех мес­тах, где оно и по­до­ба­ет жен­с­кой на­ту­ре; толь­ко вот на сей раз зре­ли­ще, от­к­рыв­ше­еся мне, от­нюдь не все­ли­ло в ме­ня же­ла­ния, хо­тя и не ос­та­ви­ло вов­се рав­но­душ­ным. Ви­ди­мо, пре­сы­ще­ние вче­раш­ни­ми ра­дос­тя­ми еще не ус­пе­ло прой­ти.

    Я, в свою оче­редь нем­но­го сму­ща­ясь, со­об­щил ей, что, су­дя по все­му, ей при­дет­ся не­ма­ло пот­ру­дить­ся, что­бы при­вес­ти ме­ня в чув­с­т­во, и с эти­ми сло­ва­ми зад­рал на се­бе ноч­ную ру­ба­ху.

    Как же я был за­быв­чив, не пре­дуп­ре­див мою гос­тью, что вид, ко­то­рый ей от­к­ро­ет­ся, мо­жет иметь на нее весь­ма шо­ки­ру­ющее воз­дей­с­т­вие. И она, ко­неч­но же, не из­бе­жа­ла об­щей учас­ти - поб­лед­не­ла и упа­ла в об­мо­рок. Ру­мя­нец стыд­ли­вос­ти сме­нил­ся на ее ли­це мер­т­вен­ной блед­нос­тью, но нес­коль­ко ка­пель во­ды ско­ро при­ве­ли ее в чув­с­т­во. Че­рез ми­ну­ту она от­к­ры­ла гла­за, под­ня­ла го­лов­ку и ско­си­ла взгляд на то, что по­вер­г­ло ее в столь пла­чев­ное сос­то­яние.

    Я то­же по­вел взгля­дом в ту сто­ро­ну и уви­дел, что и мое ес­тес­т­во, увы, пре­бы­ва­ет в сос­то­янии пла­чев­ном и пос­тыд­ном для му­жа в рас­ц­ве­те сил - об­мяк­шее, оно ле­жа­ло нед­ви­жи­мо, не по­да­вая ни­ка­ких приз­на­ков жиз­ни. Я раз­вел ру­ка­ми и ис­пус­тил тя­же­лый вздох. Пе­ре­вел взгляд на мою по­се­ти­тель­ни­цу и от­ме­тил про­ис­хо­дя­щие в ней пе­ре­ме­ны. Ис­пуг про­шел, и те­перь в ее взо­ре го­ре­ло лю­бо­пыт­с­т­во и, по­ка­за­лось мне, да­же неч­то боль­шее - ин­те­рес, не­до­уме­ние, пе­ре­хо­дя­щее чуть ли не в вос­торг, же­ла­ние. И еще что-то, что - не бе­русь опи­сать в точ­нос­ти. Но мо­жет быть, по­хо­жее чув­с­т­во за­жи­га­лось в гла­зах рим­с­ких гла­ди­ато­ров, вы­хо­див­ших с го­лы­ми ру­ка­ми про­тив льва: я те­бя все рав­но одо­лею.

    Следующим сво­им дви­же­ни­ем она на­пом­ни­ла мне нот­тин­гем­п­шир­с­ких прос­то­лю­ди­нок, ко­то­рые, за­су­чив ру­ка­ва и зад­рав юб­ки, ору­ду­ют мок­рой тряп­кой по зап­ле­ван­но­му по­лу та­вер­ны, не бо­ясь ис­пач­кать ру­ки неб­ла­го­дар­ным тру­дом. Не бе­русь, од­на­ко, су­дить, так ли уж неб­ла­го­да­рен был труд, ко­то­рый пред­с­то­ял мо­ей гос­тье. Она, впро­чем, про­яви­ла се­бя прек­рас­ной по­ло­мой­кой.

    Сон, ко­то­рым спал мой де­то­род­ный ор­ган, ка­за­лось, был бес­п­ро­бу­ден. Моя гос­тья приб­ли­зи­лась к се­му спя­ще­му зве­рю и по­пы­та­лась его про­бу­дить, пог­ла­див кро­хот­ной руч­кой его хол­ку. Бес­по­лез­но! Тог­да она при­бег­ла к бо­лее дей­с­т­вен­ным ме­рам.

    Я не сом­не­ва­юсь, что, при­дя ко мне, она ру­ко­вод­с­т­во­ва­лась чис­то аль­т­ру­ис­ти­чес­ки­ми на­ме­ре­ни­ями и име­ла од­ну цель - выз­до­ров­ле­ние му­жа. Од­на­ко на пу­ти к этой це­ли она, ви­ди­мо, по­ня­ла (а ско­рее это да­же про­изош­ло не­осоз­нан­но), что смо­жет уг­нать­ся за дву­мя зай­ца­ми: и удо­воль­с­т­вие по­лу­чить, и уй­ти со сред­с­т­вом для из­ле­че­ния суп­ру­га.

    Она при­ня­лась воз­дей­с­т­во­вать на мое де­то­род­ное ору­дие все­ми имев­ши­ми­ся в ее рас­по­ря­же­нии спо­со­ба­ми, и ско­ро ее тру­ды бы­ли воз­наг­раж­де­ны. Моя плоть про­бу­ди­лась ото сна - ше­вель­ну­лась и ста­ла мед­лен­но на­ли­вать­ся ес­ли еще не же­ла­ни­ем, то, по мень­шей ме­ре, слов­но бы раз­думь­ем: не по­ра ли ей упот­ре­бить­ся по де­лу. Еще нес­коль­ко дви­же­ний мо­ей гос­тьи, еще и еще - и вот уже ря­дом с ней ле­жит не объ­ев­ший­ся, об­мяк­ший пи­тон, а още­ти­нив­ший­ся ал­ли­га­тор, уви­дев­ший до­бы­чу. Но моя гос­тья ока­за­лась не из тех, кто бо­ит­ся ди­ких зве­рей, нап­ро­тив, она про­яв­ля­ла го­тов­ность под­раз­нить его, под­нес­ти к его зу­бас­той пас­ти ку­сок мя­са, что­бы он по­чув­с­т­во­вал его за­пах, а по­том от­нять. Она не зна­ла ус­та­лос­ти, то ста­но­вясь на­ез­д­ни­цей, то ра­бо­тая как мат­рос, от­ка­чи­ва­ющий во­ду из трю­ма то­ну­ще­го суд­на. Я жа­лел, что по ес­тес­т­вен­ным при­чи­нам моя по­мощь ей дол­жен­с­т­во­ва­ла быть ог­ра­ни­чен­ной - ведь вой­ди я в раж, для от­важ­ной бед­няж­ки это мог­ло пло­хо кон­чить­ся. По­это­му я, как и всег­да в Ли­ли­пу­тии, был ос­то­ро­жен и де­ли­ка­тен. Од­на­ко она так уме­ло дей­с­т­во­ва­ла с мо­им ес­тес­т­вом, что не прош­ло и пя­ти ми­нут, как я уже был го­тов на­пол­нить при­не­сен­ную ею ем­кость. К это­му вре­ме­ни и моя гос­тья дош­ла до из­вес­т­ных кон­ди­ций - она мел­ко зат­ряс­лась, си­дя на мне, и эти ее дви­же­ния соп­ро­вож­да­лись сто­на­ми, а по­то­му мне са­мо­му приш­лось по­за­бо­тить­ся, что­бы не про­па­ла вту­не ма­те­рия, на по­лу­че­ние ко­то­рой уш­ло столь­ко тру­дов. Я под­с­та­вил при­па­сен­ное мо­ей гос­ть­ей ве­дер­ко в нуж­ное мес­то и про­лил­ся в не­го, ис­пы­тав та­кую глу­би­ну чув­с­т­ва, что ми­ну­ту по­том ле­жал, тя­же­ло ды­ша, не в си­лах под­нять го­ло­вы.

    Вскоре и моя гос­тья приш­ла в се­бя. Она слез­ла с по­вер­жен­но­го кро­ко­ди­ла, сно­ва прев­ра­тив­ше­го­ся в объ­ев­ше­го­ся уда­ва, - ее слег­ка по­ша­ты­ва­ло пос­ле та­ко­го ис­пы­та­ния, но на ли­це си­яла бла­жен­ная улыб­ка. Я вер­нул ее вмес­те с ее гру­зом на пол, она оде­лась, под­ня­ла пол­ное ве­дер­ко - от неп­ри­выч­ки к тя­жес­тям ее пе­ре­ко­си­ло на один бок - и, ска­зав, что, по­ми­мо му­жа, у нее тя­же­ло бо­лен тем же злос­час­т­ным не­ду­гом лю­би­мый дя­дюш­ка, уда­ли­лась.

    Я выг­ля­нул в окош­ко и уви­дел до­жи­дав­ше­го­ся ее суп­ру­га - он си­дел в ка­ре­те и, от­дер­ги­вая за­на­вес­ку, не­тер­пе­ли­во выг­ля­ды­вал на ули­цу. Ку­чер сос­ко­чил с ко­зел, пе­рех­ва­тил у хо­зяй­ки груз и по­мог ей под­нять­ся в эки­паж. За­тем вер­нул ей ве­дер­ко, зап­рыг­нул на свое мес­то и хлес­т­нул ло­ша­дей.

    На сле­ду­ющий день мне со­об­щи­ли, что один из вид­ней­ших чле­нов Го­су­дар­с­т­вен­но­го со­ве­та Его Им­пе­ра­тор­с­ко­го Ве­ли­чес­т­ва пос­ле дол­гой и тя­же­лой бо­лез­ни вновь вер­нул­ся к ис­пол­не­нию сво­их обя­зан­нос­тей. Бы­ло из­вес­т­но, что этот член со­ве­та стра­дал от не­ис­це­ли­мо­го слу­чая ос­лож­нен­но­го ге­мор­роя. Хо­ди­ли слу­хи, что из­ле­чил­ся он ка­ким-то чу­дес­ным об­ра­зом бла­го­да­ря пре­дан­нос­ти и дол­го­тер­пе­нию же­ны, по­пе­че­ни­ем и за­бо­та­ми ко­то­рой един­с­т­вен­но и встал на но­ги.

    Нужно ли го­во­рить, что я был счас­т­лив, су­мев по­мочь мо­ей не­ожи­дан­ной зна­ко­мой, но в ду­шу мою уже тог­да на­ча­ли зак­ра­ды­вать­ся опа­се­ния: ве­ли­ка Ли­ли­пу­тия, мно­го в ней боль­ных и не­дуж­ных - смо­гу ли я по­мочь всем им и чем это мо­жет быть чре­ва­то для ме­ня. Но тог­да я су­мел по­да­вить в се­бе эту тре­во­гу, по­то­му что с юнос­ти стра­дал оп­ти­мис­ти­чес­ким ха­рак­те­ром и ни­ког­да не да­вал опа­се­ни­ям брать верх над здра­вым смыс­лом. А здра­вый смысл го­во­рил мне, что вы­ход мо­жет быть най­ден из лю­бой, са­мой зат­руд­ни­тель­ной, си­ту­ации, и ес­ли жиз­ни мо­ей бу­дет гро­зить опас­ность, то я су­мею най­ти спо­соб поп­ра­вить по­ло­же­ние. Так оно и слу­чи­лось в ко­неч­ном сче­те, о чем уже из­вес­т­но чи­та­те­лю. Од­на­ко чи­та­тель не зна­ет ис­тин­ных пе­ри­пе­тий мо­его так на­зы­ва­емо­го бег­с­т­ва из Ли­ли­пу­тии. Та же вер­сия, с ко­то­рой он зна­ком по из­дан­ной фаль­си­фи­ка­ции мо­их прик­лю­че­ний, столь же да­ле­ка от ис­ти­ны, как Ан­г­лия от Ли­ли­пу­тии. Впро­чем, вер­нем­ся к мо­ему по­вес­т­во­ва­нию.

    Не мо­гу не рас­ска­зать о до­воль­но за­бав­ном со­бы­тии, ко­то­рое про­изош­ло, ког­да с ме­ня сни­ма­ли мер­ку для но­во­го кам­зо­ла. Я по­са­дил се­бе на пле­чи трех-че­ты­рех ли­ли­пу­ток, ко­то­рые спус­ти­ли с ме­ня в раз­ных мес­тах мер­ные бе­чев­ки - од­на по спи­не, дру­гая - по гру­ди, третья - по ру­ке. На­ко­нец, ког­да все об­ме­ры бы­ли сде­ла­ны, я спус­тил мо­их пор­т­ных на зем­лю и прос­тил­ся с ни­ми до при­мер­ки. Че­рез час ко мне при­бе­жал взвол­но­ван­ный глав­ный зак­рой­щик: по­те­ря­лась од­на из его по­мощ­ниц - не ви­дел ли я ее, не при­да­вил ли не­на­ро­ком?

    Мы ос­мот­ре­ли все угол­ки баш­ни, я да­же вы­вер­нул свои кар­ма­ны - ма­лень­кой бе­лош­вей­ки ниг­де не бы­ло. Зак­рой­щик по­че­сал свою лы­си­ну, ска­зал, что, ве­ро­ят­но, де­вуш­ка уш­ла ку­да-ни­будь по нуж­де или убе­жа­ла до­мой, хо­тя обыч­но без раз­ре­ше­ния стар­ше­го ни один ли­ли­пут с ра­бо­ты не уй­дет.

    Когда он вы­шел, ме­ня на­ча­ло кло­нить в сон. Вре­мя бы­ло пос­ле­обе­ден­ное, и я ре­шил при­лечь на ча­сок - наб­рать­ся сил пе­ред ве­чер­ни­ми бде­ни­ями, ко­то­рые в пос­лед­нее вре­мя ста­ли от­ни­мать у ме­ня не­ма­ло сил.

    Я быс­т­ро зад­ре­мал. Мне прис­ни­лось мое лю­без­ное оте­чес­т­во, Нот­тин­гем­п­шир, мой дом и лю­би­мая моя же­нуш­ка. Буд­то ле­жим мы с нею в суп­ру­жес­кой пос­те­ли, и я, чув­с­т­вуя под бо­ком теп­лое те­ло мо­ей воз­люб­лен­ной, пос­те­пен­но на­пол­ня­юсь же­ла­ни­ем. Вот я про­тя­ги­ваю ру­ку, чув­с­т­вую ее на­лив­ные гру­ди под ноч­ной ру­баш­кой, мну их не­тер­пе­ли­вой ру­кой, слы­шу ее ти­хие, хо­тя и сла­дос­т­рас­т­ные, сто­ны. По­том моя ру­ка опус­ка­ет­ся ни­же, еще ни­же. За­ми­ра­ет на шел­ко­вис­том лос­кут­ке. Нес­коль­ко мгно­ве­ний мы пре­бы­ва­ем в не­под­виж­нос­ти, чре­ва­той вспыш­кой страс­ти. По­том моя ру­ка про­дол­жа­ет дви­же­ние - еще ни­же и вглубь.

    Мою же­нуш­ку то­же пе­ре­пол­ня­ют же­ла­ния - я это чув­с­т­вую по вла­ге, в ко­то­рую пог­ру­жа­ют­ся мои паль­цы. Сто­ны ее ста­но­вят­ся гром­че. Она то­же не ле­жит без де­ла. Я чув­с­т­вую ее ру­ку - она до­тя­ги­ва­ет­ся до мо­его ес­тес­т­ва и на­чи­на­ет лас­кать его. Вос­тор­ги сла­дос­т­рас­тия вол­ной на­ка­ты­ва­ют на ме­ня. Но тут я за­ме­чаю, что она лас­ка­ет ме­ня ка­ки­ми­то стран­ны­ми дви­же­ни­ями. Мне ка­жет­ся, что паль­чи­ки у нее та­кие ма­лень­кие - кро­хот­ные, как бу­лав­ки, с ос­т­ры­ми но­гот­ка­ми, и она дер­жит ме­ня за мое при­чин­ное мес­то не как обыч­но - бли­же к се­ре­ди­не, воз­бу­ди­тель­но сме­щая ту­да-сю­да край­нюю плоть, а слов­но бы пы­та­ет­ся ущип­нуть за го­лов­ку. Так про­дол­жа­ет­ся нес­коль­ко мгно­ве­ний, я ле­жу, ис­пы­ты­вая из­вес­т­ное ра­зо­ча­ро­ва­ние. По­том мне вдруг на­чи­на­ет ка­зать­ся, что моя лю­би­мая же­нуш­ка умень­ша­ет­ся на мо­их гла­зах - прев­ра­ща­ет­ся в та­кую же крош­ку, как Куль­бюль, - и при этом ус­т­рем­ля­ет­ся ту­да, где что-то ще­ко­чет, щип­лет ме­ня.

    «Куда ты, ра­дость моя, пос­той! Не ухо­ди! Ты мне нуж­на!» - кри­чу я. Но она про­па­да­ет из ви­да там, где меж­ду ног у ме­ня на­ли­лось же­ла­ни­ем мое ес­тес­т­во.

    Я про­сы­па­юсь. Ру­ка моя по­ко­ит­ся в су­по­вой та­рел­ке, ко­то­рую не ус­пе­ли уб­рать со сто­ли­ка при кро­ва­ти рас­то­роп­ные слу­ги, ни­ка­кой лю­би­мой же­нуш­ки, ко­неч­но же, ря­дом нет - один лишь де­то­род­ный ор­ган, рву­щий­ся на­ру­жу из шта­нов, по­то­му что кто-то по­щи­пы­ва­ет его, ще­ко­чет, гла­дит ма­лень­кой руч­кой. Я рас­сте­ги­ваю пу­го­ви­цу на шта­нах, и мое ес­тес­т­во вып­ры­ги­ва­ет от­ту­да, а вер­хом на нем, дер­жась за хол­ку обе­ими ру­ка­ми, - не­дав­няя про­па­жа, бе­лош­вей­ка, ко­то­рую я сра­зу же уз­наю по одеж­де.

    Время для воп­ро­сов к сей от­важ­ной де­ви­це, ко­то­рые ес­тес­т­вен­ным об­ра­зом у ме­ня воз­ник­ли, бы­ло са­мое не­под­хо­дя­щее - сна­ча­ла нуж­но бы­ло до­вес­ти до кон­ца то, что на­ча­лось хоть и без мо­его на то сог­ла­сия, од­на­ко те­перь тре­бо­ва­ло за­вер­ше­ния, ко­то­рое и бы­ло дос­тиг­ну­то к обо­юд­но­му удо­воль­с­т­вию сто­рон. Кста­ти, я так ни­ког­да и не уз­нал, упа­ла ли она в об­мо­рок при пер­вом зна­ком­с­т­ве с мо­им ору­ди­ем, ра­ди сви­да­ния с ко­то­рым она от­в­лек­лась от сво­их обя­зан­нос­тей; ес­ли нет - то она, воз­мож­но, яв­ля­ет­ся са­мой вы­да­ющей­ся из ли­ли­пу­ток, с ка­ко­вы­ми мне до­во­ди­лось иметь де­ло.

    Сказать от­к­ро­вен­но, лю­без­ный мой чи­та­тель, ли­ли­пут­с­кие пре­лес­ти по­нем­но­гу ста­ли на­би­вать мне ос­ко­ми­ну - их ми­ни­атюр­ность хоть и бы­ла при­ят­на для глаз, не от­ве­ча­ла пот­реб­нос­тям мо­его ор­га­на, да­ле­ко не столь де­ли­кат­но­го и тре­бу­юще­го при­кос­но­ве­ний жар­ких и су­щес­т­вен­ных. Од­на­ко как го­во­рит ли­ли­пут­с­кая на­род­ная муд­рость, ес­ли нет гер­бо­вой бу­ма­ги, то при­хо­дит­ся пи­сать на прос­той. Впро­чем, и прос­тая бы­ла не так уж прос­та, что и до­ка­за­ла мне моя но­вая зна­ко­мая.

    Должен ска­зать, что мое пре­бы­ва­ние в Ли­ли­пу­тии бы­ло пол­но по­доб­ных ока­зий. Мне уже и не при­пом­нить всех мо­их слу­чай­ных и нес­лу­чай­ных зна­ко­мых. Жаль, что я не вел тог­да днев­ни­ка. Чи­та­тель уз­нал бы мно­го пре­за­бав­ных ис­то­рий.

    Правда, да­ле­ко не все об­с­то­ятель­с­т­ва, в ка­ко­вых я ока­зы­вал­ся, бы­ли за­бав­ны­ми. И ес­ли кто-то ре­шил, что пре­бы­ва­ние боль­шо­го те­ла сре­ди кро­шеч­ных весь­ма за­бав­но, пос­коль­ку боль­шое те­ло яко­бы не ис­пы­ты­ва­ет боль­ших не­удобств, тот жес­то­ко оши­ба­ет­ся. Во­об­ще-то че­ло­ве­ку свой­с­т­вен­но не­до­оце­ни­вать мел­кое - то, что у не­го под но­га­ми. По­ут­ру в са­ду ему ни­че­го не сто­ит раз­да­вить, да­же не за­ме­тив, нес­коль­ко де­сят­ков без­за­щит­ных ули­ток, по нес­час­тью, ока­зав­ших­ся на его пу­ти. Ес­ли же он, сой­дя с са­до­вой до­рож­ки, за­хо­чет про­гу­лять­ся по соч­ной тра­ве, еще об­ли­той ро­сой, то, на­пи­тав­шись све­жес­тью, ис­пол­нив­шись бла­го­дар­нос­ти су­ще­му ми­ру и ис­пы­тав воз­вы­шен­ное чув­с­т­во еди­не­ния с ним, он ед­ва ли осоз­на­ет, что стал убий­цей, при­чи­ной ги­бе­ли мно­гих и мно­гих кро­хо­туль, раз­дав­лен­ных его без­жа­лос­т­ны­ми баш­ма­ка­ми. И не по­не­сет он за это ни­ка­ко­го на­ка­за­ния, и да­же са­ма мысль о поп­ра­нии чьих-то ин­те­ре­сов и по­ся­га­тель­с­т­ве на чьи-то жиз­ни по­ка­жет­ся ему бо­лее чем аб­сур­д­ной, по­то­му что он прос­то не пом­нит о му­равь­ях, жу­ках, куз­не­чи­ках, тех же улит­ках, не го­во­ря уже о гу­се­ни­цах и ли­чин­ках… А взять, ска­жем, ко­ма­ров, или их брать­ев мос­ки­тов, раз­ных там мо­шек и про­чую ме­люз­гу… За­ду­мы­ва­лись ли мы хоть раз, сколь­ко на про­тя­же­нии сво­ей жиз­ни унич­то­жа­ем этих кро­шеч­ных тва­рей, чья ви­на лишь в том, что При­ро­де, ко­то­рая есть Тво­рец, бы­ло угод­но сде­лать их кро­во­со­су­щи­ми?.. При­чем унич­то­жа­ем без­дум­но, бе­зог­ляд­но, не от­да­вая се­бе от­че­та в сво­их дей­с­т­ви­ях, по­ви­ну­ясь лишь си­юми­нут­но­му по­ры­ву гне­ва, выз­ван­но­му уку­сом. В чем их ви­на? По­че­му нам не при­хо­дит в го­ло­ву прос­тая мысль, что ес­ли эти тва­ри су­щес­т­ву­ют вок­руг нас, то, зна­чит, они то­же часть бо­жес­т­вен­но­го Про­мыс­ла. Так име­ем ли мы пра­во сво­им гру­бым без­дум­ным вме­ша­тель­с­т­вом ис­ка­жать об­щую кар­ти­ну, в ко­ей, по не­ко­то­рым наб­лю­де­ни­ям, за­ни­ма­ем весь­ма скром­ное мес­то?

    Подобные мыс­ли не раз ов­ла­де­ва­ли мною здесь, в Ли­ли­пу­тии, по­то­му что как пред­с­та­ви­тель очень боль­шо­го я не­из­беж­но на­но­сил бы урон очень ма­ло­му, ес­ли бы не удо­су­жи­вал­ся смот­реть се­бе под но­ги. Да­бы не до­пус­тить дей­с­т­вий, мо­гу­щих иметь са­мые прис­кор­б­ные пос­лед­с­т­вия для ок­ру­жа­ющих, я обя­зал се­бя ден­но и нощ­но блюс­ти соб­с­т­вен­ный за­кон, гла­ся­щий: бе­ре­ги дру­гих, и бу­дешь сбе­ре­жен сам. Это бы­ло неп­рос­то, ибо на­шей на­ту­ре за­час­тую хо­чет­ся выс­ко­чить из соб­с­т­вен­но­го те­ла; она го­раз­да на ши­ро­кие или да­же от­ча­ян­ные жес­ты, на бе­зот­чет­ные по­ры­вы и не­объ­яс­ни­мые пос­туп­ки - а в них-то и та­ит­ся смер­тель­ная уг­ро­за для очень ма­ло­го. Взять те же про­гул­ки по сто­ли­це Ли­ли­пу­тии, сто­ив­шие мне не­ма­лых вол­не­ний, - нас­толь­ко я дол­жен был быть ос­то­ро­жен и соб­ран, слов­но ка­на­то­хо­дец.

    Однако проб­ле­мы для ли­ли­пут­с­ких го­ро­жан соз­да­ва­ли не толь­ко мои ог­ром­ные баш­ма­ки, но и, пря­мо ска­жем, мно­гое дру­гое - в час­т­нос­ти объ­емы мо­их ежед­нев­ных вы­де­ле­ний, день ото дня все боль­ше и боль­ше за­пол­няв­ших выг­реб­ную яму.

    Здесь мне при­дет­ся вер­нуть­ся на­зад - к пер­вым дням мо­его пре­бы­ва­ния в Ли­ли­пу­тии, ког­да цепь на но­ге ог­ра­ни­чи­ва­ла мою сво­бо­ду, что, как ока­за­лось, дос­тав­ля­ло боль­ше не­удобств жи­те­лям, чем мне. Я уже имел слу­чай рас­ска­зать о сей выг­реб­ной яме, прис­по­соб­лен­ной спе­ци­аль­но для удов­лет­во­ре­ния мо­их ес­тес­т­вен­ных на­доб­нос­тей, - ведь в ее от­ры­тии я при­ни­мал са­мое не­пос­ред­с­т­вен­ное учас­тие. Так вот эта выг­реб­ная яма спус­тя все­го нес­коль­ко дней пос­ле то­го, как я впер­вые от­ме­тил­ся в ней, ста­ла при­чи­ной боль­ших спо­ров и пре­ний в Го­су­дар­с­т­вен­ном со­ве­те, к чле­нам ко­то­ро­го об­ра­ща­лись воз­му­щен­ные жи­те­ли со­сед­них с ямой квар­та­лов. Де­ло в том, что при юж­ных и юго-за­пад­ных нап­рав­ле­ни­ях вет­ра ок­рес­т­ные квар­та­лы оку­ты­ва­лись ис­хо­дя­щи­ми из нее ми­аз­ма­ми, и спа­се­ния от это­го зло­во­ния не бы­ло.

    Если же ве­тер дул с се­ве­ра, то ми­аз­мы уно­си­ло в при­го­ро­ды и от них стра­да­ли лишь две-три бли­жай­шие де­ре­вуш­ки. Бла­го, сель­ча­не жи­ли не столь куч­но, сколь го­ро­жа­не, и к то­му же бы­ли бо­лее тер­пи­мы к за­па­ху, на­по­ми­нав­ше­му тот, что ис­хо­дил от до­маш­не­го ско­та, со­дер­жав­ше­го­ся в под­ворье.

    Поначалу для ре­ше­ния этой проб­ле­мы два де­сят­ка плот­ни­ков ско­ло­ти­ли ог­ром­ную де­ре­вян­ную крыш­ку - по спе­ци­аль­но­му им­пе­ра­тор­с­ко­му ука­зу я обя­зан был не­мед­лен­но зак­ры­вать ею выг­реб­ную яму пос­ле со­вер­ше­ния сво­их ес­тес­т­вен­ных от­п­рав­ле­ний. На са­мую же важ­ную с точ­ки зре­ния здо­ровья про­це­ду­ру мне в свя­зи с вы­ше­наз­ван­ны­ми об­с­то­ятель­с­т­ва­ми от­во­ди­лось не бо­лее трех ми­нут, что иног­да пред­с­тав­ля­ло для ме­ня оп­ре­де­лен­ные труд­нос­ти, так как ско­рость очи­ще­ния мо­его ки­шеч­ни­ка нап­ря­мую за­ви­се­ла от сос­та­ва и ка­чес­т­ва пог­ло­щен­ной и пе­ре­ва­рен­ной пи­щи… Твер­дые фрак­ции, фор­ми­ро­вав­ши­еся гру­бой пи­щей, мог­ли бы сос­лу­жить мне сквер­ную служ­бу, прев­ра­тив ме­ня в хро­ни­чес­ко­го и злос­т­но­го на­ру­ши­те­ля им­пе­ра­тор­с­ко­го ука­за. Вот по­че­му мне приш­лось серь­ез­но пе­рес­мот­реть свой ежед­нев­ный ра­ци­он (в чем мне по­мог­ло мое ме­ди­цин­с­кое об­ра­зо­ва­ние). Так я пос­те­пен­но все боль­ше от­ка­зы­вал­ся от мя­са, не­ко­то­рых кре­пя­щих, вро­де ри­са, круп и муч­ных из­де­лий, и в ос­нов­ном на­ле­гал на ово­щи и фрук­ты, ко­то­рые при мно­гих не­дос­тат­ках име­ли то важ­ней­шее для ме­ня дос­то­ин­с­т­во, что вы­хо­ди­ли быс­т­ро, пусть сам их вы­ход и соп­ро­вож­дал­ся пу­шеч­ны­ми для мес­т­но­го уха выс­т­ре­ла­ми, про­из­во­ди­мы­ми на­кап­ли­ва­ющи­ми­ся в ки­шеч­ни­ке из­бы­точ­ны­ми га­за­ми.

    Однако нас­ту­пил мо­мент, ког­да и доб­рот­ная крыш­ка, ко­то­рую, к счас­тью, в Ли­ли­пу­тии мог под­нять лишь я один, пе­рес­та­ла удер­жи­вать ми­аз­мы в по­ло­жен­ном им мес­те, и сто­ило мне ее при­от­к­рыть, как по всей ок­ру­ге по­до­би­ем дур­ной вес­ти раз­но­си­лось зло­во­ние, оз­на­чав­шее, что Ку­ин­бус Флес­т­рин сел оп­рос­тать­ся. Я не ого­во­рил­ся, ска­зав «к счас­тью», ибо пер­вая же по­пыт­ка очис­тить выг­реб­ную яму окон­чи­лась смер­тель­ным ис­хо­дом для вось­ми из пя­ти­де­ся­ти пя­ти му­сор­щи­ков, от­ря­жен­ных для ис­пол­не­ния этой обя­зан­нос­ти, - чет­ве­ро упа­ли в нее и уто­ну­ли, а чет­ве­ро умер­ли от удушья пря­мо на краю ямы.

    Это, кста­ти, и ус­ко­ри­ло при­ня­тие муд­ро­го ре­ше­ния - ос­во­бо­дить ме­ня от це­пи, да­бы я от­п­рав­лял свои пот­реб­нос­ти вда­ли от го­ро­да, то есть в трех­с­тах мо­их ша­гах от мес­та мо­его пос­то­ян­но­го про­жи­ва­ния. Под­час эти трис­та ежед­нев­ных ша­гов ста­но­ви­лись для ме­ня по­ис­ти­не ис­пы­та­ни­ем, ес­ли моя ес­тес­т­вен­ная нуж­да опе­ре­жа­ла мой то­роп­ли­вый шаг. Бы­ва­ло, я не до­бе­гал до пес­ча­но­го карь­ера, ко­то­рый мне оп­ре­де­ли­ли для ос­во­бож­де­ния ки­шеч­ни­ка, или же до­бе­гал, но без спе­ци­аль­но сде­лан­ной для ме­ня ло­па­ты, ко­то­рую мне над­ле­жа­ло каж­дый раз иметь при се­бе, - и тог­да Его Ве­ли­чес­т­ву неп­ре­мен­но при­хо­ди­ла жа­ло­ба на ме­ня.

    Избавление от про­дук­тов жиз­не­де­ятель­нос­ти че­ло­ве­чес­ко­го ор­га­низ­ма в Ли­ли­пу­тии ре­ша­лось иным спо­со­бом, чем, ска­жем, в род­ной мне Ан­г­лии, и толь­ко для ме­ня из-за мо­их раз­ме­ров бы­ло сде­ла­но ис­к­лю­че­ние. Чи­та­тель, пу­те­шес­т­во­вав­ший по Ста­ро­му Све­ту, ко­неч­но, зна­ет, ка­кое зло­во­ние ца­рит у нас на го­род­с­ких ули­цах, осо­бен­но в квар­та­лах бед­но­ты, ко­то­рая за­час­тую справ­ля­ет свои ес­тес­т­вен­ные нуж­ды пря­мо на мос­то­вой. Но мно­го ли от­ли­ча­ют­ся от бед­ня­ков за­жи­точ­ные го­ро­жа­не, име­ющие сред­с­т­ва для под­дер­жа­ния в над­ле­жа­щем по­ряд­ке сво­их выг­реб­ных ям? Ведь то­му, что на­хо­дит­ся в пос­лед­них, свой­с­т­вен­ны те же са­мые дур­ные аро­ма­ты, раз­ве что скры­ва­емые до по­ры, по­ка зо­ло­тарь не ос­та­но­вит под­ле зло­по­луч­ной крыш­ки сво­его зап­ря­жен­но­го в те­ле­гу с боч­кой би­тю­га.

    Да, мы чуть не за­бы­ли про ло­ша­дей, ко­то­рые ро­ня­ют на ули­цах и пло­ща­дях на­ших го­ро­дов гру­ды на­во­за без вся­ко­го пи­ете­та к на­шим чув­с­т­вам, ру­ко­вод­с­т­ву­ясь лишь сво­ими соб­с­т­вен­ны­ми жи­вот­ны­ми по­буж­де­ни­ями. Вот кто во­ис­ти­ну сво­бо­ден в ис­пол­не­нии тре­бо­ва­ний сво­его ки­шеч­ни­ка. Иног­да, зас­тиг­ну­тый на ули­це Лон­до­на или Брис­то­ля спаз­ма­ми в жи­во­те или ко­ли­ка­ми в ки­шеч­ни­ке, я ис­к­рен­не жа­лел, что я не ло­шадь…

    В Ли­ли­пу­тии же, пов­то­ряю, все бы­ло ус­т­ро­ено сов­сем ина­че - что у нас за­го­ня­лось под зем­лю, у них уно­си­лось в не­бе­са. Для это­го в до­ме каж­до­го ли­ли­пу­та бы­ло нес­коль­ко де­сят­ков ноч­ных ваз, во вся­ком слу­чае, на од­ну пер­со­ну их при­хо­ди­лось ни­как не ме­нее дю­жи­ны. Ва­зы не опо­рож­ня­лись, а зак­ры­ва­лись плот­но крыш­кой и выс­тав­ля­лись на бал­кон или на кры­шу под лу­чи сол­н­ца, ко­то­рое в этих ши­ро­тах бы­ло ку­да как щед­ро. То, что со­дер­жа­лось в ва­зах, быс­т­ро под­сы­ха­ло, и к мо­мен­ту, ког­да пос­лед­ние ва­зы в до­ме за­пол­ня­лись до кра­ев, пер­вые бы­ли го­то­вы к пов­тор­но­му упот­реб­ле­нию, так как их со­дер­жи­мое уже пред­с­тав­ля­ло со­бой су­хую кон­сис­тен­цию, ко­то­рой мож­но бы­ло то­пить пе­чи и ка­ми­ны. Этим здесь уби­ва­ли сра­зу трех зай­цев - обог­рев жи­лищ в срав­ни­тель­но хо­лод­ное ноч­ное вре­мя, под­дер­жа­ние в чис­то­те ок­ру­жа­юще­го ми­ра, а так­же прев­ра­ще­ние не­нуж­но­го в по­лез­ное. А ес­ли кто и стра­дал от ды­ма, об­ра­зо­вав­ше­го­ся в ре­зуль­та­те сжи­га­ния ли­ли­пут­с­ких эк­с­к­ре­мен­тов, так лишь я один, пос­коль­ку та­ко­вой дым под­х­ва­ты­вал­ся воз­душ­ны­ми по­то­ка­ми и про­но­сил­ся как раз на уров­не мо­ей го­ло­вы, вер­нее - мо­его весь­ма вос­п­ри­им­чи­во­го но­са. По этой при­чи­не во вре­мя про­гу­лок по го­ро­ду я ста­рал­ся не вып­рям­лять­ся в пол­ный рост, а слег­ка при­ги­бал­ся к зем­ле, что го­ро­жа­не трак­то­ва­ли в свою поль­зу - как мою за­бо­ту о них, мо­их под­нож­ных ближ­них.

    А вот ис­то­рия, ко­то­рую впол­не мож­но бы­ло бы от­нес­ти к раз­ря­ду пре­за­бав­ных, хо­тя она и ос­та­ви­ла в ду­ше мо­ей неп­ри­ят­ный оса­док.

    Тот день ни­чем не от­ли­чал­ся от пре­ды­ду­щих, да и ве­чер на­чал­ся, как обыч­но, раз­ве что чис­ло мо­их ма­лень­ких ви­зи­те­рок ока­за­лось чуть боль­ше, чем всег­да, на что я по­на­ча­лу не об­ра­тил вни­ма­ние, а ког­да об­ра­тил, бы­ло уже поз­д­но, по­то­му что, раз­мес­тив­шись в ря­док на мо­ем ес­тес­т­ве, они до­ве­ли его до сос­то­яния, из ко­то­ро­го нет пу­ти на­зад. И вот в та­кой мо­мент мне бро­си­лась в гла­за не­кая стран­ность - в ря­ду длин­но­во­ло­сых го­ло­вок, чьи об­ла­да­тель­ни­цы ус­т­ро­или пляс­ки на мо­ем ска­ку­не, об­на­ру­жи­лась од­на ко­рот­ко­во­ло­сая. Я сра­зу же по­нял, что го­ло­ва сия при­над­ле­жит ли­ли­пут­с­ко­му муж­чи­не, раз­би­ра­тель­с­т­во с ко­то­рым мне приш­лось от­ло­жить на не­ко­то­рое вре­мя.

    Не бу­ду утом­лять чи­та­те­ля рас­ска­зом о нах­ло­буч­ке, ка­кую я учи­нил се­му ма­лень­ко­му бе­до­ла­ге, а по­де­люсь со­об­ра­же­ни­ями, на ка­кие на­вел ме­ня этот слу­чай.

    Явление ли­ли­пу­та-муж­чи­ны сре­ди мо­их пре­лес­т­ниц шо­ки­ро­ва­ло ме­ня до та­кой сте­пе­ни, что пос­ле это­го в те­че­ние нес­коль­ких дней мое ес­тес­т­во от­ка­зы­ва­лось при­ни­мать тре­бу­емые пре­лес­т­ни­ца­ми раз­ме­ры, ибо я вмес­то то­го, что­бы нас­лаж­дать­ся, по­не­во­ле со стра­хом ис­кал сре­ди об­на­жен­ных кра­со­ток ка­ко­го-ни­будь лу­ка­во­го са­моз­ван­ца.

    О су­щес­т­во­ва­нии в Ли­ли­пу­тии то­го яв­ле­ния, ко­то­рым бо­лее все­го бы­ли от­ме­че­ны на­ши муж­с­кие мо­нас­ты­ри, мне, как пом­нит чи­та­тель, бы­ло из­вес­т­но и ра­нее. О нра­вах, ца­рив­ших сре­ди мо­на­хов, я был дос­та­точ­но нас­лы­шан, и в свя­зи с этим не раз за­да­вал­ся нас­то­ятель­ным воп­ро­сом - угод­но ли Все­выш­не­му ук­ро­ще­ние ес­тес­т­вен­ных зап­ро­сов на­шей пло­ти ра­ди без­ро­пот­но­го слу­же­ния ему? И что силь­нее в нас - плоть или дух? И по­че­му в нас роп­щет то од­но, то дру­гое, буд­то мы не од­но це­лое, а, по край­ней ме­ре, два? И ко­му тог­да вы­год­но та­кое на­ше не­рав­но­вес­ное не­со­вер­шен­с­т­во? Ра­зум­но ли уби­ение плот­с­ких же­ла­ний в пос­тах и мо­лит­вах? И кто ко­го по­ро­дил - плоть ли дух или на­обо­рот? Прав­да лишь то, что дух, ис­пус­ка­емый плотью, ед­ва ли мож­но счи­тать жи­вот­во­ря­щим… Но и дух без пло­ти - что сие та­кое? И мож­но ли до­ка­зать его при­сут­с­т­вие ина­че, как за­па­хом? Но тот ли это тог­да дух, о ко­то­ром столь­ко раз­го­во­ров вок­руг?

    Говорят, что плоть тлен­на, а дух бес­смер­тен, и, ка­за­лось бы, это хо­ро­шо и уте­ши­тель­но, по­то­му что во пло­ти мы все рав­но уми­ра­ем, как бы ни воз­вы­ша­ли свой дух. Ста­ло быть, при на­шей жиз­ни дух все-та­ки вто­ри­чен, коль ско­ро не мо­жет обес­пе­чить нам бес­смер­тие, и толь­ко пос­ле то­го, как мы ис­че­за­ем, он яко­бы бе­рет свое. Жаль, что это нель­зя про­ве­рить, и что с то­го све­та ник­то ни ра­зу не вер­нул­ся, что­бы под­т­вер­дить, что это так, - ни свя­той Ав­гус­тин, ни один из рим­с­ких пап, ни… я уже не го­во­рю о Пла­то­не, ко­то­рый раз­би­рал­ся в сем воп­ро­се ни­как не ху­же нас с ва­ми… Од­но толь­ко знаю я дос­ко­наль­но: ес­ли че­рес­чур рьяно за­ни­мать­ся ус­ми­ре­ни­ем пло­ти, то она за­час­тую де­мон­с­т­ри­ру­ет уди­ви­тель­ные ре­зуль­та­ты жи­ву­чес­ти, при этом вы­во­ра­чи­ва­ясь на­из­нан­ку или при­ни­мая но­вые изощ­рен­ные фор­мы, да­ле­ко не сра­зу пос­ти­га­емые на­шим ра­зу­мом. Это от­но­сит­ся и к нра­вам в на­ших муж­с­ких и - смею ска­зать - жен­с­ких мо­нас­ты­рях, где че­ло­ве­чес­кая тварь, ли­шен­ная, воп­ре­ки за­мыс­лу Твор­ца, сво­ей па­ры, об­ра­ща­ет­ся с плот­с­ки­ми при­тя­за­ни­ями к се­бе по­доб­ной тва­ри…

    Сравнивая по­ве­де­ние че­ло­ве­ка с по­ве­де­ни­ем всех ос­таль­ных осо­бей твар­но­го ми­ра, жи­ву­щих вок­руг нас, нель­зя не за­ме­тить, что они не про­из­во­дят над со­бой по­доб­ных эк­с­пе­ри­мен­тов, не ук­ро­ща­ют плоть и не воз­вы­ша­ют дух, да­же не хо­дят в цер­ковь и не соб­лю­да­ют пос­тов, а жи­вут се­бе в счас­тье и до­воль­с­т­ве, раз­во­дя по­том­с­т­во и не ду­мая о бес­смер­тии. Толь­ко че­ло­век ищет путь к Бо­гу, буд­то зем­ля ему не дом род­ной, и буд­то имен­но его плоть - глав­ное пре­пят­с­т­вие на этом пу­ти.

    А ведь так бы­ло да­ле­ко не всег­да - плоть вос­пе­ва­ли, плотью гор­ди­лись и в не­ко­то­ром смыс­ле сде­ла­ли ее бес­смер­т­ной. Я имею в ви­ду мно­го­чис­лен­ные об­раз­цы гре­ко-рим­с­кой скуль­п­ту­ры, до­шед­шей до на­ших дней. И раз­ве не вос­хи­ща­лись на­ши пра­щу­ры, на­се­ляв­шие сол­неч­ные бе­ре­га Сре­ди­зем­но­морья, од­нов­ре­мен­но и муж­с­ким и жен­с­ким, ак­тив­но лю­бя и то и дру­гое в за­ви­си­мос­ти от нас­т­ро­ения и из ду­шев­ной при­хо­ти, воз­ни­ка­ющей по за­ко­ну кон­т­рас­та… Раз­ве не ук­ра­ша­ет на­ши двор­цы и гос­ти­ные сим­вол му­жес­кой кра­со­ты - бюст юно­ши Ан­ти­ноя, не то­го, что вер­хо­во­дил же­ни­ха­ми Пе­не­ло­пы и был убит пер­вой же стре­лою вер­нув­ше­го­ся Одис­сея, а дру­го­го, что был лю­бим­цем ца­ря Ад­ри­ана и по слу­хам уто­нул в ре­ке Нил?

    Впрочем, я от­в­лек­ся…

    Дни мои про­хо­ди­ли до­воль­но од­но­об­раз­но (по­ла­гаю, что чи­та­тель уже до­га­ды­ва­ет­ся, что я имею в ви­ду под сло­вом «одно­об­раз­но»), ес­ли не счи­тать ред­ких праз­д­ни­ков, ко­то­рые ус­т­ра­ива­ли Их Им­пе­ра­тор­с­кие Ве­ли­чес­т­ва. Об од­ном из них я и хо­чу рас­ска­зать. Ли­ли­пут­с­кие праз­д­ни­ки - дав­няя тра­ди­ция. Их не так уж мно­го - три-че­ты­ре на каж­дые две­над­цать лун. Праз­д­ни­ки эти ус­та­нов­ле­ны в честь па­мят­ных дат ли­ли­пут­с­кой ис­то­рии. Тот, о ко­то­ром пой­дет речь, зна­ме­ну­ет со­бы­тие мно­го­лун­ной дав­нос­ти, ког­да Ве­ли­кий Ос­но­ва­тель уч­ре­дил мо­гу­щес­т­вен­ное ли­ли­пут­с­кое го­су­дар­с­т­во. Ли­ли­пу­ты в этот день тол­па­ми вы­хо­дят на ули­цы, а влас­ти ус­т­ра­ива­ют зре­ли­ща и бес­п­лат­ные раз­да­чи.

    Я был приг­ла­шен лич­но Его Им­пе­ра­тор­с­ким Ве­ли­чес­т­вом и за­ра­нее явил­ся на цен­т­раль­ную пло­щадь, об­ра­зо­ван­ную с од­ной сто­ро­ны им­пе­ра­тор­с­ким двор­цом, а с дру­гой - зда­ни­ем, где про­хо­ди­ли за­се­да­ния Го­су­дар­с­т­вен­но­го со­ве­та, ко­то­рый дол­жен был сыг­рать не­ма­ло­важ­ную роль во всей ис­то­рии мо­его пре­бы­ва­ния в Ли­ли­пу­тии.

    Проводя вре­мя в ожи­да­нии, я си­дел на спе­ци­аль­но для ме­ня при­го­тов­лен­ном си­денье, пред­с­тав­ляв­шем со­бой нес­коль­ко ско­ло­чен­ных во­еди­но ство­лов са­мо­го рас­п­рос­т­ра­нен­но­го ли­ли­пут­с­ко­го де­ре­ва.

    Я си­дел, ве­дя свет­с­кую бе­се­ду с фрей­ли­на­ми, ко­то­рые рас­по­ло­жи­лись поб­ли­зос­ти от ме­ня на спе­ци­аль­но по слу­чаю праз­д­ни­ка со­ору­жен­ных под­мос­т­ках. Вре­мя от вре­ме­ни я вста­вал и ос­то­рож­но (да­бы ни­ко­му не при­чи­нить вре­да) де­лал нес­коль­ко ша­гов, что­бы раз­мять но­ги, по­том сно­ва са­дил­ся и сно­ва с удо­воль­с­т­ви­ем пре­да­вал­ся бе­се­де с пре­лес­т­ни­ца­ми, мно­гих из ко­то­рых я имел счас­тье знать лич­но.

    Я встал, ког­да по­яви­лись им­пе­ра­тор с им­пе­рат­ри­цей, и от­ве­сил им поч­ти­тель­ный пок­лон.

    Император мах­нул мне в от­вет паль­чи­ком, а им­пе­рат­ри­ца мет­ну­ла в мою сто­ро­ну взгляд, ка­ким она мог­ла бы сме­рить бе­ге­мо­та, не­ожи­дан­но вва­лив­ше­го­ся к ней в спаль­ню. По­нять не мо­гу, чем я так на­со­лил им­пе­рат­ри­це, ко­то­рая преж­де вро­де бы пи­та­ла ко мне ма­те­рин­с­кие чув­с­т­ва, как то и дол­жен­с­т­ву­ет мо­нар­хи­не по от­но­ше­нию ко всем ее вер­ным под­дан­ным.

    Как бы то ни бы­ло, но на­ко­нец все рас­се­лись на от­ве­ден­ные им мес­та, тол­па прос­тых го­ро­жан раз­мес­ти­лась чуть по­одаль, и за­иг­ра­ла му­зы­ка.

    Праздник на­чал­ся с па­ра­да им­пе­ра­тор­с­ко­го вой­с­ка. Прош­ли, че­ка­ня шаг, гвар­дей­цы Его Ве­ли­чес­т­ва, за­тем прос­ка­ка­ла ка­ва­ле­рия, ос­та­вив за со­бой об­ла­ко пы­ли, по­том про­мар­ши­ро­ва­ли мо­ря­ки - са­мое при­ви­ле­ги­ро­ван­ное сос­ло­вие ли­ли­пут­с­ких во­ен­ных, по­то­му что фло­ту им­пе­ра­тор уде­лял осо­бое вни­ма­ние, вви­ду бо­лез­нен­нос­ти это­го воп­ро­са для Ли­ли­пу­тии, о чем я уже имел слу­чай со­об­щить чи­та­те­лю.

    Потом на­ча­лись выс­туп­ле­ния ар­тис­тов - глав­ным об­ра­зом это бы­ли тан­цы, ис­пол­няв­ши­еся хо­ро­шень­ки­ми ли­ли­пу­точ­ка­ми под му­зы­ку, и ожив­лен­ные ком­мен­та­рии муж­с­кой час­ти об­щес­т­ва, ко­то­рая, ни­чуть не стес­ня­ясь сво­их жен, об­суж­да­ла дос­то­ин­с­т­ва ис­пол­ни­тель­ниц. Впро­чем, я уже дос­та­точ­но знал о нра­вах, ца­ря­щих в ли­ли­пут­с­ком об­щес­т­ве, а по­то­му вов­се не был удив­лен про­ис­хо­див­шим.

    Ближе к ве­че­ру ус­т­ро­или фе­йер­верк, ко­то­рый и стал при­чи­ной нес­час­тья. Од­на из хло­пу­шек уго­ди­ла в ок­но им­пе­ра­тор­с­ко­го двор­ца - пря­мо в суп­ру­жес­кую пос­тель Их Ве­ли­честв. Вско­ре за­пах­ло гарью, по­том в ок­нах по­яви­лись клу­бы ды­ма, взмет­ну­лось вверх пла­мя.

    Надо ска­зать, что при обус­т­рой­с­т­ве двор­ца ар­хи­тек­то­ры не оза­бо­ти­лись про­ве­де­ни­ем к не­му от мор­с­ко­го бе­ре­га ка­на­ла, ко­то­рый в та­ких си­ту­аци­ях стал бы спа­си­тель­ным сред­с­т­вом. В ре­аль­нос­ти же бли­жай­ший во­до­ем рас­по­ла­гал­ся на рас­сто­янии ста шли­пун­гов (око­ло пя­ти­де­ся­ти яр­дов), что для ли­ли­пу­тов яв­ля­ет­ся не­ма­лой дис­тан­ци­ей. Сла­ва Бо­гу, что я ока­зал­ся поб­ли­зос­ти.

    Я при­нял един­с­т­вен­но вер­ное в той си­ту­ации ре­ше­ние, пусть мно­гие по­том и осуж­да­ли ме­ня за не­го. В тот день я вы­пил не­ма­ло ли­ли­пут­с­ко­го эля, а по­то­му дав­но уже ощу­щал дав­ле­ние на свой мо­че­вой пу­зырь. Не хо­чу ска­зать, что этот по­жар ока­зал­ся как нель­зя для ме­ня кста­ти, но я од­ним выс­т­ре­лом убил двух зай­цев: во-пер­вых, об­лег­чил­ся, а во-вто­рых, пре­дот­в­ра­тил ка­тас­т­ро­фу, гро­зив­шую унич­то­жить весь им­пе­ра­тор­с­кий дво­рец.

    Правда, при этом про­изош­ла од­на неп­ри­ят­ность, ви­ну за ко­то­рую при­пи­сы­ва­ют мне. При ви­де мо­его ес­тес­т­ва на пло­ща­ди раз­дал­ся слов­но бы вздох, и все быв­шие в по­ле зре­ния ли­ли­пут­ки по­па­да­ли в об­мо­рок. (Хо­тя я и по­ла­гал, что мой де­то­род­ный ор­ган в не­воз­буж­ден­ном сос­то­янии не ока­жет на них та­ко­го воз­дей­с­т­вия. Прав­да, по­том мои вра­ги ут­вер­ж­да­ли, что он был воз­буж­ден, а я, та­ким об­ра­зом, явил­ся злос­т­ной при­чи­ной воз­ник­шей па­ни­ки и дав­ки. Но это ложь чис­тей­шей во­ды. Сом­не­ва­ющих­ся приг­ла­шаю поп­ро­бо­вать по­мо­чить­ся - а имен­но для это­го я ведь из­в­лек свой де­то­род­ный ор­ган из шта­нов - в воз­буж­ден­ном сос­то­янии. Дол­жен к се­му до­ба­вить, что сре­ди по­па­дав­ших бы­ло не­ма­ло и ли­ли­пу­тов му­жес­ко­го по­ла, од­на­ко я не стал бы объ­яс­нять их ре­ак­цию при­над­леж­нос­тью к ли­ли­пут­с­ко­му пле­ме­ни ста­ра­ди­пов: прос­то зре­ли­ще, ко­то­ро­му они бы­ли сви­де­те­ля­ми, мно­гим из них, вла­де­ющим все­го лишь то­ню­сень­кой со­ло­мин­кой, мог­ло по­ка­зать­ся ус­т­ра­ша­ющим.) Вся пло­щадь на нес­коль­ко мгно­ве­ний прев­ра­ти­лась в не­кое по­до­бие по­ля бит­вы - всю­ду ле­жа­ли без­д­виж­ные - и в ос­нов­ном жен­с­кие - те­ла, а быв­шие при них ли­ли­пу­ты­муж­чи­ны пре­бы­ва­ли в не ме­нее жал­ком сос­то­янии, пос­коль­ку, с од­ной сто­ро­ны, при ви­де то­го, что им от­к­ры­лось, про­ник­лись соз­на­ни­ем соб­с­т­вен­но­го нич­то­жес­т­ва, а с дру­гой, - не зна­ли, как при­вес­ти в чув­с­т­во сво­их лю­без­ных жен и под­ру­жек.

    Здесь я дол­жен ого­во­рить­ся. Ска­зав чуть вы­ше «все быв­шие в по­ле зре­ния ли­ли­пут­ки по­па­да­ли в об­мо­рок», я пог­ре­шил про­тив ис­ти­ны. Бы­ли и та­кие, кто ос­тал­ся сто­ять на но­гах и да­же не из­ме­нил­ся в цве­те ли­ца. Та­кое раз­де­ле­ние прек­рас­но­го ли­ли­пут­с­ко­го по­ла на па­да­ющих в об­мо­рок и не па­да­ющих в об­мо­рок име­ло толь­ко од­но объ­яс­не­ние. И я по­ла­гаю, вдум­чи­вый чи­та­тель уже до­га­дал­ся, в чем оно сос­то­ит. Ка­кие не­ожи­дан­ные (но, тем не ме­нее, впол­не пред­с­ка­зу­емые) пос­лед­с­т­вия это име­ло для ме­ня и для ос­тав­ших­ся на но­гах чи­та­тель вско­рос­ти уз­на­ет. А по­ка нам по­ра вер­нуть­ся на пло­щадь. …Че­рез нес­коль­ко мгно­ве­ний упав­шие на­ча­ли от­к­ры­вать гла­за, но тут - но­вая бе­да. Я уже го­во­рил о чув­с­т­ви­тель­нос­ти ли­ли­пут­с­ко­го пле­ме­ни к раз­но­го ро­да рез­ким за­па­хам и зву­кам, ко­то­рые, с на­шей точ­ки зре­ния, от­нюдь не столь ужа­са­ющие, ка­ки­ми их вос­п­ри­ни­ма­ют неж­ные ли­ли­пут­с­кие но­сы или уши.

    Я тем вре­ме­нем про­дол­жал дей­с­т­вия по ту­ше­нию раз­бу­ше­вав­ше­го­ся ог­ня, и к зре­ли­щу, ко­то­рое толь­ко что про­из­ве­ло на тол­пу столь уд­ру­ча­ющее воз­дей­с­т­вие, до­ба­ви­лось ши­пе­ние за­ли­ва­емо­го стру­ей ог­ня и зло­во­ние, ко­то­рое да­же мне уда­ри­ло в нос, хо­тя я и был от­да­лен от его ис­точ­ни­ка на рас­сто­яние в две­над­цать раз боль­шее, чем все ос­таль­ные при­сут­с­т­во­вав­шие.

    Император и им­пе­рат­ри­ца со сви­той на сво­ем по­мос­те нап­ро­тив двор­ца по­дос­та­ва­ли на­ду­шен­ные плат­ки и зат­к­ну­ли ими но­сы.

    Тем вре­ме­нем раз­бу­ше­вав­ше­еся пла­мя бы­ло мо­ими ста­ра­ни­ями ук­ро­ще­но, и в при­шед­шей в се­бя тол­пе да­же раз­да­лись ап­ло­дис­мен­ты. Я, прав­да, не знал, то ли от­нес­ти их на свой счет, вер­нее, на счет мо­его при­чин­но­го мес­та, ко­то­рое про­из­ве­ло столь силь­ное впе­чат­ле­ние, то ли на счет мо­их эф­фек­тив­ных дей­с­т­вий по пре­се­че­нию раз­бу­ше­вав­шей­ся сти­хии. Я рас­к­ла­нял­ся, зап­рав­ляя в шта­ны тот ор­ган, ко­то­рый по­мог мне по­бе­дить ог­нен­ную сти­хию, и ис­пы­ты­вая не­ко­то­рую не­лов­кость, впол­не объ­яс­ни­мую при мо­ем зас­тен­чи­вом ха­рак­те­ре.

    Я хо­тел бы­ло вер­нуть­ся на свое се­да­ли­ще близ им­пе­ра­тор­с­ких под­мос­т­ков, но тут по­нял, что пос­лед­ние гу­дят, как рас­т­ре­во­жен­ный улей.

    Присмотревшись, я уви­дел кар­ти­ну, по зре­ло­му раз­мыш­ле­нию со­вер­шен­но ес­тес­т­вен­ную (если бы си­ту­ация с по­жа­ром не тре­бо­ва­ла от ме­ня не­мед­лен­ных дей­с­т­вий, а да­ла бы воз­мож­ность по­раз­мыс­лить и не при­ни­мать ре­ше­ния им­пуль­сив­но, то я вряд ли бы сде­лал то, что сде­лал, имен­но по­то­му, что ре­ак­ция пуб­ли­ки бы­ла впол­не пред­с­ка­зу­емой и с го­ло­вой вы­да­ва­ла ее): часть бла­го­род­ных дам, хо­тя и весь­ма нез­на­чи­тель­ная, все еще пре­бы­ва­ла в об­мо­ро­ке, а дру­гая - го­раз­до бо­лее мно­го­чис­лен­ная - хо­тя и в доб­ром здра­вии, име­ла вид до­воль­но эк­с­т­ра­ор­ди­нар­ный, пос­коль­ку им при­хо­ди­лось выс­лу­ши­вать сво­их му­жей, ко­то­рые, вра­щая гла­за­ми и вы­тя­ги­вая шеи так, что, ка­за­лось, вот-вот го­то­вы выс­ко­чить из сво­их мун­ди­ров, что-то гроз­но им вы­го­ва­ри­ва­ли.

    Жены ре­аги­ро­ва­ли по-раз­но­му. Не­ко­то­рые - весь­ма аг­рес­сив­но, да­вая от­пор сво­им гне­ва­ющим­ся мужь­ям, дру­гие, по­ту­пясь, вни­ма­ли с ви­но­ва­ты­ми ли­ца­ми, третьи сто­яли под­бо­че­нясь и мол­ча ме­ри­ли през­ри­тель­ным взгля­дом сво­их бла­го­вер­ных. Не сра­зу, но я в этом пче­ли­ном жуж­жа­нии все же ра­зоб­рал от­дель­ные гнев­ные го­ло­са (один и тот же воп­рос пов­то­рял­ся с раз­ны­ми ин­то­на­ци­ями и с раз­ной сте­пенью же­ла­ния ус­лы­шать прав­ди­вый от­вет:

    «Куру бы­тал Ку­ин­бус Флес­т­ри­на дрюк?» - воп­ро­ша­ли мужья).

    Более все­го вы­де­ля­лись в этом хо­ре го­ло­са глав­но­го каз­на­чея Его Им­пе­ра­тор­с­ко­го Ве­ли­чес­т­ва (и, как вы­яс­ни­лось, мо­его глав­но­го вра­га) и ми­нис­т­ра дво­ра Его Ве­ли­чес­т­ва. Эти двое с упор­с­т­вом не­выс­пав­ших­ся ос­лов до­би­ва­лись от­ве­та на свой воп­рос, а их же­ны име­ли на­ибо­лее пла­чев­ный вид. Их ми­лые ли­чи­ки бы­ли мне зна­ко­мы, пос­коль­ку… Впро­чем, из со­об­ра­же­ний де­ли­кат­нос­ти я дол­жен пос­та­вить здесь точ­ку и пе­рей­ти к объ­яс­не­нию сей до­сад­ной ока­зии.

    Я уже вскользь ус­пел за­ме­тить, что мой дра­жай­ший Тос­сек, ко­то­ро­го я до по­ры до вре­ме­ни счи­тал сво­им пре­дан­ным дру­гом, ока­зал­ся ма­те­рым шпи­оном: обо всем про­ис­хо­див­шем в мо­ей скром­ной оби­те­ли он док­ла­ды­вал не толь­ко Его Ве­ли­чес­т­ву, но и все­му Го­су­дар­с­т­вен­но­му со­ве­ту, а тот в свою оче­редь по та­ким слу­ча­ям ус­т­ра­ивал спе­ци­аль­ные слу­ша­ния (не пре­ми­ну со­об­щить чи­та­те­лю, что и мне то­же приш­лось об­за­вес­тись шпи­оном, ис­п­рав­но док­ла­ды­вав­шим мне обо всем про­ис­хо­дя­щем за две­ря­ми Го­су­дар­с­т­вен­но­го со­ве­та, по­че­му я с та­кой уве­рен­нос­тью и мо­гу го­во­рить те­перь о том, че­му не был пря­мым сви­де­те­лем, а уз­нал бла­го­да­ря ста­ра­ни­ям пре­дан­но­го дру­га; по по­нят­ным со­об­ра­же­ни­ям име­ни его я наз­вать, ко­неч­но, не мо­гу). Та­ким об­ра­зом, чле­ны Го­су­дар­с­т­вен­но­го со­ве­та име­ли пред­с­тав­ле­ние не толь­ко о том, что про­ис­хо­ди­ло ве­че­ра­ми (а не­ред­ко и дня­ми) в мо­ей баш­не, но и о том, как оно про­ис­хо­ди­ло. А имен­но: для них не бы­ло сек­ре­том, что все без ис­к­лю­че­ния по­се­ти­тель­ни­цы, при­хо­див­шие ко мне впер­вые, ли­ша­лись соз­на­ния при ви­де мо­его ес­тес­т­ва то ли от ис­пу­га, то ли в пред­в­ку­ше­нии воз­мож­нос­тей сла­дос­т­рас­тия, ко­то­рые им су­ли­ла встре­ча со столь мощ­ным ору­ди­ем.

    Теперь чи­та­те­лю, на­де­юсь, ста­ло по­нят­но, что слу­чи­лось на под­мос­т­ках: рев­ни­вые и не­рев­ни­вые мужья, ви­дя, что их жен ни­чуть не обес­ку­ра­жи­ва­ют раз­ме­ры мо­его ес­тес­т­ва, впол­не обос­но­ван­но сде­ла­ли вы­вод: их прек­рас­ным по­ло­ви­нам уже не впер­вой при­хо­дит­ся встре­чать­ся с си­им ин­с­т­ру­мен­том. Этим и был обус­лов­лен тот воп­рос, ко­то­рый они за­да­ва­ли сво­им же­нам и ко­то­рый я счел воз­мож­ным не пе­ре­во­дить на ан­г­лий­с­кий язык.

    Слушая сие скан­даль­ное бро­же­ние, я еще не пред­с­тав­лял, ка­ки­ми пос­лед­с­т­ви­ями та­кое нич­тож­ное со­бы­тие, как ту­ше­ние по­жа­ра в ли­ли­пут­с­ком им­пе­ра­тор­с­ком двор­це, чре­ва­то для ме­ня лич­но. Не­ко­то­рые проз­ре­ния на сей счет у ме­ня по­яви­лись, ког­да я уви­дел им­пе­ра­тор­с­кую че­ту.

    Его Ве­ли­чес­т­во не опус­тил­ся до пош­лых воп­ро­сов, од­на­ко вы­ра­же­ние на его ли­це не су­ли­ло ни­че­го хо­ро­ше­го им­пе­рат­ри­це, да­вав­шей обыч­ным сво­им вы­со­ко­мер­ным ви­дом по­нять, что ей, мол, не впол­не яс­но, ка­кие пре­тен­зии мо­гут быть у ко­го бы то ни бы­ло, вклю­чая и Его Им­пе­ра­тор­с­кое Ве­ли­чес­т­во, к ней - мо­нар­хи­не с не­за­пят­нан­ной ре­пу­та­ци­ей?! Од­на­ко, су­дя по все­му, это не бы­ло убе­ди­тель­ным для Его Им­пе­ра­тор­с­ко­го Ве­ли­чес­т­ва, толь­ко что по­лу­чив­ше­го до­воль­но вес­кий ар­гу­мент, сви­де­тель­с­т­ву­ющий о не­вер­нос­ти его же­ны, - ар­гу­мент в ви­де не­упа­де­ния в об­мо­рок Ее Ве­ли­чес­т­ва, тог­да как все бла­гон­рав­ные же­ны ле­жа­ли без чувств на си­день­ях и под ни­ми.

    Когда баг­ро­вость ли­ца Его Ве­ли­чес­т­ва дос­тиг­ла та­кой сте­пе­ни, что, ка­за­лось, не ми­но­вать вто­ро­го по­жа­ра, им­пе­ра­тор под­нял­ся со сво­его мес­та и, тя­же­ло сту­пая (я уже знал, что та­кая тя­же­лая по­ход­ка им­пе­ра­то­ра - знак над­ви­га­ющей­ся бу­ри), нап­ра­вил­ся прочь. Праз­д­ник за­кон­чил­ся. Пе­ред тем как уда­лить­ся, им­пе­ра­тор сме­рил ис­пе­пе­ля­ющим взгля­дом и ме­ня, на что я толь­ко и на­шел­ся ска­зать:

    - Ваше Ве­ли­чес­т­во, не ли­шай­те ме­ня сво­их ми­лос­тей.

    Впоследствии я при­шел к вы­во­ду, что толь­ко нав­ре­дил се­бе сим ско­рос­пе­лым выс­ка­зы­ва­ни­ем, од­на­ко сло­во, как го­во­рит­ся, не во­ро­бей - пой­мать его бы­ло уже не­воз­мож­но.

    По еще боль­ше утя­же­лив­шей­ся по­ход­ке им­пе­ра­то­ра я по­нял, что луч­ше мне бы­ло бы дер­жать язык за зу­ба­ми.

    Мне (из уже наз­ван­но­го мною ис­точ­ни­ка) ста­ло из­вес­т­но, что им­пе­ра­тор тем же ве­че­ром учи­нил прис­т­рас­т­ный доп­рос им­пе­рат­ри­це. По­че­му, мол, нас­та­ивал им­пе­ра­тор, зре­ли­ще, ко­то­рое по­вер­г­ло на зем­лю сот­ни дос­той­ных ли­ли­пу­ток, ее ос­та­ви­ло рав­но­душ­ной.

    Императрица же от­ве­ча­ла в том смыс­ле, что и у нее под­ка­ши­ва­лись ко­лен­ки, а на но­гах ее удер­жа­ло толь­ко край­нее воз­му­ще­ние мо­им по­ве­де­ни­ем. Им­пе­ра­то­ру и этот до­вод по­ка­зал­ся не очень убе­ди­тель­ным, а по­то­му он рас­п­рос­т­ра­нил свой гнев не толь­ко на свою дра­жай­шую суп­ру­гу, но и на ме­ня, сво­его вер­но­го слу­гу, чьей ви­ны или зло­го умыс­ла в слу­чив­шем­ся не бы­ло.

    «Лучше бы уж этот дво­рец сго­рел дот­ла», - та­ков был вер­дикт мно­гих при­сут­с­т­во­вав­ших на праз­д­ни­ке. Ду­мал ли я, что мой по­рыв, мой пос­ту­пок, со­вер­шен­ный ис­к­лю­чи­тель­но из чув­с­т­ва пре­дан­нос­ти к их мо­нар­шим ве­ли­чес­т­вам, при­ве­дет к столь пе­чаль­но­му ито­гу?!

    Впрочем, им­пе­ра­тор, скре­пя сер­д­це, на сле­ду­ющий день вы­нуж­ден был из­дать указ о наз­на­че­нии ме­ня Глав­ным по­жар­ным им­пе­ра­тор­с­ко­го дво­ра и наг­раж­де­нии ор­де­ном «За пре­дан­ное слу­же­ние мо­нар­ху», ка­ко­вой я как ве­ли­кую дра­го­цен­ность сох­ра­нил и по сей день.

    Императору с его дво­ром приш­лось пе­ре­ехать в лет­нюю ре­зи­ден­цию, ни­чем, впро­чем, не от­ли­чав­шу­юся от зим­ней, пос­коль­ку в Ли­ли­пу­тии нет та­ких рез­ких пе­ре­хо­дов по­го­ды, как в мо­ем оте­чес­т­ве, - и ле­то, и зи­ма всег­да оди­на­ко­во мяг­кие и ров­ные, ес­ли толь­ко не слу­ча­ет­ся мо­ро­зов или ка­ких-ли­бо дру­гих при­род­ных ка­так­лиз­мов. Пос­т­ра­дав­шее кры­ло двор­ца ре­ше­но бы­ло снес­ти, а на его мес­те пос­т­ро­ить но­вое, под­тя­нув к двор­цу мор­с­кой ка­нал.

    Тот слу­чай при­ба­вил мне не дру­зей, а вра­гов. И те­перь, спус­тя вре­мя, я иног­да ду­маю, что луч­ше бы­ло бы и вправ­ду мне ос­тать­ся бе­зу­час­т­ным сви­де­те­лем по­жа­ра и дать им­пе­ра­тор­с­ко­му двор­цу це­ли­ком прев­ра­тить­ся в пе­пел.

    Дело ос­лож­ни­лось еще и тем, что го­су­да­ры­ня ока­за­лась бе­ре­мен­ной, а им­пе­ра­тор, нес­коль­ко лет страс­т­но ждав­ший нас­лед­ни­ка, те­перь яко­бы не ис­пы­ты­вал аб­со­лют­ной уве­рен­нос­ти в том, что имен­но он (а не я) яв­ля­ет­ся от­цом бу­ду­ще­го ре­бен­ка.

    Мне до­но­си­ли, что в по­ко­ях Их Ве­ли­честв про­ис­хо­ди­ли шум­ные сце­ны: Его Ве­ли­чес­т­во гроз­но то­пал но­га­ми, а Ее Ве­ли­чес­т­во за­ла­мы­ва­ла ру­ки и па­да­ла без чувств на кро­вать, ус­т­лан­ную пу­хо­вой пе­ри­ной. При­хо­дя в се­бя, она при­ни­ма­лась убеж­дать му­жа в не­ле­пос­ти его по­доз­ре­ний, но Его Ве­ли­чес­т­во от это­го толь­ко еще боль­ше сви­ре­пел и силь­нее то­пал но­га­ми, и тог­да Ее Ве­ли­чес­т­во сно­ва те­ря­ла чув­с­т­ва. На­ко­нец, ког­да оба утом­ля­лись, им­пе­ра­тор со­об­щал же­не: он дож­дет­ся рож­де­ния ре­бен­ка, а там уже ска­жет свое окон­ча­тель­ное сло­во.

    Но ес­ли мла­де­нец ока­жет­ся хоть нем­но­го по­хож на ме­ня, зак­лю­чал им­пе­ра­тор, то луч­ше бы ему во­об­ще не ро­дить­ся. Да и им­пе­рат­ри­це не поз­до­ро­вит­ся, со мною вмес­те.

    Должен со­об­щить чи­та­те­лю, что мне до­во­ди­лось ви­деть ли­ли­пут­с­ких груд­ных мла­ден­цев.

    Зрелище, на мой взгляд, они яв­ля­ют со­бой слиш­ком уж ли­чин­ко­по­доб­ное. Пред­с­тавь­те се­бе кро­хот­ное су­щес­т­во раз­ме­ром с гу­се­ни­цу - пис­к­ля­вое и крас­но­ко­жее. Впро­чем, звук го­ло­са ли­ли­пут­с­ких де­ток нас­толь­ко то­нок, что срав­ним с ко­ма­ри­ным пис­ком, на­по­ми­ная пос­лед­ний и сво­ей на­зой­ли­вос­тью. Как пред­по­ла­гал им­пе­ра­тор, от­ли­чить сво­его нас­лед­ни­ка от мо­его (если толь­ко та­кое яв­ле­ние до­пус­ка­ли за­ко­ны при­ро­ды; я имею в ви­ду за­ча­тие ли­ли­пут­с­кой жен­щи­ной от че­ло­ве­ка ев­ро­пей­с­кой ком­п­лек­ции) - ума не при­ло­жу. Впро­чем, до рож­де­ния ре­бен­ка ос­та­ва­лось еще не ме­нее шес­ти-се­ми ме­ся­цев, так что по­ка я мог на сей счет не бес­по­ко­ить­ся.

    Жизнь моя тем вре­ме­нем шла сво­им че­ре­дом, нев­зи­рая на все ве­яния, ка­кие шли из вы­со­ких сфер. Гос­тьи мои ме­ня не за­бы­ва­ли, а я при­ни­мал их с удо­воль­с­т­ви­ем, к ко­то­ро­му, прав­да, не­ред­ко те­перь при­ме­ши­ва­лось чув­с­т­во, сход­ное с тем, что я ис­пы­тал во вре­мя пер­во­го мо­его пла­ва­ния, ког­да ра­зыг­рал­ся шторм и наш ко­рабль ста­ли ка­чать оке­ан­с­кие вол­ны…

    Стыдно мо­ря­ку приз­на­вать­ся в этом, но я по­на­ча­лу стра­дал мор­с­кой бо­лез­нью и не­ред­ко пе­ре­ве­ши­вал­ся че­рез фаль­ш­борт, что­бы не пач­кать па­лу­бу. Впро­чем, я от­в­лек­ся.

    Не ис­ся­кал по­ток ли­ли­пу­ток, жаж­ду­щих поб­ли­же поз­на­ко­мить­ся с Че­ло­ве­ком-Го­рой, как не ис­ся­кал и по­ток страж­ду­щих, на­де­ющих­ся че­рез ме­ня об­рес­ти ис­це­ле­ние. Не­ред­ко по ут­рам, выг­ля­нув в ок­но, я по­ка­чи­вал го­ло­вой при ви­де увеч­ных и не­дуж­ных - кто на кос­ты­лях, кто пол­з­ком, кто под­дер­жи­ва­емый род­ны­ми или друзь­ями, - все они с на­деж­дой взи­ра­ли на ок­на мо­ей оби­те­ли, что-то шеп­ча се­бе под нос - то ли сло­ва мо­лит­вы, то ли об­ра­щен­ные ко мне зак­ли­на­ния.

    Я не знаю, как это все ус­т­ра­ива­лось. Ви­дел толь­ко, что не­ко­то­рые из мо­их по­се­ти­тель­ниц, жер­т­вуя соб­с­т­вен­ным удо­воль­с­т­ви­ем, сто­ят в го­тов­нос­ти с на­пер­с­т­ка­ми­ве­дер­ка­ми, а по­том уно­сят про­из­ве­ден­ное мной доб­ро, пос­ле че­го страж­ду­щие при­хо­дят в дви­же­ние, сре­ди них наб­лю­да­ет­ся ка­кое-то вол­не­ние, а че­рез нес­коль­ко ми­нут все рас­са­сы­ва­ет­ся, пло­щадь пус­те­ет и до сле­ду­юще­го дня вок­руг мо­ей оби­те­ли ус­та­нав­ли­ва­ет­ся спо­кой­с­т­вие.

    Я по­ни­мал, ко­неч­но, что дол­го так про­дол­жать­ся не мо­жет, пос­коль­ку моя при­ро­да на­чи­на­ла про­ти­вить­ся про­ис­хо­дя­ще­му. К то­му же сбо­ри­ща под мо­ими ок­на­ми гро­зи­ли в ско­ром вре­ме­ни пе­ре­рас­ти в вол­не­ния - ведь чис­ло страж­ду­щих не убы­ва­ло, а ко­ли­чес­т­во пот­реб­но­го им це­леб­но­го ма­те­ри­ала в си­лу ес­тес­т­вен­ных при­чин сок­ра­ща­лось.

    Перемены на­ме­ти­лись в тот день, ког­да ут­ром ме­ня раз­бу­дил чей-то вы­со­кий гну­са­вый го­лос, что бы­ло весь­ма стран­но, пос­коль­ку, как я уже го­во­рил, слу­ги ни­ко­го до мо­его про­буж­де­ния обыч­но ко мне не впус­ка­ли.

    Я от­к­рыл гла­за и уви­дел ли­ли­пу­та сред­них лет, в клет­ча­том фра­ке, ка­кие но­сят на­ши стряп­чие, в вы­со­ких до ко­лен са­по­гах со шпо­ра­ми и ез­до­вых шта­нах, хо­тя по вы­да­юще­му­ся жи­во­ту я бы не ска­зал, что мой по­се­ти­тель при­над­ле­жит к лю­би­те­лям вер­хо­вой ез­ды. Го­во­рил он, при­цо­ки­вая язы­ком и жес­ти­ку­ли­руя боль­ше ли­цом, чем ру­ка­ми. Речь его к то­му же ли­лась сплош­ным по­то­ком, опе­ре­жая мысль, а по­то­му пер­вое вре­мя я по­ни­мал от­нюдь не все из им ска­зан­но­го. Но все же вско­рос­ти я су­мел прис­по­со­бить­ся и, нап­ря­гая слух, на­чал раз­би­рать, о чем идет речь, хо­тя удо­воль­с­т­вия от об­ще­ния с ним мне это не при­ба­ви­ло.

    Звали мо­его нез­ва­но­го (да прос­тит мне чи­та­тель сей ка­лам­бур) по­се­ти­те­ля Хаз­зер, а при­ве­ли его ко мне со­об­ра­же­ния мер­кан­тиль­ные; прав­да, при­шел он ско­рее не с пред­ло­же­ни­ями, а слов­но ста­вя ме­ня пе­ред свер­шив­шим­ся фак­том, ко­то­рый я дол­жен был при­нять, как при­ни­ма­ют Божью во­лю или неп­ре­одо­ли­мые об­с­то­ятель­с­т­ва, хо­тя за­ду­ман­ное им пред­п­ри­ятие без ме­ня име­ло не боль­ше шан­сов сос­то­ять­ся, чем акт тво­ре­ния без Гос­по­да.

    Говорил мой по­се­ти­тель раз­вяз­но-уве­рен­но, он да­же нес­коль­ко раз сде­лал дви­же­ние ла­дош­кой как бы для то­го, что­бы пок­ро­ви­тель­с­т­вен­но пот­ре­пать ме­ня по ще­ке. Пос­коль­ку до­тя­нуть­ся до се­го объ­ек­та ему бы­ло до­воль­но зат­руд­ни­тель­но, жест этот у не­го по­лу­чал­ся ка­кой-то не­за­вер­шен­ный: он чуть нак­ло­нял­ся впе­ред, а ког­да его ру­ка не встре­ча­ла опо­ры, го­тов был, ка­за­лось, рух­нуть со спе­ци­аль­ной под­с­тав­ки для гос­тей, на ко­то­рую я по­мог ему взгро­моз­дить­ся, что­бы нам удоб­нее бы­ло вес­ти бе­се­ду.

    Суть его пред­ло­же­ний (впро­чем, я уже го­во­рил, что пред­ло­же­ния его зву­ча­ли до­воль­но уль­ти­ма­тив­но) сво­ди­лась к сле­ду­юще­му. Он со­би­рал­ся на­ла­дить вы­пуск чу­до­дей­с­т­вен­но­го ле­кар­с­т­ва для на­ро­да Ли­ли­пу­тии. Он со­би­рал­ся сде­лать на­род Ли­ли­пу­тии са­мым здо­ро­вым в ми­ре. Он со­би­рал­ся тем са­мым зас­лу­жить лю­бовь на­ро­да Ли­ли­пу­тии и неп­ло­хо за­ра­бо­тать.

    Дело бы­ло за ма­лым - ему нуж­но бы­ло за­ру­чить­ся мо­им сог­ла­си­ем, по­то­му что про­из­во­ди­те­лем сей па­на­цеи был ваш по­кор­ный слу­га, лю­без­ные мои чи­та­те­ли. Но эта ма­лость ни­чуть не сму­ща­ла мо­его гос­тя. Для не­го воп­рос был ре­шен.

    - Так и быть, - со­об­щил он мне, - я бе­ру вас в до­лю. Я да­же го­тов по­де­лить­ся с ва­ми при­былью из рас­че­та… Вы не по­ве­ри­те, по­то­му что та­ко­го вы­год­но­го пред­ло­же­ния вы еще ни­ког­да не по­лу­ча­ли и не по­лу­чи­те. Слу­шай­те ме­ня и пос­та­рай­тесь не упасть. По­то­му что ес­ли упа­де­те вы, под­ни­мет­ся мно­го пы­ли. А мне ну­жен чис­тый воз­дух. Я го­тов взять вас в до­лю на рав­ных. Мне - де­вя­нос­то про­цен­тов и де­сять про­цен­тов - вам. Толь­ко из соб­с­т­вен­но­го бла­го­род­с­т­ва и сим­па­тии к вам лич­но. У ме­ня од­ни рас­хо­ды, у вас - од­ни удо­воль­с­т­вия. У ме­ня од­ни за­бо­ты, у вас сплош­ной праз­д­ник.

    В де­неж­ном вы­ра­же­нии де­сять про­цен­тов по его рас­че­там дол­ж­но бы­ло сос­та­вить ко­лос­саль­ную по ли­ли­пут­с­ким по­ня­ти­ям сум­му в ты­ся­чу дрюф еже­год­но. Один дрюф мож­но бы­ло бы при­рав­нять к од­ной ги­нее, от че­го я бы пре­дос­те­рег мо­его чи­та­те­ля. Для сред­не­го ли­ли­пу­та один дрюф - столь­ко же, сколь­ко од­на ги­нея для сред­не­го ан­г­ли­ча­ни­на. Но ес­ли сред­ний ли­ли­пут мог про­жить на один дрюф око­ло ме­ся­ца, то сред­не­му ан­г­ли­ча­ни­ну этой сум­мы ед­ва хва­ти­ло бы на чет­верть лен­ча в ли­ли­пут­с­кой та­вер­не (я, ко­неч­но, же имею в ви­ду ленч не ли­ли­пут­с­кий, а спо­соб­ный на­сы­тить сред­не­го ев­ро­пей­ца).

    Я слу­шал мо­его гос­тя до­воль­но рас­се­ян­но, так как мыс­ли мои бы­ли за­ня­ты дру­гим. К то­му же я не при­да­вал осо­бо­го зна­че­ния его сло­вам, по­то­му что он с пер­во­го взгля­да не выз­вал у ме­ня до­ве­рия. Я мол­ча ки­вал на его сло­ва, прек­рас­но по­ни­мая, что эта бол­тов­ня ни­чем не кон­чит­ся. Я был зна­ком с та­ким ти­пом лю­дей в сво­ем оте­чес­т­ве. Глав­ная их цель, ка­жет­ся, на­вес­ти тень на яс­ный день - авось под шу­мок и удас­т­ся как-ни­будь пог­реть ру­ки.

    Мой ви­зи­тер ушел, а я впал в та­кую прос­т­ра­цию от его лив­шей­ся неп­ре­рыв­ным по­то­ком ре­чи, что пос­ле его ухо­да да­же за­был о нем и о це­ли его по­се­ще­ния и, воз­мож­но, боль­ше ни­ког­да об этом не вспом­нил бы, ес­ли бы не со­бы­тия сле­ду­юще­го дня.

    Я был не­ма­ло удив­лен, ког­да уже на сле­ду­ющее ут­ро об­на­ру­жи­лись пе­ре­ме­ны, ко­то­рые я по­на­ча­лу да­же не свя­зал с мо­им ви­зи­те­ром. Тол­па боль­ных и убо­гих, ко­то­рая обыч­но уже с ут­ра на­чи­на­ла со­би­рать­ся под мо­им ок­ном, на сей раз по­че­му-то за­паз­ды­ва­ла. За­то на пус­той пло­щад­ке в даль­нем кон­це пло­ща­ди пе­ред мо­ей баш­ней с ран­не­го ут­ра за­ки­пе­ла ра­бо­та - де­сят­ка че­ты­ре ли­ли­пу­тов быс­т­ро ско­ло­ти­ли не­кое по­до­бие са­рая, впро­чем, весь­ма доб­рот­но­го, и тут же при­ня­лись за внут­рен­ние ра­бо­ты, о ка­чес­т­ве и осо­бен­нос­тях ко­то­рых ска­зать ни­че­го не мо­гу, так как ок­на у се­го со­ору­же­ния пре­дус­мот­ре­ны не бы­ли, а про­ник­нуть внутрь я, как вы са­ми по­ни­ма­ете, не имел ни ма­лей­шей воз­мож­нос­ти.

    Некоторое вре­мя я пре­бы­вал в не­до­уме­нии, но вско­ре все разъ­яс­ни­лось. Пос­ле по­луд­ня на пло­ща­ди по­явил­ся мой вче­раш­ний зна­ко­мец. Он быс­т­рым ша­гом про­шес­т­во­вал в воз­д­ви­га­емое со­ору­же­ние, про­вел не­ко­то­рое вре­мя внут­ри и та­ким же быс­т­рым и уве­рен­ным ша­гом нап­ра­вил­ся в мою сто­ро­ну. Од­на­ко на се­ре­ди­не пу­ти он ос­та­но­вил­ся, слов­но вспом­нив о чем-то, сно­ва ус­лов­но пот­ре­пал ме­ня по ще­ке, раз­вер­нул­ся и по­шел прочь.

    После его при­хо­да на строй­ку при­бы­ло еще де­сят­ка два ли­ли­пу­тов, за­тем по­яви­лись тя­же­ло гру­жен­ные по­воз­ки. Их пок­ла­жу - это бы­ли ка­кие-то кот­лы, зме­еви­ки, ем­кос­ти с жид­кос­тя­ми - быс­т­ро пе­ре­тас­ка­ли в но­вень­кое со­ору­же­ние, ко­то­рое уже под­во­ди­ли под кры­шу. Ес­ли бы я стал сви­де­те­лем та­ко­го зре­ли­ща у се­бя в оте­чес­т­ве, то на­вер­ня­ка ре­шил бы, что в этом до­ме по­се­лил­ся ал­хи­мик, жаж­ду­щий по­лу­чить зо­ло­то из воз­душ­но­го эфи­ра.

    Однако в Ли­ли­пу­там, нас­коль­ко мне бы­ло из­вес­т­но, на­ука еще не дос­тиг­ла тех вы­сот, что бы­ли по­ко­ре­ны мо­ими со­оте­чес­т­вен­ни­ка­ми, а по­то­му я ни­как не мог за­по­доз­рить в ал­хи­ми­чес­ких прис­т­рас­ти­ях мо­его вче­раш­не­го гос­тя.

    Хотя кое-ка­кая яс­ность уже по­яви­лась, но окон­ча­тель­но ту­ман рас­се­ял­ся бли­же к ве­че­ру, ког­да сре­ди обыч­ной тол­пы мо­их пре­лес­т­ниц по­яви­лись че­ты­ре ли­ли­пут­ки в ха­ла­тах (ко­то­рые, впро­чем, бы­ли ски­ну­ты, ког­да дош­ло до де­ла), на спи­не ко­то­рых кра­со­ва­лась бук­ва ли­ли­пут­с­ко­го ал­фа­ви­та, от­ве­ча­ющая ан­г­лий­с­ко­му h. Та же бук­ва бы­ла на­чер­та­на и на их обо­ру­до­ван­ных плот­ны­ми кры­шеч­ка­ми ве­дер­ках-на­пер­с­т­ках об­щим чис­лом око­ло двад­ца­ти. Дей­с­т­во­ва­ли эти де­ви­цы весь­ма энер­гич­но в од­ном рит­ме с дру­ги­ми, но ко вре­ме­ни мо­его се­мя­из­вер­же­ния лов­ко об­ла­чи­лись в свои ха­ла­ти­ки и со сво­ими ве­дер­ка­ми выс­т­ро­ились у даль­не­го кон­ца мо­его де­то­род­но­го ор­га­на, что­бы ни кап­ли дра­го­цен­ной жид­кос­ти не про­па­ла вту­не. Ког­да я из­дал про­тяж­ный гор­ло­вой звук, вы­ры­ва­ющий­ся у ме­ня пе­ред за­вет­ным ми­гом сла­дос­т­рас­тия, од­на из них под­с­та­ви­ла ве­дер­ко, а ос­таль­ные уже дер­жа­ли свои на­го­то­ве, что­бы по ме­ре на­пол­не­ния пер­во­го под­с­та­вить пус­тое.

    Все бы­ло как всег­да и не как всег­да, по­то­му что я ощу­тил ка­кую-то не­ви­ди­мую ру­ко­во­дя­щую ру­ку в том, что про­ис­хо­ди­ло на мо­ей под­соб­ной та­бу­рет­ке и вок­руг нее.

    Девицы в ха­ла­ти­ках, по­лу­чив свое (я имею в ви­ду не толь­ко удо­воль­с­т­вие, но и то, что они уно­си­ли в ве­дер­ках с плот­но по­дог­нан­ны­ми кры­шеч­ка­ми), отош­ли по за­ра­нее на­ме­чен­ным мар­ш­ру­там, как мог бы отой­ти от­ряд, проб­рав­ший­ся в стан вра­га и на­нес­ший про­тив­ни­ку ощу­ти­мый урон.

    Нет, ко­неч­но, ни­ка­ко­го уро­на я не пре­тер­пел, но ощу­ще­ние ос­та­лось ка­кое-то двой­с­т­вен­ное, буд­то в неч­то ес­тес­т­вен­ное и неп­ри­нуж­ден­ное втор­г­лось что-то пос­то­рон­нее и ис­кус­ствен­ное, от че­го по­ве­де­ние дей­с­т­ву­ющих лиц ста­ло от­да­лен­но на­по­ми­нать дер­га­ные дви­же­ния ма­ри­оне­ток. Да­же учас­тие в этом спек­так­ле мо­ей ми­лой Куль­бюль не мог­ло из­ба­вить ме­ня от ощу­ще­ния не­ко­то­рой не­лов­кос­ти. Од­на­ко я ре­шил зак­рыть на это гла­за и по­наб­лю­дать за тем, как бу­дут раз­ви­вать­ся даль­ней­шие со­бы­тия. А раз­ви­ва­лись они сле­ду­ющим об­ра­зом.

    Полные ве­дер­ки бы­ли ско­рей­шим об­ра­зом дос­тав­ле­ны в от­с­т­ро­ен­ное по со­сед­с­т­ву со­ору­же­ние, где, ве­ро­ят­но, тут же на­ча­лись ка­кие-то ра­бо­ты. Об этом мож­но бы­ло су­дить по све­ту, про­ни­кав­ше­му на­ру­жу сквозь две­ри, ко­то­рые вре­мя от вре­ме­ни от­к­ры­ва­лись, что­бы вы­пус­тить то­роп­ли­во­го ли­ли­пу­та с ка­ким-то гру­зом за пле­ча­ми.

    На сле­ду­ющий же день мно­гое из про­ис­хо­див­ше­го разъ­яс­ни­лось. С ут­ра по­рань­ше ко мне за­явил­ся мой ком­пань­он Хаз­зер. На ли­це у не­го лос­ни­лась до­воль­ная улыб­ка. Он со­об­щил, что на­ше пред­п­ри­ятие ока­за­лось очень ус­пеш­ным, и до­ход от пер­вых про­даж прев­зо­шел все ожи­да­ния.

    - Каков же до­ход? - по­ин­те­ре­со­вал­ся я.

    На этот воп­рос я по­лу­чил весь­ма ук­лон­чи­вый от­вет, из ко­то­ро­го, од­на­ко, мож­но бы­ло по­нять, что уже про­да­но от шес­ти до вось­ми ты­сяч пор­ций чу­до­дей­с­т­вен­но­го сред­с­т­ва, а при сто­имос­ти пор­ции в чет­верть дрю­фа… Я про­из­вел в уме нес­лож­ные рас­че­ты и по­нял, Эро­ти­чес­кие прик­лю­че­ния Гул­ли­ве­ра что ес­ли в Ли­ли­пу­тии хва­тит боль­ных, то в ско­ром вре­ме­ни Хаз­зер, а вмес­те с ним и я ста­нем круп­ней­ши­ми фи­нан­со­вы­ми во­ро­ти­ла­ми этой мо­гу­щес­т­вен­ной им­пе­рии (ах, как иног­да мо­жем мы об­ма­ны­вать­ся в на­ших рас­че­тах!).

    Я по­пы­тал­ся бы­ло вы­яс­нить, ка­ким об­ра­зом од­но мое се­мя­из­вер­же­ние мог­ло дать нес­коль­ко ты­сяч пор­ций це­леб­но­го сред­с­т­ва. Но тут объ­яс­не­ния Хаз­зе­ра ста­ли нас­толь­ко ту­ман­ны­ми, что я от­ча­ял­ся уз­нать ис­ти­ну и мах­нул на это де­ло ру­кой.

    В то ут­ро, чув­с­т­вуя се­бя ус­та­лым пос­ле со­бы­тий пос­лед­них дней, я ре­шил нем­но­го раз­ве­ять­ся и, по­са­див се­бе в наг­руд­ный кар­ман мою воз­люб­лен­ную Куль­бюль, от­п­ра­вил­ся на про­гул­ку к бе­ре­гу, че­го преж­де не де­лал.

    Путь до мо­ря за­нял все­го нес­коль­ко ми­нут, я сел на приб­реж­ный ус­туп и ус­та­вил­ся в го­лу­бую даль. Впер­вые за пос­лед­ние нес­коль­ко ме­ся­цев я вдруг по­чув­с­т­во­вал тос­ку по до­му, по мо­ей да­ле­кой Ан­г­лии, по бе­лым ска­лам близ Дув­ра, по нот­тин­гем­п­шир­с­ко­му воз­ду­ху. Я пог­ру­зил­ся в раз­мыш­ле­ния.

    Кульбюль, чув­с­т­вуя мое нас­т­ро­ение, ти­хонь­ко си­де­ла в мо­ем наг­руд­ном кар­ма­не, выс­та­вив на­ру­жу го­лов­ку и то­же ус­т­рем­ляя свой взгляд ку­да-то за го­ри­зонт.

    Чувства пе­ре­пол­ня­ли ме­ня. На­ко­нец я ска­зал:

    - О ра­дость! О счас­тье! Смот­ри - там моя стра­на! Там мой на­род!2 Сле­зы на­вер­ну­лись у ме­ня на гла­за, од­на из них ска­ти­лась по под­бо­род­ку, и я вдруг по­чув­с­т­во­вал при­кос­но­ве­ние к ще­ке неж­ной кро­хот­ной руч­ки.

    - Не плачь, Гул­ли­вер, - ска­за­ла Куль­бюль. - Ты еще вер­нешь­ся до­мой. Ты еще уви­дишь свою стра­ну.

    Ее то­нень­кий го­ло­сок проз­ву­чал так со­чув­с­т­вен­но, что у ме­ня еще боль­ше пе­рех­ва­ти­ло гор­ло. Заб­ро­шен­ный на край све­та, без ма­лей­шей пер­с­пек­ти­вы выб­рать­ся с это­го за­бы­то­го Бо­гом ос­т­ров­ка - ка­кие у ме­ня мог­ли быть на­деж­ды? Со­ору­дить да­же са­мое жал­кое по­до­бие лод­ки из ху­до­соч­ных ли­ли­пут­с­ких де­ревь­ев не бы­ло ни ма­лей­шей воз­мож­нос­ти. Хоть бро­сай­ся в мо­ре и от­да­вай­ся на во­лю волн. Но это су­ли­ло вер­ную ги­бель. Тог­да как по­ка я ос­та­вал­ся здесь, на­деж­да мог­ла еще теп­лить­ся в мо­ей от­ча­яв­шей­ся ду­ше. Пре­да­ва­ясь этим го­рес­т­ным мыс­лям, я вдруг по­чув­с­т­во­вал чье-то лег­кое при­кос­но­ве­ние к мо­ему ес­тес­т­ву, пре­бы­вав­ше­му в сос­то­янии, впол­не от­ве­чав­ше­му нас­т­ро­ению, в ко­то­ром я на­хо­дил­ся.

    Я бро­сил взгляд вниз: ну, ко­неч­но же, моя ми­лая Куль­бюль ре­ши­ла уте­шить ме­ня на свой лад. Она не­за­мет­но спус­ти­лась по мо­ей ру­баш­ке, не без тру­да рас­стег­ну­ла пу­го­ви­цы, из­в­лек­ла на свет Бо­жий сво­его дав­не­го зна­ком­ца и те­перь пы­та­лась при­вес­ти его в чув­с­т­во. Я по­ка­чал го­ло­вой, гля­дя на ее тщет­ные уси­лия, - уж слиш­ком был уг­не­тен мой бед­ный ра­зум от­к­рыв­шей­ся пе­ре­до мной ис­ти­ной бе­зыс­ход­нос­ти мо­его по­ло­же­ния, а мое ес­тес­т­во по­то­му пре­бы­ва­ло в пол­ном огор­че­нии.

    Но Куль­бюль, ви­ди­мо, не зна­ла, как уг­не­те­на моя ду­ша, а по­то­му про­дол­жа­ла свои уси­лия.

    Как это ни уди­ви­тель­но, но ее дей­с­т­вия вско­ре во­зы­ме­ли ус­пех. Я с изум­ле­ни­ем по­чув­с­т­во­вал ше­ве­ле­ние мо­его ору­дия, от ко­то­ро­го по все­му те­лу раз­ли­лась слад­кая ис­то­ма; дур­ные мыс­ли ку­да-то ис­чез­ли, и я пог­ру­зил­ся в бла­жен­с­т­во. Да­бы об­лег­чить за­да­чу Куль­бюль, я улег­ся на спи­ну, пре­дос­та­вив ей по­за­бо­тить­ся о том, что­бы все за­вер­ши­лось к на­ше­му обо­юд­но­му удо­воль­с­т­вию. Бед­няж­ке приш­лось для это­го пос­та­рать­ся.

    Отметим ли­те­ра­тур­ную пе­рек­лич­ку двух ве­ли­ких ан­г­лий­с­ких пи­са­те­лей XVII-XVI­II ве­ков. Гул­ли­вер, ге­рой Свиф­та, здесь в точ­нос­ти пов­то­ря­ет кос­но­языч­ную речь пер­со­на­жа ро­ма­на Де­фо - Пят­ни­цы в эпи­зо­де, ког­да они с Ро­бин­зо­ном при­хо­дят на бе­рег и вда­ле­ке в дым­ке воз­ни­ка­ют очер­та­ния ос­т­ро­ва. При­ве­дем в ори­ги­на­ле сло­ва Пят­ни­цы, под­чер­к­нув еще раз, что имен­но эти сло­ва об­на­ру­жи­ли пе­ре­вод­чи­ки в ори­ги­наль­ных за­пис­ках Свиф­та: «О joy! О glad! the­re see my co­untry! the­re my na­ti­on!» - Прим. Ред. Я вдруг вспом­нил свою лю­без­ную же­нуш­ку, ко­то­рая, бы­ва­ло, не без кон­фуз­ли­вос­ти, осед­лав ме­ня та­ким вот об­ра­зом, на­ни­зы­ва­лась на сие ору­дие так, что оно це­ли­ком ис­че­за­ло в не­из­ме­ри­мых глу­би­нах ее жен­с­кой при­ро­ды. Улыб­нув­шись это­му вос­по­ми­на­нию, я ско­сил глаз на Куль­бюль. Она ста­ра­лась, как мог­ла. Си­дя у ос­но­ва­ния мо­его вздыб­лен­но­го ор­га­на и об­х­ва­тив его но­га­ми, она ра­бо­та­ла как гре­бец на га­ле­ре. Бед­няж­ка! По­том, пе­ре­мес­тив­шись от ос­но­ва­ния к бо­лее чув­с­т­ви­тель­но­му окон­ча­нию, про­дол­жи­ла свои не­лег­кие тру­ды, ко­то­рые, впро­чем, и ее не ос­тав­ля­ли рав­но­душ­ной. Ее усер­д­ное со­пе­ние соп­ро­вож­да­лось те­перь пос­та­ны­ва­ем, зву­ча­ние ко­то­ро­го ста­но­ви­лось тем тонь­ше, чем бли­же под­хо­ди­ли мы к за­вер­ше­нию. И вот в тот са­мый миг, ког­да ее пос­та­ны­ва­ние сли­лось в сплош­ное сла­дос­т­рас­т­ное жур­ча­ние, я из­дал хрип­ло­ва­тый звук и про­лил­ся бе­ле­сым фон­тан­чи­ком, ко­то­рый выс­т­ре­лил вверх на три-че­ты­ре дюй­ма, а че­рез мгно­ве­ние нак­рыл с го­ло­вой мою не­наг­ляд­ную.

    Некоторое вре­мя мы ле­жа­ли без­д­виж­но, а за­тем, ког­да си­лы вер­ну­лись к нам, оч­ну­лись к жиз­ни. У мо­их ног плес­кал­ся оке­ан, и я, под­с­та­вив Куль­бюль ла­дош­ку, пе­ре­нес мою воз­люб­лен­ную в теп­лую, бла­го­дат­ную во­ду, ко­то­рая и омы­ла ее.

    Ах, это чу­дес­ное прик­лю­че­ние на бе­ре­гу! Раз­ве мог я знать, что мы ни­ког­да бо­лее не пов­то­рим на­ше­го пу­те­шес­т­вия сю­да, не соль­ем­ся бо­лее в сла­дос­т­рас­т­ном еди­не­нии, ко­то­рое сти­ра­ет гра­ни­цы меж­ду ли­ли­пу­та­ми и на­ми, людь­ми, по­хо­жи­ми на ме­ня и мо­его чи­та­те­ля.

    Мы вер­ну­лись в мою скром­ную оби­тель, Куль­бюль прос­ти­лась со мной до ве­че­ра, от­п­ра­вив­шись по сво­им де­лам, а я при­лег от­дох­нуть на свою кой­ку. Но не ус­пел я сме­жить ве­ки, как ко­ма­ри­ным пис­ком раз­дал­ся ря­дом с мо­им ухом гну­са­вый го­лос. Я от­к­рыл гла­за.

    На гос­те­вой под­с­тав­ке ря­дом со мной сто­ял Хаз­зер. Ли­цо у не­го бы­ло баг­ро­вым, он от­ча­ян­но жес­ти­ку­ли­ро­вал, речь его ли­лась нес­кон­ча­емым по­то­ком. На­ко­нец, я по­нял суть его гне­ва и пре­тен­зий ко мне. По его сло­вам вы­хо­ди­ло, что я на­ру­шил наш с ним до­го­вор, из­рас­хо­до­вав впус­тую се­мя, за ко­то­рым уже выс­т­ро­илась оче­редь страж­ду­щих. (Ка­ким об­ра­зом, спра­ши­вал я се­бя, этот мо­шен­ник уз­нал о на­шем с Куль­бюль прик­лю­че­нии на бе­ре­гу? Впро­чем, по­раз­мыс­лив нем­но­го, я сам се­бе и от­ве­тил на этот воп­рос: вряд ли в Ли­ли­пу­тии мо­жет ос­та­вать­ся тай­ной, ку­да идет и что де­ла­ет Че­ло­век-Го­ра.) Он брыз­гал слю­ной и го­во­рил, что выч­тет из мо­их ди­ви­ден­дов сто­имость сей упу­щен­ной вы­го­ды, пом­но­жив ее на ко­эф­фи­ци­ент на­род­но­го ра­зо­ча­ро­ва­ния, что он об­ра­тит­ся в суд, ко­то­рый под­вер­г­нет ме­ня до­маш­не­му арес­ту, да­бы здо­ровье на­ро­да Ли­ли­пу­тии не за­ви­се­ло от мо­их вож­де­ле­ний.

    - Ответственность! От­вет­с­т­вен­ность! И еще раз от­вет­с­т­вен­ность! - кри­чал этот ли­ли­пут. - Вы хоть по­ни­ма­ете, ка­кое бла­го­де­яние я вам ока­зал, приг­ла­шая в столь важ­ное де­ло?! Как вы мо­же­те пре­неб­ре­гать сво­ими обя­зан­нос­тя­ми, ког­да ве­ли­кий на­род Ли­ли­пу­тии ждет? Как вы бе­ре­те на се­бя наг­лость рас­по­ря­жать­ся тем, что вам не при­над­ле­жит?! Вы по­ку­си­лись на дос­то­яние ве­ли­ко­го ли­ли­пут­с­ко­го на­ро­да!

    Он ве­щал та­ким об­ра­зом до­воль­но дол­го, а я слу­шал его и спра­ши­вал се­бя - что мне ме­ша­ет прих­лоп­нуть его как на­зой­ли­вую му­ху? Ве­ро­ят­но то, что я тут же пред­с­та­вил се­бе, как он ле­жит в гро­бу с жиз­не­ра­дос­т­ным вы­ра­же­ни­ем на ли­це. Ви­ди­мо, Хаз­зер по­чув­с­т­во­вал, что при всем мо­ем тер­пе­нии я до­шел до точ­ки, а по­то­му вдруг по­ни­зил тон - с ко­ма­ри­но­го пис­ка пе­ре­шел на шме­ли­ное жуж­жа­ние, что яв­но сви­де­тель­с­т­во­ва­ло о дос­та­точ­ной гиб­кос­ти его ха­рак­те­ра. От­даю дол­ж­ное Хаз­зе­ру - он был лов­ким по­ли­ти­ком в том смыс­ле, в ка­ком это сло­во упот­реб­ля­ют обы­ва­те­ли.

    - Ну да лад­но, - при­ми­ри­тель­ным то­ном за­кон­чил он. - Я по­го­ря­чил­ся. Но и вы хо­ро­ши! Я ду­маю, мы оба из­в­ле­чем уро­ки из этой ис­то­рии. - Он выг­ля­нул в ок­но - на ули­це уже смер­ка­лось. - У вас ско­ро гос­ти. Не смею вас боль­ше утом­лять сво­им при­сут­с­т­ви­ем.

    Он пос­пе­шил прочь, а я сно­ва пог­ру­зил­ся в свои грус­т­ные мыс­ли. Сколь­ко все это мо­жет про­дол­жать­ся, спра­ши­вал я се­бя. Как мне най­ти путь до­мой? Про­во­дить дни нап­ро­лет на бе­ре­гу и ждать, что на го­ри­зон­те по­явит­ся па­рус? Но нас­коль­ко мне бы­ло из­вес­т­но, в этот уго­лок све­та не заг­ля­ды­ва­ли ко­раб­ли. В ли­ли­пут­с­ких хро­ни­ках я не встре­тил ни од­но­го упо­ми­на­ния о ка­ких-ли­бо чу­жес­т­ран­цах. Зна­чит, мои шан­сы быть спа­сен­ным ка­ким-ни­будь слу­чай­ным мо­реп­ла­ва­те­лем - от­к­ры­ва­те­лем но­вых зе­мель - бы­ли ил­лю­зор­ны. Ка­жет­ся, впер­вые в жиз­ни по­чув­с­т­во­вал я се­бя в без­вы­ход­ном по­ло­же­нии. Но еще в ран­ней юнос­ти я взял се­бе за пра­ви­ло - ни­ког­да не под­да­вать­ся от­ча­янию. А по­то­му по­пы­тал­ся нап­ра­вить свои мыс­ли в бо­лее по­зи­тив­ное рус­ло. Но тут за две­ря­ми пос­лы­ша­лись то­нень­кие жиз­не­ра­дос­т­ные го­ло­са - мои гос­тьи те­перь под­чи­ня­лись, ви­ди­мо, рас­пи­са­нию, сос­тав­лен­но­му Хаз­зе­ром.

    Им в этот день приш­лось не­ма­ло пот­ру­дить­ся, мо­им пре­лес­т­ни­цам. Но в ко­неч­ном сче­те все ос­та­лись до­воль­ны. Да­же я, нев­зи­рая на все труд­нос­ти про­шед­ше­го дня. По окон­ча­нии дей­с­т­ва де­ви­цы в ха­ла­ти­ках спеш­но уда­ли­лись со сво­им гру­зом. А еще че­рез не­ко­то­рое вре­мя я уви­дел, как пе­ред но­вос­т­рой­кой на дру­гом кон­це пло­ща­ди ос­та­но­ви­лись три те­ле­ги, на ко­то­рые спеш­ным об­ра­зом бы­ли пог­ру­же­ны ящи­ки, вы­не­сен­ные из со­ору­же­ния. Те­ле­ги от­бы­ли, нас­коль­ко я по­нял, с но­вой пар­ти­ей чу­до­дей­с­т­вен­но­го сред­с­т­ва. А пе­ред тем как мне улечь­ся спать, в мою оби­тель заг­ля­нул Хаз­зер, ко­то­рый не­до­воль­но про­бор­мо­тал:

    «Сегодняшняя пор­ция бы­ла в два ра­за мень­ше вче­раш­ней. Вот к че­му при­во­дит прес­туп­ное рас­хо­до­ва­ние се­бя по пус­тя­кам». Он уда­лил­ся, а я, улег­шись на свою пос­тель, ско­ро пог­ру­зил­ся в глу­бо­кий сон. Ес­ли бы я знал, что вра­ги за­мыш­ля­ют про­тив ме­ня, то, ве­ро­ят­но, спал бы не столь без­мя­теж­но.

    Дни шли за дня­ми. Фаб­ри­ка, за­пу­щен­ная пред­п­ри­им­чи­вым Хаз­зе­ром, ус­пеш­но ра­бо­та­ла.

    Ежедневно к ее крыль­цу подъ­ез­жа­ло с де­ся­ток во­зов, пле­чис­тые ли­ли­пу­ты за­пол­ня­ли их ко­роб­ка­ми с про­дук­ци­ей, воз­ни­цы при­ни­ма­лись хлес­тать ло­ша­дей, те сры­ва­лись с мес­та и уно­си­ли дра­го­цен­ный груз в раз­ные кон­цы мо­гу­щес­т­вен­ной им­пе­рии.

    В жиз­ни мо­ей ма­ло что ме­ня­лось. Вот толь­ко во мне зре­ло ощу­ще­ние, что ту­чи на­до мной сгу­ща­ют­ся. Это ощу­ще­ние под­к­реп­ля­лось слу­ха­ми, ко­то­рые при­но­си­ли мне друзья. Прав­да, не все ре­ша­лись от­к­ры­то за­яв­лять о сво­их сим­па­ти­ях ко мне, по­то­му что чув­с­т­во­ва­ли, в ка­кую сто­ро­ну ду­ет ве­тер. А то, что он ду­ет не в мою сто­ро­ну, сом­не­ний ни у ко­го не вы­зы­ва­ло.

    Читатель уже зна­ет, что сво­ими тру­да­ми на бла­го Ли­ли­пу­тии и ее на­ро­да и сво­ею бес­ко­рыс­т­ною щед­рос­тью за­во­евал я се­бе не толь­ко сто­рон­ни­ков, но и мно­жес­т­во вра­гов (ибо та­ко­во уж свой­с­т­во че­ло­ве­чес­кой при­ро­ды - на бла­го­де­яние от­ве­ча­ет она не всег­да од­ной лишь пре­дан­нос­тью и бла­го­дар­нос­тью; не­ред­ко бла­го­де­яние не­объ­яс­ни­мым об­ра­зом по­рож­да­ет в от­вет не­на­висть, что в пол­ной ме­ре и ис­пы­тал на се­бе ав­тор этих строк), а сре­ди них до­воль­но мо­гу­щес­т­вен­ных, имев­ших вли­яние не толь­ко на ре­ше­ния Го­су­дар­с­т­вен­но­го со­ве­та, но и на са­мо­го им­пе­ра­то­ра.

    Моя пер­со­на ста­ла кам­нем прет­к­но­ве­ния, пос­коль­ку гро­зи­ла раз­ру­шить сло­жив­ше­еся рав­но­ве­сие сил в го­су­дар­с­т­ве, ког­да ни зад­ни­ки не име­ли дос­та­точ­но сил для про­ве­де­ния сво­ей ли­нии, ни пе­ред­ни­ки не име­ли воз­мож­нос­ти вер­нуть в пол­ной ме­ре свое бы­лое вли­яние. Но бы­ли и та­кие, кто по тем или иным при­чи­нам чис­лил ме­ня в лич­ных вра­гах. Друзья со­об­ща­ли мне, что тот па­мят­ный по­жар, ко­то­рый стал при­чи­ной скан­да­ла в им­пе­ра­тор­с­ком се­мей­с­т­ве, на­ру­шил по­кой не од­ной толь­ко этой суп­ру­жес­кой па­ры. В сер­д­ца де­сят­ков дру­гих важ­ных особ зак­ра­лись та­кие же му­чи­тель­ные, ес­ли не ска­зать столь же обос­но­ван­ные, по­доз­ре­ния, ко­то­рые я не мог ни под­т­вер­дить, ни оп­ро­вер­г­нуть, пос­коль­ку, как уже зна­ет чи­та­тель, мно­гие да­мы яв­ля­лись ко мне ин­ког­ни­то. С дру­гой сто­ро­ны, за­пом­нить всех мо­их ви­зи­те-рок я не имел ни­ка­кой воз­мож­нос­ти по по­нят­ным при­чи­нам их мно­го­чис­лен­нос­ти (счет мо­им по­се­ти­тель­ни­цам я по­те­рял на вто­рой не­де­ле, ког­да к де­вуш­кам из ве­се­ло­го до­ма ста­ли при­со­еди­нять­ся все­воз­мож­ные слу­чай­ные да­моч­ки, прос­лы­шав­шие о тво­рив­ших­ся в мо­ей оби­те­ли за­ба­вах).

    Не мо­гу ска­зать с пол­ной уве­рен­нос­тью, пра­вы или нет бы­ли в сво­их по­доз­ре­ни­ях те вель­мож­ные му­жи, у ко­го та­ко­вые ро­ди­лись, но по­ла­гаю, что ни один ан­г­лий­с­кий суд не при­нял бы в ка­чес­т­ве до­ка­за­тельств суп­ру­жес­кой не­вер­нос­ти столь ил­лю­зор­ные сви­де­тель­с­т­ва, как злос­т­ное не­упа­де­ние в об­мо­рок при ви­де де­то­род­но­го ор­га­на про­ти­во­по­лож­но­го по­ла, пусть и весь­ма вну­ши­тель­но­го по раз­ме­ру.

    И уж для че­го со­вер­шен­но не бы­ло ос­но­ва­ния, так это для не­на­вис­ти ко мне этих счи­тав­ших се­бя ос­кор­б­лен­ны­ми му­жей. Ну в са­мом де­ле, за­да­ва­лись ли они ког­да-ли­бо воп­ро­сом, как я мог (да и был ли впра­ве) от­ка­зы­вать мо­им по­се­ти­тель­ни­цам в их на­сущ­ных же­ла­ни­ях? Я бы на мес­те сих го­су­дар­с­т­вен­ных му­жей преж­де все­го за­дал воп­рос се­бе: а что я сде­лал та­ко­го, что­бы моя же­на не ис­ка­ла лю­бов­ных утех на сто­ро­не?

    Так или ина­че, но пе­ред вне­оче­ред­ным за­се­да­ни­ем Го­су­дар­с­т­вен­но­го со­ве­та, на ко­то­ром нас­то­яли мои вра­ги, воз­ник­ла по­ли­ти­чес­кая ко­али­ция, по­лу­чив­шая наз­ва­ние «Мужья пад­ших жен». По иро­нии судь­бы пад­ши­ми ока­за­лись как раз те же­ны, ко­то­рые не упа­ли во вре­мя злос­час­т­но­го по­жа­ра. Но я уже при­вык к по­доб­ным про­ти­во­ре­чи­ям в ли­ли­пут­с­кой жиз­ни. Ра­ди ис­ти­ны, от ко­то­рой я ни­ког­да не пря­тал­ся, дол­жен ска­зать, что и в мо­ем оте­чес­т­ве пол­но по­доб­ных не­су­раз­нос­тей.

    Мог ли я, прос­той врач из Нот­тин­гем­п­ши­ра, ког­да-ли­бо ду­мать, что моя скром­ная пер­со­на ста­нет пред­ме­том не­на­вис­ти в та­ких вы­со­ких сфе­рах, как им­пе­ра­тор­с­кий двор мо­гу­щес­т­вен­ной дер­жа­вы. Но ска­зать от­к­ро­вен­но, мой лю­без­ный чи­та­тель, я бы пред­по­чел чес­т­ную и скром­ную без­вес­т­ность тем бу­рям, ко­то­рые бу­ше­ва­ли вок­руг ме­ня.

    Коалиция ос­кор­б­лен­ных му­жей дей­с­т­во­ва­ла рас­чет­ли­во и тон­ко. Ее учас­т­ни­ки вер­бо­ва­ли се­бе сто­рон­ни­ков из му­жей не­ос­кор­б­лен­ных и лиц во­об­ще не име­ющих ни­ка­ких ос­но­ва­ний лю­бить или не­на­ви­деть ме­ня. Они про­ве­ли боль­шую за­ку­лис­ную ра­бо­ту. Они пол­ни­ли об­щес­т­во слу­ха­ми са­мы­ми не­ве­ро­ят­ны­ми, под­со­вы­ва­ли Его Им­пе­ра­тор­с­ко­му Ве­ли­чес­т­ву за­пис­ки весь­ма пас­к­виль­но­го со­дер­жа­ния, еще боль­ше воз­буж­дая тем са­мым его не­до­воль­с­т­во.

    Они на­уш­ни­ча­ли им­пе­ра­то­ру, пле­ли про ме­ня вся­чес­кие не­бы­ли­цы. И им­пе­ра­тор все боль­ше и боль­ше скло­нял­ся на сто­ро­ну на­уш­ни­ков.

    Императрица, ви­ди­мо, чув­с­т­вуя свою ви­ну пе­ред суп­ру­гом и же­лая выс­та­вить ме­ня в чер­ном све­те как ин­т­ри­га­на и рву­ще­го­ся к влас­ти за­го­вор­щи­ка, то­же пле­ла вок­руг ме­ня се­ти, пы­та­лась прив­лечь на свою сто­ро­ну знат­ных дам, а еже­ли те про­яв­ля­ли ко­ле­ба­ния, то тут же объ­яс­ня­ла это их по­роч­ной связью с Ку­ин­бу­сом Флес­т­ри­ном.

    По всем этим при­чи­нам ко дню за­се­да­ния Го­су­дар­с­т­вен­но­го со­ве­та ат­мос­фе­ра вок­руг ме­ня соз­да­лась са­мая гне­ту­щая. Судь­ба моя бы­ла пред­ре­ше­на. Об этом со­об­ща­ли мне мои вер­ные сто­рон­ни­ки, сре­ди ко­то­рых од­ним из са­мых за­мет­ных был Хаз­зер, чья за­ин­те­ре­со­ван­ность в мо­ем бла­го­по­лу­чии пи­та­лась, бе­зус­лов­но, не толь­ко дру­жес­ким ко мне рас­по­ло­же­ни­ем, ка­ко­во­го, впро­чем, я в нем не за­ме­чал.

    Преданным мне до кон­ца ос­та­вал­ся и из­ле­чен­ный от ге­мор­роя вли­ятель­ный го­су­дар­с­т­вен­ный де­ятель, вер­нув­ший­ся к ис­пол­не­нию сво­их обя­зан­нос­тей, тот важ­ный муж, ко­то­рый чуть бы­ло не выз­вал ме­ня на кро­ва­вую ду­эль, и не­ко­то­рые дру­гие чес­т­ные и по­ря­доч­ные ли­ли­пу­ты, чьи име­на я, по по­нят­ным со­об­ра­же­ни­ям, наз­вать здесь не мо­гу.

    Правда, они сос­тав­ля­ли яв­ное мень­шин­с­т­во, а по­то­му пред­по­чи­та­ли по­мал­ки­вать, учи­ты­вая еще и тот факт, что Его Им­пе­ра­тор­с­кое Ве­ли­чес­т­во не скры­вал сво­его от­но­ше­ния ко мне, а оно, как пом­нит чи­та­тель, бы­ло от­нюдь не бла­го­душ­ным.

    И вот судь­бо­нос­ный день нас­тал. Чле­ны Го­су­дар­с­т­вен­но­го со­ве­та соб­ра­лись в им­пе­ра­тор­с­ком двор­це за­се­да­ний. Им­пе­ра­тор во всту­пи­тель­ном сло­ве очер­тил об­щую по­ли­ти­чес­кую си­ту­ацию в стра­не и за ее пре­де­ла­ми, а по­том пред­ло­жил выс­ка­зы­вать­ся при­сут­с­т­ву­ющим.

    Первым на ка­фед­ру взо­шел один из мо­их мо­гу­щес­т­вен­ных вра­гов. Речь его бы­ла про­ник­ну­та чув­с­т­ва­ми и не ли­ше­на не­ко­то­рой ло­ги­ки, за­во­евав­шей ему не­ма­ло сто­рон­ни­ков сре­ди ко­леб­лю­щих­ся. Так, он при­вел ар­гу­мент, выс­лу­шав ко­то­рый, Го­су­дар­с­т­вен­ный со­вет про­ник­ся не­ви­дан­ным до­то­ле еди­но­ду­ши­ем.

    «Куинбус Флес­т­рин, - за­явил сей муж, - уже ла­бе­ыв пол­с­т­ра­ны, и не за го­ра­ми вре­мя, ког­да он те­бе­ыв всю». (Я на­ме­рен­но не даю пе­ре­во­да тех гла­го­лов, ко­то­рые ис­поль­зо­вал ува­жа­емый член со­ве­та, а при­во­жу их в ори­ги­наль­ном ли­ли­пут­с­ком зву­ча­нии. Ру­ко­вод­с­т­ву­юсь при этом дву­мя со­об­ра­же­ни­ями. Во-пер­вых, я не сом­не­ва­юсь, что мой лю­без­ный чи­та­тель и сам по­чув­с­т­ву­ет, о чем идет речь, а во-вто­рых, в ан­г­лий­с­ком язы­ке нет сло­ва точ­но со­от­вет­с­т­ву­юще­го это­му ли­ли­пут­с­ко­му, пос­коль­ку бли­жай­ший ан­г­лий­с­кий ана­лог не пе­ре­да­ет от­тен­ков то­го дей­с­т­вия, ко­то­рое на­зы­ва­ет сей ли­ли­пут­с­кий гла­гол. По­яс­ню свою мысль сле­ду­ющим об­ра­зом. Дей­с­т­вия, про­из­во­ди­мые, ска­жем, мо­ло­точ­ком юве­ли­ра и мо­ло­том куз­не­ца, хо­тя и по­хо­жи, но суть столь раз­лич­ны, что ни­ко­му не при­дет в го­ло­ву обоз­на­чать их од­ним гла­го­лом. На этом объ­яс­не­ния се­го фе­но­ме­на за­кан­чи­ваю. «Для по­ни­ма­юще­го дос­та­точ­но», - как го­во­ри­ли древ­ние рим­ля­не.) Эта пер­с­пек­ти­ва нас­толь­ко на­пу­га­ла Го­су­дар­с­т­вен­ный со­вет, что воп­рос о мо­ей даль­ней­шей судь­бе тут же был пос­тав­лен на го­ло­со­ва­ние и поч­ти еди­но­душ­но (за ис­к­лю­че­ни­ем двух-трех пре­дан­ных мне чле­нов, бла­го­да­ря ко­то­рым я и уз­нал о том, что про­ис­хо­ди­ло за зак­ры­ты­ми две­ря­ми се­го поч­тен­но­го уч­реж­де­ния, и ко­то­рые из по­нят­ных со­об­ра­же­ний го­ло­со­ва­ли, как и все) был ре­шен в поль­зу мо­его ус­т­ра­не­ния од­ним из из­вес­т­ных спо­со­бов. Им­пе­ра­тор, прав­да, по­ка не ска­зал сво­его зак­лю­чи­тель­но­го сло­ва. За­то им­пе­рат­ри­ца, по тра­ди­ции при­сут­с­т­во­вав­шая на за­се­да­ни­ях, вы­ра­жа­ла свое одоб­ре­ние кив­ка­ми го­ло­вы и хлоп­ка­ми кро­хот­ных ла­до­шек.

    Но тут сло­во взял один из мо­их ярых сто­рон­ни­ков. Хо­ди­ли слу­хи, что его речь бы­ла оп­ла­че­на мо­им дру­гом Хаз­зе­ром, од­на­ко нес­мот­ря на это она бы­ла про­ник­ну­та ис­к­рен­ним па­фо­сом и со­чув­с­т­ви­ем к мо­ему по­ло­же­нию, а так­же воз­да­ва­ла дол­ж­ное мо­им зас­лу­гам пе­ред ли­ли­пут­с­ким го­су­дар­с­т­вом. По­ми­мо все­го про­че­го, он ска­зал, что из­вес­т­ные в Ли­ли­пу­тии и хо­ро­шо оп­ро­бо­ван­ные яды мо­гут не по­дей­с­т­во­вать на ме­ня или мо­гут по­дей­с­т­во­вать в том смыс­ле, что лишь ус­ко­рит на­пол­не­ние выг­реб­ной ямы. А ес­ли яды по­дей­с­т­ву­ют в же­ла­тель­ном для гос­под чле­нов Го­су­дар­с­т­вен­но­го со­ве­та нап­рав­ле­нии, то раз­ло­же­ние столь ог­ром­но­го те­ла мо­жет выз­вать по­валь­ные эпи­де­мии с ка­тас­т­ро­фи­чес­ки­ми пос­лед­с­т­ви­ями для на­се­ле­ния Ли­ли­пу­тии. По­се­му, ре­зю­ми­ро­вал выс­ту­пав­ший, воп­рос дол­жен быть ре­шен в мою поль­зу, а на­род Ли­ли­пу­тии дол­жен про­дол­жать из­в­ле­кать вы­го­ду из мо­его пре­бы­ва­ния в стра­не. В под­т­вер­ж­де­ние это­го он при­вел ста­рин­ную ли­ли­пут­с­кую пос­ло­ви­цу, гла­ся­щую:

    «Гостей при­ни­май и о поль­зе сво­ей не за­бы­вай».

    После этих слов во­ца­ри­лось мол­ча­ние. На ли­це им­пе­рат­ри­цы по­яви­лось гнев­ное вы­ра­же­ние - эта фу­рия бы­ла ре­ши­тель­но нас­т­ро­ена по­кон­чить со мной и та­ким об­ра­зом скрыть свое гре­хо­па­де­ние, о ко­то­ром я, впро­чем, в то вре­мя вов­се не со­би­рал­ся со­об­щать ми­ру.

    Затем взял сло­во дед ны­неш­не­го им­пе­ра­то­ра - спе­ци­аль­ным ука­зом дей­с­т­ву­ющий им­пе­ра­тор воз­вел де­да в ранг по­жиз­нен­но­го чле­на Го­су­дар­с­т­вен­но­го со­ве­та, хо­тя и без пра­ва го­ло­са, и раз­ре­шил ему при­сут­с­т­во­вать на за­се­да­ни­ях, ку­да он при­ез­жал из сво­ей про­вин­ции, по­ки­дать ко­то­рую во всех ос­таль­ных слу­ча­ях ему ка­те­го­ри­чес­ки зап­ре­ща­лось.

    Дед, ко­то­рый пос­ле мо­его ви­зи­та к не­му про­ник­ся ко мне сим­па­ти­ей, ска­зал, что Ли­ли­пу­тия, бу­ду­чи го­су­дар­с­т­вом мо­гу­щес­т­вен­ным и бла­го­род­ным и еще боль­ше ук­ре­пив­шим свое бла­го­род­с­т­во и мо­гу­щес­т­во, при­няв на во­ору­же­ние от­к­ры­тый им зад­ний спо­соб, бо­лее не мо­жет поз­во­лить се­бе пре­бы­ва­ния в вар­вар­с­кой ди­кос­ти, а дол­ж­на дви­гать­ся в за­дан­ном им Эро­ти­чес­кие прик­лю­че­ния Гул­ли­ве­ра нап­рав­ле­нии ко все­об­ще­му бла­гу и проц­ве­та­нию, и бы­ло бы, по мень­шей ме­ре, не­ра­зум­но не вос­поль­зо­вать­ся на этом пу­ти те­ми воз­мож­нос­тя­ми, ко­то­рое да­ет мое пре­бы­ва­ние в Ли­ли­пу­тии. Он уже не го­во­рит о том, что ми­нис­тер­с­т­во, от­ве­ча­ющее за здо­ровье на­ции, мог­ло бы по­вер­нуть­ся ли­цом в мою сто­ро­ну и про­вес­ти на­уч­ное ис­сле­до­ва­ние тех ле­кар­с­т­вен­ных средств, ко­то­рые по­ка в стра­не ис­поль­зу­ют­ся на шар­ла­тан­с­кой ос­но­ве, но тем не ме­нее при­но­сят су­щес­т­вен­ные пло­ды. Им­пе­ра­тор­с­кий дед мог еще дол­го про­дол­жать в та­ком же ду­хе, но его обор­вал отец ны­неш­не­го им­пе­ра­то­ра (на­пом­ню чи­та­те­лю, что меж­ду де­дом и от­цом от­но­ше­ния не скла­ды­ва­лись, и пос­ле­до­вав­шая речь не от­ли­ча­лась сы­нов­ней поч­ти­тель­нос­тью).

    Отец на­чал с то­го, что, хо­тя его поч­тен­ный ба­тюш­ка, как всег­да, и нап­лел не­ма­ло око­ле­си­цы, но на сей раз в его ре­чи бы­ло зер­но ис­ти­ны, что, впро­чем, лиш­ний раз под­т­вер­ж­да­ет ста­рин­ную ли­ли­пут­с­кую муд­рость, гла­ся­щую, что и у ос­ла че­ты­ре мос­ла. (За­ме­чу в скоб­ках, что у эк­сим­пе­ра­то­ра то­же бы­ли ос­но­ва­ния чув­с­т­во­вать ко мне бла­го­дар­ность. С по­мощью мо­его эк­с­т­рак­та его вы­ле­чи­ли от па­ду­чей, ко­то­рой он стра­дал в пос­лед­ние го­ды.) Даль­ше поч­тен­ный экс-им­пе­ра­тор выс­ка­зал­ся в том смыс­ле, что не ви­дит це­ле­со­об­раз­нос­ти в столь ра­ди­каль­ных ме­рах по мо­ему ус­т­ра­не­нию. Ла­бе­ыв-те­бе­ыв - это, мол, аб­с­т­рак­ции, а поль­зы от мо­его пре­бы­ва­ния в Ли­ли­пу­тии го­раз­до боль­ше, чем вре­да. Что он лич­но и мо­жет зас­ви­де­тель­с­т­во­вать.

    Чаша ве­сов кач­ну­лась в мою поль­зу. Сам им­пе­ра­тор сог­лас­но кив­нул, под­т­вер­ж­дая сло­ва сво­его ба­тюш­ки. Пос­ле это­го выс­туп­ле­ния бы­ло про­ве­де­но но­вое го­ло­со­ва­ние, ко­то­рое на сей раз да­ло пря­мо про­ти­во­по­лож­ные ре­зуль­та­ты: лишь двое-трое неп­ри­ми­ри­мых про­дол­жа­ли уп­ря­мо нас­та­ивать на мо­ем ус­т­ра­не­нии, а ос­таль­ные уве­рен­но го­ло­со­ва­ли за сох­ра­не­ние ны­неш­не­го ста­тус-кво.

    Однако пос­ле это­го сло­во взял Его Ве­ли­чес­т­во, ко­то­рый и под­вел итог де­ба­там, под­дер­жав, с од­ной сто­ро­ны, мо­их про­тив­ни­ков, а с дру­гой - мо­их же сто­рон­ни­ков.

    Умело ба­лан­си­руя меж­ду дву­мя край­ни­ми точ­ка­ми зре­ния, он ска­зал, что мое пре­бы­ва­ние дол­ж­но быть ис­поль­зо­ва­но во бла­го ве­ли­кой Ли­ли­пу­тии, а по­то­му он сво­им ука­зом, ко­то­рый не за­мед­лит пос­ле­до­вать, уза­ко­нит при­ме­не­ние про­дук­тов мо­ей жиз­не­де­ятель­нос­ти и ус­та­но­вит по­ря­док их отъ­ема. Ни­же я еще при­ве­ду в мо­ем дос­лов­ном пе­ре­во­де текст ука­за Его Им­пе­ра­тор­с­ко­го Ве­ли­чес­т­ва, пос­ле­до­вав­ший на дру­гой день за за­се­да­ни­ем Го­су­дар­с­т­вен­но­го со­ве­та, а по­ка рас­ска­жу, чем за­кон­чи­лось за­се­да­ние.

    Император в сво­ем зак­лю­чи­тель­ном сло­ве от­ме­тил так­же, что на­хо­дят­ся еще, к со­жа­ле­нию, лю­би­те­ли вся­ких за­ку­лис­ных ма­хи­на­ций, не упус­ка­ющие воз­мож­нос­ти по­ло­вить рыб­ку в мут­ной во­де (в сво­ей обыч­ной ма­не­ре имен им­пе­ра­тор не наз­вал, хо­тя проз­рач­ность на­ме­ка не ос­тав­ля­ла сом­не­ния в том, кто име­ет­ся в ви­ду) и пог­реть ру­ки за счет на­ро­да Ли­ли­пу-тии, прис­ва­ивая се­бе то, что по пра­ву при­над­ле­жит всем. Од­на­ко го­су­дар­с­т­во, мол, не бу­дет ос­та­вать­ся в сто­ро­не от этих про­цес­сов, а по­то­му при­мет со­от­вет­с­т­ву­ющие ме­ры, что­бы на­род не был оби­жен, каз­на не тер­пе­ла убыт­ка, а те, кто про­явил свою ис­тин­ную фи­зи­оно­мию, по­лу­чил по зас­лу­гам.

    Забегая впе­ред, ска­жу, что сек­ре­тарь, го­то­вив­ший эту им­пе­ра­тор­с­кую речь, пре­дуп­ре­дил Хаз­зе­ра о ее со­дер­жа­нии, и тот к на­ча­лу за­се­да­ния уже пре­бы­вал вне пре­де­лов до­ся­га­емос­ти су­деб­ных ор­га­нов Ли­ли­пу­тии, то есть там, где на­хо­ди­ли убе­жи­ще все, кто выз­вал не­удо­воль­с­т­вие ли­ли­пут­с­ких влас­тей, - на ос­т­ро­ве Бле­фус­ку.

    На сем при­сут­с­т­ву­ющие му­жи ус­т­ро­или им­пе­ра­то­ру дол­гую ова­цию, пос­ле ко­то­рой ра­зош­лись по сво­им не­от­лож­ным де­лам, а го­су­дар­с­т­вен­ная ма­ши­на за­ра­бо­та­ла во всю свою не­вы­но­си­мую мощь во ис­пол­не­ние им­пе­ра­тор­с­кой во­ли.

    О со­дер­жа­нии ука­за Его Им­пе­ра­тор­с­ко­го Ве­ли­чес­т­ва я уз­нал на сле­ду­ющий день - мне при­нес его им­пе­ра­тор­с­кий курь­ер, прис­ка­кав­ший на взмы­лен­ной ло­ша­ди. Он вру­чил мне указ под рос­пись, а сра­зу же пос­ле его убы­тия мою скром­ную оби­тель ок­ру­жи­ли вой­с­ка, ко­то­рые вы­тес­ни­ли за коль­цо оцеп­ле­ния всех про­чих граж­дан и ни­ко­го бо­лее про­пус­кать не ста­ли.

    Я же тем вре­ме­нем пог­ру­зил­ся в чте­ние ука­за.

    «Мы, Бо­жи­ей Ми­лос­тию Им­пе­ра­тор Ли­ли­пу­тии и при­ле­га­ющих мо­рей, сим ука­зом по­ве­ле­ва­ем:

    1. Ку­ин­бу­су Флес­т­ри­ну, име­ну­юще­му се­бя Ле­мю­элем Гул­ли­ве­ром, мы про­дол­жа­ем ока­зы­вать на­ше ис­к­рен­нее бла­го­во­ле­ние.

    2. Оз­на­чен­ный Ку­ин­бус Флес­т­рин про­дол­жа­ет пре­бы­вать в пре­дос­тав­лен­ном на­шей ми­лос­тию ему по­ме­ще­нии, яв­ля­ясь на­шим вер­ным под­дан­ным и пре­дан­ным слу­гой.

    3. Оз­на­чен­но­му Ку­ин­бу­су Флес­т­ри­ну на­шей ми­лос­тию вме­ня­ет­ся в обя­зан­ность ежед­нев­но и по три ра­за - ут­ром, днем и ве­че­ром - от­да­вать свои мо­ло­ки3 уч­реж­ден­ным на­ми спе­ци­аль­ным пос­лан­ни­кам, ко­им пред­пи­сы­ва­ем дей­с­т­во­вать стро­го по на­ше­му по­ве­ле­нию, а имен­но:

    4. Спе­ци­аль­ным пос­лан­ни­кам яв­лять­ся к оз­на­чен­но­му Ку­ин­бу­су Флес­т­ри­ну ежед­нев­но по­ут­ру, по­по­луд­ни и пе­ред за­ка­том. В ука­зан­ное вре­мя на­шим спе­ци­аль­ным пос­лан­ни­кам осу­щес­т­в­лять дой­ку оз­на­чен­но­го Ку­ин­бу­са Флес­т­ри­на для по­лу­че­ния от не­го мо­лок в удов­лет­во­ри­тель­ных ко­ли­чес­т­вах…

    5. По­лу­чен­ные мо­ло­ки ис­поль­зо­вать во бла­го под­дан­ных На­ше­го Им­пе­ра­тор­с­ко­го Ве­ли­чес­т­ва для че­го уч­ре­дить Над­зи­ра­тель­ный со­вет, ко­то­рый пре­се­кал бы воз­мож­ные зло­упот­реб­ле­ния.

    Подпись: Им­пе­ра­тор Ли­ли­пу­тии.»

    Жизнь моя с то­го мо­мен­та в кор­не из­ме­ни­лась. Я из сво­бод­но­го че­ло­ве­ка, ка­ким был до ука­за Его Им­пе­ра­тор­с­ко­го Ве­ли­чес­т­ва, сно­ва прев­ра­тил­ся в плен­ни­ка, при­чем в плен­ни­ка осо­бо­го ро­да - ко­то­ро­го бе­рег­ли как зе­ни­цу ока. Ме­ня кор­ми­ли и по­или как на убой. Мне по мо­ему же­ла­нию при­но­си­ли из им­пе­ра­тор­с­ких ар­хи­вов ста­рин­ные ру­ко­пи­си, бла­го­да­ря ко­то­рым я ко­ро­тал вре­мя в оди­но­чес­т­ве и зна­ко­мил­ся с ли­ли­пут­с­кой ис­то­ри­ей. Мне бы­ло поз­во­ле­но пе­ред­ви­гать­ся в пре­де­лах мо­ей баш­ни и при­ле­га­ющей пло­ща­ди (из-за че­го, кста­ти, вновь приш­лось от­к­рыть выг­реб­ную яму), но не вы­хо­дить за коль­цо оцеп­ле­ния гвар­дей­цев, ко­то­рые ден­но и нощ­но нес­ли свою служ­бу, не до­пус­кая ко мне ни­ко­го, кро­ме лиц, оп­ре­де­лен­ных им­пе­ра­то­ром, впро­чем, толь­ко на про­тя­же­нии трех пер­вых дней пос­ле из­да­ния им­пе­ра­тор­с­ко­го ука­за.

    «Что же это бы­ли за ли­ца?» - спро­сит мой лю­боз­на­тель­ный чи­та­тель. От­ве­чу: по­на­ча­лу это бы­ли ли­ца, при ви­де ко­то­рых я чуть бы­ло из вер­но­под­дан­но­го слу­ги Его Им­пе­ра­тор­с­ко­го Ве­ли­чес­т­ва не прев­ра­тил­ся в злос­т­но­го мя­теж­ни­ка и бун­та­ря. Но, к счас­тью, мне уда­лось сдер­жать­ся, а впос­лед­с­т­вии и убе­дить Его Им­пе­ра­тор­с­кое Ве­ли­чес­т­во в том, что еже­ли он и в са­мом де­ле же­ла­ет, что­бы я при­но­сил поль­зу его го­су­дар­с­т­ву, то ему при­дет­ся внес­ти из­ме­не­ния в тот указ, что ско­рос­пе­ло ро­дил­ся пос­ле па­мят­но­го за­се­да­ния Го­су­дар­с­т­вен­но­го со­ве­та.

    Однако объ­яс­ню все по по­ряд­ку.

    Вскоре пос­ле то­го как вок­руг ме­ня сом­к­ну­лось коль­цо оцеп­ле­ния, при­бы­ла ко­ман­да из де­ся­ти ли­ли­пу­тов во гла­ве с од­ним из ми­нис­т­ров без пор­т­фе­ля, ко­их в пра­ви­тель­с­т­ве Его Им­пе­ра­тор­с­ко­го Ве­ли­чес­т­ва бы­ло пруд пру­ди (пор­т­фе­лей бы­ло ма­ло, а же­ла­ющих за­нять ми­нис­тер­с­кие пос­ты мно­го, по­это­му им­пе­ра­то­ру при­хо­ди­лось раз­да­вать ми­нис­тер­с­кие дол­ж­нос­ти в на­деж­де на то, что со вре­ме­нем у этих дол­ж­нос­тей мо­гут по­явить­ся и пор­т­фе­ли, как это слу­чи­лось и с явив­шим­ся ко мне). Соп­ро­вож­дав­шие его бы­ли все оде­ты оди­на­ко­во - в ха­ла­ты, ту­го за­тя­ну­тые по­яса­ми, и с уз­ки­ми, об­ле­га­ющи­ми ру­ка­ва­ми. Это бы­ли до­воль­но пле­чис­тые ли­ли­пу­ты, и по их осан­ке я мог бы пред­по­ло­жить, что они слу­жат в гвар­дии Его Ве­ли­чес­т­ва. От соп­ро­вож­дав­ших от­де­лил­ся ли­ли­пут с тру­бой - вый­дя впе­ред, он прот­ру­бил ка­кую-то му­зы­каль­ную фра­зу (зак­рой я гла­за, то мог бы по­ду­мать, что в ок­но за­ле­те­ла на­зой­ли­вая оса), дол­жен­с­т­ву­ющую под­чер­к­нуть важ­ность то­го, что сей­час пос­ле­ду­ет. За­тем ми­нистр дос­тал из кар­ма­на кам­зо­ла бу­ма­гу с пе­ча­тя­ми и стал за­чи­ты­вать мне ее. Из этой бу­ма­ги вы­хо­ди­ло, что сия ко­ман­да и от­ря­же­на «отби­рать мо­ло­ки у Ку­ин­бу­са Флес­т­ри­на», для че­го они бу­дут яв­лять­ся ко мне три ра­за на дню и про­из­во­дить дей­с­т­вия, име­ющие целью из­вер­же­ние ин­те­ре­су­ющих их мо­лок, ко­то­рые тут же бу­дут со­би­рать­ся в спе­ци­аль­ную ем­кость и от­п­рав­лять­ся в спе­ци­аль­ную Его Ве­ли­чес­т­ва па­лат­ку для даль­ней­шей ути­ли­за­ции по наз­на­че­нию. Я пос­мот­рел на пле­чис­тых ли­ли­пу­тов, наз­на­чен­ных «про­из­во­дить дей­с­т­вия», и спро­сил, ка­ко­го ро­да дей­с­т­вия они на­ме­ре­ва­ют­ся про­из­во­дить? От­ве­том мне 3 Так в ори­ги­на­ле: milt. - Прим. пе­рев бы­ло: «дей­с­т­вия, ве­ду­щие к из­вер­же­нию мо­лок».

    Если бы не моя при­род­ная урав­но­ве­шен­ность, я бы выш­выр­нул вон это­го наг­ло­го ли­ли­пу­та вмес­те с его ко­ман­дой. Од­на­ко сле­дуя да­веш­не­му сво­ему пра­ви­лу, я от­ве­тил, что при­ро­да так ус­т­ро­ила лю­дей мо­его пле­ме­ни, что ка­кие бы дей­с­т­вия не про­из­во­ди­ли ми­нис­т­ры Его Ве­ли­чес­т­ва и их под­чи­нен­ные, же­ла­емо­го ре­зуль­та­та они не добь­ют­ся. Я как мож­но спо­кой­нее объ­явил се­му ис­пол­ни­те­лю мо­нар­ше­го по­ве­ле­ния, что, да­же бу­ду­чи вер­ным под­дан­ным и по­кор­ным слу­гой Его Им­пе­ра­тор­с­ко­го Ве­ли­чес­т­ва, я не смо­гу вы­пол­нить то, что мне пред­пи­сы­ва­ет­ся его ука­зом. Я го­тов и да­лее про­ли­вать бла­га на на­род Ли­ли­пу­тии, од­на­ко для ис­пол­не­ния се­го тре­бу­ют­ся сов­сем дру­гие сред­с­т­ва. Не­воз­мож­но из­ме­нить при­ро­ду че­ло­ве­чес­кую, как не­воз­мож­но сол­н­це зас­та­вить всхо­дить не на вос­то­ке. Че­ло­ве­ка мож­но сде­лать нес­час­т­ным, для это­го су­щес­т­ву­ет мно­го спо­со­бов. Но вот счас­т­ли­вым че­ло­ве­ка про­тив его во­ли не сде­ла­ешь ни­ког­да. По­се­му я по­кор­ней­ше про­шу Его Им­пе­ра­тор­с­кое Ве­ли­чес­т­во пре­дос­та­вить мне ауди­ен­цию, на ко­то­рой я бы мог из­ло­жить ему свои со­об­ра­же­ния на сей счет и пред­ло­жить ему ме­ры в обес­пе­че­ние его ука­за, сог­ла­су­ющи­еся с мо­им ес­тес­т­вом и пот­реб­нос­тя­ми.

    Слыша мой ре­ши­тель­ный тон, ми­нистр был не­ма­ло оза­да­чен. Он сме­шал­ся, не зная, что ска­зать. Вы­ру­чил его все тот же тру­бач, ко­то­рый сно­ва вы­шел впе­ред, прот­ру­бил все ту же ме­ло­дию, пос­ле че­го вся ко­ман­да ре­ти­ро­ва­лась.

    В тот день ви­зи­те­ров ко мне боль­ше не бы­ло. Прав­да, ве­че­ром че­рез оцеп­ле­ние пы­та­лась прор­вать­ся дю­жи­на ли­ли­пу­ток, но сол­да­ты, сом­к­нув ря­ды, не про­пус­ти­ли их. Мол­ча они вы­дер­жи­ва­ли на­пор го­вор­ли­вой стай­ки, по­том впе­ред вы­шел офи­цер, ко­то­рый ска­зал, что Ку­ин­бус Флес­т­рин от­ны­не яв­ля­ет­ся лич­ным Его Им­пе­ра­тор­с­ко­го Ве­ли­чес­т­ва гос­тем и вход к не­му бу­дет толь­ко по раз­ре­ше­нию кан­це­ля­рии дво­ра Его Ве­ли­чес­т­ва. Это нес­коль­ко сни­зи­ло на­кал страс­тей. Ли­ли­пут­ки соб­ра­лись в груп­пку, что-то дол­го об­суж­да­ли. Сре­ди на­ибо­лее страс­т­но жес­ти­ку­ли­ру­ющих за­ме­тил я и мою Куль­бюль, ко­то­рая, ка­за­лось, бы­ла нас­т­ро­ена осо­бо ре­ши­тель­но и го­то­ва ид­ти штур­мом, прор­вать оцеп­ле­ние и по­лу­чить то, за чем приш­ла. Од­на­ко бла­го­ра­зу­мие взя­ло верх, и мои не­сос­то­яв­ши­еся по­се­ти­тель­ни­цы от­с­ту­пи­ли пе­ред си­лой ору­жия.

    Афронт, ко­то­рый я дал ми­нис­т­ру, во­зы­мел не­за­мед­ли­тель­ное дей­с­т­вие. Не прош­ло и трех дней, как прис­ка­кав­ший на ро­няв­шем пе­ну ко­не го­нец со­об­щил, что Его Им­пе­ра­тор­с­кое Ве­ли­чес­т­во на­ме­рен дать мне ауди­ен­цию в бли­жай­шие дни, о чем я бу­ду из­ве­щен до­пол­ни­тель­но, да­бы иметь воз­мож­ность под­го­то­вить­ся к се­му ве­ли­ко­му для ме­ня со­бы­тию.

    Ожидание мое за­тя­ну­лось еще на три дня, по окон­ча­нии ко­то­рых я сно­ва уви­дел гон­ца, со­об­щив­ше­го мне, что им­пе­ра­тор ре­шил дать мне ауди­ен­цию не в сво­их по­ко­ях, а в мо­ем оби­та­ли­ще, да­бы я не сму­щал спо­кой­с­т­вия на­ро­да Ли­ли­пу­тии сво­им по­яв­ле­ни­ем в сто­ли­це (не­удо­бо­ва­ри­мая от­го­вор­ка - я прек­рас­но знал, как ра­ду­ют­ся каж­до­му мо­ему по­яв­ле­нию под­дан­ные Его Ве­ли­чес­т­ва).

    Старая ли­ли­пут­с­кая муд­рость гла­сит, что ес­ли Бле­фус­ку не идет к Ли­ли­пу­тии, то тог­да Ли­ли­пу­тия неп­ре­мен­но при­дет в Бле­фус­ку.

    Когда че­рез два дня, про­ве­ден­ных мною, как и пре­ды­ду­щие, в вы­нуж­ден­ном зат­вор­ни­чес­т­ве, пе­ред мо­ей скром­ной оби­телью ос­та­но­ви­лась им­пе­ра­тор­с­кая ка­ре­та, я хо­тел бы­ло вый­ти, что­бы пок­ло­нить­ся Его Ве­ли­чес­т­ву, од­на­ко он по­дал мне знак ру­кой, что­бы я воз­в­ра­щал­ся внутрь - ауди­ен­ция мне бу­дет пре­дос­тав­ле­на там.

    Произнеся це­ре­мо­ни­аль­ное ли­ли­пут­с­кое «Крат ко­мис при­пак», обя­за­тель­ное при при­вет­с­т­вии им­пе­ра­то­ра, я ска­зал, что со дня дос­то­па­мят­но­го по­жа­ра во двор­це был ли­шен ми­лос­ти ли­цез­реть Его Им­пе­ра­тор­с­кое Ве­ли­чес­т­во, о чем ис­к­рен­не и со скор­бью ду­шев­ной со­жа­лел все это вре­мя.

    Видимо, не сто­ило мне на­по­ми­нать им­пе­ра­то­ру о том злос­час­т­ном по­жа­ре, при­вед­шем в ко­неч­ном сче­те к раз­ла­ду в мо­нар­шем се­мей­с­т­ве. Од­на­ко я не ца­ред­во­рец и дип­ло­ма­ти­чес­ким тон­кос­тям не обу­чен, а по­то­му всег­да ис­к­рен­но выс­ка­зы­ваю то, что у ме­ня на ду­ше. К со­жа­ле­нию, пря­мо­та и чес­т­ность не всю­ду ко дво­ру, что, впро­чем, ни в ма­лой ме­ре не от­но­сит­ся к Его Ве­ли­чес­т­ву Им­пе­ра­то­ру Ли­ли­пу­тии, в чьем ли­це я не­из­мен­но встре­чал оте­чес­кую за­бо­ту, доб­ро­ту и по­ни­ма­ние.

    Император по­же­лал, что­бы я пе­ре­нес его вмес­те с его тро­ном в мое оби­та­ли­ще и вод­ру­зил на мес­то по­вы­ше, что­бы он мог бе­се­до­вать со мной, гля­дя свер­ху вниз, как и по­до­ба­ет мо­нар­ху гля­деть на сво­его под­дан­но­го. Я с го­тов­нос­тью вы­пол­нил его по­же­ла­ние, рас­по­ло­жил трон на хо­рах, а сам усел­ся на свою пос­тель - им­пе­ра­тор сде­лал мне это снис­хож­де­ние, хо­тя от дру­гих сво­их под­дан­ных и тре­бо­вал, что­бы они сто­яли во вре­мя раз­го­во­ров с ним. В мо­ем слу­чае это бы­ло бы зат­руд­ни­тель­но, пос­коль­ку, во-пер­вых, мой рост пре­вы­шал воз­мож­нос­ти баш­ни, а, во-вто­рых, это не поз­во­ли­ло бы Его Ве­ли­чес­т­ву смот­реть на ме­ня свер­ху вниз.

    Я еще раз за­ве­рил им­пе­ра­то­ра в мо­их вер­но­под­дан­ни­чес­ких чув­с­т­вах, пос­ле че­го пе­ре­шел к су­ти мо­ей прось­бы. Ни в ко­ей ме­ре не ос­па­ри­вая не­об­хо­ди­мос­ти из­вес­т­но­го ука­за, я выс­ка­зал сом­не­ние от­но­си­тель­но умес­т­нос­ти не­ко­то­рых его пун­к­тов, рег­ла­мен­ти­ру­ющих воп­ло­ще­ние оно­го в жизнь.

    Я ска­зал Его Ве­ли­чес­т­ву, что пи­таю лю­бовь ко все­му на­ро­ду Ли­ли­пу­тии, но при­ро­да ус­т­ро­ила ме­ня так, что в не­ко­то­ром смыс­ле мне бли­же его - на­ро­да - прек­рас­ная по­ло­ви­на, ко­то­рая един­с­т­вен­ная и мо­жет при­во­дить ме­ня в тре­пет­ное сос­то­яние, тог­да как лю­бые по­пыт­ки до­бить­ся то­го же ре­зуль­та­та ины­ми сред­с­т­ва­ми об­ре­че­ны на не­уда­чу.

    Его Ве­ли­чес­т­во нах­му­рил­ся и воп­ро­шал гнев­ным го­ло­сом:

    - Вы сме­ете ос­па­ри­вать за­ко­ны?! В мо­ем го­су­дар­с­т­ве это ни­ко­му не поз­во­ле­но. Да­же мне.

    - Но я пе­кусь толь­ко о бла­ге вас и ва­ших под­дан­ных, - воз­ра­зил я. - При­ка­жи­те ме­ня убить, это в ва­шей влас­ти, но за­ко­ны при­ро­ды не мо­гут быть из­ме­не­ны и ли­цом са­мым мо­гу­щес­т­вен­ным.

    Услышав этот ар­гу­мент, Его Им­пе­ра­тор­с­кое Ве­ли­чес­т­во еще силь­нее нах­му­рил бро­ви.

    Всемогущие мо­нар­хи не лю­бят, ког­да им на­по­ми­на­ют о том, что и они не все­силь­ны пе­ред ли­цом При­ро­ды. Од­на­ко он, ви­ди­мо, все же не мог мне от­ка­зать в не­ко­то­рой рас­су­ди­тель­нос­ти, пос­коль­ку кро­ме гроз­но­го ви­да ни­че­го боль­ше в от­вет предъ­явить не мог. Я же, чув­с­т­вуя убе­ди­тель­ность сво­их до­во­дов, про­дол­жал гнуть свою ли­нию. Я не осо­бен­но лу­ка­вил, ког­да го­во­рил, что пе­кусь о бла­ге на­ро­да Ли­ли­пу­тии, но, ко­неч­но же, в пер­вую оче­редь ду­мал я о се­бе и о том, как бу­ду выг­ля­деть хо­тя бы и пе­ред са­мим со­бой, ес­ли под­дам­ся не­ле­по­му тре­бо­ва­нию, ко­то­рое, так или ина­че, ос­та­нет­ся не­вы­пол­нен­ным.

    После дол­гих уго­во­ров им­пе­ра­тор на­ко­нец-та­ки смяг­чил­ся и про­из­нес свой вер­дикт: он сво­ей влас­тью доз­во­ля­ет мне на мое ус­мот­ре­ние внес­ти из­ме­не­ния в ту часть ука­за, ко­то­рая ка­са­ет­ся «рег­ла­мен­та от­бо­ра мо­лок», о чем, од­на­ко, из­вес­тит ме­ня до­пол­ни­тель­но. С этим он от­был в сво­ей ка­ре­те, бу­ду­чи пред­ва­ри­тель­но са­мым ос­то­рож­ным об­ра­зом вы­не­сен мною из баш­ни вмес­те с тро­ном, с ко­то­ро­го он так ни ра­зу и не со­шел за все вре­мя ви­зи­та.

    Последствия ока­зан­ной мне чес­ти не за­мед­ли­ли нас­ту­пить уже на сле­ду­ющий день, ког­да по­явил­ся из­вес­т­ный чи­та­те­лю ми­нистр со сво­им тру­ба­чом и ог­ла­сил по­ве­ле­ние Его Ве­ли­чес­т­ва, пред­пи­сы­ва­ющее мне са­мо­му рас­по­ря­дить­ся рег­ла­мен­том дей­с­т­ва, приз­ван­но­го - при­во­жу точ­ные сло­ва, про­из­не­сен­ные ми­нис­т­ром: «про­из­вес­ти из­вер­же­ние мо­лок у Ку­ин­бу­са Флес­т­ри­на».

    Мои рас­по­ря­же­ния бы­ли прос­ты и по­нят­ны, а по­то­му уже к ве­че­ру это­го же дня ко мне был до­пу­щен мой обыч­ный кон­тин­гент во гла­ве с мо­ей ми­лой Куль­бюль, ко­то­рая в бук­валь­ном смыс­ле от при­ли­ва чувств бро­си­лась мне на шею, для че­го мне приш­лось под­нять ее и пос­та­вить к се­бе на пле­чо, где она, дер­жась за мою уш­ную ра­ко­ви­ну, при­ня­лась на­шеп­ты­вать мне неж­ные сло­ва, от ко­то­рых я сра­зу же по­чув­с­т­во­вал, как теп­ло раз­ли­лось по мо­ему те­лу, на­ли­ва­ясь уве­сис­тым же­ла­ни­ем, ко­то­рое бы­ло тем силь­нее, что я пос­лед­ние нес­коль­ко дней про­вел в зат­вор­ни­чес­т­ве.

    Все прош­ло по уже за­ве­ден­но­му меж на­ми по­ряд­ку и за­вер­ши­лось к удов­лет­во­ре­нию всех учас­т­ни­ков се­го дей­с­т­ва. Пло­ды мо­его мно­год­нев­но­го воз­дер­жа­ния бы­ли обиль­ны как ни­ког­да, и я уди­вил­ся то­му, что боль­шая их часть (кро­ме той, ко­то­рой тут же на мес­те вос­поль­зо­ва­лись мои гос­тьи) на сей раз бы­ла по­те­ря­на вту­не, по­то­му что воп­ре­ки ука­зу не бы­ли под­го­тов­ле­ны со­от­вет­с­т­ву­ющие ве­дер­ки (за­ме­чу, кста­ти, что ве­дер­ки, ос­тав­ши­еся от Хаз­зе­ра, бы­ли рас­та­ще­ны гвар­дей­ца­ми Его Ве­ли­чес­т­ва и ис­поль­зо­ва­ны не по их пря­мо­му наз­на­че­нию; о даль­ней­шей их судь­бе мне ни­че­го не из­вес­т­но) да и, ви­ди­мо, ни од­ной из мо­их пре­лес­т­ниц не бы­ло от­да­но рас­по­ря­же­ний, как им над­ле­жит дей­с­т­во­вать во ис­пол­не­ние ука­за Его Ве­ли­чес­т­ва. Не мо­гу ска­зать, что тран­жир­с­т­во та­ко­го ро­да силь­но ме­ня огор­чи­ло, тем не ме­нее, пос­коль­ку мои сло­ва о люб­ви к на­ро­ду Ли­ли­пу­тии не бы­ли пус­тым зву­ком, мне бы­ло жаль, что из-за столь не­ра­чи­тель­но­го от­но­ше­ния к се­му це­леб­но­му про­дук­ту по­тер­пят ущерб те, кто мог бы с его по­мощью из­ба­вить­ся от хво­рей и не­ду­гов.

    Распорядок мо­ей жиз­ни с то­го дня кру­то из­ме­нил­ся. Триж­ды в день за мо­им ок­ном раз­да­вал­ся ко­ма­ри­ный клич тру­бы, пос­ле че­го го­лос ми­нис­т­ра со­об­щал: «Ку­ин­бу­су Флес­т­ри­ну к ут­рен­не­му (днев­но­му, ве­чер­не­му) взя­тию мо­лок при­го­то­вить­ся». Столь тор­жес­т­вен­ное и чет­кое (всег­да в од­но и то же вре­мя - ут­ром, в пол­день и ве­че­ром) вступ­ле­ние вов­се не оз­на­ча­ло, что и са­ма про­це­ду­ра бу­дет столь же бе­зуп­реч­ной. Не­ред­ко от­вет­с­т­вен­ные за­бы­ва­ли при­но­сить ве­дер­ки, а ес­ли при­но­си­ли и про­дукт не про­па­дал на этой ста­дии, то мог скла­ди­ро­вать­ся на ули­це пе­ред со­ору­же­ни­ем, воз­д­виг­ну­тым тру­да­ми Хаз­зе­ра, и сто­ять там без дви­же­ния по нес­коль­ко дней кря­ду (я ви­дел это из окош­ка мо­его жи­ли­ща), что, без сом­не­ния, не шло на поль­зу их со­дер­жи­мо­му. По про­шес­т­вии не­ко­то­ро­го вре­ме­ни, од­на­ко, про­це­ду­ра вро­де бы бы­ла от­ла­же­на и сбо­ев в ра­бо­те про­ис­хо­ди­ло все мень­ше и мень­ше, но по­во­ды для раз­мыш­ле­ний и сом­не­ний у ме­ня все же ос­та­ва­лись, пос­коль­ку к быв­ше­му вла­де­нию Хаз­зе­ра, и ны­не ис­поль­зо­вав­ше­му­ся для тех же це­лей, был про­ко­пан ка­нал, из ко­то­ро­го но­во­ис­пе­чен­ные фар­ма­цев­ты от­би­ра­ли во­ду в ко­ли­чес­т­вах, ко­то­рое впол­не мог­ло свес­ти к ну­лю все це­леб­ные свой­с­т­ва, ис­ход­но при­сут­с­т­во­вав­шие в бла­го­род­ном про­дук­те, мною усер­д­но пос­тав­ля­емом.

    Забегая впе­ред, поз­во­лю се­бе до­нес­ти до чи­та­те­ля сле­ду­ющее. По слу­хам, ко­то­рые зас­та­ли ме­ня уже в Бле­фус­ку, бла­гое де­ло, как это не­ред­ко слу­ча­ет­ся, ста­ло при­но­сить злые пло­ды.

    Выяснилось, что про­дукт, вы­пус­ка­емый фар­ма­цев­ти­чес­кой фаб­ри­кой, стал ока­зы­вать сов­сем не то дей­с­т­вие, на ка­кое рас­счи­ты­ва­ли боль­ные и не­дуж­ные, за не­ма­лые день­ги при­об­ре­тав­шие его.

    Сначала за­би­ли тре­во­гу жен­щи­ны - поч­ти все, кто поль­зо­вал­ся сей де­ше­вой по­дел­кой, ста­ли быс­т­ро во­ло­са­теть, при том не в тех мес­тах, ко­то­рые бы­ли оп­ре­де­ле­ны при­ро­дой для жен­с­ко­го по­ла, а имен­но в тех, ко­то­рые бо­га­ты рас­ти­тель­нос­тью у по­ла про­ти­во­по­лож­но­го, при­чем ка­са­лось это стран­ное воз­дей­с­т­вие глав­ным об­ра­зом ног. Пос­ле соп­ри­кос­но­ве­ния с наз­ван­ным фар­ма­цев­ти­чес­ким сред­с­т­вом но­ги на­чи­на­ли пок­ры­вать­ся во­ло­са­ми в та­ких ко­ли­чес­т­вах, ка­кое ред­ко встре­тишь да­же на муж­с­ких ниж­них ко­неч­нос­тях, ес­ли это, ко­неч­но, че­ло­ве­чес­кие осо­би, а не ка­кие-ни­будь обезь­яны, пред­с­тав­ля­ющие со­бой жес­то­кую и крас­но­ре­чи­вую ка­ри­ка­ту­ру на нас. Осо­бен­нос­тью это­го во­ло­ся­но­го пок­ро­ва бы­ло то, что по­яв­лял­ся он за две не­де­ли до на­ча­ла жен­с­ких кро­во­те­че­ний и опа­дал по их окон­ча­нии. Та­ким об­ра­зом, бед­ные ли­ли­пут­ки лишь нес­коль­ко дней чув­с­т­во­ва­ли се­бя пол­но­цен­ны­ми. Ибо, сколь­ко они ни ста­ра­лись выб­рить свои ниж­ние ко­неч­нос­ти, уже спус­тя час их но­ги на­чи­на­ли ко­лоть­ся, как тер­нов­ник, от­пу­ги­вая муж­с­кой пол. Впро­чем, са­мые изоб­ре­та­тель­ные па­ры прис­ту­па­ли к со­во­куп­ле­нию сра­зу пос­ле окон­ча­ния кро­во­те­че­ний, ли­бо же пос­ле бритья…

    Увы, от под­дель­но­го сна­добья пос­т­ра­да­ло и муж­с­кое сос­ло­вие, пы­тав­ше­еся ле­чить­ся с по­мощью «це­леб­но­го баль­за­ма» от один толь­ко Бог зна­ет ка­ких бо­лез­ней. Сие це­леб­ное сред­с­т­во и на муж­чин-ли­ли­пу­тов ока­зы­ва­ло сов­сем не то дей­с­т­вие, ка­ко­го они ожи­да­ли: их де­то­род­ные ор­га­ны ста­ли пос­те­пен­но уве­ли­чи­вать­ся в раз­ме­рах. По­на­ча­лу это ра­до­ва­ло но­си­те­лей но­вых ве­ли­чин, ибо ка­кой муж­чи­на, будь он да­же ли­ли­пу­том, от­ка­жет­ся от то­го, что­бы у не­го в из­вес­т­ном мес­те бы­ло боль­ше и креп­че… Од­на­ко рост при­во­дил к та­ко­му уве­ли­че­нию раз­ме­ров, что ин­тим­ные от­но­ше­ния для ли­ли­пут­с­ких пар ста­ли зат­руд­ни­тель­ны.

    Мало то­го, эти раз­ме­ры пов­ли­яли да­же на по­ход­ку мес­т­ных муж­чин - они при ходь­бе ста­ли ши­ро­ко рас­став­лять но­ги, как мат­ро­сы на ко­раб­ле во вре­мя кач­ки, од­на­ко мно­гие все рав­но спо­ты­ка­лись и па­да­ли, при­чем, пос­коль­ку центр тя­жес­ти те­ла у них смес­тил­ся, эти па­де­ния со­вер­ша­лись толь­ко впе­ред. Вы­ше­опи­сан­ное пос­лу­жи­ло при­чи­ной мно­гих се­мей­ных драм - ведь но­вые раз­ме­ры ли­ли­пу­тов-муж­чин об­ре­та­лись нав­сег­да. Бе­до­ла­ги вы­нуж­де­ны бы­ли ис­кать удов­лет­во­ре­ние сво­их пот­реб­нос­тей в жи­вот­ном ми­ре, где в на­ли­чии бы­ли до­воль­но круп­ные сам­ки - от ко­ров до ло­ша­дей и вер­б­лю­диц… Но, по слу­хам (сам я не имел воз­мож­нос­ти в этом убе­дить­ся), сре­ди тех, кто от­ве­тил на лю­бов­ные нуж­ды ли­ли­пу­тов, луч­ше все­го за­ре­ко­мен­до­ва­ли се­бя мес­т­ные ос­ли­цы. Ес­ли по час­ти ни­за но­вые воз­люб­лен­ные сих ос­лиц ока­за­лись со­пос­та­ви­мы с тра­ди­ци­он­ны­ми пар­т­не­ра­ми, то по час­ти вер­ха, они, не­сом­нен­но, пре­вос­хо­ди­ли пос­лед­них га­лан­т­нос­тью и изыс­кан­нос­тью ма­нер.

    Однако, нес­мот­ря на все эти скор­б­ные об­с­то­ятель­с­т­ва, пов­ли­ять на них я не мог и мне ос­та­ва­лось толь­ко се­то­вать. А жизнь моя тем вре­ме­нем шла, как за­ве­ден­ная, что при мо­ем бро­дяж­ни­чес­ком нра­ве не спо­соб­с­т­во­ва­ло под­ня­тию у ме­ня нас­т­ро­ения, ко­то­рое па­да­ло тем ни­же, чем бли­же ста­но­вил­ся срок раз­ре­ше­ния от бре­ме­ни Ее Им­пе­ра­тор­с­ко­го Ве­ли­чес­т­ва. «А что ес­ли и в са­мом де­ле но­во­рож­ден­ное ча­до бу­дет иметь мои чер­ты? - спра­ши­вал я се­бя. - Ка­кие это бу­дет иметь для ме­ня пос­лед­с­т­вия?» Са­мые ужас­ные - та­ков был оче­вид­ный от­вет. А по­то­му мне нуж­но бы­ло пос­ко­рее при­ни­мать ре­ше­ние об ос­тав­ле­нии гос­теп­ри­им­но­го ос­т­ро­ва, да­бы из­бе­жать гне­ва Его Им­пе­ра­тор­с­ко­го Ве­ли­чес­т­ва (за­ме­чу в скоб­ках, что я так до се­го дня ни­че­го и не знаю о пло­де, ко­то­рый при­нес­ла им­пе­рат­ри­ца: приз­нал ли его им­пе­ра­тор за свое за­кон­но­рож­ден­ное ча­до или, об­на­ру­жив в нем мои не­на­вис­т­ные чер­ты, от­верг и не­вер­ную суп­ру­гу, и при­не­сен­но­го ею бас­тар­да).

    Я день за днем об­ду­мы­вал ша­ги, дол­жен­с­т­ву­ющие обе­зо­па­сить ме­ня от злоб­ной мсти­тель­нос­ти силь­ных ми­ра се­го. К со­жа­ле­нию, вы­бор у ме­ня был не­ве­лик. Из со­об­ра­же­ний эти­чес­ких и нрав­с­т­вен­ных я сра­зу же от­верг воз­мож­ность объ­яв­ле­ния мною - при неб­ла­гоп­ри­ят­ном раз­ре­ше­нии из­вес­т­но­го де­ла - вой­ны Ли­ли­пу­тии. Что ж я, на­вер­ное, смог бы да­же одер­жать по­бе­ду в та­кой вой­не, но це­на, ко­то­рую приш­лось бы за это зап­ла­тить, бы­ла для ме­ня неп­ри­ем­ле­мой. Го­ры ли­ли­пут­с­ких тру­пов ра­ди спа­се­ния жиз­ни од­но­го Ку­ин­бу­са Флес­т­ри­на - не слиш­ком ли это до­ро­гая пла­та за по­хот­ли­вое лю­бо­пыт­с­т­во и ми­нут­ное нас­лаж­де­ние Ее Им­пе­ра­тор­с­ко­го Ве­ли­чес­т­ва.

    Если бы я мог най­ти хоть са­мую жал­кую лод­чон­ку, я бы, не ко­леб­лясь, от­п­ра­вил­ся в путь, до­ве­рив­шись сти­хи­ям, ко­то­рые по­ка бы­ли бла­гос­к­лон­ны ко мне, да­же хо­тя бы и в том, что вы­нес­ли мое обес­си­лев­шее те­ло на бла­го­дат­ный бе­рег Ли­ли­пу­тии, а не да­ли сги­нуть в мор­с­кой пу­чи­не. Но кро­ме нес­коль­ких де­сят­ков бо­евых ко­раб­лей ли­ли­пут­с­ко­го фло­та (го­див­ших­ся раз­ве на то, что­бы нот­тин­гем­п­шир­с­кие маль­чиш­ки пус­ка­ли их в бес­к­рай­них лу­жах, кои в ве­ли­ком мно­жес­т­ве раз­ли­ва­ют­ся на ули­цах ан­г­лий­с­ких го­ро­дов пос­ле дож­дей), у ме­ня не бы­ло дру­гих средств, а от­п­рав­лять­ся вплавь в мо­ре, на­де­ясь на уда­чу, бы­ло чис­тым бе­зу­ми­ем.

    Из это­го вы­те­ка­ло, что в мо­ем рас­по­ря­же­нии ос­та­ет­ся од­на ме­ра, да и та но­си­ла, по мо­ему ра­зу­ме­нию, лишь вре­мен­ный ха­рак­тер. Ме­ра сия сос­то­яла в том, что­бы в бли­жай­шие же дни пе­ре­сечь про­лив, раз­де­ляв­ший Ли­ли­пу­тию и Бле­фус­ку, и при­нес­ти при­ся­гу на вер­ность мо­нар­ху со­сед­ней дер­жа­вы.

    Душа моя раз­ры­ва­лась при мыс­ли о том, что при­дет­ся рас­стать­ся с Куль­бюль. Я хо­тел, нас­коль­ко это бы­ло в мо­их си­лах, обес­пе­чить ее бу­ду­щее, и со­дер­жи­мое мо­его ко­шель­ка - сви­де­тель­с­т­во бы­лой им­пе­ра­тор­с­кой щед­рос­ти - по­нем­но­гу пе­ре­ко­че­вы­ва­ло в ее кар­ма­шек, про­тив че­го она, ка­жет­ся, не очень воз­ра­жа­ла. Се­бе я ос­та­вил лишь са­мую ма­лость - я ведь вов­се не был уве­рен в том, ка­кой при­ем ока­жут мне на Бле­фус­ку, а по­то­му хо­тел иметь хоть что-то на про­пи­та­ние в пер­вые дни, по­ка не най­ду спо­со­ба за­ра­ба­ты­вать се­бе на хлеб сво­им тру­дом.

    Рассказываю я об этом для то­го, что­бы чи­та­тель по­ни­мал, в ка­кой неп­рос­той об­с­та­нов­ке при­хо­ди­лось мне при­ни­мать ре­ше­ние о бег­с­т­ве в Бле­фус­ку. И хо­тя со сто­ро­ны бле­фус­ку­ан­с­ких влас­тей я всег­да встре­чал ра­ду­шие и по­ни­ма­ние, сре­ди во­ен­ных (а осо­бен­но мо­ря­ков) мое по­яв­ле­ние выз­ва­ло глу­хой ро­пот. Прав­да, те же мо­ря­ки в ско­ром вре­ме­ни по­мог­ли мне в по­чин­ке лод­ки, на ко­то­рой я и по­ки­нул их ос­т­ров, но я ду­маю, де­ла­ли они это из же­ла­ния пос­ко­рее от ме­ня из­ба­вить­ся.

    Однако по­ка дни шли сво­им че­ре­дом. Фар­ма­цев­ти­чес­кое пред­п­ри­ятие, чью ра­бо­ту я мог наб­лю­дать в ча­сы до­су­га (ко­их бы­ло у ме­ня пре­дос­та­точ­но), дей­с­т­во­ва­ли и днем и ночью. Но в глу­би­не ду­ши я про­вид­чес­ки знал, что с каж­дой лиш­ней пор­ци­ей дей­с­т­вен­ность ког­да-то чу­до­дей­с­т­вен­но­го сред­с­т­ва умень­ша­ет­ся, а его ре­пу­та­ция в гла­зах жи­те­лей Ли­ли­пу­тии ка­тас­т­ро­фи­чес­ки па­да­ет. Знал я так­же, что стра­да­ет и моя лич­ная ре­пу­та­ция. Я это чув­с­т­во­вал и по ко­сым взгля­дам, ко­то­рые бро­са­ли на ме­ня ми­нистр и его прих­ле­ба­те­ли, ког­да триж­ды в день яв­ля­лись ко мне («Ку­ин­бус Флес­т­рин, к ве­чер­не­му взя­тию мо­лок при­го­то­вить­ся!»), и по то­му нас­т­ро­ению, ко­то­рое во­зоб­ла­да­ло да­же сре­ди тех из­б­ран­ных, кто был до­пу­щен ко мне во ис­пол­не­ние ука­за Его Им­пе­ра­тор­с­ко­го Ве­ли­чес­т­ва и для по­лу­че­ния удо­воль­с­т­вия. Сей чут­кий ин­с­т­ру­мент чув­с­т­во­вал ве­яния вре­ме­ни и да­же, ве­ро­ят­но, ско­рое окон­ча­ние сво­его не­ожи­дан­но­го счас­тия, а по­то­му гла­за у мо­их дам в пос­лед­нее вре­мя бы­ли на мок­ром мес­те, и ожив­ля­лись они лишь толь­ко во вре­мя на­ших ска­чек, ко­то­рые по-преж­не­му дос­тав­ля­ли всем сто­ро­нам же­лан­ное удо­воль­с­т­вие.

    Время, од­на­ко, шло, под­тал­ки­вая ме­ня к ре­ши­тель­ным дей­с­т­ви­ям. Мой ска­кун вре­ме­на­ми впа­дал в от­ча­яние. Уд­ру­чал и вид фар­ма­цев­ти­чес­ко­го за­ве­де­ния, не пре­ры­вав­ше­го ра­бо­ты ни днем ни ночью. Эти тру­ды про­буж­да­ли во мне грус­т­ные мыс­ли, пос­коль­ку я до­га­ды­вал­ся, что поль­зы от них, ве­ро­ят­но, боль­ше каз­не, чем на­ро­ду Ли­ли­пу­тии. Я да­же, как это ни стран­но, с бла­го­дар­нос­тью вспо­ми­нал Хаз­зе­ра, ко­то­рый, хо­тя преж­де и вы­зы­вал у ме­ня неп­ри­язнь, но умел пос­та­вить де­ло так, что­бы и поль­за бы­ла, и са­мо­му ос­та­вать­ся не внак­ла­де. Я тог­да еще не знал, что ско­ро сно­ва встре­чу это­го гос­по­ди­на в но­вых об­с­то­ятель­с­т­вах.

    Я ни­как не мог при­нять ре­ше­ние - го­во­рить ли мне Куль­бюль о мо­их на­ме­ре­ни­ях или пос­та­вить ее пе­ред свер­шив­шим­ся фак­том. Сом­не­ния тер­за­ли ме­ня. С од­ной сто­ро­ны, мне ка­за­лось не­воз­мож­ным рас­стать­ся с ней, не прос­тясь, с дру­гой - я опа­сал­ся, как бы она не­воль­но не вы­да­ла ме­ня и тем са­мым не зат­руд­ни­ла осу­щес­т­в­ле­ние мо­их пла­нов.

    Я ко­ле­бал­ся до са­мо­го пос­лед­не­го дня. И толь­ко пос­ле «ве­чер­не­го взя­тия мо­лок» в день на­ме­чен­но­го мною по­бе­га, я поп­ро­сил ее ос­тать­ся, а ког­да все уш­ли, по­са­дил к се­бе на ла­донь.

    Кульбюль пог­ля­ды­ва­ла на ме­ня сво­ими глаз­ка­ми-бу­син­ка­ми, по ли­цу ее гу­ля­ла рас­се­ян­ная улыб­ка, ко­то­рая, как я уже ус­пел за­ме­тить, всег­да по­яв­ля­лась у нее пос­ле на­ших со­итий.

    Мне не хва­ти­ло ду­ху от­к­рыть­ся ей. Я лишь пог­ла­дил ее щеч­ку кон­чи­ком ми­зин­ца и ска­зал, что прос­то хо­тел по­быть с ней нем­но­го на­еди­не. По­том я по­да­рил ей еще нес­коль­ко ли­ли­пут­с­ких зо­ло­тых и прос­тил­ся до зав­т­ра. Сер­д­це у ме­ня раз­ры­ва­лось, ког­да я про­из­нес эти сло­ва. Я знал, что не бу­дет у нас ни­ка­ко­го «зав­т­ра».

    Ближе к рас­све­ту я, рас­со­вав по кар­ма­нам свои по­жит­ки и свер­нув тю­ком оде­яло и про­чие спаль­ные при­над­леж­нос­ти, от­п­ра­вил­ся к га­ва­ни, где сто­ял на яко­рях ум­но­жен­ный мо­ими ста­ра­ни­ями ли­ли­пут­с­кий флот. Ко­раб­ли ни­как не ох­ра­ня­лись, пос­коль­ку те­перь мож­но бы­ло не опа­сать­ся ата­ки бле­фус­ку­ан­с­ко­го фло­та, а дру­гих вра­гов у Ли­ли­пу­тии не бы­ло. Но­жом пе­ре­ре­зал я якор­ные ка­на­ты на двух де­сят­ках ко­раб­лей, на один из них уло­жил увя­зан­ный мною ра­нее тюк и, та­ща за со­бой ко­раб­ли, взял курс на Бле­фус­ку. Че­рез пол­ча­са я по­чув­с­т­во­вал у се­бя под но­га­ми дно и ос­тав­ши­еся до бе­ре­га чет­верть ми­ли про­шел пеш­ком. С вос­хо­дом сол­н­ца я уже при­вя­зы­вал ко­ра­бель­ные ка­на­ты к спе­ци­аль­но для это­го вби­тым в зем­лю крю­кам, прос­та­ивав­шим без де­ла с тех пор, как Бле­фус­ку ли­ши­лась фло­та. Те­перь я воз­в­ра­щал этой мо­гу­чей дер­жа­ве то, что из-за мо­его вме­ша­тель­с­т­ва пе­реш­ло в дру­гие ру­ки, но по пра­ву дол­ж­но бы­ло ей при­над­ле­жать.

    Мое при­бы­тие на со­сед­ний ос­т­ров про­из­ве­ло да­ле­ко не та­кой фу­рор, при­чи­ной ка­ко­во­го я был в свое вре­мя в Ли­ли­пу­тии - ведь о мо­ем су­щес­т­во­ва­нии оби­та­те­ли Бле­фус­ку уже зна­ли, как зна­ли и о мо­ем мир­ном нра­ве. Ока­за­лось так­же, что доз­на­лись они и о мо­ем же­но­лю­бии, но об этом - от­дель­ный раз­го­вор. Что ка­са­ет­ся пос­лед­не­го, то я вско­ре уз­нал, кто рас­п­рос­т­ра­нял в Бле­фус­ку эти слу­хи и в чьих это бы­ло ин­те­ре­сах. «А не бы­ло ли это и в мо­их ин­те­ре­сах?» - спро­сит слиш­ком про­ни­ца­тель­ный чи­та­тель. Нет, - от­ве­чу я. Пос­лед­ние не­де­ли мо­его пре­бы­ва­ния в гос­теп­ри­им­ной Ли­ли­пу­тии при­ве­ли к пол­но­му ис­то­ще­нию мо­их сил - как фи­зи­чес­ких, так и нрав­с­т­вен­ных. А по­то­му мо­его пе­ре­ме­ще­ния в со­сед­нюю дер­жа­ву ждал я, как ждут ман­ны не­бес­ной, как ждут от­дох­но­ве­ния пос­ле тру­дов пра­вед­ных, как ждут све­та ма­яка в ноч­ной тьме.

    Читатель пой­мет мои чув­с­т­ва, ес­ли пред­с­та­вит се­бя в мо­ем по­ло­же­нии - дой­ная ко­ро­ва ли­ли­пут­с­ко­го дво­ра в пря­мом и пе­ре­нос­ном смыс­ле. Не уди­ви­тель­но, что на сле­ду­ющий же день пос­ле мо­его бег­с­т­ва им­пе­ра­тор Ли­ли­пу­тии прис­лал пос­лов к пра­ви­те­лю Бле­фус­ку, тре­буя мо­ей не­мед­лен­ной вы­да­чи. Бле­фус­ку­ан­цы от­ве­ча­ли ук­лон­чи­во - окон­ча­тель­но пор­тить от­но­ше­ния с мо­гу­щес­т­вен­ным мо­нар­хом со­сед­ней дер­жа­вы они от­нюдь не же­ла­ли, по край­ней ме­ре, по­ка им не бу­дут яс­ны мои даль­ней­шие на­ме­ре­ния и це­ли, ко­то­рые они же­ла­ли об­ра­тить к сво­ей поль­зе, о ко­ей - как они ее по­ни­ма­ли - я и на­ме­ре­ва­юсь вско­рос­ти по­ве­дать чи­та­те­лю.

    А по­ка лишь ска­жу, что в пер­вые два дня, от­дав дань веж­ли­вос­ти и поч­те­ния пра­ви­те­лю Бле­фус­ку, я про­вел в без­делье и ни­че­го­не­де­ла­нии. И хо­тя здесь у ме­ня не бы­ло кры­ши над го­ло­вой (во всем Бле­фус­ку не наш­лось со­ору­же­ния, ко­то­рое мог­ло бы вмес­тить Че­ло­ве­ка-Го­ру), мяг­кий мес­т­ный кли­мат да при­ве­зен­ное мною оде­яло поз­во­ля­ли мне чув­с­т­во­вать се­бя впол­не уют­но по но­чам. Но вот нас­ту­пил тре­тий день, ко­то­рый вер­нул ме­ня к ре­аль­нос­ти, на­пом­нив не толь­ко о со­бы­ти­ях ми­нув­ших, но и о не­об­хо­ди­мос­ти по­за­бо­тить­ся о днях бу­ду­щих. Ут­ром это­го дня ме­ня раз­бу­дил зна­ко­мый го­лос, ко­то­рый я спро­со­нок по­пы­тал­ся бы­ло отог­нать ру­кой, как от­го­ня­ют на­до­ед­ли­во­го ко­ма­ра. Но мои паль­цы толь­ко ух­ва­ти­ли пус­то­ту, а на­зой­ли­вый писк не прек­ра­тил­ся. Я сде­лал еще од­но та­кое же дви­же­ние - тщет­но. Приш­лось от­к­рыть гла­за.

    Да, это был он, мой зна­ко­мый и пар­т­нер по столь мно­го­обе­щав­ше­му по­на­ча­лу пред­п­ри­ятию - фар­ма­цев­ти­чес­кой ма­ну­фак­ту­ре, ко­то­рая дол­ж­на бы­ла обо­га­тить ва­ше­го по­кор­но­го слу­гу и снаб­дить на­род Ли­ли­пу­тии па­на­це­ей. Хаз­зер ни­чуть не из­ме­нил­ся. Все тот же на­пор и наг­ло­ва­тая уве­рен­ность. Не­об­хо­ди­мость по­бе­га из Ли­ли­пу­тии ра­ди спа­се­ния соб­с­т­вен­ной шку­ры и ка­пи­та­лов ни­чуть не сби­ла с не­го спесь. Он и в Бле­фус­ку чув­с­т­во­вал се­бя как до­ма и был по­лон пла­нов, ко­то­рые с мо­им при­бы­ти­ем ста­ли при­об­ре­тать в его моз­гу впол­не ре­аль­ные очер­та­ния. Он на­чал бы­ло рас­пи­сы­вать мне пер­с­пек­ти­вы, но я рез­ко обор­вал его, ска­зав, что не толь­ко в его пред­п­ри­яти­ях боль­ше учас­т­во­вать не на­ме­ре­ва­юсь, но го­рю един­с­т­вен­ным же­ла­ни­ем - изыс­кать спо­соб пе­ре­мес­тить­ся в род­ное оте­чес­т­во свое, где оби­та­ют лю­ди мо­ей по­ро­ды, где ждет ме­ня семья и дом. Хаз­зер от та­ко­го по­во­ро­та нес­коль­ко опе­шил, но по­том, по­раз­мыс­лив нем­но­го, ви­ди­мо, при­шел к зак­лю­че­нию, что мож­но по­пы­тать­ся за­ра­бо­тать и на мо­ем же­ла­нии от­быть в оте­чес­т­во (сла­ва Бо­гу, я обо­шел­ся соб­с­т­вен­ны­ми сред­с­т­ва­ми и мне не приш­лось при­бе­гать к его ус­лу­гам), и пос­пе­шил от­п­ра­вить­ся по сво­им ли­ли­пут­с­ким де­лам. А я пог­ру­зил­ся в свои тяж­кие раз­мыш­ле­ния. Ока­жись я не в стра­не кро­шеч­ных лю­дей, ду­мал я, а в стра­не ве­ли­ка­нов, со­ору­дить ка­кую-ни­ка­кую лод­чон­ку для ме­ня не сос­та­ви­ло бы тру­да. А здесь, где са­мое боль­шое де­ре­во ед­ва дос­ти­га­ет мне до пле­ча, а в об­х­ват ук­ла­ды­ва­ет­ся меж­ду боль­шим и ука­за­тель­ным паль­ца­ми, мор­с­кие пу­те­шес­т­вия при­хо­ди­лось ог­ра­ни­чи­вать ку­па­ни­ями вбли­зи бе­ре­га. Я клял­ся се­бе, что ес­ли Про­ви­де­ние спо­до­бит­ся ка­ким-ли­бо чу­дом дос­та­вить ме­ня до­мой, но­га моя боль­ше не сту­пит на па­лу­бу ко­раб­ля. Ко­неч­но же, я лу­ка­вил. Кто из нас в от­ча­ян­ную ми­ну­ту не да­ет пус­тых за­ро­ков?

    Видно, та­ко­ва уж че­ло­ве­чес­кая при­ро­да, ко­то­рая, под­да­ва­ясь на­сущ­ным нуж­дам, го­то­ва при­бе­гать к лжи­вым обе­ща­ни­ям. Я зна­вал мо­ря­ков, ко­то­рые, схо­дя на бе­рег в пор­ту без гро­ша в кар­ма­не, го­то­вы бы­ли по­су­лить пред­с­та­ви­те­лям дам­с­ко­го сос­ло­вия чуть не лу­ну с не­бес, но, по­лу­чив свое, ми­гом за­бы­ва­ли о сво­их обе­ща­ни­ях.

    К ве­че­ру то­го дня, ког­да я окон­ча­тель­но - как я тог­да по­ла­гал - из­ба­вил­ся от Хаз­зе­ра, у мо­его бле­фус­ку­ан­с­ко­го оби­та­ли­ща, ко­то­рое, в от­ли­чие от мо­его ли­ли­пут­с­ко­го жилья, бы­ло по­хо­же ско­рее на ло­го­во ди­ко­го зве­ря (и в са­мом де­ле, труд­но наз­вать жи­ли­щем по­до­бие ша­ла­ша, со­ору­жен­но­го нас­ко­ро из де­сят­ка чах­лых де­ревь­ев, под­с­тил­ку - по­жер­т­во­ван­ный мне пра­ви­те­лем Бле­фус­ку за­на­вес быв­ше­го им­пе­ра­тор­с­ко­го те­ат­ра - и оде­яло, ко­то­рое я пре­дус­мот­ри­тель­но зах­ва­тил с со­бой из Ли­ли­пу­тии), пос­лы­ша­лись ка­кие-то шо­ро­хи, приг­лу­шен­ное ще­бе­та­ние, как ес­ли бы стай­ка птиц при­ле­те­ла на но­вое мес­то и, пе­ре­го­ва­ри­ва­ясь меж­ду со­бой, ре­ша­ла: сто­ит здесь ос­та­но­вить­ся или луч­ше по­ис­кать что-ли­бо иное - бо­лее удоб­ное и бе­зо­пас­ное. Я прис­лу­шал­ся, по­вер­тел го­ло­вой и на­ко­нец оп­ре­де­лил ис­точ­ник се­го шо­ро­ха. Он на­хо­дил­ся в кус­тах фу­тах в трид­ца­ти от ме­ня. Но ког­да я под­нял­ся, что­бы ис­сле­до­вать это яв­ле­ние, из кус­та врас­сып­ную бро­си­лись де­сят­ка два ли­ли­пу­ток, ко­то­рые, как вско­ре вы­яс­ни­лось, ока­за­лись, ко­неч­но же, бле­фус­ку­ан­ка­ми. Од­на­ко мое заб­луж­де­ние бы­ло от­нюдь не слу­чай­ным - ведь я столь­ко вре­ме­ни про­вел в Ли­ли­пу­тии и к то­му же ли­ли­пут­ки бы­ли по­хо­жи на бле­фус­ку­анок в той же ме­ре, в ка­кой бле­фус­ку­ан­ки бы­ли по­хо­жи на ли­ли­пу­ток, а по­то­му от­ли­чить од­них от дру­гих бы­ло не­воз­мож­но.

    Я поп­ро­бо­вал бы­ло кри­ка­ми ос­та­но­вить раз­бе­га­ющих­ся де­виц - а в том, что это де­ви­цы сом­не­ний у ме­ня не бы­ло: нев­зи­рая на ми­ни­атюр­ность форм, не­ко­то­рые приз­на­ки бы­ли бе­зо­ши­боч­ны да­же на зна­чи­тель­ном рас­сто­янии, - но они лишь при­пус­ти­ли еще быс­т­рее.

    Преследовать их я не ре­шил­ся, да­бы не стать при­чи­ной их не­ча­ян­но­го чле­нов­ре­ди­тель­с­т­ва.

    Я вер­нул­ся на свое мес­то и сно­ва пог­ру­зил­ся в грус­т­ные раз­мыш­ле­ния. Од­на­ко из пе­чаль­ных мыс­лей ме­ня вско­ре сно­ва вы­вел шо­рох и ще­бе­та­ние в кус­тах. На этот раз я был ос­то­рож­нее. Я при­вет­с­т­вен­но по­ма­хал ру­кой в нап­рав­ле­нии кус­та и ска­зал на чис­том ли­ли­пут­с­ком язы­ке:

    - Дорогие гос­тьи, со мной вы мо­же­те чув­с­т­во­вать се­бя в пол­ной бе­зо­пас­нос­ти. Вы­хо­ди­те и рас­ска­жи­те, что при­ве­ло вас ко мне. Пос­ле­до­ва­ло ко­рот­кое мол­ча­ние, а по­том из кус­та выш­ла са­мая, ве­ро­ят­но, сме­лая из при­шед­ших ко мне бле­фус­ку­анок. Она не без опас­ки приб­ли­зи­лась ко мне и, ог­ля­ды­ва­ясь на сво­их не столь от­важ­ных то­ва­рок, объ­яс­ни­ла цель их при­хо­да. (Пред­вос­хи­щая воз­мож­ное не­до­уме­ние чи­та­те­ля от­но­си­тель­но язы­ка, ко­то­рым поль­зу­ют­ся для об­ще­ния меж­ду со­бой бле­фус­ку­ан­цы и ли­ли­пу­ты, от­сы­лаю его к зак­лю­чи­тель­ной час­ти, где я даю разъ­яс­не­ния на сей счет.) Как ока­за­лось, слу­хи о мо­их муж­с­ких дос­то­ин­с­т­вах чу­дес­ным об­ра­зом про­ник­ли в Бле­фус­ку че­рез про­лив, раз­де­ляв­ший две мо­гу­щес­т­вен­ные дер­жа­вы. Пос­коль­ку сно­ше­ния меж­ду дву­мя стра­на­ми, нес­мот­ря на не­ко­то­рые сдви­ги пос­лед­не­го вре­ме­ни, ос­та­ва­лись враж­деб­ны­ми, а по­се­му от­сут­с­т­во­ва­ли, ме­ня не­ма­ло уди­ви­ла та­кая ос­ве­дом­лен­ность. Ка­ким об­ра­зом уз­на­ли они о мо­их ли­ли­пут­с­ких по­хож­де­ни­ях? Един­с­т­вен­ным дос­то­вер­ным объ­яс­не­ни­ем, при­шед­шим мне в го­ло­ву, был длин­ный язык Хаз­зе­ра, ко­то­рый, ви­ди­мо, прес­ле­дуя ка­кие-то свои вы­го­ды, сде­лал дос­то­яни­ем бле­фус­ку­ан­цев то, что бы­ло хо­ро­шо из­вес­т­но ли­ли­пу­там.

    Читатель уже, ко­неч­но, до­га­дал­ся, что при­ве­ло ко мне эту стай­ку, ко­то­рая, нев­зи­рая на свою пуг­ли­вость, ви­ди­мо, бы­ла ис­пол­не­на ре­ши­мос­ти при­час­тить­ся тех благ, что в та­ком изо­би­лии по­лу­ча­ли их сес­т­ры на со­сед­нем ос­т­ро­ве - ина­че, за­чем бы они приш­ли сю­да? Тя­га к сла­дос­т­рас­тию и удо­воль­с­т­ви­ям в нас, ви­ди­мо, силь­нее всех стра­хов и опа­се­ний. Раз­ве мог я от­ка­зать этим от­важ­ным ма­лень­ким ис­ка­тель­ни­цам прик­лю­че­ний? И, тя­же­ло вздох­нув, я от­ве­тил, что го­тов удов­лет­во­рить их лю­бо­пыт­с­т­во, од­на­ко же став­лю ус­ло­ви­ем: мы не бу­дем прев­ра­щать сие вре­мяп­реп­ро­вож­де­ние, хо­тя и обо­юдоп­ри­ят­ное, в при­выч­ку. Я при­был в Бле­фус­ку для вы­пол­не­ния важ­ной мис­сии и не мо­гу поз­во­лить, что­бы ка­кие-ли­бо пре­пят­с­т­вия, пусть да­же и са­мые ус­ла­ди­тель­ные, по­ме­ша­ли мне в дос­ти­же­нии мо­их це­лей.

    Не бу­ду утом­лять чи­та­те­ля опи­са­ни­ем пос­ле­до­вав­шей за этим сце­ны - она ма­ло чем от­ли­ча­лась от по­доб­ных в баш­не на ок­ра­ине ли­ли­пут­с­кой сто­ли­цы, хо­тя и име­ла не­ко­то­рую но­виз­ну не столь­ко для ме­ня, сколь­ко для мо­их не­ожи­дан­ных гос­тий, со все­ми вы­те­ка­ющи­ми для них пос­лед­с­т­ви­ями: об­мо­ро­ка­ми (в чем я ви­жу под­т­вер­ж­де­ние близ­ко­го род­с­т­ва бле­фус­ку­ан­с­ко­го и ли­ли­пут­с­ко­го пле­мен, ярос­т­но ос­па­ри­ва­емо­го не­ко­то­ры­ми уче­ны­ми му­жа­ми из Бле­фус­ку­ан­с­кой ака­де­мии выс­ших на­ук), за­ка­ты­ва­ни­ями гла­зок, то­нень­ки­ми по­виз­ги­ва­ни­ями и про­чи­ми про­яв­ле­ни­ями их жен­с­кой при­ро­ды. Я же в си­лу мо­его тог­даш­не­го ум­с­т­вен­но­го рас­по­ло­же­ния ос­та­вал­ся пас­сив­ным учас­т­ни­ком это­го дей­с­т­ва и лишь бли­же к кон­цу ис­пы­тал не­ко­то­рое во­оду­шев­ле­ние.

    Тяжелые мыс­ли не да­ва­ли мне в пол­ной ме­ре нас­ла­дить­ся пре­лес­тя­ми бле­фус­ку­анок, ко­ими при­ро­да их от­нюдь не об­де­ли­ла. Впро­чем, ес­ли они чем и от­ли­ча­лись от сво­их сес­тер за про­ли­вом, так это бо­лее звон­ки­ми го­ло­са­ми и чуть бо­лее бур­ным тем­пе­ра­мен­том. То­му есть впол­не удов­лет­во­ри­тель­ное объ­яс­не­ние: Бле­фус­ку ле­жит нес­коль­ко юж­нее им­пе­рии ли­ли­пу­тов, а, как из­вес­т­но, под юж­ным сол­н­цем соз­ре­ва­ют и бо­лее пыл­кие страс­ти. Я уже за­ме­тил, что не мог от­ве­чать мо­им но­вым под­руж­кам с преж­ней сво­ей ис­то­вос­тью, пос­коль­ку тя­же­лые мыс­ли одо­ле­ва­ли ме­ня. К то­му же я тос­ко­вал по Куль­бюль, ко­то­рая ос­та­ви­ла не­из­г­ла­ди­мый след в мо­ем сер­д­це. Ведь я од­но вре­мя да­же по­ду­мы­вал (приз­на­юсь в этом те­перь): уж ес­ли мне не суж­де­но по­ки­нуть эту зем­лю, ле­жа­щую вда­ли от пу­тей ци­ви­ли­за­ции, то не ко­ро­тать же весь свой век в хо­лос­тяц­ких за­ба­вах. Нуж­но об­за­вес­тись семь­ей, тру­дить­ся и вос­пи­ты­вать де­ти­шек. И хо­тя мо­ей ком­па­ни­ей не брез­го­ва­ли и са­мые знат­ные осо­бы, луч­шей спут­ни­цы жиз­ни, чем Куль­бюль я во всей Ли­ли­пу­тии не ви­дел. И не моя ви­на в том, что судь­бе бы­ло угод­но рас­по­ря­дить­ся ина­че.

    Таким же горь­ким раз­мыш­ле­ни­ям пре­да­вал­ся я и пос­ле ухо­да мо­их по­се­ти­тель­ниц, ко­то­рые зас­та­ви­ли ме­ня обе­щать хо­тя бы из­ред­ка ока­зы­вать им честь. Я как ис­тый джен­т­ль­мен за­ме­тил, что нап­ро­тив, это они ока­зы­ва­ют мне честь сво­им же­ла­ни­ем ви­деть ме­ня, и я бу­ду рад по ме­ре воз­мож­нос­ти и бла­го­рас­по­ло­же­ния встре­чать­ся с ни­ми, о чем бу­ду из­ве­щать их осо­бым зна­ком, о ко­то­ром мы спе­ци­аль­но ус­ло­ви­лись.

    Спал я пло­хо, час­то про­сы­пал­ся от хо­ло­да и не­ус­т­ро­ен­нос­ти, а ут­ром ме­ня по­се­тил пол­но­моч­ный по­сол в ран­ге ми­нис­т­ра, прис­лан­ный бле­фус­ку­ан­с­ким пра­ви­те­лем Ма­ку­ком XI­II.

    Здесь я дол­жен сде­лать не­боль­шое ис­то­ри­чес­кое от­с­туп­ле­ние и ска­зать нес­коль­ко слов о го­су­дар­с­т­ве Бле­фус­ку. Ес­ли у чи­та­те­ля сло­жи­лось впе­чат­ле­ние, что Бле­фус­ку - мо­нар­хия, то я спе­шу раз­ве­ять это заб­луж­де­ние. Мо­нар­хия в этом го­су­дар­с­т­ве бы­ла лик­ви­ди­ро­ва­на пос­ле отъ­еди­не­ния Бле­фус­ку от Ли­ли­пу­тии. Тог­да же все­на­род­ным соб­ра­ни­ем бы­ла при­ня­та вре­мен­ная кон­с­ти­ту­ция, с тех пор так и дей­с­т­во­вав­шая без вся­ких ре­ви­зий, ес­ли не счи­тать нес­коль­ких де­сят­ков поп­ра­вок, ко­то­рые в кор­не из­ме­ни­ли ее со­дер­жа­ние.

    Правители Бле­фус­ку, сог­лас­но той всеб­ле­фус­ку­ан­с­кой кон­с­ти­ту­ции, из­би­ра­лись все­на­род­но: один раз в каж­дые две­над­цать лун на­род схо­дил­ся на цен­т­раль­ную пло­щадь сто­ли­цы, где и во­ле­изъ­яв­лял­ся са­мым не­обыч­ным из из­вес­т­ных мне спо­со­бов. Пре­тен­ден­ты на выс­ший го­су­дар­с­т­вен­ный пост ста­но­ви­лись на спе­ци­аль­ные по­мос­тья, а на­род заб­ра­сы­вал их гни­лы­ми фрук­та­ми и яй­ца­ми. Тот, кто ока­зы­вал­ся на­ибо­лее за­ки­дан­ным и счи­тал­ся по­бе­ди­те­лем. Со­жа­лею, что не до­ве­лось стать сви­де­те­лем столь не­обыч­но­го зре­ли­ща и мо­гу по­ве­дать о нем чи­та­те­лю не как сви­де­тель, а лишь как при­леж­ный со­би­ра­тель ди­ко­ви­нок, уз­нав­ший об этом стран­ном обы­чае из рас­ска­зов учас­т­ни­ков оно­го.

    Замечу так­же, что бле­фус­ку­ан­с­кая кон­с­ти­ту­ция зап­ре­ща­ла из­би­рать на выс­ший го­су­дар­с­т­вен­ный пост од­но и то же ли­цо боль­ше трех раз, и я, бу­ду­чи пред­с­тав­лен Ма­ку­ку XI­II, ре­шил бы­ло, что на­род Бле­фус­ку пи­та­ет ка­кое-то осо­бое прис­т­рас­тие к это­му име­ни и не­из­мен­но на выс­ший пост в го­су­дар­с­т­ве из­би­ра­ет Ма­ку­ков. Ока­за­лось, что я оши­бал­ся.

    Первый же (и по­ка един­с­т­вен­ный) пра­ви­тель так при­шел­ся по ду­ше на­ро­ду Бле­фус­ку, что тот по­же­лал выб­рать его и в чет­вер­тый, и в седь­мой, и в три­над­ца­тый раз. Но да­бы не на­ру­шать за­кон при каж­дом но­вом (пос­ле уза­ко­нен­ных трех пер­вых) из­б­ра­нии по­лю­бив­ше­го­ся пра­ви­те­ля пе­ре­име­но­вы­ва­ли: так он из Ма­ку­ка I стал Ма­ку­ком II, по­том Ма­ку­ком III и так да­лее до ны­неш­не­го сво­его яв­ле­ния под име­нем Ма­ку­ка XI­II. Бле­фус­ку­ан­цы, та­ким об­ра­зом, про­яви­ли не­за­уряд­ную изоб­ре­та­тель­ность, су­мев ос­тать­ся за­ко­но­пос­луш­ным на­ро­дом и в то же вре­мя ра­ди об­щес­т­вен­но­го бла­га раз­ре­шив не­раз­ре­ша­емую, ка­за­лось бы, юри­ди­чес­кую кол­ли­зию вот та­ким прос­тым и изящ­ным спо­со­бом.

    Правда, до ме­ня до­хо­ди­ли слу­хи, что бле­фус­ку­ан­цы прос­то не мог­ли от­ка­зать се­бе в удо­воль­с­т­вии за­ки­дать сво­его пра­ви­те­ля тух­ля­ти­ной, а по­то­му воль­но или не­воль­но прод­ле­ва­ли ман­дат Ма­ку­ка, ко­то­рый впол­не мог рас­счи­ты­вать отой­ти в мир иной, си­дю­чи в вер­хов­ном крес­ле под име­нем Ма­ку­ка трид­ца­то­го или со­ро­ко­во­го. Дай Бог дол­гих лет это­му вы­да­юще­му­ся пра­ви­те­лю.

    Однако не бу­ду пре­да­вать­ся до­су­жим до­мыс­лам на сей счет, пос­коль­ку по дру­гим све­де­ни­ям бле­фус­ку­ан­цы всей ду­шой лю­би­ли сво­его пра­ви­те­ля и, за­ки­ды­вая его по на­род­ной тра­ди­ции гниль­ем, вы­ра­жа­ли тем са­мым свое ис­к­рен­нее же­ла­ние ви­деть его на выс­шем пос­ту го­су­дар­с­т­ва. И хо­тя мое зна­ком­с­т­во с Ма­ку­ком XI­II бы­ло весь­ма неп­ро­дол­жи­тель­ным, я мо­гу со всей от­вет­с­т­вен­нос­тью ут­вер­ж­дать: нет ни­че­го уди­ви­тель­но­го в том, что он поль­зо­вал­ся все­на­род­ной лю­бовью и в день вы­бо­ров уно­сил на се­бе зна­ки этой люб­ви, в от­ли­чие от дру­гих кан­ди­да­тов, ухо­див­ших с цен­т­раль­ной пло­ща­ди в том же ви­де, в ка­ком они там по­яви­лись. Он был ста­тен, кра­сив, умен и, са­мое глав­ное, от­ве­чал на на­род­ную лю­бовь не ме­нее пыл­кой лю­бовью, про­во­дя дни и но­чи в не­ус­тан­ных оте­чес­ких за­бо­тах о бла­ге граж­дан Бле­фус­ку.

    Впрочем, я от­в­лек­ся, а те­перь по­ра рас­ска­зать чи­та­те­лю о де­ли­кат­ной мис­сии, с ко­то­рой при­был ко мне по­сол по осо­бым по­ру­че­ни­ям пра­ви­те­ля Ма­ку­ка XI­II. Преж­де чем на­чать бе­се­ду со мной, он при­ка­зал соп­ро­вож­дав­ше­му его от­ря­ду бле­фус­ку­ан­с­кой гвар­дии выс­та­вить оцеп­ле­ние и ни­ко­го под стра­хом на­ка­за­ния не под­пус­кать бли­же, чем на пять­сот кун­дю­мов (око­ло сот­ни фу­тов). Из это­го я сде­лал вы­вод, что сек­рет­ность его мис­сии весь­ма вы­со­ка, и не ошиб­ся.

    Невзирая на при­ня­тые ме­ры и от­сут­с­т­вие вбли­зи чу­жих ушей, по­сол го­во­рил впол­го­ло­са и мяг­ким дви­же­ни­ем ру­ки дал и мне по­нять, что­бы я по­ни­зил го­лос и ник­то не мог ус­лы­шать на­шей бе­се­ды. Соб­лю­де­ние кон­фи­ден­ци­аль­нос­ти пот­ре­бо­ва­ло, что­бы я под­с­та­вил ла­донь и, как в по­хо­жих слу­ча­ях в Ли­ли­пу­тии, под­нес пос­ла поб­ли­же к сво­ему уху.

    Тут я дол­жен сде­лать еще од­но крат­кое и не­ожи­дан­ное от­с­туп­ле­ние и уди­вить чи­та­те­ля со­об­ще­ни­ем о том, что по­сол сей был жен­с­ко­го по­ла, а это, кста­ти, не­ма­ло го­во­рит о прод­ви­ну­тос­ти бле­фус­ку­ан­с­ко­го об­щес­т­ва от­но­си­тель­но ли­ли­пут­с­ко­го, где в рам­ках аб­со­лют­ной мо­нар­хии роль жен­щи­ны ог­ра­ни­че­на до­мом и свет­с­ки­ми при­ема­ми. И хо­тя от­дель­ные ли­ли­пут­с­кие осо­бы уме­ют дер­жать сво­их му­жей под каб­луч­ком (в чем я имел воз­мож­ность убе­дить­ся), в це­лом это си­ту­ации не ме­ня­ет, и ли­ли­пут­с­кая жен­щи­на ока­зы­ва­ет­ся ли­шен­ной мно­гих из тех прав, ка­ки­ми ос­час­т­лив­ле­на жен­щи­на бле­фус­ку­ан­с­кая.

    Итак, по­сол при бли­жай­шем рас­смот­ре­нии ока­зал­ся очень ми­лень­кой бле­фус­ку­аноч­кой, что сов­сем не вя­за­лось с важ­ной мис­си­ей, о ко­то­рой она со­об­ща­ла, рас­по­ло­жив­шись на мо­ей ла­до­ни и блес­тя би­се­рин­ка­ми глаз, в ко­то­рых я чи­тал не толь­ко чи­нов­ничье бес­страс­тие, но и лю­бо­пыт­с­т­во, не­из­мен­но при­сут­с­т­во­вав­шее, ког­да я имел де­ло с осо­ба­ми жен­с­ко­го по­ла будь то в Ли­ли­пу­тии или в Бле­фус­ку. Ей, ви­ди­мо, при­хо­ди­лось де­лать над со­бой не­ма­лое уси­лие, что­бы по­дав­лять это свое лю­бо­пыт­с­т­во (за­бе­гая впе­ред ска­жу, что это уда­лось ей лишь до по­ры до вре­ме­ни - жен­с­кая при­ро­да взя­ла свое), да­бы вна­ча­ле из­ло­жить свою мис­сию, ко­то­рая сво­ди­лась к сле­ду­юще­му пред­ло­же­нию от име­ни Ма­ку­ка XI­II.

    Правитель изъ­яв­лял мне свое дру­жес­кое рас­по­ло­же­ние и пред­ла­гал пок­ро­ви­тель­с­т­во и за­щи­ту от прес­ле­до­ва­ний со сто­ро­ны им­пе­ра­то­ра Ли­ли­пу­тии, ко­то­рый уже пот­ре­бо­вал мо­ей не­мед­лен­ной и бе­зус­лов­ной вы­да­чи. Ма­кук XI­II до­во­дил че­рез сво­его пос­ла до мо­его све­де­ния, что о вы­да­че не мо­жет быть и ре­чи, од­на­ко в то же вре­мя он не хо­тел вко­нец пор­тить от­но­ше­ния с мо­гу­щес­т­вен­ным со­се­дом, ко­то­рый к то­му же до не­дав­не­го вре­ме­ни об­ла­дал по­дав­ля­ющим пре­иму­щес­т­вом на мо­ре. Здесь по­сол сде­ла­ла па­узу, что­бы у ме­ня не ос­та­лось сом­не­ний на тот счет, кто не­сет от­вет­с­т­вен­ность за столь нес­п­ра­вед­ли­вое в не­дав­нем прош­лом со­от­но­ше­ние во­ен­но-мор­с­ких сил.

    Затем пос­ле­до­ва­ло и са­мо пред­ло­же­ние, ко­то­рое сво­ди­лось к сле­ду­юще­му: точ­но та­ким же ма­не­ром, ка­ким я преж­де ли­шил фло­та Бле­фус­ку, я те­перь ли­шаю фло­та Ли­ли­пу­тию, вос­ста­нав­ли­вая тем са­мым спра­вед­ли­вость. Пра­ви­тель, ко­неч­но, по­ни­ма­ет, что в Ли­ли­пу­тии те­перь, ви­ди­мо, го­то­вы к та­ко­му раз­ви­тию со­бы­тий, а зна­чит, флот уси­лен­но ох­ра­ня­ет­ся и вер­нуть его бу­дет не так прос­то, как прос­то бы­ло по­хи­тить. По­это­му пра­ви­тель пред­ла­га­ет вос­ста­но­вить ве­ли­кан­с­кую лод­ку. «Ка­кую лод­ку? - сра­зу же спро­сил я се­бя. - Что это еще за лод­ка?» Объ­яс­не­ние не за­мед­ли­ло пос­ле­до­вать: лод­ку, ко­то­рую при­би­ло к бле­фус­ку­ан­с­ко­му бе­ре­гу не­ко­то­рое вре­мя на­зад, и с ее по­мощью осу­щес­т­вить опе­ра­цию по ли­ше­нию Ли­ли­пу­тии фло­та.

    Я ста­рал­ся, слу­шая пос­ла, не про­яв­лять не­тер­пе­ния и не за­да­вать лиш­них воп­ро­сов - в осо­бен­нос­ти ка­са­тель­но «ве­ли­кан­с­кой лод­ки». Эта лод­ка пред­с­тав­ля­ла для ме­ня, ко­неч­но же, осо­бый ин­те­рес, ко­то­рый я, ес­тес­т­вен­но, на­ме­ре­вал­ся тща­тель­но скры­вать от влас­ти, чьи пла­ны раз­ни­лись с мо­ими. Я от­вет­с­т­во­вал в том смыс­ле, что бу­ду счас­т­лив слу­жить пра­ви­те­лю и на­ро­ду Бле­фус­ку. Но мне, ко­неч­но же, по­на­до­бит­ся ос­мот­реть лод­ку, что­бы по­нять, нас­коль­ко она при­год­на для на­ме­ча­емой опе­ра­ции. Лод­ка, как вы­яс­ни­лось, на­хо­ди­лась не­по­да­ле­ку от мо­его оби­та­ли­ща, и мне бы­ло обе­ща­но по­ка­зать ее в тот же день, а по­ка…

    Но преж­де чем по­кон­чить с офи­ци­аль­ной час­тью сво­его ви­зи­та, по­сол до­ба­ви­ла, что и со сво­ей сто­ро­ны то­же обе­ща­ет мне пок­ро­ви­тель­с­т­во, а ее сло­во име­ет со­лид­ный вес в го­су­дар­с­т­ве Бле­фус­ку. (И по­че­му так мно­го ли­ли­пу­тов, а по­том и бле­фус­ку­ан­цев же­ла­ло ока­зы­вать мне пок­ро­ви­тель­с­т­во, до сих пор ни­как не мо­гу взять в толк.) Пос­ле это­го в ее ин­то­на­ции по­яви­лись бо­лее неп­ри­нуж­ден­ные нот­ки: она до­ве­ри­тель­но со­об­щи­ла мне, что хо­те­ла бы лич­но убе­дить­ся, нас­коль­ко вер­ны (а лич­но она, бу­ду­чи бле­фус­ку­ан­кой об­ра­зо­ван­ной и прос­ве­щен­ной, убеж­де­на, что не­вер­ны аб­со­лют­но) те слу­хи, что до­хо­ди­ли до нее че­рез про­лив (ти­пич­ные бле­фус­ку­ан­с­кие обо­ро­ты: «че­рез про­лив», «за про­ли­вом» - бле­фус­ку­ан­цы, слов­но не же­лая ут­руж­дать свой язык име­нем со­сед­ней дер­жа­вы, ши­ро­ко ис­поль­зу­ют для этих це­лей сло­ва-за­ме­ни­те­ли). Опус­тив глаз­ки и чуть зар­дев­шись, она со­об­щи­ла, что име­ет в ви­ду слу­хи о мо­их муж­с­ких дос­то­ин­с­т­вах, ко­то­рые счи­та­ет пус­ты­ми рос­сказ­ня­ми, по­то­му что ни­как не мо­жет по­ве­рить в по­доб­ные не­бы­ли­цы. В пер­вую оче­редь, ко­неч­но, она име­ет в ви­ду раз­ме­ры, ко­то­рые вы­зы­ва­ют у нее боль­шие сом­не­ния. Она чи­та­ла древ­ние ли­ли­пут­с­ко-бле­фус­ку­ан­с­кие ска­за­ния о про­ис­хож­де­нии ми­ра, так да­же там, в по­вес­т­во­ва­ни­ях о мо­гу­чих ве­ли­ка­нах, нет и на­ме­ка на что-ли­бо близ­кое то­му, что до­ве­лось ей выс­лу­ши­вать обо мне. Ну, нап­ри­мер, эти не­ле­пые ут­вер­ж­де­ния, буд­то все (бук­валь­но все!) ли­ли­пут­ки (я мог бы ей со­об­щить, что уже и не толь­ко ли­ли­пут­ки, но не стал это­го де­лать) при ви­де мо­их дос­то­инств впа­да­ют в не­кую вре­мен­ную прос­т­ра­цию. «Это прос­то бред­ни ка­кие-то!» - воз­буж­ден­но вос­к­ли­ца­ла она, взма­хи­вая ми­ни­атюр­ны­ми руч­ка­ми.

    Моя ми­лая по­се­ти­тель­ни­ца ис­кус­но и дип­ло­ма­тич­но пред­с­тав­ля­ла де­ло так, буд­то прес­ле­ду­ет чис­то на­уч­ные, так ска­зать, ин­те­ре­сы и все­го лишь на­ме­ре­на сво­им ав­то­ри­те­том раз­ве­ять вред­ное заб­луж­де­ние, ут­вер­див­ше­еся в об­щес­т­ве, и я, ща­дя ее чув­с­т­ва, де­лал вид, что сог­ла­ша­юсь с нею и го­тов со­дей­с­т­во­вать ус­та­нов­ле­нию на­уч­ной ис­ти­ны, ут­вер­ж­де­нию в на­ро­де здра­во­мыс­лия и ис­ко­ре­не­нию вред­ных и не­ле­пых слу­хов, бу­до­ра­жа­щих на­се­ле­ние. В этих це­лях я был го­тов пред­с­та­вить все не­об­хо­ди­мые до­ка­за­тель­с­т­ва и лишь вы­ра­зил сом­не­ние, не пов­ре­дит ли ре­пу­та­ции ее пре­вос­хо­ди­тель­с­т­ва, ес­ли на­ши вза­им­ные изыс­ка­ния во имя ус­та­нов­ле­ния ис­ти­ны и ус­по­ко­ения на­ро­до­на­се­ле­ния ста­нут дос­то­яни­ем об­щес­т­вен­нос­ти. На это она мне от­ве­ти­ла:

    - Не бу­дем же те­рять по­пус­ту дра­го­цен­ное вре­мя, - в ее го­ло­се вдруг пос­лы­ша­лась не­ожи­дан­ная хри­пот­ца. - Гвар­дей­цы сто­ят на поч­ти­тель­ном уда­ле­нии, и вви­ду то­го, что речь идет о де­ле го­су­дар­с­т­вен­ной важ­нос­ти, - я не стал уточ­нять, ка­кую часть сво­ей мис­сии име­ла в ви­ду моя по­се­ти­тель­ни­ца - пер­вую или вто­рую, - им от­дан стро­жай­ший при­каз не по­во­ра­чи­вать­ся к нам ли­цом. Так что мы мо­жем прис­ту­пить к на­шим ис­сле­до­ва­ни­ям, не под­вер­га­ясь опас­нос­ти по­ро­дить не­ле­пые слу­хи.

    Не бу­ду до­ку­чать чи­та­те­лю опи­са­ни­ем то­го, что ему и так уже хо­ро­шо из­вес­т­но. Ска­жу лишь, что даль­ней­шие ис­сле­до­ва­ния про­хо­ди­ли в об­с­та­нов­ке ис­тин­но­го на­уч­но­го са­мо­заб­ве­ния, ко­то­ро­му пред­шес­т­во­ва­ло-та­ки до­воль­но про­дол­жи­тель­ное пре­бы­ва­ние ее пре­вос­хо­ди­тель­с­т­ва в сос­то­янии прос­т­ра­ции, выз­ван­ной впе­чат­ле­ни­ем, что ока­за­ло на нее то са­мое ору­дие, от­но­си­тель­но раз­ме­ров ко­то­ро­го она ис­пы­ты­ва­ла не­обос­но­ван­ные сом­не­ния.

    Добавлю так­же, что ее лю­боз­на­тель­ность пре­вос­хо­ди­ла все, до сих пор мною ви­ден­ное, а усер­дие в сос­то­янии бы­ло пре­воз­мочь са­мую бес­п­рос­вет­ную ипо­хон­д­рию, ка­ко­вой я стра­дал до ее ви­зи­та. Тру­ды ее пре­вос­хо­ди­тель­с­т­ва не про­па­ли да­ром; смею вы­ра­зить убеж­де­ние, что и она не бы­ла ра­зо­ча­ро­ва­на в сво­их ожи­да­ни­ях и пред­в­ку­ше­ни­ях, ес­ли та­ко­вые у нее име­лись, пос­коль­ку в мгно­ве­ние на­ивыс­ше­го лю­бос­т­рас­тия ее пре­вос­хо­ди­тель­с­т­во, за­быв­шись, ис­пус­ка­ло зву­ки столь гром­кие и нед­вус­мыс­лен­ные, что сто­яв­шие в ох­ра­не­нии гвар­дей­цы, нес­мот­ря на стро­жай­ший зап­рет, ста­ли в тре­во­ге по­во­ра­чи­вать го­ло­вы. Од­на­ко сей кон­фуз ско­ро по­до­шел к бла­го­по­луч­но­му раз­ре­ше­нию, и, умыв­шись мо­ими со­ка­ми (инте­рес­но бы­ло бы уз­нать, ка­кое бла­гот­вор­ное дей­с­т­вие про­из­ве­ло на нее сие ме­ди­цин­с­кое сред­с­т­во), гос­по­жа чрез­вы­чай­ный по­сол вер­ну­лась к мир­с­ким ре­али­ям. При­ве­дя се­бя в по­ря­док, бла­го бли­зость оке­ана впол­не ком­пен­си­ро­ва­ла от­сут­с­т­вие бо­чон­ка со све­жей во­дой, моя гос­тья со­об­щи­ла мне, что зав­т­ра по­ут­ру мне бу­дет вы­де­ле­но соп­ро­вож­де­ние, ко­то­рое дос­та­вит ме­ня к мес­ту на­хож­де­ния той са­мой ве­ли­кан­с­кой лод­ки, на ко­то­рой стро­ил свой стра­те­ги­чес­кий рас­чет пра­ви­тель Бле­фус­ку. А там по ре­зуль­та­там ос­мот­ра се­го мо­ре­ход­но­го сред­с­т­ва мы сов­мес­т­но при­мем ре­ше­ние о гря­ду­щих дей­с­т­ви­ях во бла­го и сла­ву на­ро­да Бле­фус­ку.

    Проводив с нес­к­ры­ва­емым поч­те­ни­ем свою гос­тью, я от­ме­тил про се­бя, что нра­вы в Бле­фус­ку не ме­нее сво­бод­ные, чем в Ли­ли­пу­тии, и будь на то мое же­ла­ние, я и здесь мог бы дни и но­чи про­во­дить в чув­с­т­вен­ных за­ба­вах, бла­го не­дос­тат­ка в осо­бах, же­ла­ющих де­лить со мной ло­же нас­лаж­де­ния, су­дя по все­му, не пред­ви­де­лось: не прош­ло и нес­коль­ких дней мо­его пре­бы­ва­ния на сей бла­го­дат­ной зем­ле, а осо­бы прек­рас­но­го по­ла уже осаж­да­ли ме­ня сво­им ес­тес­т­вен­ным лю­бо­пыт­с­т­вом. Од­на­ко не то бы­ло у ме­ня на уме. К то­му же сле­ду­ющий день приб­ли­зил мое про­ща­ние с гос­теп­ри­им­ны­ми бле­фус­ку­ан­ца­ми.

    С ут­ра по­рань­ше ко мне во весь опор прис­ка­ка­ли де­сят­ка два гвар­дей­цев. Они пред­ло­жи­ли мне сле­до­вать за ни­ми. Путь, по их сло­вам, пред­с­то­ял неб­лиз­кий. Рас­сто­яние, ко­то­рое нам пред­с­то­яло пре­одо­леть, по бле­фус­ку­ан­с­ким оцен­кам, бы­ло до­воль­но зна­чи­тель­ным, по мо­им же - оно не пре­вы­ша­ло и двух миль. Сол­н­це еще не дос­тиг­ло зе­ни­та, ког­да ока­за­лись мы в не­боль­шой бух­точ­ке. Тут же гро­моз­ди­лось неч­то нас­пех ско­ло­чен­ное и на­по­ми­на­ющее не­боль­шой ам­бар. При бли­жай­шем рас­смот­ре­нии ока­за­лось, что под его кры­шей по­ко­ит­ся лод­ка, ра­ди сок­ры­тия ко­то­рой от ли­ли­пут­с­ких шпи­онов и воз­д­виг­ли бле­фус­ку­ан­цы сие со­ору­же­ние. Лод­ка ока­за­лась в пла­чев­ном сос­то­янии: нес­коль­ко про­бо­ин в дни­ще (ви­ди­мо, лод­ку уда­ри­ло о ска­лы, пе­ред тем как вы­нес­ти на бе­рег, пос­коль­ку с та­ки­ми про­бо­ина­ми она не мог­ла дол­го дер­жать­ся на пла­ву), раз­би­тый руль и рас­ку­ро­чен­ные в двух-трех мес­тах бор­та. Что­бы при­вес­ти ее в по­ря­док, нуж­но бы­ло из­ряд­но пот­ру­дить­ся, но ме­ня это от­нюдь не пу­га­ло. Нап­ро­тив, уви­дев это тво­ре­ние рук мо­их со­оте­чес­т­вен­ни­ков (в том, что это ан­г­лий­с­кая лод­ка у ме­ня не бы­ло ни­ка­ких сом­не­ний, по­то­му что на но­су по-ан­г­лий­с­ки бы­ло на­чер­та­но наз­ва­ние ко­раб­ля, ко­то­ро­му она ког­да-то при­над­ле­жа­ла - «Ли­вер­пуль»), я при­шел в ра­дос­т­ный тре­пет, ко­то­рый, од­на­ко, хо­тя и не без тру­да, но скрыл от соп­ро­вож­дав­ших ме­ня бле­фус­ку­ан­цев. На ме­ня при ви­де этой лод­ки по­ве­яло ве­тер­ком дол­гож­дан­ной сво­бо­ды, а я не хо­тел, что­бы мои под­с­пуд­ные мыс­ли ста­ли дос­то­яни­ем власть пре­дер­жа­щих.

    Я ска­зал офи­це­ру, воз­г­лав­ляв­ше­му от­ряд соп­ро­вож­дав­ших ме­ня гвар­дей­цев, что мне при­дет­ся пе­ре­нес­ти свое жилье в эту бух­ту. Я со­об­щил ему так­же, что мне нуж­но как мож­но ско­рее снес­тись ли­бо с ее пре­вос­хо­ди­тель­с­т­вом, ос­час­т­ли­вив­шей ме­ня вче­ра сво­им ви­зи­том, ли­бо с са­мим Ма­ку­ком XI­II. Он обе­щал до­ло­жить о мо­ей прось­бе по ин­с­тан­ци­ям, а я ска­зал, что от­п­рав­ля­юсь за сво­ими по­жит­ка­ми и вер­нусь сю­да не­ко­то­рое вре­мя спус­тя.

    К ве­че­ру я пе­ре­нес свое иму­щес­т­во в лод­ку, где и обо­ру­до­вал для се­бя но­вое вре­мен­ное прис­та­ни­ще - го­раз­до бо­лее удоб­ное, чем пре­ды­ду­щее. Эта пе­ре­ме­на мес­та оби­та­ния бы­ла мне на ру­ку, пос­коль­ку та­ким об­ра­зом я из­бав­лял­ся от мо­их хо­тя и ми­лых, но до­воль­но-та­ки до­куч­ли­вых ви­зи­те­рок, чьи пре­тен­зии те­перь толь­ко пре­пят­с­т­во­ва­ли бы осу­щес­т­в­ле­нию мо­их пла­нов.

    Я и не по­доз­ре­вал, что этим ве­че­ром ме­ня ждет од­но не­ма­ло­важ­ное и при­ят­ное со­бы­тие.

    Я оди­но­ко си­дел на бе­реж­ку, гля­дя в бес­к­рай­нюю оке­ан­с­кую даль и раз­мыш­ляя о воз­мож­нос­тях, ко­то­рые от­к­ры­ва­ют­ся пе­ре­до мной в свя­зи с не­ожи­дан­ной на­ход­кой. План мой был дос­та­точ­но прост, и я не ви­дел пре­пят­с­т­вий к его осу­щес­т­в­ле­нию. Од­на­ко нуж­но бы­ло, ко­неч­но, соб­лю­дать ос­то­рож­ность, да­бы не­ос­мот­ри­тель­ным сло­вом не вы­дать свои на­ме­ре­ния, а тог­да я не то что не смо­гу рас­счи­ты­вать на по­мощь бле­фус­ку­ан­цев, а да­же на­вер­ня­ка стол­к­нусь с их про­ти­во­дей­с­т­ви­ем.

    Мой взгляд, ус­т­рем­лен­ный в оке­ан, раз­г­ля­дел ка­кую-то точ­ку. По­на­ча­лу я да­же ре­шил бы­ло, что это уто­мив­ши­еся гла­за иг­ра­ют со мной шут­ку, но точ­ка мед­лен­но уве­ли­чи­ва­лась в раз­ме­рах. Тог­да я дос­тал свою под­зор­ную тру­бу и, при­ло­жив оку­ляр к гла­зу, на­вел ее на сие не­по­нят­ное яв­ле­ние при­ро­ды. Все сра­зу же объ­яс­ни­лось. В лод­ке бы­ли двое ли­ли­пу­тов: один си­дел на вес­лах, а дру­гой на кор­ме, ви­ди­мо, уп­рав­лял ру­лем. По ме­ре приб­ли­же­ния лод­ки, я раз­г­ля­дел, что за ру­лем си­дит ли­ли­пут жен­с­ко­го по­ла, а ког­да лод­ка приб­ли­зи­лась еще на нес­коль­ко де­сят­ков яр­дов, сер­д­це мое от­ча­ян­но за­би­лось, по­то­му что я уз­нал ее - мою Куль­бюль, ко­то­рая, да­же не имея ни­ка­ко­го уве­ли­чи­тель­но­го сред­с­т­ва, уви­де­ла ме­ня го­раз­до рань­ше, чем я ее, и те­перь от­ча­ян­но раз­ма­хи­ва­ла ру­ка­ми.

    Счастье мое бы­ло ни с чем не срав­ни­мо, хо­тя я и по­ни­мал, что по­яв­ле­ние Куль­бюль чре­ва­то для ме­ня из­вес­т­ны­ми ос­лож­не­ни­ями, а воз­мож­но и ста­нет пре­пят­с­т­во­вать воп­ло­ще­нию в жизнь мо­их пла­нов по­бе­га. Но в пер­вые ми­ну­ты это­го за­ме­ча­тель­но­го яв­ле­ния, на­пом­нив­ше­го мне о рож­де­нии Аф­ро­ди­ты из мор­с­кой пе­ны, я за­был обо всем на све­те.

    Столкновение боль­шо­го и ма­ло­го не­из­мен­но тре­бу­ет ос­то­рож­нос­ти со сто­ро­ны боль­шо­го (в чем я имел воз­мож­ность убе­дить­ся на соб­с­т­вен­ной шку­ре), а по­то­му я дол­жен был сдер­жи­вать про­яв­ле­ния сво­ей ра­дос­ти, опа­са­ясь, как бы не пов­ре­дить ма­лют­ку Куль­бюль, ко­то­рая бы­ла ра­да на­шей встре­че не мень­ше мо­его, но, про­яв­ляя свою ра­дость, мог­ла не опа­сать­ся за це­лос­т­ность мо­их чле­нов. То бы­ла ночь са­мой ис­к­рен­ней и го­ря­чей люб­ви, и вос­тор­ги ее ос­та­нут­ся со мной на всю жизнь.

    Мы сви­ли свое гнез­дыш­ко в лод­ке и в све­те пол­ной лу­ны пре­да­ва­лись лю­бов­ным уте­хам, про­яв­ляя изоб­ре­та­тель­ность и сме­кал­ку, пос­коль­ку раз­ни­ца в раз­ме­рах тре­бо­ва­ла от нас не­дю­жин­ной вы­дум­ки. Ко­неч­но же, ни я не был вол­ком, ни моя воз­люб­лен­ная - ов­цой, и гар­мо­нии на­ше­го со­еди­не­ния мог­ли бы по­за­ви­до­вать мно­гие из тех, кто, иде­аль­но под­хо­дя друг к дру­гу по раз­ме­рам, не мо­гут най­ти тех струн, от при­кос­но­ве­ния к ко­то­рым мы с Куль­бюль вос­па­ря­ли к не­бе­сам. Ког­да мы ус­по­ко­ились пос­ле пер­вых страс­т­ных объ­ятий, Куль­бюль рас­ска­за­ла мне, что, не в си­лах вы­нес­ти рас­ста­ва­ния со мной, на­ня­ла ло­доч­ни­ка, ко­то­ро­го, прав­да, ей приш­лось дол­го уго­ва­ри­вать, пос­коль­ку в та­кие даль­ние пу­те­шес­т­вия ред­ко кто из ли­ли­пу­тов от­ва­жи­вал­ся от­п­рав­лять­ся в ут­лой лод­чон­ке. С дру­гой сто­ро­ны, вся­кие сно­ше­ния с Бле­фус­ку бы­ли стро­жай­ше зап­ре­ще­ны всем ли­ли­пу­там, и ло­доч­ник (а вмес­те с ним и Куль­бюль) рис­ко­вал не толь­ко по­гиб­нуть в мор­с­кой пу­чи­не, но и быть за­дер­жан­ным бе­ре­го­вой стра­жей со все­ми вы­те­ка­ющи­ми из это­го неп­ри­ят­ны­ми пос­лед­с­т­ви­ями. Но ос­тав­лен­ные мной зо­ло­тые сыг­ра­ли свою роль, и ло­доч­ник сог­ла­сил­ся дос­та­вить мою лю­без­ную Куль­бюль на Бле­фус­ку, где, как ей ста­ло из­вес­т­но (об этом го­во­ри­ла вся сто­ли­ца), пре­бы­вал я. Она по­ла­га­ла, что най­ти ме­ня на со­сед­нем ос­т­ро­ве ей не сос­та­вит тру­да, но на та­кую уда­чу - уви­деть ме­ня на бе­ре­гу - да­же не рас­счи­ты­ва­ла.

    Я в свою оче­редь рас­ска­зал ей о нес­коль­ких днях, про­ве­ден­ных мною на этом ос­т­ро­ве, не скрыв и сво­их лю­бов­ных прик­лю­че­ний, ко­то­рые, впро­чем, не очень огор­чи­ли мою не­наг­ляд­ную - она бы­ла щед­рая ду­ша.

    Если я что и скрыл от Куль­бюль, так это мои пла­ны по ис­поль­зо­ва­нию лод­ки, нес­коль­ко раз­нив­ши­еся с пла­на­ми бле­фус­ку­ан­с­ких влас­тей. Од­на­ко моя воз­люб­лен­ная бы­ла осо­бой про­ни­ца­тель­ной, в чем у чи­та­те­ля еще бу­дет слу­чай убе­дить­ся.

    Следующие дни я про­во­дил в тру­дах, при­во­дя в по­ря­док лод­ку, от­к­ры­вав­шую мне путь к сво­бо­де. По­мо­га­ли мне в этом сот­ни три плот­ни­ков, вы­де­лен­ных пра­ви­те­лем Бле­фус­ку.

    Работа у нас спо­ри­лась. Нес­коль­ко те­лег под­во­зи­ли ко­ра­бель­ный лес - са­мые рос­лые де­ревья, ка­кие су­щес­т­во­ва­ли в Бле­фус­ку. Они дос­ти­га­ли вы­со­ты трех фу­тов и, ко­неч­но, не очень го­ди­лись для мо­их це­лей, но за не­име­ни­ем луч­ше­го при­хо­ди­лось поль­зо­вать­ся тем, что бы­ло.

    Через три лу­ны лод­ка бы­ла уже на пла­ву, еще че­рез три все ра­бо­ты бы­ли за­кон­че­ны, и я про­сил пе­ре­дать пра­ви­те­лю, что, преж­де чем осу­щес­т­вить ата­ку на Ли­ли­пу­тию, мне нуж­но про­вес­ти ис­пы­та­ния от­ре­мон­ти­ро­ван­ной лод­ки - я на­ме­ре­вал­ся, не от­да­ля­ясь на бе­ре­га, Эро­ти­чес­кие прик­лю­че­ния Гул­ли­ве­ра ис­п­ро­бо­вать сие пла­ва­тель­ное сред­с­т­во, ко­то­ро­му пред­с­то­яло не­шу­точ­ное пу­те­шес­т­вие.

    Незаметно для всех сво­их по­мощ­ни­ков, ох­ран­ни­ков и да­же для Куль­бюль, я ко­пил се­бе про­пи­та­ние и пить­евую во­ду, так как да­же и пред­по­ло­жить не мог, сколь­ко дней мне при­дет­ся про­вес­ти в мо­ре, преж­де чем встре­тит­ся на мо­ем пу­ти хоть ка­кой-ни­будь ко­рабль. Впро­чем, я до­пус­кал и ве­ро­ят­ность то­го, что за­те­ян­ное мною пред­п­ри­ятие за­кон­чит­ся для ме­ня пла­чев­но, од­на­ко же­ла­ние вер­нуть­ся в оте­чес­т­во бы­ло силь­нее стра­ха смер­ти в мор­с­кой пу­чи­не или от го­ло­да и жаж­ды.

    В один из дней по­яви­лась ее пре­вос­хо­ди­тель­с­т­во чрез­вы­чай­ный по­сол Ма­ку­ка XI­II.

    Видимо, ее при­езд но­сил ин­с­пек­ци­он­ный ха­рак­тер, но она не ис­к­лю­ча­ла - при бла­гоп­ри­ят­ных об­с­то­ятель­с­т­вах - воз­мож­нос­ти про­дол­же­ния сво­их на­уч­ных изыс­ка­ний. Од­на­ко об­с­то­ятель­с­т­ва ей не бла­гоп­ри­ят­с­т­во­ва­ли. К. то­му же ее сму­ти­ло при­сут­с­т­вие Куль­бюль, ко­то­рая все эти дни бы­ла не­от­с­туп­но со мной.

    Дальнейшая судь­ба Куль­бюль ом­ра­ча­ла мои мыс­ли, це­ли­ком нас­т­ро­ен­ные на близ­кое убы­тие с сей бла­го­дат­ной зем­ли. У ме­ня ос­та­ва­лись нес­коль­ко зо­ло­тых ан­г­лий­с­кой про­бы, ко­то­рые мне уда­лось вмес­те с под­зор­ной тру­бой ута­ить от ли­ли­пут­с­ких чи­нов­ни­ков, дос­мат­ри­вав­ших ме­ня, и я по­ду­мы­вал о том, что­бы при­об­рес­ти для мо­ей ми­лой дом в ок­рес­т­нос­тях сто­ли­цы, где бы она смог­ла за­вес­ти свое де­ло, на­по­до­бие то­го, ка­ким за­ни­ма­лась в Ли­ли­пу­тии, и по­лу­чать ус­той­чи­вый до­ход, ко­то­рый неп­ре­мен­но при­но­си­ло бы ей люб­ве­оби­лие бле­фус­ку­ан­цев. За­ме­чу, что за вре­мя мо­его пре­бы­ва­ния в Бле­фус­ку я не смог так дос­ко­наль­но изу­чить эту стра­ну, как изу­чил Ли­ли­пу­тию. Од­на­ко слу­шая раз­го­во­ры по­мо­гав­ших мне плот­ни­ков, я при­шел к зак­лю­че­нию, что лю­бос­т­рас­тие бо­лее дру­гих тем за­ни­ма­ет умы и по­мыс­лы оби­та­те­лей се­го ма­ло­го ос­т­ро­ва, за­те­ряв­ше­го­ся в оке­ане. Все их раз­го­во­ры сво­ди­лись в ос­нов­ном к об­суж­де­нию пла­нов на пред­с­то­ящий ве­чер или рас­ска­зам о со­бы­ти­ях ве­че­ра ми­нув­ше­го. А пла­ны и со­бы­тия бы­ли до уны­ния од­но­об­раз­ны, из че­го я сде­лал вы­вод о том, что ус­лу­ги Куль­бюль и еще де­сят­ка-дру­го­го та­ких же ми­лых особ бу­дут для бле­фус­ку­ан­цев му­жес­ко­го по­ла как нель­зя бо­лее кста­ти, к то­му же вне­сут здо­ро­вый дух кон­ку­рен­ции в мо­но­тон­ную жизнь един­с­т­вен­но­го по­ка в Бле­фус­ку за­ве­де­ния, пре­дос­тав­ляв­ше­го ус­лу­ги та­ко­го ро­да.

    Я ска­зал Куль­бюль, что го­тов спо­соб­с­т­во­вать при­об­ре­те­нию при­ли­чес­т­ву­юще­го та­ким на­ме­ре­ни­ям особ­ня­ка, а ей же при­дет­ся по­ис­кать де­виц, го­то­вых пос­вя­тить се­бя се­му бла­го­род­но­му за­ня­тию. Она пос­ле не­дол­гих раз­мыш­ле­ний от­ве­ти­ла, что со­бы­тия пос­лед­не­го вре­ме­ни из­ме­ни­ли не­ко­то­рые ее взгля­ды, и те­перь она вряд ли с преж­ним во­оду­шев­ле­ни­ем смо­жет за­ни­мать­ся тем, чем за­ни­ма­лась до встре­чи со мной. Я не нас­та­ивал - ведь я и сам не без сод­ро­га­ний ду­шев­ных де­лал эти пред­ло­же­ния мо­ей воз­люб­лен­ной.

    Я с не­тер­пе­ни­ем счи­тал дни, ос­тав­ши­еся до на­ме­чен­но­го убы­тия, а по­ка за­ни­мал­ся под­го­тов­кой мо­его пла­ва­тель­но­го сред­с­т­ва к не­лег­ко­му по­хо­ду. Ис­пы­та­ния прош­ли ус­пеш­но - лод­ка бо­лее не тек­ла, од­на­ко тя­же­лые вес­ла на­ти­ра­ли мне ру­ки, а по­то­му я ре­шил обус­т­ро­ить лод­ку еще и мач­той, на ко­то­рой мож­но бы­ло бы зак­ре­пить па­рус - для это­го у ме­ня бы­ли мое оде­яло и под­с­тил­ка, слу­жив­шая ког­да-то за­на­ве­сом в те­ат­ре. На обус­т­рой­с­т­во мач­ты уш­ло еще три дня, и на­ко­нец все бы­ло го­то­во.

    На сер­д­це у ме­ня бы­ло тя­же­ло, пос­коль­ку я так и не со­об­щил еще Куль­бюль о сво­их на­ме­ре­ни­ях и не знал - сто­ит ли это де­лать во­об­ще. Я скло­нял­ся к то­му, что­бы ос­та­вить ей зо­ло­тую мо­нет­ку и убыть по-ан­г­лий­с­ки, не про­ща­ясь. Этой мо­нет­ки ей впол­не хва­ти­ло бы на нес­коль­ко лет, а там при ее сно­ров­ке и хо­ро­шень­ком ли­чи­ке она на­вер­ня­ка не про­па­ла бы - наш­ла бы сво­его спут­ни­ка в жиз­ни, ро­ди­ла бы де­ти­шек и, мо­жет, вспо­ми­на­ла бы ме­ня вре­мя от вре­ме­ни доб­рым сло­вом. К со­жа­ле­нию, все выш­ло не так.

    В один из дней ме­ня по­се­тил сам пра­ви­тель Бле­фус­ку - Ма­кук ХI­II. Я со­об­щил ему, что дня­ми бу­ду го­тов к по­хо­ду на Ли­ли­пу­тию, и бле­фус­ку­ан­с­кие мо­ря­ки ско­ро бу­дут тор­жес­т­во­вать. До­воль­ный пра­ви­тель, по­ти­рая ру­ки, со­об­щил мне, что я пос­ле со­вер­ше­ния под­ви­га бу­ду наг­раж­ден выс­шим ор­де­ном Бле­фус­ку. Я за­ра­нее вы­ра­зил ему приз­на­тель­ность и за­ве­рил, что не по­жа­лею жи­во­та на служ­бе ве­ли­ко­му и слав­но­му на­ро­ду Бле­фус­ку.

    Усыпив та­ким об­ра­зом бди­тель­ность влас­тей, я це­ли­ком и пол­нос­тью пог­ру­зил­ся в при­уго­тов­ле­ния к ско­ро­му от­п­лы­тию. Впро­чем, под­го­тов­ка бы­ла не­об­ре­ме­ни­тель­на, пос­коль­ку сво­ди­лась глав­ным об­ра­зом к со­зер­ца­нию звезд на ноч­ном не­бе и прок­лад­ке по ним Эро­ти­чес­кие прик­лю­че­ния Гул­ли­ве­ра пред­по­ло­жи­тель­но­го кур­са мо­его ут­ло­го су­де­ныш­ка к тор­го­вым пу­тям, где воз­рас­та­ла воз­мож­ность встре­тить ко­рабль. А еще я воз­но­сил мо­лит­вы Гос­по­ду и при­зы­вал свою уда­чу, ко­то­рая до не­дав­не­го вре­ме­ни со­пут­с­т­во­ва­ла мне во всех мо­их по­хож­де­ни­ях. Да и сам факт мо­его пре­бы­ва­ния в Ли­ли­пу­тии и Бле­фус­ку мож­но бы­ло наз­вать не­ма­лой уда­чей - ко­му еще, кро­ме ме­ня, до­ве­лось по­бы­вать в этих кра­ях и опи­сать их с та­кой бес­п­рис­т­рас­т­нос­тью?

    За день до на­ме­чен­но­го мо­его убы­тия слу­чи­лось нес­час­тье: про­па­ла Куль­бюль. Сколь­ко я ни ис­кал мою слав­ную ли­ли­пу­точ­ку - все без тол­ку. Я звал ее, ло­мал в от­ча­янии ру­ки, умо­лял Гос­по­да вер­нуть мне мою воз­люб­лен­ную - тщет­но! Ви­ди­мо, ее смы­ла вол­на и унес­ла в бес­к­рай­ний оке­ан, где она об­ре­ла веч­ный по­кой.

    Скорбь моя бы­ла ни с чем не со­из­ме­ри­ма. Я да­же по­ду­мы­вал - не от­ка­зать­ся ли мне от мо­их пла­нов по­ки­нуть Бле­фус­ку, не ос­тать­ся ли на сем нес­час­т­ном ос­т­ро­ве, что­бы всю жизнь оп­ла­ки­вать эту без­в­ре­мен­ную ут­ра­ту. Це­лый день про­вел я в бе­зу­теш­ных раз­мыш­ле­ни­ях. И лишь вспом­нив, что на­зав­т­ра наз­на­че­на опе­ра­ция по по­хи­ще­нию ли­ли­пут­с­ко­го фло­та, я при­нял ре­ше­ние: в мои пла­ны ни­как не вхо­ди­ло на­ру­ше­ние сло­жив­ше­го­ся ба­лан­са сил, я боль­ше не со­би­рал­ся вме­ши­вать­ся в рас­п­ри двух враж­ду­ющих дер­жав, а по­то­му, как толь­ко звез­ды вспых­ну­ли на не­бе и лу­на про­ло­жи­ла по во­де се­реб­рис­тый путь, я стол­к­нул лод­ку в во­ду, сде­лал нес­коль­ко ша­гов в во­де, раз­го­няя мое су­де­ныш­ко, по­том на­ва­лил­ся жи­во­том на борт и пе­реб­ро­сил но­ги внутрь. Сев за вес­ла, я при­нял­ся мощ­но грес­ти, и вско­ре злос­час­т­ный ос­т­ров нав­сег­да скрыл­ся за го­ри­зон­том. Но я не ос­та­но­вил­ся - дер­жа курс на юг, де­лал один мощ­ный гре­бок за дру­гим: ведь впер­вые за дол­гое вре­мя я ока­зал­ся в сре­де, от­ве­чав­шей мо­им раз­ме­рам: лод­ка, вес­ла, оке­ан, к то­му же я ис­пы­ты­вал пот­реб­ность уто­мить се­бя тя­же­лым тру­дом греб­ца, что­бы за­быть о мо­ем го­ре. Я греб, по­ка хва­та­ло сил, и лишь ког­да вес­ла ста­ли ва­лить­ся из рук, я вта­щил их в лод­ку, уло­жил вдоль бор­та и, ук­рыв­шись сво­им лос­кут­ным оде­ялом, рас­тя­нул­ся на дни­ще и сра­зу же зас­нул, вру­чив свою судь­бу мор­с­ким вет­рам и те­че­ни­ям.

    Спал я пло­хо, во­ро­ча­ясь на жес­т­ком и сы­ром дни­ще. Ме­ня му­чи­ли кош­ма­ры - мне сни­лось, буд­то ме­ня пог­ло­ща­ет мор­с­кая пу­чи­на, буд­то, за­быв о сво­ей преж­ней меж­до­усоб­ной враж­де, ме­ня ок­ру­жа­ют тол­пы ли­ли­пу­тов и бле­фус­ку­ан­цев, по­ра­жая ты­ся­ча­ми стрел из сво­их лу­ков.

    Мне ви­де­лись впав­шие в раж сот­ни и ты­ся­чи кро­шеч­ных жен­щин, гроз­дь­ями вис­ну­щих на мне, тре­бу­ющих сво­ей до­ли плот­с­ких ра­дос­тей; я от­ди­рал их от се­бя и швы­рял в бу­шу­ющее мо­ре, од­на­ко на мес­то сбро­шен­ных не­из­вес­т­но от­ку­да при­бы­ва­ли но­вые и но­вые, они от­к­ры­ва­ли свои кро­хот­ные рты в тре­бо­ва­тель­ном ко­ма­ри­ном пис­ке, ски­ды­ва­ли с се­бя платья, под­би­ра­лись к мо­ему при­чин­но­му мес­ту, тщет­но пы­та­ясь при­вес­ти его в чув­с­т­во. По­том от­ку­да ни возь­мись явил­ся Хаз­зер. В ру­ках он дер­жал ог­ром­ное по ли­ли­пут­с­ким мер­кам вед­ро, а на фи­зи­оно­мии у не­го гу­ля­ла наг­лая ух­мыл­ка. «Сей­час мы те­бя по­до­им, Ку­ин­бус Флес­т­рин, - про­из­нес он зло­ве­щим го­ло­сом, проз­ву­чав­шим на удив­ле­ние гром­ко для та­кой тще­душ­ной фи­гур­ки. - А ну-ка, крош­ки, за де­ло!» (За­бе­гая впе­ред, ска­жу, что Божь­им про­мыс­лом пос­ле то­го нес­час­т­но­го сна мне бо­лее не до­во­ди­лось ви­деть се­го дьяво­ла в ли­ли­пут­с­кой пло­ти.) Слов­но пол­чи­ща му­равь­ев по­пол­з­ли по мо­ему те­лу, ус­т­рем­ля­ясь к его сре­дос­те­нию, ко­то­рое уди­ви­тель­ным об­ра­зом смес­ти­лось к мо­ему па­ху. Я зак­ри­чал ди­ким го­ло­сом и прос­нул­ся.

    Солнце сто­яло уже до­воль­но вы­со­ко. Мо­ре бы­ло спо­кой­ным. Моя лод­чон­ка, вле­ко­мая не­ве­до­мым те­че­ни­ем, дви­га­лась по вод­ной по­вер­х­нос­ти. Ме­ня му­чи­ла жаж­да, я дос­тал из-под до­сок один из при­па­сен­ных мною бле­фус­ку­ан­с­ких бо­чон­ков и от­пил нем­но­го - во­ду нуж­но бы­ло бе­речь: кто зна­ет, сколь­ко еще суж­де­но но­сить­ся мне по этим без­б­реж­ным прос­то­рам.

    Придя окон­ча­тель­но в се­бя и по­няв, где на­хо­жусь, я ис­пы­тал об­лег­че­ние: кош­мар сно­ви­де­ния был го­раз­до ху­же су­ро­вой ре­аль­нос­ти и да­же воз­мож­ной ги­бе­ли в мор­с­кой пу­чи­не. Но по­ги­бать я вов­се не со­би­рал­ся. Со­ри­ен­ти­ро­вав­шись по сол­н­цу, я по­нял, что не­ве­до­мое те­че­ние не­сет ме­ня на юго-за­пад, то есть имен­но в том нап­рав­ле­нии, в ка­ком я и пред­по­ла­гал дви­гать­ся. По­это­му я ре­шил не тра­тить сил, ут­руж­дая се­бя ра­бо­той греб­ца, а пре­дать­ся раз­мыш­ле­ни­ям о пе­ре­жи­том, под­вес­ти ито­ги мо­его мно­го­ме­сяч­но­го пре­бы­ва­ния в зем­ле ма­лень­ких лю­дей, ко­то­рые нес­мот­ря на свои раз­ме­ры не ус­ту­па­ют нам по на­ка­лу страс­тей, по уме­нию лю­бить и не­на­ви­деть. Я и не до­га­ды­вал­ся, что под­во­дить ито­ги ра­но, по­то­му что мне еще пред­с­то­яло кое-что уз­нать о ли­ли­пу­тах.

    Не знаю, до­ве­дет­ся ли ко­му-ни­будь пос­ле ме­ня ока­зать­ся в Ли­ли­пу­тии. Но ес­ли это слу­чит­ся (а к то­му же при бо­лее бла­гоп­ри­ят­ных, чем мои, об­с­то­ятель­с­т­вах), то я про­шу пе­ре­дать это­му ма­лень­ко­му на­ро­ду глу­бо­кое ува­же­ние Ку­ин­бу­са Флес­т­ри­на, па­мять о ко­то­ром на­вер­ня­ка сох­ра­нит­ся и в но­вых по­ко­ле­ни­ях, - слиш­ком уж за­мет­ным со­бы­ти­ем в ли­ли­пут­с­кой ис­то­рии я стал. Поз­во­лю се­бе срав­нить мое пре­бы­ва­ние в Ли­ли­пу­тии с па­де­ни­ем ог­ром­но­го не­бес­но­го кам­ня, след от ко­то­ро­го дол­го, ес­ли не нав­сег­да, ос­та­ет­ся на зем­ле. Не ме­нее глу­бо­кий след ос­тал­ся и в мо­ем сер­д­це, ко­то­рое до се­го дня кро­во­то­чит, ког­да я вспо­ми­наю о тех ве­се­лых и од­нов­ре­мен­но пе­чаль­ных днях, что я про­вел в этой стра­не.

    Предаваясь этим мыс­лям, я сколь­зил взгля­дом по бес­к­рай­ней мор­с­кой гла­ди - нич­то не на­ру­ша­ло ее од­но­об­ра­зия. Ме­ня вдруг ох­ва­ти­ло от­ча­яние вви­ду без­б­реж­нос­ти это­го прос­то­ра и мо­ей соб­с­т­вен­ной нич­тож­нос­ти пе­ред этим ог­ром­ным прос­т­ран­с­т­вом. Я зак­рыл гла­за, что­бы не ви­деть этой без­г­ра­нич­нос­ти и нем­но­го прий­ти в се­бя. Пе­ред мо­им мыс­лен­ным взо­ром воз­ник­ли по­те­ряв­ши­еся те­перь в мор­с­ких прос­то­рах ос­т­ров­ки, на ко­то­рых рас­по­ло­жи­лись Ли­ли­пу­тия и Бле­фус­ку, я сно­ва ви­дел кро­хот­ные фи­гур­ки, слы­шал тон­кие го­ло­са. «Ку­ин­бус Флес­т­рин, ах, Ку­ин­бус Флес­т­рин, ка­кой же ты боль­шой и глу­пый!» - слы­шал я го­ло­сок мо­ей ми­лой Куль­бюль. «Бед­ная моя Куль­бюль», - по­ду­мал я и сно­ва ус­лы­шал ее го­лос: «Да от­к­рой же ты гла­за и пос­мот­ри на ме­ня!». Я вздрог­нул и от­к­рыл гла­за. Пе­ре­до мной на дни­ще лод­ки сто­яла ма­лень­кая фи­гур­ка - та­кая зна­ко­мая и та­кая же­лан­ная. Я про­тер гла­за, по­ла­гая, что гал­лю­ци­ни­рую, - та­кое не­ред­ко слу­ча­ет­ся с мо­ря­ка­ми, дол­го не ви­дев­ши­ми бе­ре­га. Ви­ди­мо и я стал жер­т­вой та­ко­го бо­лез­нен­но­го сос­то­яния. Но фи­гур­ка пе­ре­до мной улы­ба­лась, ма­ха­ла мне ру­кой и да­же раз­го­ва­ри­ва­ла. «Под­с­тавь мне ла­дош­ку, Ку­ин­бус Флес­т­рин, и под­не­си к се­бе поб­ли­же».

    Нет, это был не ми­раж, не сон на­яву - на дни­ще сто­яла жи­вая Куль­бюль, не­ве­до­мо ка­ким об­ра­зом ока­зав­ша­яся со мной в лод­ке. Я про­тя­нул ру­ку, ощу­тил на сво­ей ла­до­ни ее бо­сые нож­ки, и толь­ко пос­ле это­го у ме­ня не ос­та­лось ни­ка­ких сом­не­ний в том, что я не сплю.

    Тем не ме­нее, я пре­бы­вал в пол­ном не­до­уме­нии, рас­се­яв­шем­ся лишь пос­ле рас­ска­за Куль­бюль, ко­то­рый был прост и оче­ви­ден; как же я, спра­ши­вал я се­бя, зная Куль­бюль, не пре­ду­га­дал, что она, ре­шив­ша­яся ра­ди ме­ня пре­одо­леть про­лив меж­ду Ли­ли­пу­ти­ей и Бле­фус­ку, не ос­та­но­вит­ся пе­ред тем, что­бы пос­ле­до­вать за мной и в края для нее не­из­вес­т­ные. А она, пред­чув­с­т­вуя мои воз­ра­же­ния, не ста­ла спра­ши­вать мо­его сог­ла­сия, а, по­няв, что день при­шел и я со­би­ра­юсь нав­сег­да ос­та­вить ее, прос­то проб­ра­лась в лод­ку, ре­шив от­п­ра­вить­ся со мной в не­из­вес­т­ность, и ес­ли бу­дет суж­де­но, то и по­гиб­нуть. Я не мог не вос­хи­щать­ся без­за­вет­ной лю­бовью этой от­важ­ной ма­лень­кой кро­хи, ко­то­рая бро­си­ла все - дом, ро­ди­те­лей, оте­чес­т­во ра­ди не­оп­ре­де­лен­но­го бу­ду­ще­го со мной.

    Она не ре­ши­лась объ­явить­ся сра­зу же по от­бы­тию лод­ки от бле­фус­ку­ан­с­ко­го бе­ре­га, так как опа­са­лась, что я мо­гу вер­нуть­ся и вы­са­дить ее, те­перь же, ког­да и Бле­фус­ку, и Ли­ли­пу­тия ос­та­лись да­ле­ко за го­ри­зон­том, она мог­ла не опа­сать­ся, что я по­вер­ну на­зад. Про­ти­во­ре­чи­вые чув­с­т­ва пе­ре­пол­ня­ли ме­ня. С од­ной сто­ро­ны, я был, ко­неч­но, счас­т­лив, что Куль­бюль жи­ва. С дру­гой сто­ро­ны, я от­чет­ли­во по­ни­мал, что, ес­ли фор­ту­на бу­дет к нам бла­гос­к­лон­на и мы до­бе­рем­ся до мо­его оте­чес­т­ва, судь­ба мо­ей ма­лень­кой воз­люб­лен­ной бу­дет не са­мой слад­кой - я на се­бе ис­пы­тал, как неп­рос­то жить на чуж­би­не. Но ее по­ло­же­ние бу­дет нес­рав­ни­мо с мо­им: по­ло­же­ние мыш­ки в клет­ке со сло­на­ми, вы­нуж­ден­ной каж­дую ми­ну­ту бе­речь­ся, что­бы ее не рас­топ­та­ли не­на­ро­ком. Не мог­ло не тре­во­жить ме­ня и от­но­ше­ние мо­ей же­нуш­ки к воз­мож­но­му по­яв­ле­нию в на­шем до­ме ма­лют­ки Куль­бюль. Ах, ес­ли бы мы жи­ли в му­суль­ман­с­кой стра­не, где пра­вят за­ко­ны Ма­го­ме­та… Я, ко­неч­но же, не ра­тую за то, что­бы моя пу­ри­тан­с­кая Ан­г­лия вста­ла под зна­ме­на Ал­ла­ха, но, зная не­ко­то­рые обы­чаи стран Вос­то­ка, не мо­гу не ис­пы­ты­вать пе­ред ни­ми оп­ре­де­лен­но­го вос­хи­ще­ния.

    Но ду­мать об этом по­ка не име­ло смыс­ла: оте­чес­т­во мое ле­жа­ло да­ле­ко за бес­к­рай­ни­ми оке­ан­с­ки­ми прос­то­ра­ми, и до­бе­рем­ся ли мы до не­го - о том ве­до­мо бы­ло од­но­му лишь Гос­по­ду. А по­то­му мне лишь ос­та­ва­лось ра­до­вать­ся счас­т­ли­вой судь­бе, скра­сив­шей мое оди­но­чес­т­во столь чу­дес­ной спут­ни­цей, ко­то­рая мог­ла дать мне все, что тре­бу­ет­ся муж­чи­не в рас­ц­ве­те сил, и в то же вре­мя не гро­зи­ла мо­им скуд­ным при­па­сам - ведь за­тя­нись на­ше пу­те­шес­т­вие на две-три не­де­ли, нам при­дет­ся стра­дать от го­ло­да и жаж­ды. Но бо­лее чем скром­ные пот­реб­нос­ти Куль­бюль в еде и питье ни­чуть не усу­губ­ля­ли тя­же­ло­го по­ло­же­ния.

    Чувства пе­ре­пол­ня­ли ме­ня - я ис­пы­тал при­лив же­ла­ния, и мой по­рыв тут же со­об­щил­ся ма­лют­ке Куль­бюль, ко­то­рая, не меш­кая, ра­зоб­ла­чи­лась, и мы пре­да­лись лю­бов­ной иг­ре.

    Находясь в Ли­ли­пу­тии и Бле­фус­ку, я не раз ис­пы­ты­вал со­жа­ле­ние в свя­зи с тем, что не имею здесь воз­мож­нос­ти со­во­куп­лять­ся с мес­т­ны­ми жен­щи­на­ми в по­зи­ции, ко­то­рая бо­лее все­го по­до­ба­ет муж­чи­не. Но пред­с­та­вить че­ло­ве­ка мо­ей ком­п­лек­ции, взгро­моз­див­шим­ся на ка­кую-ни­будь пусть и са­мую рос­лую ли­ли­пут­ку бы­ло не­воз­мож­но, а по­то­му мне при­хо­ди­лось до­воль­с­т­во­вать­ся тем, что да­ва­ла судь­ба. Дол­жен от­ме­тить, од­на­ко, что ощу­ще­ния, ис­пы­ты­ва­емые мною во вре­мя лю­бов­ных утех с Куль­бюль, зас­тав­ля­ли ме­ня за­быть обо всех сла­бых сто­ро­нах мо­его по­ло­же­ния ве­ли­ка­на в стра­не ма­лю­ток.

    В сво­их ски­та­ни­ях я слы­шал, что бо­лее всех пре­ус­пе­ли в плот­с­ких уте­хах ин­дий­цы, од­на­ко пос­ле зна­ком­с­т­ва с Куль­бюль я ис­пы­ты­вал в этом боль­шие сом­не­ния, по­то­му что не мо­гу се­бе пред­с­та­вить ко­го-ни­будь бо­лее ис­ку­шен­но­го в лю­бов­ных лас­ках, чем она. Ах, как ее ис­кус­ство скра­ши­ва­ло на­ше в ос­таль­ном до­воль­но бе­зот­рад­ное пу­те­шес­т­вие!

    Так на­чал­ся наш дрейф по оке­ану, ко­то­рый в ко­неч­ном сче­те ока­зал­ся бла­гос­к­ло­нен к нам, хо­тя и слу­ча­лись мо­мен­ты, ког­да я ду­мал, что, пус­тив­шись в сие пу­те­шес­т­вие от от­ча­яния, по­гу­бил не толь­ко се­бя, но и не­вин­ную ду­шу Куль­бюль. Нес­коль­ко раз на мо­ре на­чи­на­ло штор­мить, и тог­да я сво­ра­чи­вал свой са­мо­дель­ный па­рус из лос­кут­но­го оде­яла и, сев за вес­ла, ста­рал­ся дер­жать на­шу лод­чон­ку по вет­ру, что­бы бо­ко­вая вол­на не оп­ро­ки­ну­ла нас, что бы­ло чре­ва­то не­ми­ну­емой ги­белью ес­ли не для ме­ня, то уж для Куль­бюль на­вер­ня­ка, по­это­му я при пер­вых приз­на­ках штор­ма при­вя­зы­вал мою не­наг­ляд­ную к мач­те и стро­го-нас­т­ро­го зап­ре­щал ей вы­со­вы­вать­ся и от­вя­зы­вать­ся. Она от­ча­ян­но стра­да­ла мор­с­кой бо­лез­нью, но ху­же все­го бы­ло то, что, пе­ре­вер­нись лод­ка, Куль­бюль бы­ла бы об­ре­че­на. Дер­жа­лась она не­из­мен­но му­жес­т­вен­но и да­же под­бад­ри­ва­ла ме­ня, ког­да мои ру­ки опус­ка­лись. Од­на­ко Гос­подь был ми­лос­тив, и силь­ные штор­ма обош­ли нас сто­ро­ной.

    В пред­ви­де­нии удач­но­го за­вер­ше­ния на­ше­го пла­ва­ния, я ре­шил, что ес­ли нам суж­де­но дос­тичь бе­ре­гов ци­ви­ли­за­ции, то по­ра на­чи­нать зна­ко­мить Куль­бюль с хрис­ти­ан­с­кой ве­рой (я уже имел слу­чай за­ме­тить, что ве­ро­ис­по­ве­да­ние ли­ли­пу­тов на­по­до­бие язы­чес­ко­го, и это не­ма­ло ме­ня удив­ля­ло - при столь зна­чи­тель­ных дос­ти­же­ни­ях ли­ли­пут­с­кой мыс­ли, этот на­род про­дол­жал пре­бы­вать во тьме в том, что ка­са­лось веч­ных ис­тин). Куль­бюль бы­ла де­ви­цей не толь­ко ис­ку­шен­ной в плот­с­ких за­ба­вах, но и со­об­ра­зи­тель­ной и, нес­мот­ря на ма­лень­кую го­лов­ку, быс­т­ро все схва­ты­ва­ла. Об­ла­дая хо­ро­шей па­мятью, она че­рез два-три дня уже зна­ла на­зу­бок «Отче наш», хо­тя и не до­га­ды­ва­лась, что кро­ет­ся за не­из­вес­т­ны­ми ей ан­г­лий­с­ки­ми сло­ва­ми, ко­то­рые она про­из­но­сит. Од­на­ко я рас­счи­ты­вал, что мы уй­дем даль­ше ме­ха­ни­чес­ко­го за­по­ми­на­ния и кое-ка­кие азы хрис­ти­ан­с­ких ис­тин она су­ме­ет ус­во­ить.

    Дни шли за дня­ми, за­па­сы на­ши та­яли, хо­тя мы и пи­та­лись скуд­но, да­бы рас­тя­нуть име­юще­еся на как мож­но боль­ший срок. Го­во­ря «мы», я гре­шу про­тив ис­ти­ны, по­то­му что я не де­лал ни­ка­ких ог­ра­ни­че­ний для Куль­бюль.

    Но в чем мы во­ис­ти­ну се­бя не ог­ра­ни­чи­ва­ли, так это в люб­ви, ко­то­рой пре­да­ва­лись с упо­ени­ем, буд­то пред­чув­с­т­вуя, что на­ши счас­т­ли­вые дни соч­те­ны.

    Пестрый па­рус был под­нят на мач­те, ве­те­рок на­ду­вал его, не­ся нас в не­из­вес­т­ность, а мы поль­зо­ва­лись этой бла­жен­ной воз­мож­нос­тью и сно­ва и сно­ва схо­ди­лись в амур­ной схват­ке, и мне да­же иног­да ка­за­лось, что моя воз­люб­лен­ная пре­вос­хо­дит ме­ня в си­ле лю­бов­но­го на­по­ра. Во­ис­ти­ну не­ис­чер­па­емым бы­ло ее люб­ве­оби­лие.

    И вот в од­но из та­ких мгно­ве­ний, ког­да мы сош­лись в оче­ред­ном слас­то­лю­би­вом ис­ступ­ле­нии, я вдруг ус­лы­шал крик на чис­том ан­г­лий­с­ком язы­ке: «Эй, на лод­ке!». По­на­ча­лу я сно­ва бы­ло ре­шил, что гал­лю­ци­ни­рую, но, пос­мот­рев на Куль­бюль, уви­дел, что она сос­коль­з­ну­ла с мо­его де­то­род­но­го ор­га­на, как бро­дя­чий ак­ро­бат сос­каль­зы­ва­ет с шес­та, и смот­рит ку­да-то в том нап­рав­ле­нии, ка­ко­вое бы­ло зак­ры­то от ме­ня па­ру­сом (что ока­за­лось как нель­зя кста­ти, так как с ко­раб­ля - а это и в са­мом де­ле был ко­рабль - не вид­но бы­ло ни ме­ня, ни Куль­бюль, и не­воз­мож­но бы­ло до­га­дать­ся и о за­ня­тии, ко­то­ро­му мы пре­да­ва­лись). Я оп­ра­вил­ся и, выг­ля­нув из-за па­ру­са, уви­дел сов­сем ря­дом ко­рабль, мат­ро­сов, соб­рав­ших­ся у фаль­ш­бор­та и ма­хав­ших мне ру­ка­ми.

    Сердце мое вос­тор­жен­но за­би­лось: зна­чит, не нап­рас­ны бы­ли все пе­ре­не­сен­ные стра­да­ния - вот оно спа­се­ние, вот она дол­гож­дан­ная воз­мож­ность вер­нуть­ся до­мой! Ве­ро­ят­но, я не­на­дол­го по­те­рял са­мо­об­ла­да­ние, а при­дя в се­бя, сла­бо мах­нул ру­кой в от­вет, поп­ро­бо­вал бы­ло что-то ска­зать, но спазм сда­вил мне гор­ло. Я бро­сил взгляд на Куль­бюль - на ее ли­це от­ра­зил­ся страх, к ко­то­ро­му, прав­да, при­ме­ши­ва­лось и лю­бо­пыт­с­т­во. Быс­т­ро спря­тав мою ми­лую в наг­руд­ный кар­ман, я поб­ро­сал свои по­жит­ки в ме­шок, сел за вес­ла и под­вел лод­ку вплот­ную к ко­раб­лю.

    Мне тут же сбро­си­ли трап, я под­нял­ся на борт, ус­лы­шал род­ную речь и от из­быт­ка чувств чуть бы­ло не сва­лил­ся на па­лу­бу, но силь­ные ру­ки под­дер­жа­ли ме­ня. Ко мне по­до­шел ка­пи­тан и, приз­нав со­оте­чес­т­вен­ни­ка, лю­без­но пред­ло­жил мне за­нять ка­юту ря­дом со сво­ей. Ви­дя мое сос­то­яние, он от­ло­жил все рас­спро­сы, за что я был ему бла­го­да­рен. Мне и са­мо­му хо­те­лось за­дать ему не­ма­ло воп­ро­сов, но не те­перь. Те­перь мне хо­те­лось од­но­го - прий­ти в се­бя пос­ле всех ис­пы­та­ний пос­лед­них ме­ся­цев, ос­мыс­лить все со мной слу­чив­ше­еся.

    Капитан про­во­дил ме­ня в ка­юту и вы­шел, а я, вы­та­щив из кар­ма­на Куль­бюль, прис­т­ро­ил ее в бе­зо­пас­ном мес­те, сва­лил­ся на кой­ку и сра­зу же зас­нул мер­т­вым сном. Спал я без сно­ви­де­ний. Ник­то ме­ня не раз­бу­дил - ни Куль­бюль, ко­то­рая и са­ма, на­вер­ное, пос­ле всех вы­пав­ших на ее до­лю пе­ре­жи­ва­ний спа­ла как уби­тая, ни ка­пи­тан, ни кто-ли­бо из чле­нов ко­ман­ды. Прос­пал я не ме­нее су­ток, а ког­да оч­нул­ся, пер­вая моя мысль бы­ла о мо­ей ма­лень­кой спут­ни­це, ко­то­рая слов­но жда­ла мо­его про­буж­де­ния, и как толь­ко я от­к­рыл гла­за, бы­ла тут как тут. Про­ве­дя то­нень­ки­ми паль­чи­ка­ми по мо­ей ще­ти­не, она ска­за­ла: «Все бу­дет хо­ро­шо, Ку­ин­бус Флес­т­рин». Слов­но я, та­кой боль­шой, ря­дом с ней, та­кой кро­хот­ной, нуж­дал­ся в уте­ше­нии. Я под­нес ее к гу­бам и, по­це­ло­вав в ло­бик, то­же ска­зал: «Все бу­дет хо­ро­шо, Куль­бюль».

    Ах, ес­ли бы знать, что на­ши по­це­луи уже соч­те­ны! Хо­тя чем бы нам по­мог­ло это зна­ние - что мы мо­жем про­тив судь­бы, ко­то­рая рас­по­ря­жа­ет­ся на­ми по сво­ему ус­мот­ре­нию, не спра­ши­вая на­ше­го же­ла­ния? Ко­ле­со судь­бы все рав­но не ос­та­но­ви­ло бы свой скре­же­щу­щий ход, за­то мы с Куль­бюль про­ве­ли ос­тав­ши­еся нам нес­коль­ко дней в ат­мос­фе­ре бла­жен­с­т­ва и по­коя, хо­тя те­перь, в от­ли­чие от дней в лод­ке, нам и при­хо­ди­лось та­ить­ся от чу­жих ушей и глаз.

    Приведя се­бя в по­ря­док пос­ле столь дол­го­го сна, я вы­шел на па­лу­бу, ос­та­вив Куль­бюль в ка­юте и стро­го-нас­т­ро­го на­ка­зав ей си­деть ти­хо, а ес­ли кто вой­дет без мо­его ве­до­ма, за­та­ить­ся в са­мом даль­нем уг­лу и ни под ка­ким ви­дом не вы­да­вать се­бя.

    На па­лу­бе я сра­зу же стол­к­нул­ся с ка­пи­та­ном, ко­то­рый ра­дос­т­но при­вет­с­т­во­вал ме­ня и поз­д­ра­вил с чу­дес­ным спа­се­ни­ем. Он приг­ла­сил ме­ня в свою ка­юту, что­бы рас­спро­сить о мо­их прик­лю­че­ни­ях и рас­ска­зать о сво­их пла­нах - ведь я да­же не знал, ку­да дер­жит курс его ко­рабль.

    Мы усе­лись за стол в его ка­юте, и ка­пи­тан для на­ча­ла пред­ло­жил мне ро­ма, ко­то­рый пос­ле лег­ко­го ли­ли­пут­с­ко­го ви­на по­ка­зал­ся мне об­жи­га­ющим, как огонь. Од­на­ко по­дей­с­т­во­вал он на ме­ня бла­гот­вор­но, язык у ме­ня раз­вя­зал­ся, и я впер­вые за столь­ко ме­ся­цев за­го­во­рил на сво­ем род­ном ан­г­лий­с­ком. Ка­пи­тан слу­шал ме­ня с не­до­вер­чи­вым вы­ра­же­ни­ем на ли­це, на ко­то­ром вре­мя от вре­ме­ни по­яв­ля­лась иро­ни­чес­кая улыб­ка. Но я про­дол­жал рас­сказ о сво­их по­хож­де­ни­ях, о мо­ем пле­не­нии доб­лес­т­ным ли­ли­пут­с­ким во­ин­с­т­вом, о мо­ем жи­тии-бы­тии в ли­ли­пут­с­кой сто­ли­це (из со­об­ра­же­ний скром­нос­ти о мо­их амур­ных впе­чат­ле­ни­ях я по боль­шей час­ти умол­чал), о мо­ем по­хи­ще­нии бле­фус­ку­ан­с­ко­го фло­та…

    Наконец ка­пи­тан пе­ре­бил ме­ня. Он ска­зал, что, ко­неч­но же, не сом­не­ва­ет­ся в дос­то­вер­нос­ти мо­его рас­ска­за, но ему ка­жет­ся, что мне нуж­но еще нем­но­го от­дох­нуть от все­го пе­ре­жи­то­го - столь­ко дней, про­ве­ден­ных в оди­но­чес­т­ве на мо­ре, ви­ди­мо, неб­ла­гоп­ри­ят­но ска­за­лись на мо­ем ду­шев­ном сос­то­янии, и я еще не ус­пел пол­нос­тью вос­ста­но­вить­ся. Я воз­ра­зил, ска­зав, что чув­с­т­вую се­бя от­мен­но, и стал бы­ло про­дол­жать свой рас­сказ, но ка­пи­тан опять прер­вал ме­ня: он, мол, рад ме­ня слу­шать, по­то­му что ис­то­рия, ко­то­рую я из­ла­гаю, до­воль­но ин­те­рес­ная и из нее мог бы по­лу­чить­ся неп­ло­хой ро­ман, но он уме­ет от­ли­чать ро­ман от дей­с­т­ви­тель­нос­ти, он ста­рый мор­с­кой волк (ка­пи­та­ну по ви­ду бы­ло не боль­ше трид­ца­ти) и мно­го по­ви­дал на сво­ем мор­с­ком ве­ку, но стра­на лю­дей-ко­ро­ты­шек - это уж слиш­ком.

    Его сло­ва за­де­ли ме­ня за жи­вое, и я спро­сил, что он ска­жет, ес­ли я предъ­яв­лю ему до­ка­за­тель­с­т­ва. Он от­ве­тил, ус­мех­нув­шись, что до­ка­за­тель­с­т­ва, что­бы он по­ве­рил, дол­ж­ны быть весь­ма вес­ки­ми. Тог­да я поп­ро­сил его по­дож­дать ми­ну­ту. Ког­да я вер­нул­ся, ка­пи­тан еще раз на­пол­нил на­ши куб­ки креп­чай­шим ро­мом. Я сде­лал гло­ток и, заг­ля­нув ка­пи­та­ну в гла­за, спро­сил, го­тов ли он поз­на­ко­мить­ся с до­ка­за­тель­с­т­ва­ми? Он от­ве­тил, что го­тов, и тог­да я из­в­лек из кар­ма­на кос­тюм бле­фус­ку­ан­с­ко­го гвар­дей­ца, ко­то­рый ку­пил по слу­чаю не­за­дол­го до мо­его от­п­лы­тия. Ка­пи­тан не­до­вер­чи­во раз­г­ля­ды­вал кро­хот­ный мун­дир­чик, свер­кав­ший се­реб­рис­ты­ми по­го­на­ми, по­том пе­ре­вел взгляд на ме­ня и ска­зал, что сам он дав­но уже не иг­ра­ет в сол­да­ти­ков, а по­то­му это до­ка­за­тель­с­т­во для не­го не­убе­ди­тель­но. Ну что ж, ска­зал я, тог­да мне при­дет­ся предъ­явить что-ни­будь бо­лее ве­со­мое. С эти­ми сло­ва­ми я су­нул ру­ку в наг­руд­ный кар­ман и вы­та­щил от­ту­да не ка­кую-то чах­лую бле­фус­ку­ан­с­кую ло­шад­ку (как со­об­ща­лось о том в сфаль­си­фи­ци­ро­ван­ных мо­ими из­да­те­ля­ми за­пис­ках), я предъ­явил ка­пи­та­ну то, что наш ве­ли­кий со­оте­чес­т­вен­ник наз­вал ког­да-то «вен­цом тво­ре­ния»4 - жи­вую ли­ли­пут­с­кую жен­щи­ну, ко­то­рая веж­ли­во пок­ло­ни­лась на­ше­му гос­теп­ри­им­но­му хо­зя­ину и про­из­нес­ла сво­им то­нень­ким го­лос­ком на ан­г­лий­с­ком язы­ке при­вет­с­т­вие, вы­учен­ное ею спе­ци­аль­но для та­ко­го слу­чая дня­ми ра­нее.

    Надо бы­ло ви­деть ли­цо ка­пи­та­на! Те­перь при­шел мой че­ред пог­ля­ды­вать на не­го с ус­меш­кой, по­то­му что зре­ли­ще он и в са­мом де­ле яв­лял со­бой ко­ми­чес­кое: бро­ви упер­лись чуть не в за­ты­лок, гла­за вы­лез­ли на лоб, рот рас­к­рыл­ся до са­мых ушей. Он не мог про­из­нес­ти ни сло­ва, лишь де­лал ка­кие-то нев­нят­ные дви­же­ния ру­ка­ми, слов­но не­мой, пы­та­ющий­ся что-то объ­яс­нить сво­ему со­бе­сед­ни­ку на паль­цах. К то­му же с его ли­ца еще не ус­пе­ло ис­чез­нуть скеп­ти­чес­кое вы­ра­же­ние, что де­ла­ло весь его вид еще бо­лее не­ле­пым. Ему ка­за­лось, что гла­за его об­ма­ны­ва­ют, по­то­му что та­кое, на его взгляд (а как я уже го­во­рил, это был взгляд че­ло­ве­ка не­ма­ло по­ви­дав­ше­го, все­ми мо­ря­ми би­то­го и к лю­бым не­ожи­дан­нос­тям го­то­во­го), бы­ло не­воз­мож­но. Не­до­уме­ние, лю­бо­пыт­с­т­во, ис­пуг, не­ве­рие - все это од­нов­ре­мен­но от­ра­жа­лось на его ли­це.

    Наконец он ов­ла­дел со­бой и, слов­но же­лая про­ве­рить - не об­ма­ны­ва­ют ли его гла­за, про­тя­нул ру­ку к Куль­бюль, ко­то­рую я пос­та­вил на стол. Куль­бюль при­кос­ну­лась сво­им паль­чи­ком к его ла­до­ни и пов­то­ри­ла за­учен­ное при­вет­с­т­вие. Да­бы она не сто­яла нег­ли­же пе­ред пос­то­рон­ним муж­чи­ной, я одер­нул на ней плать­ице, ко­то­рое вы­зы­ва­юще зад­ра­лось, по­ку­да она пре­бы­ва­ла в мо­ем кар­ма­не. Ка­пи­тан при этом сглот­нул и пе­ре­вел ды­ха­ние.

    - Это не­ве­ро­ят­но, - ска­зал он, взгля­нув на ме­ня. - Про­шу ме­ня прос­тить за сом­не­ния, но я и пред­с­та­вить се­бе та­ко­го не мог! Не­уже­ли где-то в оке­ане и в са­мом де­ле есть та­кая стра­на?

    Мне ос­та­ва­лось толь­ко про­дол­жить рас­сказ, прер­ван­ный не­до­вер­чи­вым ка­пи­та­ном, ко­то­рый ос­таль­ную часть мо­ей ис­то­рии дос­лу­шал, за­та­ив ды­ха­ние. Куль­бюль при этом при­сут­с­т­во­ва­ла и да­же смеш­но под­да­ки­ва­ла мне, ког­да чув­с­т­во­ва­ла в этом не­об­хо­ди­мость: 4 Шек­с­пи­ров­с­кая ал­лю­зия, см. «Гам­лет». Акт II. - Прим. ред. «Опле­де­лен­но», - го­во­ри­ла она и улы­ба­лась во весь рот. Мо­ей плу­тов­ке не да­вал­ся ан­г­лий­с­кий звук «р».

    Наконец моя ис­то­рия, вклю­чая и пос­лед­ние дни от­ча­яния и на­деж­ды, про­ве­ден­ные на­ми в оке­ане, бы­ла за­кон­че­на. Я смот­рел на ка­пи­та­на - преж­нее не­до­вер­чи­вое вы­ра­же­ние нав­сег­да уш­ло с его ли­ца. Те­перь он окон­ча­тель­но при­шел в се­бя, хо­тя что-то слов­но ме­ша­ло ему - он все вре­мя ко­сил взгля­дом на Куль­бюль, ода­ри­вая ее ка­кой-то на­ро­чи­то-не­ес­тес­т­вен­ной улыб­кой.

    Наконец он тя­же­ло вздох­нул, пе­ре­вел гла­за на ме­ня и ска­зал: «Толь­ко Бо­га ра­ди не по­ка­зы­вай­те ее ко­ман­де».

    Я опыт­ный мо­ряк, и ме­ня мож­но бы­ло не пре­дуп­реж­дать на сей счет: я и сам прек­рас­но по­ни­мал, что ко­ман­де, дав­но не схо­див­шей на бе­рег, луч­ше не знать о ма­лень­кой пас­са­жир­ке.

    Непреложный мор­с­кой за­кон да­же зап­ре­ща­ет жен­щи­нам под­ни­мать­ся на борт суд­на, да­бы не вво­дить в ис­ку­ше­ние ко­ман­ду, ко­то­рая ме­ся­ца­ми не ви­дит прек­рас­но­го по­ла. Из­вес­т­но, что мо­ряк мо­жет дол­го тер­петь оди­но­чес­т­во, но сто­ит ему уви­деть жен­щи­ну - и он ста­но­вит­ся нев­ме­ня­емым и не­уп­рав­ля­емым. Из­вес­т­ны да­же слу­чаи, ког­да жер­т­ва­ми их не­обуз­дан­но­го вож­де­ле­ния ста­но­ви­лись впол­не не­вин­ные жи­вот­ные, во­лею про­ви­де­ния ока­зав­ши­еся на ко­раб­ле. Не мо­гу по­нять и осуж­даю сию из­в­ра­щен­ную по­хоть, хо­тя и сам, слу­ча­лось, не­ма­ло стра­дал от оди­но­чес­т­ва во вре­мя сво­их дол­гих мор­с­ких стран­с­т­вий, но, спе­шу за­ве­рить чи­та­те­ля, до ско­то­ло­жес­т­ва ни­ког­да не опус­кал­ся.

    Я поб­ла­го­да­рил ка­пи­та­на за вни­ма­ние и лю­без­ность, и спро­сил, ку­да нап­рав­ля­ет­ся его ко­рабль. Ка­пи­тан от­ве­тил, что дер­жит путь в Ан­г­лию (сер­д­це мое ра­дос­т­но за­би­лось), а в трю­ме у не­го дра­го­цен­ный груз - ведь пе­ред этим он по­бы­вал на Мо­лук­кских ос­т­ро­вах5.

    Выяснилось, что по­доб­рал он мою лод­чон­ку не­по­да­ле­ку от мы­са Доб­рой На­деж­ды, ко­то­рый те­перь уже ос­тал­ся у нас за кор­мой, и мы нап­рав­ля­лись на се­вер вдоль аф­ри­кан­с­ко­го по­бе­режья.

    Я поп­ро­сил у ка­пи­та­на на­ви­га­ци­он­ную кар­ту, и мы пос­ле не­дол­го­го ее изу­че­ния приш­ли к вы­во­ду, что Ли­ли­пу­тия и Бле­фус­ку ле­жат к се­ве­ро-вос­то­ку от Ма­да­гас­ка­ра в без­б­реж­ных прос­то­рах Ин­дий­с­ко­го оке­ана. Точ­нее оп­ре­де­лить ко­ор­ди­на­ты сей ма­лень­кой зем­ли не пред­с­тав­ля­лось воз­мож­ным. Ка­пи­тан по­ка­зал мне точ­ку, в ко­то­рой мы на­хо­ди­лись те­перь, и со­об­щил, что, по его рас­че­там, ес­ли вет­ра и по­го­да бу­дут нам бла­гоп­ри­ят­с­т­во­вать, мы че­рез три не­де­ли дол­ж­ны доб­рать­ся до Ан­г­лии.

    До кон­ца дней бу­ду я бла­го­да­рен это­му от­важ­но­му по­ко­ри­те­лю мо­рей за его доб­ро­ту и бла­гос­к­лон­ность ко мне и мо­ей ми­лой не­заб­вен­ной Куль­бюль.

    Мне ос­та­лось рас­ска­зать сов­сем нем­но­гое. Мое злос­час­т­ное пу­те­шес­т­вие под­хо­ди­ло к кон­цу.

    Я уже ви­дел в сво­ем во­об­ра­же­нии ме­ло­вые ска­лы близ Дув­ра, ри­со­вал се­бе встре­чу с лю­без­ной мо­ей же­нуш­кой, пред­с­тав­лял се­бе наш ти­хий дом. Все это слу­чи­лось, вот толь­ко Куль­бюль не суж­де­но бы­ло уви­деть той зем­ли, ра­ди ко­то­рой она ос­та­ви­ла свой дом. Я так до се­го дня и не знаю, что слу­чи­лось с ней. То ли ее сож­ра­ли ко­ра­бель­ные кры­сы, то ли она зад­ре­ма­ла у ме­ня в брюч­ном кар­ма­не, а мне прис­пи­чи­ло спра­вить нуж­ду и… В гор­ле у ме­ня вста­ет ко­мок, ког­да я ду­маю об этом. Тот, кто ког­да-ли­бо бы­вал на на­ших тор­го­вых су­дах и за­хо­дил в эту па­ху­чую ка­бин­ку по нуж­де, впол­не пой­мет, что я имею в ви­ду - за­ве­де­ния сии со­об­ща­ют­ся нап­ря­мую с мо­рем, и ес­ли мои до­гад­ки на ее счет вер­ны, то судь­ба мо­ей бед­няж­ки бы­ла ужас­на.

    Слезы ду­шат ме­ня. Я об­ры­ваю ру­ко­пись на этой тра­ги­чес­кой но­те, рас­счи­ты­вая встре­тить­ся с мо­им лю­без­ным чи­та­те­лем в сле­ду­ющей час­ти, в ко­то­рой на­ме­ре­ва­юсь рас­ска­зать о мо­их прик­лю­че­ни­ях в стра­не, не по­хо­жей на ту, из ко­то­рой я воз­в­ра­тил­ся, как ночь мо­жет быть не по­хо­жа на день, как го­ра - на без­д­ну.

    Однако зак­лю­чая рас­сказ о сво­их по­хож­де­ни­ях в Ли­ли­пу­тии, мне бы хо­те­лось сде­лать нес­коль­ко за­ме­ча­ний.

    Не мо­гу не ска­зать о язы­ке ли­ли­пу­тов и бле­фус­ку­ан­цев, пред­ва­ряя тем са­мым воп­ро­сы, ко­то­рые мо­гут воз­ник­нуть у лю­боз­на­тель­но­го чи­та­те­ля.

    Собираясь пе­реб­рать­ся из Ли­ли­пу­тии в Бле­фус­ку, я был го­тов к труд­нос­тям, с ко­то­ры­ми мне при­дет­ся стол­к­нуть­ся на пер­вом эта­пе мо­его пре­бы­ва­ния в этом со­сед­нем го­су­дар­с­т­ве, од­на­ко мои спо­соб­нос­ти к язы­кам да­ва­ли мне все ос­но­ва­ния к то­му, что­бы не ис­пы­ты­вать на Мо­лук­кские ос­т­ро­ва - часть Ма­лай­с­ко­го ар­хи­пе­ла­га в сов­ре­мен­ной Ин­до­не­зии. В XVII ве­ке Мо­лук­кские ос­т­ро­ва бы­ли ос­нов­ным пос­тав­щи­ком пря­нос­тей в Ев­ро­пу. - Прим. ред. сей счет осо­бо­го бес­по­кой­с­т­ва. Но, как вы­яс­ни­лось, бле­фус­ку­ан­с­кий язык не пред­с­тав­ля­ет ни­ка­ких труд­нос­тей для тех, кто су­мел ов­ла­деть ли­ли­пут­с­ким. Так, ска­жем, на бле­фус­ку­ан­с­ком Ку­ин­бус Флес­т­рин зву­ча­ло как Ху­ын­бус Флес­т­рын. Од­на­ко бле­фус­ку­ан­цы с та­ки­ми же на­по­рис­тос­тью и ярос­тью, с ка­ки­ми ли­ли­пу­ты нас­та­ива­ли на про­тив­ном, ут­вер­ж­да­ли, что меж­ду дву­мя язы­ка­ми нет ни­че­го об­ще­го. Ли­ли­пу­ты же упор­с­т­во­ва­ли, го­во­ря, что бле­фус­ку­ан­с­кий - это все­го лишь ис­пор­чен­ный ли­ли­пут­с­кий, бле­фус­ку­ан­цы же гну­ли свое, при­во­дя в от­вет са­мый убий­с­т­вен­ный ар­гу­мент: «Вы на се­бя луч­ше пос­мот­ри­те!». Мне труд­но су­дить, кто из них прав, но я пов­то­рюсь, ска­зав, что, очу­тив­шись в Бле­фус­ку, ис­пы­ты­вал труд­нос­ти в об­ще­нии с мес­т­ным на­ро­дом, ни­чуть не боль­шие, чем лон­до­нец, по­пав­ший в Эдин­бург.

    Не мо­гу не выс­ка­зать­ся и на сле­ду­ющий счет. С мо­ей лег­кой ру­ки пос­ле пуб­ли­ка­ции ис­ка­жен­но­го ва­ри­ан­та мо­их за­пи­сок наз­ва­ния Ли­ли­пу­тия и ли­ли­пу­ты ста­ли на­ри­ца­тель­ны­ми, ут­вер­див­шись за пред­ме­та­ми мел­ки­ми как по раз­ме­рам, так и по су­щес­т­ву вос­п­ри­ятия. Од­на­ко же вос­ста­нав­ли­вая спра­вед­ли­вость и бу­ду­чи, по всей ве­ро­ят­нос­ти, един­с­т­вен­ным в Ан­г­лии (если не во всей Ев­ро­пе) зна­то­ком ли­ли­пут­с­ко­го, дол­жен внес­ти яс­ность в этот воп­рос и до­вес­ти до чи­та­те­ля ис­тин­ное зна­че­ние, ко­то­рое вкла­ды­ва­ют са­ми ли­ли­пу­ты в свое са­мо­наз­ва­ние. «Ли» на древ­не­ли­ли­пут­с­ком оз­на­ча­ет «ве­ли­кий», уд­во­ение же сло­ва в ли­ли­пут­с­ком ис­поль­зу­ет­ся для на­зы­ва­ния выс­шей сте­пе­ни ка­чес­т­ва; та­ким об­ра­зом «ли­ли» оз­на­ча­ет «ве­ли­чай­ший из ве­ли­ких; ве­ли­кий в выс­шей сте­пе­ни». Что же ка­са­ет­ся вто­рой час­ти сло­ва, то хо­тя кое-ко­му она мо­жет по­ка­зать­ся про­ис­хо­дя­щей от ан­г­лий­с­ко­го гла­го­ла put, дол­жен ска­зать, что та­кая трак­тов­ка аб­со­лют­но не­вер­на. «Пут» - это имя ле­ген­дар­но­го ли­ли­пут­с­ко­го вож­дя, све­де­ния о ко­то­ром сох­ра­ни­лись толь­ко в на­род­ных пре­да­ни­ях, и, су­дя по древ­ним ли­ли­пут­с­ким тол­ков­ни­кам, имя это оз­на­ча­ет «страх и ужас все­лен­ной». Все вмес­те, та­ким об­ра­зом, мож­но пе­ре­дать по-ан­г­лий­с­ки как «на­род, об­рет­ший счас­тье в сво­ем вож­де». Чув­с­т­вуя не­до­уме­ние чи­та­те­ля, со­об­щаю, что я и сам не­до­уме­вал по по­во­ду та­ко­го не­со­от­вет­с­т­вия сос­тав­ных час­тей и це­ло­го и не­од­нок­рат­но за­да­вал этот воп­рос са­мым ав­то­ри­тет­ным пред­с­та­ви­те­лям ли­ли­пут­с­кой на­уки, ко­то­рая на­ибо­лее силь­на в та­кой об­лас­ти, как зна­ние язы­ков. Уче­ные толь­ко раз­во­ди­ли ру­ка­ми и по­яс­ня­ли, что та­ко­вы не­объ­яс­ни­мые за­ко­ны язы­ка и нуж­но ро­дить­ся ли­ли­пу­том, что­бы по­нять, ка­ким об­ра­зом про­ис­хо­дят столь слож­ные язы­ко­вые тран­с­фор­ма­ции. В под­т­вер­ж­де­ние то­го, что мой пе­ре­вод сло­ва «ли­ли­пут» точ­но пе­ре­да­ет со­дер­жа­ние пос­лед­не­го, при­во­жу ли­ли­пут­с­кий пер­во­ис­точ­ник, за­пи­сан­ный мной со слов Ану­ка Аку­на, ко­то­рый во вре­мя мо­его пре­бы­ва­ния в Ли­ли­пу­тии ис­пол­нял дол­ж­ность Глав­но­го на­уч­но­го му­жа Ли­ли­пут­с­кой ака­де­мии дво­ра Его Им­пе­ра­тор­с­ко­го Ве­ли­чес­т­ва: «на­род, об­рет­ший счас­тье в сво­ем вож­де» по-ли­ли­пут­с­ки зву­чит так: «турк бле­кос ка­рим ум бран­кос ни­тюк».

    Завершая эту мысль, дол­жен до­ба­вить, что это толь­ко на наш взгляд ли­ли­пут мал. На взгляд же ли­ли­пу­та он впол­не ве­лик и со­раз­ме­рен, что лиш­ний раз под­т­вер­ж­да­ет от­но­си­тель­ность на­ших пред­с­тав­ле­ний о ми­ре и о са­мих се­бе. Нас­т­ра­ива­ясь иног­да на фи­ло­соф­с­кий лад, я ду­маю, что, ска­жем, по­па­ди в Броб­дин­г­нег (о ко­то­ром речь еще впе­ре­ди) не я, а ка­кой-ни­будь ли­ли­пут, то его, ви­ди­мо, во­об­ще не за­ме­ти­ли бы, а ес­ли бы и за­ме­ти­ли, то лишь че­рез ог­ром­ную лу­пу. И да­же са­мая сла­дос­т­рас­т­ная ли­ли­пут­ка, ко­то­рая при­хо­ди­ла в вос­торг при ви­де мо­его ес­тес­т­ва, вряд ли вдох­но­ви­лась бы зре­ли­щем де­то­род­но­го ор­га­на ка­ко­го-ни­будь броб­дин­г­неж­ца, ко­то­рый в свою оче­редь, в от­ли­чие от ме­ня, не смог бы вос­п­ла­ме­нить­ся пре­лес­тя­ми ли­ли­пут­ки. Точ­но так же как моя лю­без­ная броб­дин­г­неж­ка Глюм­даль­к­лич вряд ли смог­ла бы ис­пы­тать все те удо­воль­с­т­вия, что ис­пы­та­ла со мной, ока­жись на мо­ем мес­те не я, а ка­кой-ни­будь пусть и са­мый рос­лый и силь­ный ли­ли­пут.

    Природа рас­по­ря­ди­лась ра­зум­но, не стал­ки­вая край­нос­тей.

    В под­т­вер­ж­де­ние ска­зан­но­го мо­гу до­ба­вить, что, по­вес­т­вуя о сво­их по­хож­де­ни­ях в Ли­ли­пу­тии, я не­ред­ко поль­зу­юсь эпи­те­та­ми «огром­ный» и «ги­ган­т­с­кий» при­ме­ни­тель­но к то­му са­мо­му мо­ему ор­га­ну, оп­ре­де­ляя ко­то­рый в Броб­дин­г­не­ге я поль­зу­юсь ат­ри­бу­та­ми «кро­хот­ный» и «ма­лень­кий», хо­тя сие ору­дие за вре­мя, про­шед­шее меж­ду дву­мя эти­ми пу­те­шес­т­ви­ями, ни­чуть не из­ме­ни­лось в раз­ме­рах.

    Не мо­гу в зак­лю­че­ние не ска­зать о на­уч­ных ис­сле­до­ва­ни­ях, ко­то­рые я, бу­ду­чи пат­ри­отом лю­без­ной мне Ан­г­лии, не мог не про­вес­ти, вер­нув­шись в род­ные края. Ведь ес­ли я мог эф­фек­тив­но ле­чить ли­ли­пу­тов, то, мо­жет быть, я смо­гу ока­зать та­кую же не­оце­ни­мую ус­лу­гу и мо­им со­оте­чес­т­вен­ни­кам - та­кая мысль не да­ва­ла мне по­коя. Ины­ми сло­ва­ми, ме­ня как вра­ча ин­те­ре­со­вал це­леб­ный эф­фект, про­из­во­ди­мый мо­ими се­мен­ны­ми вы­де­ле­ни­ями. Я ста­вил пе­ред со­бой нес­коль­ко воп­ро­сов, на ко­то­рые пы­тал­ся най­ти от­ве­ты. Воп­рос пер­вый: толь­ко моя ли се­мен­ная жид­кость име­ет це­леб­ные свой­с­т­ва или же вы­де­ле­ния дру­гих лиц мо­гут быть ис­поль­зо­ва­ны в тех же це­лях? Воп­рос вто­рой: ока­зы­ва­ет ли моя се­мен­ная жид­кость це­леб­ный эф­фект толь­ко на ли­ли­пу­тов или и на лю­дей мо­ей по­ро­ды? Я пос­та­вил об­шир­ный эк­с­пе­ри­мент по про­вер­ке се­го те­зи­са. Из двух ты­сяч пер­сон, об­ра­бо­тан­ных мною наз­ван­ным це­леб­ным сред­с­т­вом, выз­до­ров­ле­нию под­вер­г­лись пять де­сят­ков, судь­ба ос­таль­ных мне не из­вес­т­на.

    Читатель, ко­неч­но же, впра­ве спро­сить, как же мне уда­ва­лось до­бы­вать сие це­леб­ное сред­с­т­во в та­ких ко­ли­чес­т­вах. Ведь Ан­г­лия - не Ли­ли­пу­тия, и ан­г­ли­ча­не - не ли­ли­пу­ты. На этот воп­рос я мо­гу толь­ко раз­вес­ти ру­ка­ми и ска­зать, что нех­ват­ка се­го сред­с­т­ва бы­ла прос­то ка­тас­т­ро­фи­чес­кой, и не­ред­ко даль­ней­шее про­ве­де­ние мо­его эк­с­пе­ри­мен­та ока­зы­ва­лось под уг­ро­зой. В те вре­ме­на я еще не знал, что есть на све­те стра­на, мо­гу­чие жи­те­ли ко­то­рой мог­ли бы в дос­тат­ке снаб­дить ме­ня нуж­ной мне суб­с­тан­ци­ей. Но о них речь впе­ре­ди.

    

        Какой гнев сво­их со­оте­чес­т­вен­ни­ков, го­во­ри­лось мне, нав­лек бы я на се­бя, поз­на­комь­ся они с мо­ими под­лин­ны­ми жи­во­пи­са­ни­ями, сде­лан­ны­ми не­пос­ред­с­т­вен­но с на­ту­ры, иног­да по го­ря­чим сле­дам, и в ка­кой ужас приш­ли бы они, осо­бен­но их неж­ная по­ло­ви­на, уз­най они о нра­вах и обы­ча­ях, ца­ря­щих в этой стра­не. Хо­тя, ес­ли пря­мо пос­мот­реть прав­де в гла­за, в ве­ли­кань­ем со­об­щес­т­ве я ни ра­зу не встре­тил и не наб­лю­дал ни­че­го та­ко­го, что в том или ином ви­де не бы­ло мне из­вес­т­но по преж­ней мо­ей «нор­маль­ной» жиз­ни сре­ди по­доб­ных мне, че­го не тво­ри­лось бы за глу­хи­ми сте­на­ми до­мов род­но­го мне Нот­тин­гем­п­ши­ра, да и в на­шей слав­ной сто­ли­це, пов­се­мес­т­но зна­ме­ни­той не толь­ко сво­ими ко­ро­лев­с­ки­ми двор­ца­ми, но и, смею ска­зать, злач­ны­ми мес­та­ми, а точ­нее - при­то­на­ми, где во­ис­ти­ну да­ют пыш­ные всхо­ды зла­ки на­ших че­ло­ве­чес­ких сла­бос­тей, где и я, бед­ный раб страс­тей сво­их, про­во­дил ча­сы сво­ей мо­ло­дос­ти… Уди­ви­тель­но ус­т­ро­ен че­ло­век - он пре­да­ет­ся по­ро­ку лег­ко и бе­зог­ляд­но, с чис­той со­вес­тью и не­воз­му­ти­мос­тью во взо­ре, по­ка сей по­рок не наз­ван и не по­ка­зан ему в по­до­бии зер­ка­ла, ко­им мо­жет слу­жить на­зи­да­тель­ная ли­те­ра­ту­ра. Ког­да же оное про­ис­хо­дит, то че­ло­век ча­ще все­го не нап­рав­ля­ет взор внутрь се­бя, не ко­рит се­бя за со­де­ян­ное, не об­ра­ща­ет­ся с мо­лит­вой ко Все­выш­не­му, да­бы по­лу­чить от­пу­ще­ние гре­хов, нет - ча­ще все­го он об­ру­ши­ва­ет­ся с прок­ля­ти­ями на то­го, кто под­нес ему это зер­ка­ло… Ибо дав­но за­ме­че­но: нич­то лю­дей так не ос­кор­б­ля­ет, как прав­да…

    Тщательно опи­сы­вая все, что про­изош­ло со мной в Броб­дин­г­не­ге, я ве­лел се­бе сле­до­вать од­но­му за­ве­ту, а имен­но - го­во­рить толь­ко прав­ду, ни­че­го, кро­ме прав­ды. Толь­ко она, в этом я глу­бо­ко убеж­ден, пре­одо­ле­ва­ет вре­мя, ско­вы­ва­ющее на­ши умы и сер­д­ца, на­шу дер­зость, на­ше же­ла­ние ид­ти даль­ше от­цов по пу­ти ис­ти­ны, - толь­ко она, прав­да, и до­ро­га мне в том, о чем я пи­шу. И ес­ли, рас­суж­дал я, этим за­пис­кам суж­де­но пе­ре­жить сво­его ав­то­ра, то в не­ма­лой сте­пе­ни это­му бу­дет спо­соб­с­т­во­вать его на­ме­ре­ние му­жес­т­вен­но опи­сы­вать то, что бы­ло на са­мом де­ле, не опус­ка­ясь до си­юми­нут­ных со­об­ра­же­ний вы­го­ды, до ко­рыс­т­но­го же­ла­ния сор­вать ап­ло­дис­мен­ты низ­мен­ной тол­пы… Нет, - рас­суж­дал я, - го­раз­до дос­той­нее и даль­но­вид­нее пос­ту­пить так, что­бы те­бе ап­ло­ди­ро­ва­ло бу­ду­щее! Вот с ка­кой целью я бла­го­ра­зум­но сох­ра­нил гла­вы, изъ­ятые из­да­те­ля­ми из мо­ей кни­ги, и пе­ре­дал их на на­деж­ное хра­не­ние. Пра­виль­но ли я пос­ту­паю? Уве­рен, что да. Приз­на­юсь, ме­ня весь­ма сог­ре­ва­ет мысль, что спус­тя ка­кую-то сот­ню лет, ког­да че­ло­ве­чес­кие нра­вы, не­сом­нен­но, ис­п­ра­вят­ся, ког­да на зем­ле на­ко­нец-то вос­тор­жес­т­ву­ют ис­ти­на и спра­вед­ли­вость и во­ца­рит­ся ра­зум, обуз­дав плоть, а о са­мом плот­с­ком гре­хе и не­ког­да бы­то­вав­ших нра­вах бу­ду­щий чи­та­тель ед­ва ли смо­жет уз­нать из ста­рых книг, ча­ще все­го лишь вво­дя­щих в заб­луж­де­ние на сей пред­мет, мое пись­мен­ное сви­де­тель­с­т­во сос­лу­жит ему в этом вер­ную служ­бу. Встре­ча с этим бу­ду­щим чи­та­те­лем зас­тав­ля­ет сей­час, в про­моз­г­лый зим­ний день 1727 го­да, ког­да я пи­шу эти стро­ки, взвол­но­ван­но бить­ся мое сер­д­це.

    Итак, ук­ре­пив оное му­жес­т­вом, я прис­ту­паю к сей де­ли­кат­ной те­ме, ко­то­рую зап­ре­ти­ло мне мое вре­мя, ли­шен­ное мно­гих доб­ро­де­те­лей, за­то ис­пол­нен­ное мно­гих по­ро­ков…

       Воле про­ви­де­ния бы­ло угод­но, что­бы он за­те­ял сей акт, ес­тес­т­вен­ный для жи­во­го су­щес­т­ва, будь оно да­же ги­ган­т­с­ких раз­ме­ров, над тем са­мым мес­том, на ко­то­ром я тог­да на­хо­дил­ся, а имен­но - в бо­роз­де, на­по­ми­нав­шей мне ров с ме­ня рос­том. Пред­с­тавь­те се­бе мой ужас, ког­да я уви­дел, как на­до мной, зак­рыв все не­бо, на­вис­ли две ог­ром­ные по­ло­ви­ны за­да и от­ту­да, пред­ва­ряя ес­тес­т­вен­ное из­вер­же­ние пе­ре­ва­рен­ной пи­щи, раз­дал­ся ог­лу­ши­тель­ный выс­т­рел, по­доб­ный зал­пу всех ору­дий од­но­го бор­та ко­ро­лев­с­ко­го фре­га­та, ре­зуль­та­том ко­его яви­лось то, что ме­ня сби­ло с ног и унес­ло зло­вон­ны­ми вет­ра­ми в сто­ро­ну…

    Это ско­рее все­го и спас­ло мне жизнь, ибо, ког­да из­ряд­но по­мя­тый и пе­ре­пач­кан­ный в зем­ле, со зво­ном в ушах, на вре­мя за­ме­нив­шим мне все ес­тес­т­вен­ные зву­ки жи­вой при­ро­ды, я под­нял­ся на но­ги, то стал сви­де­те­лем воз­ник­но­ве­ния на бо­роз­де ис­хо­дя­щей па­ром го­ры вы­со­той не ме­нее чем в че­ты­ре че­ло­ве­чес­ких рос­та. Го­ра ис­то­ча­ла та­кие ми­аз­мы, что го­ло­ва моя зак­ру­жи­лась, и я по­те­рял соз­на­ние, а ког­да оно вер­ну­лось ко мне, я был уже на вы­со­те, нам­но­го пре­вы­ша­ющей вы­со­ту грот-мач­ты, стис­ну­тый паль­ца­ми это­го оп­рос­тав­ше­го­ся ра­бот­ни­ка. На ме­ня смот­рел его ог­ром­ный, с су­по­вую та­рел­ку, глаз, зра­чок ко­то­ро­го на­по­ми­нал ду­ло су­до­вой пуш­ки, при том, что пос­то­ян­но ме­нял нап­рав­ле­ние, да­бы по­луч­ше ме­ня раз­г­ля­деть. Да, та­ко­вы бы­ли ис­тин­ные об­с­то­ятель­с­т­ва мо­его пле­не­ния…

    Позволю се­бе так­же за­нять вни­ма­ние чи­та­те­ля и не­ко­то­ры­ми под­роб­нос­тя­ми пер­вой но­чи, про­ве­ден­ной мною в до­ме фер­ме­ра. Де­ло в том, что доч­ки хо­зя­ев, за­бо­там ко­то­рой ме­ня пре­по­ру­чи­ли в даль­ней­шем, в ту по­ру по при­чи­нам, мне не­из­вес­т­ным, не бы­ло до­ма, и но­че­вать ме­ня ос­та­ви­ли в спаль­не хо­зя­ев, где мне бы­ло пос­те­ле­но на пол­ке, да­бы я сно­ва не стал при­ман­кой для крыс, с па­роч­кой ко­то­рых я столь доб­лес­т­но рас­п­ра­вил­ся днем (о чем чи­та­тель, зна­ко­мый с мо­ими из­дан­ны­ми за­пис­ка­ми, дол­жен пом­нить), но ко­то­рые мог­ли по­пы­тать­ся отом­с­тить мне ночью за ги­бель сво­их сес­тер. И вот, с этой весь­ма вы­со­кой точ­ки, как ес­ли бы с баш­ни го­род­с­кой ра­ту­ши, я стал не­воль­ным сви­де­те­лем ноч­ных плот­с­ких утех мо­их прос­то­душ­ных хо­зя­ев. Пос­чи­тав, что я сплю, а то и вов­се за­быв про ме­ня или же об­ра­щая на ме­ня не боль­шее вни­ма­ние, чем мы на сво­их до­маш­них лю­бим­цев ко­шек и со­бак, ког­да со­во­куп­ля­ем­ся в их при­сут­с­т­вии, мои хо­зя­ева пре­да­лись удо­воль­с­т­ви­ям из­вес­т­но­го тол­ка… Ес­тес­т­вен­но, я тог­да еще не знал, что это пер­вый день здеш­ней осе­ни, ког­да вся стра­на за­ни­ма­ет­ся тем же. Но не бу­ду за­бе­гать впе­ред - обо всем по по­ряд­ку.

    Надо ска­зать, что как врач и хи­рург я был не­ма­ло зах­ва­чен от­к­рыв­шим­ся зре­ли­щем, тем бо­лее что на тот мо­мент еще да­ле­ко не пол­нос­тью сос­та­вил се­бе пред­с­тав­ле­ние, с ка­ко­го ро­да жи­вы­ми су­щес­т­ва­ми столь ги­ган­т­с­ких раз­ме­ров све­ла ме­ня моя по­ра­зи­тель­ная судь­ба, и нас­коль­ко их ма­не­ры, по­вад­ки, об­раз дей­с­т­вий и мыс­лей со­от­вет­с­т­ву­ют при­выч­ным мне, свой­с­т­вен­ным на­ше­му че­ло­ве­чес­ко­му об­щес­т­ву. В этом смыс­ле ли­ли­пу­ты бы­ли как бы силь­но умень­шен­ной ко­пи­ей нас са­мих, и я на­де­ял­ся, что и эти ве­ли­ка­ны, кро­ме как раз­ме­ра­ми, не слиш­ком бу­дут от­ли­чать­ся от нас, в про­тив­ном слу­чае ме­ня жда­ла бы пу­га­ющая не­из­вес­т­ность. Пред­с­та­вить се­бя сре­ди су­ществ с ины­ми, чем у нас, цен­нос­тя­ми и пред­поч­те­ни­ями бы­ло бы край­не зат­руд­ни­тель­но да и смер­тель­но опас­но - ну как ес­ли бы я ока­зал­ся, ска­жем, Одис­се­ем в пе­ще­ре цик­ло­па По­ли­фе­ма, спо­кой­но по­жи­ра­юще­го мо­их нес­час­т­ных то­ва­ри­щей. В этом смыс­ле акт, ко­то­ро­му пре­да­лись мои гос­теп­ри­им­ные хо­зя­ева, уве­рил ме­ня, что сии ве­ли­ка­ны пред­с­тав­ля­ют со­бой прос­то не­кую ано­ма­лию в ви­де ги­пер­т­ро­фи­ро­ван­ных че­ло­ве­чес­ких осо­бей, ибо в их плот­с­ких уте­хах я не об­на­ру­жил ни­че­го ис­к­лю­чи­тель­но­го и вы­хо­дя­ще­го за рам­ки при­выч­но­го или, точ­нее, из­вес­т­но­го мне. А я по­ви­дал раз­ное да и, гре­шен, час­то сам не про­хо­дил ми­мо соб­лаз­на, тут и там пре­дос­тав­ляв­ше­го­ся мне, здо­ро­во­му муж­чи­не, пол­но­му жиз­нен­ных сил и тя­ги ко все­му но­во­му и не­из­вес­т­но­му.

    Как наб­лю­да­тель я был, ко­неч­но, сви­де­те­лем уди­ви­тель­ной кар­ти­ны, ког­да в све­те ноч­ни­ка, как при го­то­вя­щем­ся к но­чи не­бос­к­ло­не, с ко­то­ро­го не­дав­но уш­ло за об­ло­жен­ный об­ла­ка­ми го­ри­зонт днев­ное све­ти­ло, ос­та­вив сре­ди них лишь од­ну пол­ную баг­ря­но­го си­яния про­ре­ху… ког­да при та­ком вот те­ат­раль­ном ос­ве­ще­нии ста­ли спа­ри­вать­ся две го­ры. Они то и де­ло ме­ня­ли свои очер­та­ния, мы­ча, сте­ная и охая; при сем од­на го­ра, ско­рее - хре­бет, что свер­ху, вкли­ни­ва­лась в дру­гую го­ру, что сни­зу, раз­де­ляя ее на две ши­ро­ко от­с­то­ящие од­на от дру­гой вер­ши­ны и на­хо­дя удо­воль­с­т­вие меж­ду ни­ми в не­кой сед­ло­ви­не, а точ­нее рас­се­ли­не, от­ку­да раз­да­ва­лись чмо­канья и хлю­панья, как буд­то там плес­ка­лось ста­до би­зо­нов… Этот при­род­ный ка­так­лизм про­дол­жал­ся до­воль­но дол­го, так что я да­же стал зе­вать, за­да­вая се­бе воп­рос - не дру­гая ли в этой сто­ро­не све­та ме­ра вре­ме­ни? Но, по­раз­мыс­лив, я ре­ши­тель­но от­мел эту до­су­жую мысль, ибо ме­ра вре­ме­ни у нас, оби­та­те­лей зем­ли, мо­жет быть толь­ко од­на. Тем уди­ви­тель­нее бы­ло приз­нать, что на зем­ле, на ко­ей мы, я имею в ви­ду се­бя и этих ве­ли­ка­нов, од­нов­ре­мен­но оби­та­ли, на­ли­чес­т­ву­ет столь ши­ро­кая шка­ла фи­зи­чес­ких раз­ме­ров жи­во­го ми­ра.

    Впрочем, ме­ня, ес­тес­т­во­ис­пы­та­те­ля, это не дол­ж­но бы­ло осо­бо удив­лять и шо­ки­ро­вать, ведь в срав­не­нии с че­ло­ве­чес­ким ми­ром, к ко­ему я уже от­нес мо­их ве­ли­ка­нов, мир жи­вот­ных да­вал нам еще бо­лее по­ра­зи­тель­ные при­ме­ры об­раз­цов бес­ко­неч­но боль­шо­го и ма­ло­го…

    Я хо­чу ска­зать, что вре­мя со­ития по­ка­за­лось мне слиш­ком за­тя­нув­шим­ся лишь по той при­чи­не, что это бы­ли мои пер­вые сут­ки пре­бы­ва­ния в Броб­дин­г­не­ге (са­мо­го наз­ва­ния стра­ны я, ес­тес­т­вен­но, еще не знал), и я по­ряд­ком ус­тал от впе­чат­ле­ний и был ду­шою опус­то­шен. В про­тив­ном слу­чае я бы не удер­жал­ся от удив­лен­ных вос­к­ли­ца­ний, уви­дев при пе­ре­ме­не мест, ког­да вер­х­няя гор­ная сис­те­ма ста­ла ниж­ней, ог­ром­ное ору­дие удо­воль­с­т­вия, пред­с­тав­шее пе­ред мо­им взо­ром, преж­де чем на не­го опус­ти­лась вто­рая гор­ная сис­те­ма, то бишь об­на­жен­ная хо­зяй­ка, - ору­дие это в бук­валь­ном смыс­ле им и яв­ля­лось, - эта­кий шес­ти­фу­то­вый ствол глав­но­го ка­либ­ра, сто­яв­ший на во­ору­же­нии ко­ро­лев­с­ко­го фло­та Ан­г­лии… Воз­мож­но, оно бы­ло не столь боль­шим, как та­ран, ко­им еще в слав­ные вре­ме­на Древ­ней Гре­ции и Ри­ма би­ли в глав­ные во­ро­та осаж­ден­ных кре­пос­тей, при­нуж­дая пос­лед­ние к сда­че, а про­пор­ци­ональ­но раз­ме­рам са­мой го­ры выг­ля­де­ло и вов­се скром­но, но все же, да­же на­хо­дясь от не­го на рас­сто­янии трид­цать яр­дов, я от­да­вал се­бе от­чет о его раз­ме­рах - оно яв­но пре­вос­хо­ди­ло ме­ня и в рос­те, и ши­ри­не. Толь­ко те­перь я впол­не осоз­нал, ка­кое впе­чат­ле­ние про­из­во­дил мой соб­с­т­вен­ный де­то­род­ный ор­ган на ми­лых мо­ему сер­д­цу ли­ли­пу­ток.

    Итак, не из­дав ни зву­ка, час­тич­но ра­ди соб­с­т­вен­ной бе­зо­пас­нос­ти, час­тич­но из-за из­бы­точ­нос­ти впе­чат­ле­ний, я креп­ко зас­нул и не ви­дел, чем кон­чи­лась эта схват­ка-иг­ра вер­ха и ни­за, но лег­ко мог это се­бе пред­с­та­вить. Даль­ней­ший мой опыт дей­с­т­ви­тель­но под­т­вер­дил пер­вич­ное, нас­пех сде­лан­ное пред­по­ло­же­ние, что плот­с­ким уте­хам здесь пре­да­ют­ся хо­ро­шо из­вес­т­ным мне об­ра­зом. По­на­ча­лу я да­же ис­пы­ты­вал лег­кое ра­зо­ча­ро­ва­ние, ибо в глу­би­не ду­ши был го­тов к че­му-то но­во­му, не­из­вес­т­но­му… Увы, в этом смыс­ле, мои но­вые впе­чат­ле­ния бы­ли выз­ва­ны лишь са­ми­ми ги­ган­т­с­ки­ми раз­ме­ра­ми, с ко­то­ры­ми я стол­к­нул­ся, то есть - го­лой фор­мой, но не со­дер­жа­ни­ем. Но и это, как ока­за­лось, бы­ло не­ма­ло…

    Больше мне ни ра­зу не приш­лось ли­цез­реть лю­бов­ные схват­ки мо­их хо­зя­ев, ибо на сле­ду­ющий день ме­ня пре­по­ру­чи­ли за­бо­те их объ­явив­шей­ся де­вя­ти­лет­ней доч­ки. Это ей я обя­зан сво­им име­нем Гриль­д­риг, хо­тя, приз­на­юсь, оно мне пе­рес­та­ло нра­вить­ся с тех пор, как я уз­нал, что на язы­ке ве­ли­ка­нов оно обоз­на­ча­ет «кар­лик». Ведь кар­ли­ком я се­бя не счи­тал, осо­бен­но пос­ле встре­чи с нас­то­ящим кар­ли­ком при дво­ре ко­ро­ля… Но об этом речь впе­ре­ди. Я ее лас­ко­во на­зы­вал Глюм­даль­к­лич, то есть «ня­нюш­ка» по-броб­дин­г­неж­с­ки. Да, ей бы­ло все­го де­вять лет, но в этой стра­не, как вско­ре я уз­нал, соз­ре­ва­ли ра­но, весь­ма поч­тен­но­го воз­рас­та дос­ти­га­ли в со­рок лет, а до пя­ти­де­ся­ти до­жи­ва­ли нем­но­гие, счи­та­ясь при этом глу­бо­ки­ми стар­ца­ми. По­это­му де­вять лет здесь - это был воз­раст ум­с­т­вен­ной и фи­зи­чес­кой зре­лос­ти, и в том, что Глюм­даль­к­лич, в от­ли­чие от ее свер­с­т­ниц не вы­да­ли за­муж, бы­ла лишь од­на при­чи­на - за­бо­ты обо мне, ко­то­рые вско­ре ста­ли ее ос­нов­ной обя­зан­нос­тью.

    Здешние брач­ные тра­ди­ции за­мет­но от­ли­ча­лись от на­ших. Ко­ро­лев­с­кий указ пред­пи­сы­вал каж­дой де­вя­ти­лет­ней де­ви­це соз­да­вать соб­с­т­вен­ную семью, ибо с каж­дой семьи в ко­ро­лев­с­кую каз­ну взи­мал­ся со­лид­ный на­лог, триж­ды пре­вы­ша­ющий тот, ко­то­рый, на­чи­ная с пя­ти­лет­не­го воз­рас­та, вып­ла­чи­вал­ся по­душ­но до са­мо­го вступ­ле­ния в брак. Это серь­ез­ное на­ло­го­вое бре­мя плюс ог­ром­ный ра­зо­вый взнос в каз­ну за пра­во вступ­ле­ния в брак са­мо со­бой от­се­ка­ли от не­вест юно­шей то­го же воз­рас­та. Пос­лед­ние мог­ли за­ра­бо­тать на брач­ный взнос не ра­нее, чем по дос­ти­же­нии пят­над­ца­ти лет, по­че­му в брак всту­па­ли толь­ко зре­лые по мес­т­ным мер­кам муж­чи­ны, уже на­ко­пив­шие со­от­вет­с­т­ву­ющий ка­пи­тал. «Не­до­рос­лям» же пред­пи­сы­ва­лось, окон­чив учеб­ные за­ве­де­ния, слу­жить в ар­мии, а так­же ра­бо­тать на со­ля­ных ко­пях или на ко­ро­лев­с­ких руд­ни­ках, где до­бы­ва­лась мед­ная и же­лез­ная ру­да в ос­нов­ном для нужд той же ар­мии. Жен­щи­ны же за­ни­ма­лись лишь до­маш­ним хо­зяй­с­т­вом и вос­пи­та­ни­ем де­тей, и хо­тя две­ри учеб­ных за­ве­де­ний бы­ли для них от­к­ры­ты, лишь нем­но­гих прив­ле­кал мир от­в­ле­чен­ных зна­ний, по­се­му семьи здесь бы­ли, как пра­ви­ло, креп­кие и друж­ные, как ес­ли бы броб­дин­г­неж­ки до­га­ды­ва­лись, что во мно­гом зна­нии мно­го пе­ча­ли, и пред­по­чи­та­ли ра­дость, пусть да­же они и пла­ти­ли за нее не­ве­де­ни­ем.

    Реально по­лу­ча­емое броб­дин­г­неж­ца­ми жа­ло­ванье сос­тав­ля­ло по­чет­ную де­ся­тую часть от все­го за­ра­бо­тан­но­го - де­вять же де­ся­тых от­да­ва­лось в каз­ну, треть ко­то­рой все­ми­лос­ти­вей­ший ко­роль за­тем щед­рой ру­кой вы­де­лял в по­мощь нуж­да­ющим­ся, та­ким об­ра­зом умень­шая раз­ни­цу меж­ду бед­ны­ми и бо­га­ты­ми и тем са­мым вы­кор­че­вы­вая один из глав­ных по­ро­ков - за­висть, ве­ду­щую к ре­во­лю­ци­ям и граж­дан­с­ким вой­нам, столь па­губ­но от­ра­жа­ющим­ся на бла­го­сос­то­янии об­щес­т­ва и его нра­вах. Как и в Ли­ли­пу­тии для ли­ли­пу­тов, вступ­ле­ние в брак бы­ло ос­нов­ным со­бы­ти­ем в жиз­ни броб­дин­г­неж­цев и их глав­ной целью. Не всту­пив­шие в брак счи­та­лись не­удач­ни­ка­ми, их не при­ни­ма­ли на го­су­дар­с­т­вен­ную служ­бу, над ни­ми сме­ялись, о чем сви­де­тель­с­т­во­ва­ла броб­дин­г­неж­с­кая по­эзия и ли­те­ра­ту­ра. Быть му­жем здесь счи­та­лось прес­тиж­но, каж­дый муж но­сил на зо­ло­той це­поч­ке от­ли­чи­тель­ный знак в ви­де ро­гов ма­ра­ла, от­ли­тых в зо­ло­те, - свя­щен­ный ма­рал счи­тал­ся здесь сим­во­лом суп­ру­жес­кой вер­нос­ти.

    Однако бы­ло бы чу­до­вищ­ной не­ле­пос­тью пред­по­ло­жить, что не име­ющие ни пра­ва, ни воз­мож­нос­ти всту­пать в брак до пят­над­ца­ти лет по­ло­воз­ре­лые, спо­соб­ные к де­то­вос­п­ро­из­вод­с­т­ву муж­чи­ны, вы­нуж­де­ны пос­тить­ся - нет и еще раз нет! Не­усып­ная ко­ро­лев­с­кая за­бо­та рас­п­рос­т­ра­ня­лась в рав­ной ме­ре на всех под­дан­ных Его Ве­ли­чес­т­ва без ис­к­лю­че­ния, и по­то­му «не­до­рос­лям» бы­ло да­ро­ва­но все­ми­лос­ти­вей­шее пра­во не­ог­ра­ни­чен­но за­ни­мать­ся са­мо­ус­лаж­де­ни­ем. Един­с­т­вен­ным уз­ким мес­том это­го бо­лее чем ра­зум­но ус­т­ро­ен­но­го об­щес­т­ва бы­ло лишь то, что вос­поль­зо­вать­ся вы­ше­наз­ван­ным пра­вом по­че­му­то стре­ми­лась и муж­с­кая по­ло­ви­на пред­с­та­ви­те­лей уза­ко­нен­ных брач­ных со­юзов, что ей бы­ло ка­те­го­ри­чес­ки зап­ре­ще­но под стра­хом кас­т­ра­ции, в слу­чае ко­то­рой сог­ре­шив­шие и пос­т­ра­дав­шие пе­ре­хо­ди­ли, не­за­ви­си­мо от да­ро­ва­ний, в ка­те­го­рию по­этов, и бы­ли обя­за­ны до кон­ца сво­их дней со­чи­нять оды, эк­ло­ги и мад­ри­га­лы во сла­ву сво­его ко­ро­ля. Быть по­этом, ли­те­ра­то­ром здесь счи­та­лось на­ка­за­ни­ем, пос­коль­ку эта ка­те­го­рия граж­дан по­лу­ча­ла та­кие кро­хи за свой труд, что прак­ти­чес­ки на­хо­ди­лась на иж­ди­ве­нии го­су­дар­с­т­ва.

    Глюмдальклич ус­т­ро­ила мою пос­тель на на­вес­ной пол­ке, сшив мне пос­тель­ные при­над­леж­нос­ти из лос­кут­ков для ку­кол, по­душ­ку же на­би­ла нитью не­пар­но­го шел­коп­ря­да, - это был са­мый неж­ный ма­те­ри­ал, ко­то­рый ей уда­лось най­ти ок­рест, ибо пух мес­т­ных кур ока­зал­ся слиш­ком жес­ток, и о его в пер­вую же ночь вы­лез­шие из по­душ­ки иг­лы я весь­ма бо­лез­нен­но оца­ра­пал се­бе ли­цо и пле­чи. Сна­ча­ла я ук­ла­ды­вал­ся в пос­тель без учас­тия мо­ей доб­рой ня­нюш­ки, - ей ос­та­ва­лось лишь пе­ре­нес­ти ме­ня к кро­ва­ти от мо­его умы­валь­ни­ка, где она ста­ви­ла для ме­ня блюд­це с во­дой, ко­то­рое бы­ло с хо­ро­шую ван­ну, и круж­ку раз­ме­ром с на­шу боч­ку, но в даль­ней­шем, пос­мот­рев, как я раз­де­ва­юсь, она вы­ка­за­ла же­ла­ние по­мо­гать мне, и, приз­на­юсь, я по­лу­чал удо­воль­с­т­вие, ощу­щая сво­ей об­на­жен­ной ко­жей при­кос­но­ве­ние ее паль­цев, каж­дый из ко­то­рых хо­тя и был раз­ме­ром с мою но­гу, но ис­то­чал в мо­ем нап­рав­ле­нии та­кие неж­ность и теп­ло, что не­сов­мес­ти­мость на­ших раз­ме­ров от­хо­ди­ла на вто­рой план…

    Как-то она, не­лов­ким дви­же­ни­ем за­це­пив ног­тем вмес­те со шта­на­ми мое ис­под­нее белье, слу­чай­но (если не на­ме­рен­но) об­на­жи­ла ниж­нюю часть мо­его те­ла, и жад­но впи­лась гла­за­ми в то, что име­лось у ме­ня меж­ду ног. В тот мо­мент на­ших соп­ри­кос­но­ве­ний, ко­то­рых я, сла­бое и греш­ное че­ло­ве­чес­кое су­щес­т­во, ждал каж­дый ве­чер, мое ес­тес­т­во бы­ло в слег­ка при­под­ня­том сос­то­янии, и Глюм­даль­к­лич, до­га­дав­шись, да­ром что бы­ла юной и не­опыт­ной, в чем де­ло, про­тя­ну­ла ука­за­тель­ный па­лец и ос­то­рож­но при­кос­ну­лась к не­му, буд­то это был хо­бо­ток не­ве­до­мо­го ей на­се­ко­мо­го. Хо­бо­ток, ра­зу­ме­ет­ся, под­п­рыг­нул, и Глюм­даль­к­лич ис­пу­ган­но от­дер­ну­ла па­лец, слов­но опа­са­ясь быть ужа­лен­ной. Она тут же пос­ме­ялась над со­бой и пов­то­ри­ла опыт. Хо­бо­ток, пос­коль­ку жил сво­ей соб­с­т­вен­ной жиз­нью, ей охот­но от­ве­тил. Тог­да она вы­су­ну­ла тре­пет­ный кон­чик сво­его язы­ка и при­кос­ну­лась к уже пол­нос­тью от­к­рыв­шей­ся го­лов­ке мо­его же­ла­ния. Ни с чем не срав­ни­мое ощу­ще­ние ох­ва­ти­ло ме­ня при этом соп­ри­кос­но­ве­нии с боль­шой, го­ря­чей и влаж­ной под­виж­ной плотью ее язы­ка. Срав­не­ния тут не­воз­мож­ны и не­умес­т­ны, но ес­ли все же при­бег­нуть к об­ра­зам, то в го­ло­ву преж­де все­го при­хо­дит боль­шая доб­рая ко­ро­ва, вы­ли­зы­ва­ющая сво­его толь­ко что ро­див­ше­го­ся те­лен­ка.

    Именно счас­т­ли­вым те­лен­ком, та­ющим от ма­те­рин­с­кой неж­нос­ти и лас­ки, по­чув­с­т­во­вал я се­бя в тот не­за­бы­ва­емый мо­мент. Рас­ки­нув ру­ки, я об­нял ее язык, при­жал­ся к не­му, опус­тил на не­го го­ло­ву, и вдруг Глюм­даль­к­лич, ос­то­рож­но взяв ме­ня, от­к­ры­ла рот и воб­ра­ла в се­бя мою ниж­нюю часть, пол­нос­тью умес­тив ее на сво­ем язы­ке, тог­да как вы­ше по­яса я ос­тал­ся сна­ру­жи.

    Девочка ох­ва­ти­ла гу­ба­ми мою та­лию и, при­дер­жи­вая дву­мя паль­ца­ми за бо­ка, ста­ла ти­хонь­ко по­са­сы­вать то, что бы­ло у нее во рту. По­на­ча­лу я за­па­ни­ко­вал, ре­шив, что она не­на­ро­ком мо­жет ме­ня прог­ло­тить, но за­тем, ви­дя, что ни­че­го пло­хо­го со мной не про­ис­хо­дит, а да­же на­обо­рот - в ниж­ней час­ти те­ла раз­ли­ва­ет­ся при­ят­ная ис­то­ма, я це­ли­ком и пол­нос­тью от­дал­ся ох­ва­тив­ше­му ме­ня чув­с­т­ву. Ви­ди­мо, по­доб­ное чув­с­т­во ис­пы­ты­ва­ет тот, кто дос­тиг еди­не­ния с Бо­гом. Мо­гу сме­ло ут­вер­ж­дать, что те­перь я знаю, что это та­кое. Мне из­вес­т­но, что не­ко­то­рые вос­точ­ные уче­ния, све­де­ния о ко­то­рых при­нес­ли нам на­ши от­важ­ные мо­реп­ла­ва­те­ли, ис­поль­зу­ют со­итие для вы­хо­да в сос­то­яние прос­вет­ле­ния. Не бу­ду лу­ка­вить - то, чем до­гад­ли­вая Глюм­даль­к­лич за­ни­ма­лась со мной по сво­ей соб­с­т­вен­ной при­хо­ти, что, кста­ти, сни­ма­ло с ме­ня вся­чес­кие мо­гу­щие воз­ник­нуть у мо­их соп­ле­мен­ни­ков об­ви­не­ния в мой ад­рес, я счи­таю имен­но прос­вет­ле­ни­ем, то есть выс­шим сос­то­яни­ем на­ших ра­зу­ма и чув­с­т­ва. К то­му же дол­жен от­ме­тить, что, су­дя по по­ве­де­нию мо­ей ня­нюш­ки, ей бы­ли уже зна­ко­мы те при­емы га­лан­т­ной люб­ви, ко­то­рым обу­ча­ют на­ших не­вест пе­ред пер­вой брач­ной ночью. И пусть хан­жи и мо­ра­лис­ты поп­ри­дер­жат свои язы­ки - ни­ка­ко­го сов­ра­ще­ния с мо­ей сто­ро­ны не бы­ло и быть не мог­ло, - это был об­мен выс­шей неж­нос­тью, на ка­кую толь­ко спо­со­бен мир, меж­ду очень ма­лень­ким и очень боль­шим, ну, как ес­ли бы, ска­жем, ящер­ка по­лю­би­ла му­равья…

    Я по­то­му го­во­рю о люб­ви и неж­нос­ти, что не прош­ло и пя­ти ми­нут ее влаж­ных го­ря­чих по­са­сы­ва­ний, чуть втя­ги­ва­ющих ме­ня в нед­ра ее рта и тут же от­пус­ка­ющих, как я по­чув­с­т­во­вал силь­ней­ший при­лив жиз­нен­ных со­ков к сво­ему па­ху и в сле­ду­ющий мо­мент раз­ра­зил­ся выб­ро­сом се­ме­ни, мо­жет быть, са­мым из­ряд­ным за всю мою жизнь. Не знаю, то ли моя ня­нюш­ка ощу­ти­ла на сво­ем язы­ке ка­пель­ку ис­тор­г­ну­то­го из ме­ня вож­де­ле­ния, то ли уло­ви­ла пе­ре­ме­ну в сос­то­янии мо­его ес­тес­т­ва, уже не та­ко­го круп­но­го и за­ди­рис­то­го, но она вы­ну­ла ме­ня изо рта и неж­но об­тер­ла от слю­ны кра­ем мо­ей же прос­ты­ни. Еще тре­пе­ща от ис­пы­тан­ных мною чувств, я сто­ял об­на­жен­ный пе­ред ней - сле­зы бла­го­дар­нос­ти на­вер­ну­лись мне на гла­за - и дре­без­жа­щим го­ло­сом, с тру­дом сдер­жи­ва­ясь от ры­да­ний, при­чи­ной ко­то­рых по па­ра­док­саль­нос­ти че­ло­ве­чес­ко­го по­ве­де­ния бы­ва­ет сос­то­яние ис­к­лю­чи­тель­но­го счас­тья, я поб­роб­дин­г­неж­с­ки спро­сил, мо­гу ли ка­ким-то об­ра­зом от­б­ла­го­да­рить мою неж­ную гос­по­жу за дос­тав­лен­ные мне ми­ну­ты на­ивыс­ше­го бла­жен­с­т­ва. Вмес­то от­ве­та Глюм­даль­к­лич, ко­то­рая си­де­ла пе­ре­до мной на сту­ле, сно­ва взя­ла ме­ня и, под­няв, ос­то­рож­но опус­ти­ла пря­мо в вы­рез платья, при­под­ня­тый ее хо­ро­шо сфор­ми­ро­ван­ны­ми гру­дя­ми. По­на­ча­лу я су­до­рож­но ух­ва­тил­ся за край это­го вы­ре­за, бо­ясь сор­вать­ся и упасть то ли ей в по­дол, до ко­то­ро­го бы­ло ни­как не ме­нее двад­ца­ти фу­тов, то ли сос­коль­з­нуть внутрь по жи­во­ту, пря­мо ту­да… но тут же ощу­тил, что она сде­ла­ла мне опо­ру в ви­де под­с­тав­лен­ной ла­до­ни, так что я ока­зал­ся меж­ду тканью платья и об­на­жен­ной грудью. Пре­одо­лев страх и осоз­нав, что мне же­ла­ют толь­ко доб­ра и ждут от ме­ня толь­ко ласк, я тро­нул ее со­сок, раз­ме­ром с не­боль­шую ды­ню. Обе мои ла­до­ни поч­ти прик­ры­ва­ли его. При же­ла­нии я мог уце­пить­ся за не­го и по­вис­нуть в воз­ду­хе, бол­тая но­га­ми, но я тут же по­да­вил в се­бе прис­туп ре­бя­чес­т­ва, ка­ко­вые мы иног­да ис­пы­ты­ва­ем пе­ред ли­цом че­го-то очень боль­шо­го… За­ме­тив, что ткань ее платья стес­ня­ет ме­ня в дви­же­ни­ях, Глюм­даль­к­лич ос­ла­би­ла те­сем­ку вы­ре­за и платье, дер­жав­ше­еся на пле­чах бла­го­да­ря сбор­ке, спол­з­ло ей на бед­ра, от­к­рыв обе гру­ди, ко­то­рые бы­ли пре­лес­т­ны в сво­ей юной кра­се, нес­мот­ря на то, что раз­ме­ра­ми пре­вос­хо­ди­ли все пре­де­лы, мыс­ли­мые са­мым сла­дос­т­рас­т­ным во­об­ра­же­ни­ем. По фор­ме они бы­ли дей­с­т­ви­тель­но де­вичьи, а сос­ки озор­но тор­ча­ли чуть ли не вверх, ви­ди­мо, воз­буж­ден­ные на­шей иг­рой… Моя пре­лес­т­ни­ца под­но­си­ла ме­ня на ла­до­ни то к од­но­му, то к дру­го­му сос­ку, что­бы я по­щу­пы­ва­ни­ями и по­ку­сы­ва­ни­ями (ни­че­го ино­го прос­то не при­хо­ди­ло мне в го­ло­ву) зас­ви­де­тель­с­т­во­вал им свое поч­те­ние и вос­торг. Нель­зя бы­ло не за­ме­тить, что, нес­мот­ря на свои сме­хот­вор­ные раз­ме­ры, я ухит­ря­юсь дос­тав­лять сво­ей неж­ной под­ру­ге мас­су удо­воль­с­т­вий, - она то и де­ло зак­ры­ва­ла гла­за, шум­но вы­пус­ка­ла воз­дух тре­пе­щу­щи­ми ноз­д­ря­ми, и над вер­х­ней гу­бой у нее выс­ту­пи­ли ка­пель­ки по­та.

    Тут у ме­ня и мель­к­ну­ла впер­вые мысль, что я, по­жа­луй, был бы го­тов на неч­то боль­шее по от­но­ше­нию к сво­ей ня­нюш­ке, и толь­ко я по­ду­мал об этом, как она, слов­но про­чи­тав мои мыс­ли, взя­ла ме­ня и пе­ре­нес­ла на свою кро­вать, бла­го мы с ней спа­ли в од­ной ком­на­те. Опус­тив ме­ня воз­ле сво­ей по­душ­ки, Глюм­даль­к­лич мед­лен­но на мо­их гла­зах раз­де­лась, ос­тав­шись в од­них ис­под­них пан­та­ло­нах та­ко­го тон­ко­го шел­ку, что сквозь не­го в при­чин­ном мес­те прос­ту­па­ла тем­ная рас­ти­тель­ность, пок­ры­вав­шая холм Ве­не­ры, то бишь ло­бок.

    Поколебавшись, раз­де­вать­ся ли ей сов­сем, моя юная под­ру­га все же не ре­ши­лась на это, прос­то опус­ти­лась на прос­ты­ню ря­дом со мной, так про­мяв, ви­ди­мо, уже от­с­лу­жив­ший свое мат­рас, что я ку­ба­рем по­ка­тил­ся по скло­ну пря­мо к ее бед­ру. Это так нас­ме­ши­ло мою ня­нюш­ку, что она под­х­ва­ти­ла ме­ня и, слов­но для бе­зо­пас­нос­ти, су­ну­ла под шелк сво­их пан­та­лон. Я, ко­неч­но, прек­рас­но по­нял на­мек. В спаль­не бы­ло до­воль­но свет­ло от ог­ня двух тол­с­тых све­чей, го­ря­щих по уг­лам ее кро­ва­ти, тем бо­лее что каж­дая из них бы­ла вдвое боль­ше ме­ня, так что и под шел­ко­вым ис­под­нем све­та хва­та­ло. Во вся­ком слу­чае, я до­воль­но прыт­ко ми­но­вал за­рос­ли, пок­ры­вав­шие ее вы­пук­лый ло­бок и на­пом­нив­шие мне вы­со­кую тра­ву на сол­неч­ной по­ля­не в ав­гус­те ме­ся­це, ког­да она уже, вы­ма­хав в пол­ный рост, по­зо­ло­тев и под­сох­нув, кло­нит­ся к зем­ле, и ока­зал­ся в пред­две­рии то­го, к че­му я всег­да стре­мил­ся… Но то, что ожи­да­ло ме­ня те­перь, тре­бо­ва­ло ос­мыс­ле­ния и ка­ких-то иных, до­се­ле не­оп­ро­бо­ван­ных мною под­хо­дов, ибо лю­бое мое не­ос­то­рож­ное дви­же­ние гро­зи­ло мне ес­ли не ги­белью, то, во вся­ком слу­чае, чле­нов­ре­ди­тель­с­т­вом. Ког­да моя ня­нюш­ка, глу­бо­ко вздох­нув, раз­д­ви­ну­ла но­ги, я, гля­нув вниз с бу­гор­ка, ко­то­рый мог быть ни­чем иным, как кож­ной склад­кой, прик­ры­ва­ющей cli­to­ris, оп­ре­де­лил, что до прос­ты­ни, пря­мо меж­ду ног, от­ку­да ко мне вос­хо­дил влаж­ный чис­тый жар дев­с­т­ва, по мень­шей ме­ре, шесть с по­ло­ви­ной фу­тов, что пре­вы­ша­ло мой рост, ко­им я гор­дил­ся, счи­та­ясь сре­ди сво­их соп­ле­мен­ни­ков до­воль­но вы­со­ким че­ло­ве­ком.

    Не ска­жу, что ког­да до мо­их ноз­д­рей до­нес­ся зна­ко­мый и же­лан­ный дух, мною ов­ла­де­ла нес­тер­пи­мая по­хоть, - ведь, как пом­нит чи­та­тель, она уже бы­ла удов­лет­во­ре­на бо­лее чем эк­зо­ти­чес­ким об­ра­зом, но тем не ме­нее я весь тре­пе­тал от азар­та пер­во­от­к­ры­ва­те­ля и пер­воп­ро­ход­ца, ибо сто­ило, опи­ра­ясь ру­ка­ми о внут­рен­ние сто­ро­ны бе­дер мо­ей скром­ни­цы, спус­тить­ся и раз­д­ви­нуть ее боль­шие створ­ки, что да­лось мне на удив­ле­ние лег­ко, как я тут же об­на­ру­жил, что пе­ре­до мною чис­тая и не­по­роч­ная де­ва. Да, вход в свя­щен­ную оби­тель на­ше­го не­уга­си­мо­го же­ла­ния был свер­ху це­ло­муд­рен­но прик­рыт дев­с­т­вен­ной hymen, то есть пле­вой, име­ющей нес­коль­ко от­вер­с­тий неп­ра­виль­ной фор­мы, и я ис­пы­тал силь­ней­ший ис­кус заг­ля­нуть сквозь них внутрь. Од­на­ко, по­чи­тая сдер­жан­ность од­ной из выс­ших доб­ро­де­те­лей, я поз­во­лил се­бе лишь слег­ка пог­ла­дить от­к­рыв­ши­еся мне пре­лес­ти, пусть и не­ве­ро­ят­ных раз­ме­ров, что де­ла­ло их на мой вкус еще бо­лее вле­ку­щи­ми и за­га­доч­ны­ми. Так по­рой на­ше же­ла­ние мыс­лен­но уве­ли­чи­ва­ет пред­мет на­шей страс­ти нас­толь­ко, нас­коль­ко ве­ли­ко са­мо.

    Должен приз­нать­ся, что деф­ло­ра­ция ни­ког­да ме­ня осо­бо не прель­ща­ла: кровь, боль - ее не­отъ­ем­ле­мые спут­ни­ки, де­ла­ли та­ко­вую в мо­ем по­ни­ма­нии лишь хи­рур­ги­чес­кой опе­ра­ци­ей без хо­тя бы при­ми­тив­ных ин­с­т­ру­мен­тов, где роль хи­рур­ги­чес­ко­го но­жа дос­та­ва­лась до­воль­но гру­бо­му и ту­по­му ору­дию. Бо­лее то­го - приз­на­юсь, что я ни­ког­да близ­ко не рас­смат­ри­вал сей цве­ток: во-пер­вых, для это­го он обыч­но был не­дос­та­точ­но ос­ве­щен, а во-вто­рых, для под­роб­но­го изу­че­ния по­на­до­би­лась бы лу­па, ко­то­рой, чи­та­тель, на­де­юсь, со мной сог­ла­сит­ся, обыч­но не бы­ва­ет под ру­кой в нуж­ный мо­мент… Те­перь же как раз та­кой слу­чай мне и пред­с­та­вил­ся, я как бы гля­дел че­рез оп­ти­чес­кое стек­ло с две­над­ца­тик­рат­ным уве­ли­че­ни­ем - на­пом­ню, что имен­но во столь­ко раз ве­ли­каньи раз­ме­ры пре­вос­хо­ди­ли обыч­ные че­ло­ве­чес­кие… Ус­т­рой­с­т­во это­го ор­га­на, яв­лен­но­го пе­ре­до мной в по­доб­ном уве­ли­че­нии, по­ка­за­лось мне чу­дом при­ро­ды, точ­нее - ис­кус­ней­шим про­из­ве­де­ни­ем Твор­ца, пот­ру­див­ше­го­ся на сла­ву, да­бы оно, это чу­до, ни­ког­да ни­ко­му не при­еда­лось и об­ре­та­ло все но­вых и но­вых пок­лон­ни­ков, по­чи­та­те­лей и обо­жа­те­лей, да­бы це­поч­ка ро­да жи­вых су­ществ в че­ло­ве­чес­ком об­личье ни­ког­да не об­ры­ва­лась, да­бы воп­ло­щал­ся ве­ли­кий за­вет Твор­ца: «Пло­ди­тесь и раз­м­но­жай­тесь, и на­пол­няй­те зем­лю!».

    Позднее в ко­ро­лев­с­кой биб­ли­оте­ке я про­вел не­ма­ло ча­сов и пот­ра­тил не­ма­ло сил, что­бы до­ко­пать­ся до ис­то­ков про­ис­хож­де­ния этих ги­ган­тов, не без ос­но­ва­ния по­ла­гая, что это не­кая умер­шая ветвь че­ло­ве­чес­т­ва, сох­ра­нив­ша­яся в дан­ных мес­тах лишь бла­го­да­ря их ге­ог­ра­фи­чес­кой уда­лен­нос­ти и обо­соб­лен­нос­ти. Ведь и в Ан­г­лии в из­вес­т­ня­ко­вых от­ко­сах юж­но­го по­бе­режья не раз уже на­хо­ди­ли ске­ле­ты древ­них жи­вот­ных, мно­гок­рат­но пре­вос­хо­дя­щих раз­ме­ра­ми ны­неш­них. Ги­ган­ты и ли­ли­пу­ты - это, ви­ди­мо, от­вер­г­ну­тые са­мим Твор­цом опыт­ные об­раз­цы, вы­жив­шие лишь кое-где по ис­к­лю­чи­тель­но­му сте­че­нию об­с­то­ятельств, как бы воп­ре­ки ми­ро­во­му за­ко­ну раз­ви­тия, что еще раз под­т­вер­ж­да­ет идею уме­рен­нос­ти как ос­но­во­по­ла­га­юще­го ус­ло­вия про­дол­же­ния жиз­ни. Раз­ви­тие в сто­ро­ну ги­ган­тиз­ма - не­сом­нен­ная ошиб­ка при­ро­ды, пос­коль­ку, по­доб­но влас­ти в ли­це муд­ро­го ко­ро­ля или двух­па­лат­но­го пар­ла­мен­та, ин­с­ти­ту­та, в Броб­дин­г­не­ге аб­со­лют­но не­из­вес­т­но­го, она по пре­иму­щес­т­ву стре­мит­ся к эко­ном­но­му и ра­ци­ональ­но­му ус­т­рой­с­т­ву, да­бы все в ней - от му­равь­ев до сло­нов - на­хо­ди­лось в кру­го­во­ро­те вза­им­ной поль­зы и вы­го­ды. Опять же за­кон зем­но­го тя­го­те­ния, от­к­ры­тый мо­им ве­ли­ким со­оте­чес­т­вен­ни­ком Иса­аком Ньюто­ном, поз­во­ля­ет сде­лать вы­вод, что все­му ги­ган­т­с­ко­му труд­нее пре­одо­ле­вать при­тя­же­ние зем­ли, не­же­ли то­му, что на­хо­дит се­бя в ра­зум­ных раз­ме­рах, по­се­му, на мой взгляд, у ве­ли­ка­нов Броб­дин­г­не­га в прин­ци­пе не бы­ло и не мог­ло быть то­го лу­че­зар­но­го бу­ду­ще­го, ко­то­рое пред­ре­ка­ли нор­маль­но­му по сво­ей фи­зи­чес­кой кон­ди­ции че­ло­ве­чес­т­ву на­ши луч­шие умы. У броб­дин­г­неж­цев же, ес­ли они хо­те­ли жить, не бы­ло ино­го вы­бо­ра, как пос­те­пен­но умень­шить­ся в рос­те, ина­че их су­щес­т­во­ва­ние на зем­ле дол­ж­но бы­ло прек­ра­тить­ся за ка­ки­ени­будь нес­коль­ко де­сят­ков по­ко­ле­ний. В этом смыс­ле им сле­до­ва­ло бы уже те­перь сде­лать став­ку на кар­ли­ков и кар­лиц, что­бы те ро­жа­ли как мож­но боль­ше де­тей, тог­да как всем ос­таль­ным поз­во­лить не бо­лее од­но­го ре­бен­ка. Один ре­бе­нок не вос­пол­ня­ет уход двух ро­ди­те­лей - та­ким об­ра­зом со вре­ме­нем чис­ло ги­ган­тов су­щес­т­вен­но сок­ра­ти­лось бы, а кар­ли­ков - воз­рос­ло. При­мер­но так на­ши тер­пе­ли­вые лю­би­те­ли до­маш­них жи­вот­ных вы­во­дят ма­лень­ких со­бак или ло­ша­дей…

    Но вер­нем­ся к Глюм­даль­к­лич, у при­чин­но­го мес­та ко­то­рой, как пом­нит чи­та­тель, я стою, за­ме­рев в неп­ре­хо­дя­щем вос­тор­ге… Она с бла­гос­к­лон­нос­тью при­ня­ла мои лас­ки, нап­рав­лен­ные на по­вер­х­нос­т­ные час­ти ее уди­ви­тель­но­го ес­тес­т­ва, опу­шен­но­го до­рож­кой до­воль­но жес­т­ких во­лос­ков, но, ког­да я прек­ра­тил свои скром­ные по­ся­га­тель­с­т­ва на ее це­ло­муд­рие, ко­то­рое я не смел да и не смог бы на­ру­шить, она ак­ку­рат­но, что­бы не пов­ре­дить, об­х­ва­ти­ла ме­ня все­ми паль­ца­ми, как под­с­веч­ник, что­бы я не смог по­ше­ве­лить ни ру­кой, ни но­гой, и сна­ча­ла по­тер­ла мною cli­to­ris, раз­ме­ром с го­ло­ву спря­тав­ше­го­ся под ка­пю­шо­ном мо­на­ха, раз­ве что го­раз­до мяг­че и при­ят­нее, а за­тем, к пол­ной мо­ей не­ожи­дан­нос­ти, ста­ла пог­ру­жать ме­ня но­га­ми впе­ред в ниж­нюю часть сво­ей юной vul­va, не пе­рек­ры­той дев­с­т­вен­ной пле­вой. Мне ни­че­го не ос­та­ва­лось как под­чи­нить­ся этой но­вой при­хо­ти сво­ей ня­нюш­ки, и я за­бо­тил­ся лишь о том, что­бы дер­жать ру­ки креп­ко при­жа­ты­ми к бо­кам (чуть не на­пи­сал - по швам, но чи­та­тель пом­нит, что я дав­но уже пол­нос­тью об­на­жен, и швы ос­та­лись на сня­тых с ме­ня кам­зо­ле и ру­баш­ке). Пре­дос­то­рож­ность эта ока­за­лась да­ле­ко не лиш­ней, так как моя скром­ни­ца до­воль­но энер­гич­но оку­на­ла ме­ня в свое от­вер­с­тие и по­ка оно в дос­та­точ­ной ме­ре не ув­лаж­ни­лось, я рис­ко­вал по­лу­чить вы­вих сво­их ко­неч­нос­тей. От­вер­с­тие это от­час­ти по­хо­ди­ло на рот мо­ей воз­люб­лен­ной, раз­ве что в нем не бы­ло зу­бов, ко­то­рые, чес­т­но приз­на­юсь, в пер­вом слу­чае столь близ­ко ока­зы­ва­лись воз­ле мо­его об­на­жен­но­го те­ла, что, ка­за­лось, вот-вот пе­ре­ку­сят ме­ня по­по­лам… Те­перь же, ес­ли по­ис­кать ана­ло­гий, это по­хо­ди­ло на при­ня­тие ван­ны из бьюще­го из-под зем­ли го­ря­че­го ис­точ­ни­ка, ко­то­ры­ми на­ча­ли столь ув­ле­кать­ся мои сов­ре­мен­ни­ки, спе­ци­аль­но для это­го съез­жа­ющи­еся на ку­рор­ты Вис­ба­де­на и в дру­гие мес­та гер­ман­с­ких кня­жеств, где не­ког­да еще ле­чи­ли свои чле­ны во­ины Древ­не­го Ри­ма.

    Мое без­ро­пот­ное пос­лу­ша­ние, ви­ди­мо, хо­тя и нра­ви­лось Глюм­даль­к­лич, но бы­ло не­дос­та­точ­ным для осу­щес­т­в­ле­ния ее же­ла­ний, и, быс­т­ро до­га­дав­шись, че­го же не­дос­та­ет ей в кон­фи­гу­ра­ции мо­его те­ла для то­го, что­бы ис­пы­тать весь на­бор чувств, за­ко­но­мер­но при­во­дя­щих к пи­ку сла­дос­т­рас­тия, я стал по вхож­де­нии в va­gi­na с вы­тя­ну­ты­ми нос­ка­ми ног, как при ны­ря­нии в во­ду сол­да­ти­ком, тут же рас­п­рям­лять их внут­ри, так что на пу­ти об­рат­но мои ступ­ни тор­ча­ли в раз­ные сто­ро­ны, а но­ги да­же слег­ка раз­д­ви­га­лись, что­бы уве­ли­чить тре­ние, в ко­то­ром нуж­да­лась моя скром­ни­ца, ведь имен­но оно, как из­вес­т­но, и спос­пе­шес­т­ву­ет воз­го­ра­нию чув­с­т­вен­но­го ог­ня. С той же целью я по вхо­де внутрь рас­став­лял лок­ти и рас­то­пы­ри­вал паль­цы рук. По уси­лив­шим­ся вздо­хам сво­ей лю­би­ми­цы я по­нял, что ока­зал­ся со­об­ра­зи­тель­ным угод­ни­ком, и спус­тя еще ми­ну­ту-дру­гую моя ня­нюш­ка раз­ра­зи­лась жа­лоб­ным сто­ном, да­вая мне знать, что дос­тиг­ла же­ла­емо­го. Она нес­коль­ко раз су­до­рож­но дер­ну­лась, ос­та­вив ме­ня на­по­ло­ви­ну в се­бе, и я по­чув­с­т­во­вал, как мыш­цы ее va­gi­na по­пе­ре­мен­но ох­ва­ты­ва­ют ме­ня сво­ими коль­ца­ми. Сла­ва Бо­гу, что сок­ра­ще­ния эти бы­ли не нас­толь­ко силь­ны, что­бы сло­мать мне та­зо­бед­рен­ный сус­тав, но ощу­ще­ние бы­ло та­кое, слов­но я по­пал в объ­ятия неж­но­го уда­ва, с той лишь раз­ни­цей, что они бы­ли го­ря­чи.

    Однако моя ня­нюш­ка не сов­сем по­те­ря­ла го­ло­ву, и ес­ли и за­бы­ла обо мне и осо­бен­нос­тях мо­его те­лос­ло­же­ния, то лишь на крат­кий миг, пос­ле че­го она ос­то­рож­но вы­ну­ла ме­ня, пе­ре­нес­ла пря­мо в блюд­це, по­ли­ла на ме­ня из чаш­ки ос­тат­ка­ми во­ды, еще теп­лой, и, за­пе­ле­нав в лос­кут хол­с­та, уло­жи­ла на мо­ем за­кон­ном мес­те, хо­тя я го­тов был ос­тать­ся с ней.

    Потрясенный пе­ре­жи­тым и чув­с­т­вуя край­нюю ус­та­лость и лег­кую ло­мо­ту во всех чле­нах, я вско­ре зас­нул.

    Так я стал воз­люб­лен­ным мо­ей за­бот­ли­вой и неж­ной Глюм­даль­к­лич, но на­ше ни­чем не за­мут­нен­ное счас­тье про­дол­жа­лось не­дол­го, по­то­му что да­лее на­ча­лись уто­ми­тель­ные по­ез­д­ки по этой бес­к­рай­ней стра­не с мо­ими цир­ко­вы­ми выс­туп­ле­ни­ями, ко­то­рые иног­да дли­лись по де­сять ча­сов в день и край­не от­ри­ца­тель­но ска­за­лись на мо­ем здо­ровье. По ве­че­рам у ме­ня не ос­та­ва­лось ни сил, ни же­ла­ний, что­бы пре­да­вать­ся уте­хам со сво­ей воз­люб­лен­ной, да и она чув­с­т­во­ва­ла се­бя не луч­ше, - от вер­хо­вой ез­ды у нее на­ча­лись бо­ли в спи­не и она пла­ка­ла по но­чам на ка­зен­ных кро­ва­тях в гос­ти­ни­цах, где мы ос­та­нав­ли­ва­лись. О сво­их выс­туп­ле­ни­ях я рас­ска­зал дос­та­точ­но под­роб­но в опуб­ли­ко­ван­ной вер­сии, где из­да­тель опус­тил один но­мер, ко­то­рый я ис­пол­нял по спе­ци­аль­но­му зри­тель­с­ко­му за­ка­зу за от­дель­ное воз­наг­раж­де­ние, втрое пре­вы­ша­ющее вход­ную пла­ту на мой ат­трак­ци­он, и без то­го не­ма­лую. Но­мер этот при­ду­мал мой хо­зя­ин-фер­мер, отец Глюм­даль­к­лич, че­ло­век одер­жи­мый не­из­быв­ным же­ла­ни­ем раз­бо­га­теть.

    Фермерский труд, со­дер­жа­ние ра­бот­ни­ков и все­го хо­зяй­с­т­ва, ви­ди­мо, уто­ми­ли его и пред­с­та­ви­лись бес­смыс­лен­ны­ми с то­го мо­мен­та, как он на­чал за­ра­ба­ты­вать день­ги на мне. И те­перь все си­лы сво­его не­боль­шо­го, но весь­ма прак­тич­но­го ума он нап­рав­лял на то, что­бы из­в­ле­кать как мож­но боль­ше ма­те­ри­аль­ной вы­го­ды из вла­де­ния мною…

    Так вот, од­наж­ды, ког­да Глюм­даль­к­лич толь­ко опус­ти­ла ме­ня под вы­рез платья по­те­ре­бить ее сос­ки, в ком­на­ту не­ожи­дан­но во­шел отец, - де­воч­ка за­бы­ла зак­рыть дверь на ще­кол­ду.

    Услышав гро­хот и не по­няв его при­ро­ды, я имел глу­пость вы­су­нуть­ся на­ру­жу, где и был уви­ден изум­лен­ным ро­ди­те­лем. На­до от­дать ему дол­ж­ное - он не стал ус­т­ра­ивать скан­дал сво­ей до­че­ри: то ли дей­с­т­ви­тель­но не пред­с­тав­лял се­бе, нас­коль­ко да­ле­ко мы с ней заш­ли в га­лан­т­ных от­но­ше­ни­ях, то ли ре­шил, что та­кое кро­хот­ное су­щес­т­во, как я, не пред­с­тав­ля­ет ни­ка­кой опас­нос­ти для не­вин­нос­ти его до­че­ри, то ли в тот мо­мент ко­рысть и ал­ч­ность пе­ре­си­ли­ли в нем все про­чие чув­с­т­ва. Он толь­ко, ух­ва­тив паль­ца­ми ле­вой ру­ки ме­ня под мыш­ка­ми, под­нял вы­со­ко в воз­дух и, по­ма­хав пе­ред мо­им но­сом ука­за­тель­ным паль­цем пра­вой ру­ки (за­день он ме­ня хоть раз - и я бы ос­тал­ся без го­ло­вы), ряв­к­нул: «Вмес­то то­го, что­бы ла­зить по мо­ей до­че­ри, ста­рый раз­в­рат­ник (о мо­ем воз­рас­те он су­дил по мо­ей бо­ро­де, ко­то­рую вско­ре мне приш­лось сбрить, хо­тя в род­ной мне Ан­г­лии она бы­ла от­нюдь не сим­во­лом ста­рос­ти, как здесь, а приз­на­ком му­жес­т­вен­нос­ти), луч­ше бы уж ты ще­ко­тал мо­их зри­тель­ниц!».

    К нес­час­тью, нес­мот­ря на бур­ные про­тес­ты его до­че­ри, мо­ей ня­нюш­ки, ее сле­зы и объ­яс­не­ния, что под ее платье я по­пал ис­к­лю­чи­тель­но по ее не­ос­то­рож­нос­ти, выс­коль­з­нув у нее из рук при пе­ре­но­се с по­ла на пол­ку, фер­мер сдер­жал свое сло­во, и к пред­с­тав­ле­нию при­ба­вил­ся еще один но­мер, ис­пол­няв­ший­ся по спе­ци­аль­но­му за­ка­зу за трой­ную пла­ту. Но­мер этот имел сре­ди мо­их зри­тель­ниц ис­к­лю­чи­тель­ный, прос­то оше­лом­ля­ющий ус­пех, хо­тя соп­ро­вож­дал­ся не гро­мом ап­ло­дис­мен­тов, а слу­ха­ми, ко­то­рые пе­ре­да­ва­лись ше­по­том на уш­ко…

    В Броб­дин­г­не­ге об­щес­т­во бы­ло ус­т­ро­ено по пат­ри­ар­халь­но­му прин­ци­пу, у влас­ти во всех ее ви­дах и раз­но­вид­нос­тях на­хо­ди­лись осо­би муж­с­ко­го по­ла, от­сю­да да­же в воп­ро­сах по­ло­во­го вос­пи­та­ния и удов­лет­во­ре­ния по­ло­вых чувств гос­под­с­т­во­ва­ла ис­к­лю­чи­тель­но му­жес­кая точ­ка зре­ния, в ка­ко­вой ин­те­ре­сы жен­щин учи­ты­ва­лись лишь в са­мой ма­лой ме­ре, или ско­рее все­го - во­об­ще не учи­ты­ва­лись. Быть сво­бод­ны­ми в люб­ви и вы­би­рать се­бе лю­бов­ные раз­в­ле­че­ния и удо­воль­с­т­вия, как я вско­ре уз­нал, здесь мог­ли лишь пред­с­та­ви­тель­ни­цы выс­ше­го све­та, гра­фи­ни, мар­ки­зы и про­чие, по­доб­ные им бо­га­тые да­мы. Ос­таль­ные же, а та­ких, ес­тес­т­вен­но, бы­ло боль­шин­с­т­во, на­хо­ди­лись в за­ви­си­мос­ти от му­жес­ких ин­те­ре­сов и бы­ли, по су­ти, вы­нуж­де­ны про­да­вать се­бя и свои чув­с­т­ва в об­мен на ту или иную сте­пень бла­го­по­лу­чия.

    Да, ме­ня по­ра­зи­ло, что хо­тя раб­с­т­ва в стра­не не бы­ло, поч­ти все же­ны в Броб­дин­г­не­ге про­да­ва­лись и по­ку­па­лись. Пос­коль­ку же они по муд­ро­му ука­зу ко­ро­ля бы­ли впра­ве са­ми наз­вать свою це­ну, су­ды бы­ли за­ва­ле­ны жа­ло­ба­ми ис­т­цов (быв­ших или нас­то­ящих му­жей), с этой це­ной не сог­лас­ных.

    Неравенство по­лов по­рож­да­ло мно­го проб­лем, и хо­тя бо­лее чем спра­вед­ли­во выс­ка­зы­ва­ние древ­них рим­лян, сог­лас­но ко­то­ро­му мы ме­ня­ем­ся вмес­те с пе­ре­ме­ной вре­мен, здесь же об­щес­т­вен­ная мысль и гос­под­с­т­ву­ющая мо­раль дав­но зас­ты­ли на мес­те. Нег­лас­но счи­та­лось, что рав­ноп­ра­вие по­лов не­из­мен­но при­ве­дет к раз­мы­ва­нию го­су­дар­с­т­вен­ных ус­то­ев, зиж­див­ших­ся на пос­лед­нем сло­ве, ска­зан­ном Его Ве­ли­чес­т­вом, как ес­ли бы оно бы­ло и са­мым пер­вым. Ду­ализм офи­ци­аль­но про­воз­г­ла­шен­но­го ми­ро­ус­т­рой­с­т­ва, ког­да, обоз­на­чив муж­с­кое на­ча­ло, сле­до­ва­ло сра­зу же по­ис­кать и на­ча­ло жен­с­кое, су­щес­т­во­вал толь­ко те­оре­ти­чес­ки, на бу­ма­ге, в ос­нов­ном для по­та­ка­ния умам, бре­дя­щим ре­фор­ма­ци­ей и иде­ями ни­ко­му не нуж­ной лич­ной сво­бо­ды. На са­мом же де­ле для об­раз­цо­во ус­т­ро­ен­но­го го­су­дар­с­т­ва не бы­ло луч­ше идеи, чем мо­низм или да­же мо­но­те­изм, ког­да ко­роль как на­мес­т­ник Бо­га на зем­ле, рав­ноз­на­чен ему, и лю­бить сво­его ко­ро­ля так же ес­тес­т­вен­но, как и ды­шать. Во­об­ще че­ло­ве­ку как су­щес­т­ву, вы­нуж­ден­но­му при­ни­мать ре­ше­ния, жи­вет­ся го­раз­до лег­че с Бо­гом или ко­ро­лем, пос­коль­ку че­ло­век бо­ит­ся се­бя са­мо­го. По­доз­ре­вая, что жен­щи­на не сов­сем че­ло­век и, ско­рее все­го, силь­ней его, как са­ма Мать-При­ро­да, муж­с­кое на­ча­ло Броб­дин­г­не­га бла­го­ра­зум­но дер­жа­ло жен­с­кий пол на бе­зо­пас­ном рас­сто­янии от влас­ти.

    Таким об­ра­зом, для броб­дин­г­не­жек в этом ми­ре бы­ло не столь уж мно­го удо­воль­с­т­вий и раз­в­ле­че­ний, осо­бен­но ес­ли, нап­ри­мер, учесть, что лю­бовь жен­щи­ны к жен­щи­не под при­ня­тым у нас наз­ва­ни­ем три­ба­дия, ка­ра­лась здесь усек­но­ве­ни­ем cli­to­ris, без ко­то­ро­го жен­щи­на, не те­ряя сво­ей спо­соб­нос­ти к де­то­рож­де­нию и по­ло­во­му удов­лет­во­ре­нию муж­чи­ны, ста­но­ви­лась бес­чув­с­т­вен­ной. По­это­му слух о том, что мож­но за оп­ре­де­лен­ную пла­ту по­мес­тить се­бе под платье не­кое ма­лень­кое су­щес­т­во, от­час­ти по­хо­жее на мес­т­но­го зверь­ка сплек­но­ка, но толь­ко ра­зум­ное да еще му­жес­ко­го по­лу, и раз­ре­шить ему там де­лать, что заб­ла­го­рас­су­дит­ся (да­же в стро­гом броб­дин­г­неж­с­ком ко­дек­се по­лов та­кая си­ту­ация ни­как не рег­ла­мен­ти­ро­ва­лась), выз­вал нас­то­ящую при­бой­ную вол­ну охот­ниц из­ве­дать не­из­ве­дан­ное, и оче­редь из них к на­ше­му ба­ла­га­ну выс­т­ра­ива­лась еще с ве­че­ра. Все эти эн­ту­зи­ас­т­ки бы­ли из за­жи­точ­ных се­мей, ибо вы­ло­жить за де­сять ми­нут удо­воль­с­т­вия сум­му, рав­ную сто­имос­ти на рын­ке трех по­лу­го­до­ва­лых по­ро­сят, мог­ла поз­во­лить се­бе да­ле­ко не каж­дая.

    Номер же зак­лю­чал­ся в том, что зри­тель­ни­ца вхо­ди­ла в спе­ци­аль­но от­ве­ден­ное для это­го по­ме­ще­ние, ук­ра­шен­ное флаж­ка­ми из тон­кой ри­со­вой бу­ма­ги и ми­шу­рой, са­ди­лась на ска­мей­ку, и моя вер­ная Глюм­даль­к­лич (ее имя до сих пор лас­ка­ет мне слух в мо­их нос­таль­ги­чес­ких вос­по­ми­на­ни­ях) за­пус­ка­ла ме­ня под платье по­се­ти­тель­ни­цы, стро­го-нас­т­ро­го пре­дуп­ре­див, что­бы та по воз­мож­нос­ти ос­та­ва­лась не­под­виж­ной и не ше­ве­ли­ла ру­ка­ми, да­бы слу­чай­но ме­ня не пов­ре­дить. Моя же за­да­ча зак­лю­ча­лась в том, что­бы по­ще­ко­тать грудь по­се­ти­тель­ни­цы и лю­бым дос­туп­ным мне спо­со­бом хо­тя бы нем­но­го ее вос­п­ла­ме­нить.

    Никогда, ни до ни пос­ле, не имел я (чуть не ска­зал - удо­воль­с­т­вия, что бы­ло бы неп­рав­дой и лишь веж­ли­во-фор­маль­ной фи­гу­рой ре­чи) воз­мож­нос­ти ли­цез­реть и тро­гать столь боль­шое ко­ли­чес­т­во гру­дей раз­но­об­раз­ных форм, раз­ме­ров, от­тен­ков и за­па­хов, - на их опи­са­ние у ме­ня уш­ло бы слиш­ком мно­го вре­ме­ни. Я не жа­лею, что ви­дел их, ка­сал­ся их, са­дил­ся на них или ви­сел, ух­ва­тив­шись за со­сок, мял, щи­пал, да­же ку­сал (о, им нра­ви­лись мои уку­сы…), как не жа­лею и о том, что те­перь нап­рочь ли­шен та­кой воз­мож­нос­ти. Впро­чем, со мной слу­чи­лось то, что и дол­ж­но бы­ло слу­чить­ся, ког­да про­во­дишь слиш­ком мно­го вре­ме­ни в об­с­то­ятель­с­т­вах, ко­то­рые ты не в си­лах ни из­ме­нить, ни пре­одо­леть, - я по­лю­бил эти об­с­то­ятель­с­т­ва, я при­ки­пел к ним ду­шой, сер­д­цем и сво­ими чрес­ла­ми, и по воз­в­ра­ще­нии в Ан­г­лию так и не смог най­ти се­бе под­ру­гу, со­от­вет­с­т­ву­ющую мо­им но­вым зап­ро­сам. Так дол­гос­роч­ный уз­ник, вы­пу­щен­ный на сво­бо­ду, тя­го­те­ет к сво­ему узи­ли­щу. Что­бы воз­бу­дить­ся, мне те­перь нуж­на бы­ла жен­щи­на­го­ра, но где я мог та­кую най­ти? Мои друзья-ос­т­рос­ло­вы, зна­ющие о мо­ем тай­ном нес­час­тье (же­на, ко­неч­но, ни о чем не по­доз­ре­ва­ла), то ли в шут­ку, то ли всерь­ез, со­ве­то­ва­ли за­вес­ти мне зо­офи­ли­чес­кий ро­ман со сло­ни­хой или бе­ге­мо­ти­хой, или на ху­дой ко­нец, ес­ли я хо­ро­шо пла­ваю, с сам­кой фин­ва­ла… Что, меж­ду про­чим, бы­ло бы не ли­ше­но смыс­ла, от­зо­вись эти ги­ган­т­с­кие тва­ри на муж­с­кой при­зыв мо­его тос­ку­юще­го ес­тес­т­ва. Но я для них на­вер­ня­ка пред­с­тав­лял­ся бы нич­то­жес­т­вом, и да­же обыч­ный осел с их точ­ки зре­ния был бы мно­го бо­лее под­хо­дя­щим сам­цом.

    Итак, я де­лал все воз­мож­ное, что­бы за не­боль­шой от­ре­зок вре­ме­ни дос­та­вить каж­дой да­ме мак­си­мум удо­воль­с­т­вий и от­ра­бо­тать сум­му, ос­тав­ля­емую ею в ко­шель­ке быв­ше­го фер­ме­ра, а те­перь ус­пеш­но­го ан­т­реп­ре­не­ра, но дли­лось это не­дол­го, не­де­ли две. А по­том мой хо­зя­ин, хо­тя его ал­ч­ность и рос­ла с ус­пе­хом его пред­п­ри­ятия, вы­нуж­ден был от­ка­зать­ся от дан­но­го но­ме­ра.

    Получилось так, что по­ка моя Глюм­даль­к­лич пе­рес­чи­ты­ва­ла це­лую горсть мо­нет, что­бы пе­ре­дать их от­цу, оче­ред­ная по­се­ти­тель­ни­ца, на грудь ко­то­рой ме­ня по­са­ди­ли, то ли не­на­ро­ком, то ли на­ме­рен­но стрях­ну­ла ме­ня вниз. Я ку­ба­рем про­ка­тил­ся по жи­во­ту, сла­ва Бо­гу, ок­руг­ло­му, что за­мед­ли­ло мое па­де­ние про­тя­жен­нос­тью по мень­шей ме­ре в пят­над­цать фу­тов и, еще не ус­пев осоз­нать слу­чив­ше­еся, ока­зал­ся у да­мы пря­мо в ис­под­нем белье, точ­нее, в ее пан­та­ло­нах, о чем нет­руд­но бы­ло до­га­дать­ся по спе­ци­фич­но­му за­па­ху, уда­рив­ше­му мне в ноз­д­ри.

    Впрочем, он был не столь спе­ци­фи­чен, сколь ха­рак­те­рен, из че­го мож­но бы­ло зак­лю­чить, что в ло­но да­мы не­за­дол­го до это­го про­ли­лось муж­с­кое се­мя, и от гус­то­ты это­го за­па­ха у ме­ня зак­ру­жи­лась го­ло­ва. Я стал под­п­ры­ги­вать, что­бы ух­ва­тить­ся за об­шир­ную жес­т­кую рас­ти­тель­ность и вы­лез­ти хо­тя бы на ло­бок, где мож­но бы­ло бы пе­ре­вес­ти дух, но хит­рая да­ма, ви­ди­мо, не же­лая, что­бы я ус­коль­з­нул из ее за­вет­но­го мес­теч­ка, паль­цем, сквозь ма­те­рию платья на­дав­ли­ва­ла мне на за­ты­лок, и я ни­че­го не мог по­де­лать. Чув­с­т­вуя, что те­ряю соз­на­ние, я от­ча­ян­но зак­ри­чал, зо­вя Глюм­даль­к­лич, и хо­тя зов мой был тих и приг­лу­шен тканью платья и ниж­ни­ми юб­ка­ми, моя ня­нюш­ка его ус­лы­ша­ла, и, до­га­дав­шись, в чем де­ло, тут же приш­ла мне на по­мощь. В сле­ду­ющий мо­мент она, без лиш­них це­ре­мо­ний зад­рав да­ме по­дол платья, выз­во­ли­ла ме­ня на свет. Да­ма в кон­фу­зе убе­жа­ла. Я же был поч­ти нед­ви­жим и пок­рыт хо­лод­ным по­том - яв­ный приз­нак ас­фик­сии и сер­деч­но­го не­до­мо­га­ния. При­бе­жав­ший на шум фер­мер, ре­шив, что я при смер­ти, и не же­лая те­рять та­кой вер­ный и бе­зот­каз­ный ис­точ­ник до­хо­дов, за­вер­нул ме­ня в но­со­вой пла­ток и бе­гом от­нес к ле­ка­рю, по счас­тью, жив­ше­му не­по­да­ле­ку, где мне сде­ла­ли при­моч­ки и на­по­или нас­то­ем ро­маш­ки, по за­ве­ре­нию ле­ка­ря, не­мед­лен­но вы­во­дя­щим яды из ор­га­низ­ма, вклю­чая те, что выз­ва­ны ле­ту­чи­ми ми­аз­ма­ми, пов­ре­див­ши­ми мне тра­хеи и брон­хи. Выз­до­ров­ле­ние дли­лось все­го че­ты­ре дня, но пос­ле это­го еще с не­де­лю по нас­то­янию неп­рек­лон­ной Глюм­даль­к­лич я был ос­во­бож­ден от выс­туп­ле­ний и про­во­дил вре­мя или на ее ру­ках, или в сво­ем ящич­ке-до­ми­ке на гос­ти­нич­ном по­до­кон­ни­ке, вды­хая све­жий воз­дух ма­лень­ко­го, по здеш­ним мер­кам, внут­рен­не­го са­да, за­ни­мав­шем часть тер­ри­то­рии зад­не­го дво­ра, ку­да вы­хо­ди­ло ок­но.

    По мо­им наб­лю­де­ни­ям, на­род в Броб­дин­г­не­ге не был из­ба­ло­ван раз­в­ле­ка­тель­ны­ми зре­ли­ща­ми… Кста­ти, ни в од­ном до­ме, где мне до­ве­лось по­том по­бы­вать, я не ви­дел кар­тин на сте­нах, ко­ими столь ки­чат­ся мои име­ни­тые соп­ле­мен­ни­ки в род­ной мне Ан­г­лии, со­би­рая це­лые кол­лек­ции из по­ло­тен зна­ме­ни­тых ху­дож­ни­ков прош­ло­го и нас­то­яще­го, тра­тя на это ог­ром­ные день­ги, ибо зна­ют, что та­ко­вые пред­ме­ты толь­ко рас­тут в це­не от вре­ме­ни… Ни­че­го по­доб­но­го здесь не бы­ло - эта на­ция не име­ла тя­ги к изоб­ра­же­нию эс­те­ти­чес­ки прек­рас­но­го…

    Здесь в ос­нов­ном проц­ве­та­ло лишь во­ен­ное ис­кус­ство, ко­то­рое в от­сут­с­т­вие ре­аль­но­го про­тив­ни­ка (уче­ные и фи­ло­со­фы Броб­дин­г­не­га дав­но уже сде­ла­ли вы­вод, что их на­род - один во всей Все­лен­ной и по­то­му яв­ля­ет­ся за­ко­ноп­рав­ным хо­зя­ином ее), про­яв­ля­ло се­бя в са­мых раз­но­об­раз­ных фор­мах фи­зи­чес­ких уп­раж­не­ний с бу­ла­ва­ми, ме­ча­ми, саб­ля­ми, але­бар­да­ми, копь­ями и яд­ра­ми ме­та­тель­ных ору­дий. Стрел­ко­во­го ору­жия здесь не зна­ли, пос­коль­ку не име­ли ни­ка­ко­го пред­с­тав­ле­ния о том, что та­кое по­рох, мое же пред­ло­же­ние наз­вать его сос­тав бы­ло ко­ро­лем ка­те­го­ри­чес­ки от­вер­г­ну­то.

    Военное ис­кус­ство воз­ник­ло здесь еще в глу­бо­кой древ­нос­ти, ког­да, как гла­си­ли мес­т­ные пре­да­ния и ле­ген­ды, ми­фы и ис­то­ри­чес­кие хро­ни­ки, у броб­дин­г­неж­цев был ре­аль­ный враг в ли­це со­сед­не­го го­су­дар­с­т­ва под наз­ва­ни­ем Бриб­тиб­рея. Бриб­тиб­рей­цы, ес­тес­т­вен­но, то­же бы­ли ве­ли­ка­на­ми, име­ли свой язык и свою пись­мен­ность и, как го­во­рят хро­ни­ки, на про­тя­же­нии сто­ле­тий под­дер­жи­ва­ли дру­жес­кие от­но­ше­ния с Броб­дин­г­не­гом. Там то­же бы­ла мо­нар­хия, и ко­ро­лев­с­кие дво­ры со­еди­ня­лись уза­ми род­с­т­ва, так что­бы на кор­ню га­сить ги­по­те­ти­чес­кие рас­п­ри. Так и жи­ли эти два на­ро­да в бла­гос­ти и проц­ве­та­нии, не зная, что та­кое хо­лод­ный лязг ме­чей и пред­с­мер­т­ный крик за­руб­лен­ной жер­т­вы… Но, как гла­сит до­шед­шая до на­ших дней ле­то­пись Броб­дин­г­не­га, пять­сот пять­де­сят пять лет на­зад бриб­тиб­рей­с­кий ко­роль Иуфбр XII (Тем­ный), взяв­ший в же­ны прин­цес­су броб­дин­г­неж­с­ко­го цар­с­т­ву­юще­го до­ма Здру­пу-Зат­вор­ни­цу, об­на­ру­жил в пер­вую же брач­ную ночь, что его не­вес­та не дев­с­т­вен­ни­ца, а соз­ван­ный на­ут­ро кон­си­ли­ум вра­чей, об­с­ле­до­вав­ший ры­да­ющую не­вес­ту, лишь под­т­вер­дил от­к­ры­тие раз­г­не­ван­но­го же­ни­ха… По за­ко­нам Бриб­тиб­реи та­кой брак не мог быть приз­нан, а по­то­му раз­вен­чан­ная Здру­па бы­ла зак­лю­че­на под стра­жу и от­п­рав­ле­на в тюрь­му, где ее по­са­ди­ли в од­ну ка­ме­ру с са­мы­ми от­пе­ты­ми бан­ди­та­ми и раз­бой­ни­ка­ми, ко­то­рые не пре­ми­ну­ли вос­поль­зо­вать­ся пре­дос­та­вив­шей­ся им воз­мож­нос­тью и над­ру­га­лись над ней, а за­тем, прос­то­во­ло­сая, в од­ной ноч­ной ру­баш­ке она бы­ла от­пу­ще­на на ро­ди­ну, до ко­то­рой шла, бо­со­но­гая, де­вять но­чей и дней под нас­меш­ки и улю­лю­канье тол­пы, ко­то­рой бы­ло поз­во­ле­но пле­вать в нее и бро­сать гни­лые ово­щи (толь­ко мяг­кие, что­бы не пов­ре­дить ее чле­нов и не на­нес­ти ей по­вер­х­нос­т­ных ран, как буд­то они мог­ли быть су­щес­т­вен­ней ее внут­рен­ней ра­ны…). Так Иуфбр XII (Тем­ный) мстил за ве­ро­лом­ный удар, на­не­сен­ный ему в са­мое сер­д­це броб­дин­г­неж­с­ким дво­ром, ви­ди­мо, нас­толь­ко пог­ряз­шим в по­ро­ке и раз­в­ра­те, что да­же на­ре­чен­ную не­вес­ту не мог сох­ра­нить в над­ле­жа­щей це­лос­ти и не­вин­нос­ти. Ос­та­ток сво­ей жиз­ни Здру­па-Зат­вор­ни­ца про­ве­ла за семью две­ря­ми, в келье мо­нас­ты­ря… Ме­ди­цин­с­кие же све­ти­ла Броб­дин­г­не­га, ос­ви­де­тель­с­т­во­вав­шие ее при­чин­ное мес­то, и в са­мом де­ле не най­дя ни­ка­ких сле­дов раз­ры­ва пле­вы, ни ее са­мой, приш­ли к од­ноз­нач­но­му вы­во­ду, что та­ко­вой у Здру­пы не бы­ло от рож­де­ния, - не­вин­ность же ее и не­по­роч­ность бы­ла под­т­вер­ж­де­на на Вто­ром цер­ков­ном со­бо­ре Броб­дин­г­не­га, пос­ле че­го еще при жиз­ни Здру­па бы­ла при­чис­ле­на к ли­ку свя­тых, и к ней, по­ка она бы­ла жи­ва (еще це­лых трид­цать три го­да из от­пу­щен­ных ей со­ро­ка шес­ти), не прек­ра­щал­ся по­ток страж­ду­щих и ал­чу­щих ис­це­лить­ся, - в ос­нов­ном жен­щин. И дей­с­т­ви­тель­но, да­же при­кос­но­ве­ние к краю одеж­ды Здру­пы из­ле­чи­ва­ло бес­п­ло­дие, ос­та­нав­ли­ва­ло или на­обо­рот, ес­ли в том бы­ла нуж­да, вы­зы­ва­ло ме­сяч­ные, сни­ма­ло бо­ле­вые ощу­ще­ния, выз­ван­ные раз­ры­вом дев­с­т­вен­ной пле­вы. Ее по­ру­ган­ная ноч­ная ру­баш­ка ста­ла свя­щен­ной ре­лик­ви­ей стра­ны (изоб­ра­же­ние оной вош­ло в герб) и раз в год в день Свя­той Здру­пы выс­тав­ля­лась в глав­ном хра­ме сто­ли­цы для обоз­ре­ния. При­ка­сать­ся к ней, чу­дот­вор­ной, уже бы­ло нель­зя по при­чи­не ее край­ней вет­хос­ти, но и ли­цез­ре­ние ее тво­ри­ло чу­де­са, ре­естр ко­то­рых вел­ся в спе­ци­аль­ной кни­ге. У этой до ос­но­ва­ния пот­ряс­шей стра­ну ис­то­рии бы­ла и дру­гая сто­ро­на. Ког­да на де­вя­тый день Здру­па, пе­рес­ту­пив ус­лов­ную гра­ни­цу сво­его го­су­дар­с­т­ва, бы­ла уз­на­на сво­ими сог­раж­да­на­ми и, прик­ры­тая по­по­ной, дос­тав­ле­на во дво­рец, ее отец, ко­роль Броб­дин­г­не­га Да­кель­б­люр III объ­явил Бриб­тиб­рее вой­ну. Пер­вые сра­же­ния про­хо­ди­ли на ку­ла­ках, пал­ках и ду­бин­ках, ко­то­рые вы­ру­ба­лись из ство­ла де­ре­ва крак­рок, имев­ше­го та­кую плот­ность и вяз­кость, что ду­бин­ка не трес­ка­лась да­же при встре­че с лоб­ной кос­тью че­ре­пов бриб­тиб­рей­цев, от­ли­чав­шей­ся не­ве­ро­ят­ной проч­нос­тью (по­том из нее по­бе­див­шие броб­дин­г­неж­цы бу­дут вы­та­чи­вать греб­ни для во­лос). В даль­ней­шем же в свя­зи с от­к­ры­ти­ем же­ле­за воз­ник­ло и хо­лод­ное ору­жие, в си­лу че­го по­ра­жа­емость про­тив­ни­ка мно­гок­рат­но воз­рос­ла (у твер­до­ло­бых бриб­тиб­рей­цев же­ле­за не бы­ло).

    Уже в ны­неш­ние вре­ме­на, ког­да в умах на­ча­лось лег­кое бро­же­ние (если од­ни иде­али­зи­ру­ют прош­лое, то дру­гие тут же на­чи­на­ют смот­реть на не­го свы­со­ка), бы­ли пред­п­ри­ня­ты по­пыт­ки ре­ви­зии той дав­ней ис­то­рии, объ­еди­нив­шей броб­дин­г­неж­цев в борь­бе с обид­чи­ка­ми. На­шел­ся бе­зу­мец, ко­то­рый ут­вер­ж­дал в сво­ем ис­сле­до­ва­нии на ос­но­ве изу­че­ния ме­му­аров и до­ку­мен­тов эпо­хи Да­кель­б­лю­ров, что прин­цес­са-за­точ­ни­ца дей­с­т­ви­тель­но дос­та­лась Иуф­б­ру XII (Тем­но­му) не­дев­с­т­вен­ни­цей, но что при­чи­ной то­му бы­ли вов­се не по­пол­з­но­ве­ния не­ко­его ее тай­но­го воз­люб­лен­но­го, имя ко­то­ро­го ис­то­рия не сох­ра­ни­ла, а ис­к­лю­чи­тель­но соб­с­т­вен­ная не­ос­то­рож­ность прин­цес­сы в юном воз­рас­те, ког­да она, по­лу­чая удо­воль­с­т­вие из­вес­т­ным спо­со­бом, ско­рее все­го, са­ма пов­ре­ди­ла се­бе пле­ву. Но ког­да слу­хи о но­вых ма­те­ри­алах, свя­зан­ных с этим дав­но уже став­шим сак­раль­ным со­бы­ти­ем, дош­ли до ушей пра­вя­ще­го мо­нар­ха, пыт­ли­вый ис­сле­до­ва­тель по при­го­во­ру су­да по­лу­чил два лег­ких уда­ра по го­ло­ве ду­бин­кой из де­ре­ва крак­рок и, от­пу­щен­ный на сво­бо­ду, не­мед­лен­но прек­ра­тил свои изыс­ка­ния, пос­коль­ку ли­шил­ся па­мя­ти и дол­жен был на­чать жизнь сна­ча­ла, с чис­то­го лис­та…

    Кстати, этот при­го­вор был впол­не гу­ман­ный, пос­коль­ку кри­ти­чес­кое чис­ло лег­ких уда­ров ду­бин­кой по го­ло­ве рав­ня­лось че­ты­рем, что оз­на­ча­ло не­ми­ну­емый смер­тель­ный ис­ход.

    В ре­зуль­та­те кро­воп­ро­лит­ной вой­ны, спус­тя все­го лишь од­но по­ко­ле­ние Бриб­тиб­рея ли­ши­лась сво­ей не­за­ви­си­мос­ти и прев­ра­ти­лась в ко­ло­нию, пос­тав­ляв­шую мет­ро­по­лии все не­об­хо­ди­мое, в том чис­ле и ра­бо­чую си­лу. Но смеж­ность гра­ниц и эт­ни­чес­кая об­щ­ность при­ве­ли к то­му, что по­бе­ди­те­ли и по­беж­ден­ные пе­ре­ме­ша­лись, рас­т­во­рив­шись друг в дру­ге и в кон­це кон­цов Пер­вой уни­ей был зак­реп­лен но­вый ста­тус Броб­дин­г­не­га как еди­но­го го­су­дар­с­т­ва, воб­рав­ше­го в се­бя преж­нюю Бриб­тиб­рею, с но­вы­ми гра­ни­ца­ми, ко­то­рые яв­ля­лись ес­тес­т­вен­ны­ми гра­ни­ца­ми по­лу­ос­т­ро­ва, с трех сто­рон омы­ва­емо­го ми­ро­вым оке­аном, а с се­ве­ра пе­ре­го­ро­жен­но­го неп­ро­хо­ди­мы­ми вул­ка­на­ми. Па­ра­док­саль­но, но факт, - у броб­дин­г­неж­цев, в от­ли­чие от ли­ли­пу­тов, мор­с­ко­го фло­та не бы­ло, ибо еще на Пер­вом Схо­де уче­ных-ге­ог­ра­фов и ма­те­ма­ти­ков, соз­да­вав­ших кар­ты и ма­те­ма­ти­чес­кие мо­де­ли сво­ей стра­ны, бы­ло офи­ци­аль­но про­воз­г­ла­ше­но: «За мо­рем жиз­ни нет!». Эта ис­то­ри­чес­кая фра­за ста­ла кры­ла­той и тут и там ис­поль­зо­ва­лась в пос­ло­ви­цах и по­го­вор­ках. Ес­ли, нап­ри­мер, в на­шем соз­на­нии веч­ной за­но­зой зас­т­ря­ло вы­ра­же­ние: «Там хо­ро­шо, где нас нет», то у броб­дин­г­неж­цев оно зву­ча­ло с точ­нос­тью до на­обо­рот: «Там хо­ро­шо, где мы есть». Са­мо­дос­та­точ­ность этой вто­рой те­зы вку­пе с пер­вой, ос­но­во­по­ла­га­ющей, на ве­ка по­ро­ди­ла в на­ции ге­ог­ра­фи­чес­кую ин­диф­фе­рен­т­ность - здесь не бы­ло пу­те­шес­т­вен­ни­ков, ник­то не стре­мил­ся от­к­ры­вать но­вые зем­ли. Всем бы­ло хо­ро­шо и без то­го.

    Поначалу, как и бы­ло зак­реп­ле­но в пун­к­тах зна­ме­ни­той Унии, го­су­дар­с­т­вен­ных язы­ков у но­вой ис­то­ри­чес­кой об­щ­нос­ти бы­ло два - броб­дин­г­неж­с­кий и бриб­тиб­рей­с­кий, но так как на пос­лед­нем го­во­ри­ло лишь низ­шее сос­ло­вие быв­ше­го про­тив­ни­ка, пос­коль­ку выс­шее бы­ло пол­нос­тью ис­т­реб­ле­но, а ли­те­ра­ту­ра, на­ука и куль­ту­ра чув­с­т­во­ва­ли се­бя ком­фор­т­нее на язы­ке по­бе­ди­те­ля, то пос­те­пен­но язык по­ко­рен­ных был вы­тес­нен из оби­хо­да и в нас­то­ящее вре­мя пред­с­тав­лял ин­те­рес раз­ве что для куч­ки лин­г­вис­тов. От язы­ка бриб­тиб­рей­цев ос­та­лось лишь нес­коль­ко меж­до­ме­тий, ко­то­рые мне не вос­п­ро­из­вес­ти вслух по при­чи­не их труд­ноп­ро­из­но­си­мос­ти, но ко­то­рые впол­не по си­лам ре­че­во­му ап­па­ра­ту броб­дин­г­неж­ца, при­вык­ше­го ар­ти­ку­ли­ро­вать лю­бые гор­тан­ные зву­ки, вро­де «гкхххфрпго!» или «фптхргкххххкпу!» - кста­ти, пер­вым меж­до­ме­ти­ем здесь вы­ра­жа­ют вос­тор­жен­ное удив­ле­ние, а вто­рым - брез­г­ли­вое неп­ри­ятие, что-то вро­де на­ших «Ого (о-ля­ля)!» и «Фу (бе)!» Лин­г­вис­ты же скре­щи­ва­ли копья в ос­нов­ном по по­во­ду то­го, есть ли у этих двух язы­ков не­кие об­щие кор­ни, или же они по­рож­де­ны раз­ны­ми пра­язы­ка­ми, со­от­но­ся­щи­ми­ся лишь по прин­ци­пам ду­аль­нос­ти, как ле­вое и пра­вое, верх и низ, муж­с­кое и жен­с­кое. Са­мо со­бой, что язык по­беж­ден­ных был клас­си­фи­ци­ро­ван как бо­лее сла­бое, жен­с­кое на­ча­ло…

    Как чи­та­тель уже зна­ет, мои злок­лю­че­ния за­кон­чи­лись в один прек­рас­ный день, ког­да за сум­му, рав­ную ты­ся­че гуль­де­нов, я был про­дан ко­ро­ле­ве Броб­дин­г­не­га, и в при­да­чу при дво­ре бы­ла ос­тав­ле­на моя лю­би­мая Глюм­даль­к­лич, ибо ник­то, как она, не мог знать столь хо­ро­шо мои нуж­ды и пот­реб­нос­ти, ник­то иной не мог бы ок­ру­жить ме­ня та­кой за­бо­той и вни­ма­ни­ем, и (меж­ду на­ми) ни­ко­му ино­му она не ста­ла бы чуть ли не каж­дый ве­чер по­ве­рять свои де­вичьи тай­ны.

    Моя жизнь во двор­це сто­ли­цы Броб­дин­г­не­га, го­ро­да под наз­ва­ни­ем Лор­б­руль­г­руд, опи­са­на до­воль­но под­роб­но, и у чи­та­те­ля мо­жет сло­жить­ся при­ят­ное заб­луж­де­ние, что, ста­ло быть, есть, пусть и в очень уда­лен­ной час­ти зем­ли, где-то меж­ду Япо­ни­ей и Ка­ли­фор­ни­ей, хо­тя бы один ко­ро­лев­с­кий двор, где жизнь пол­на муд­рос­ти и дос­то­ин­с­т­ва, где чле­ны ко­ро­лев­с­кой семьи сво­ими нра­ва­ми и ма­не­ра­ми де­мон­с­т­ри­ру­ют под­дан­ным дос­той­ные об­раз­цы для под­ра­жа­ния.

    Но та­ко­вым заб­луж­де­ни­ем лю­без­ный чи­та­тель обя­зан тем, кто вы­ма­рал доб­рую по­ло­ви­ну мо­их стра­ниц и та­ким об­ра­зом ута­ил ис­ти­ну. Не бу­дем за­бы­вать пра­ви­ло, ко­то­рое дей­с­т­ву­ет вез­де, не ис­к­лю­чая и зап­ре­дель­ных ко­ро­левств, за­те­рян­ных в оке­ане столь ос­но­ва­тель­но, что сре­ди пред­с­та­ви­те­лей нор­маль­ной че­ло­ве­чес­кой ра­сы, об­ла­да­ющей сред­ни­ми фи­зи­чес­ки­ми раз­ме­ра­ми, я был пер­вым, кто их от­к­рыл, - пра­ви­ло, гла­ся­щее, что ес­ли ты на­шел ле­вое, то по­ищи и пра­вое, а на вся­кое бе­лое най­дет­ся столь­ко же (если не боль­ше) чер­но­го. В дан­ном слу­чае я имею в ви­ду мо­раль это­го об­щес­т­ва и преж­де все­го - его дво­ра, ко­то­рая ока­за­лась та­кой же двой­ной, или, ска­жем по-фи­ло­соф­с­ки, - ду­аль­ной, как и во мно­гих ко­ро­лев­с­т­вах Ев­ро­пы, по до­ро­гам ко­то­рой я не­ма­ло пот­ряс­ся в ка­ре­те или вер­хом на ло­ша­ди. Увы, об этом я знаю не по­нас­лыш­ке и да­же боль­ше, чем мне бы хо­те­лось.

    Как по­нял я поз­д­нее, имен­но из-за ис­пор­чен­нос­ти двор­цо­вых нра­вов я и был куп­лен у мо­его фер­ме­ра, ибо ве­ро­ят­ней все­го, сла­ва моя как су­щес­т­ва, да­ря­ще­го здеш­ним да­мам но­вые нес­лы­хан­ные ощу­ще­ния, ус­пе­ла дос­тичь ко­ро­лев­с­ких по­ко­ев, обы­чаи ко­то­рых - го­во­рю об этом как впос­лед­с­т­вии сви­де­тель и учас­т­ник нес­коль­ких неп­рис­той­ных действ - бы­ли весь­ма да­ле­ки от нрав­с­т­вен­но­го це­ло­муд­рия. Но по­на­ча­лу я об этом да­же не по­доз­ре­вал и те­шил се­бя на­деж­дой, что на­ко­нец-то ви­жу пе­ред со­бой иде­аль­ных стра­но­уп­ра­ви­те­лей, вы­со­ко­об­ра­зо­ван­ных и ми­ло­сер­д­ных, тер­пи­мых к сла­бос­тям дру­гих и не­тер­пи­мых по от­но­ше­нию к сво­им соб­с­т­вен­ным, кои вы­жи­га­лись на кос­т­ре са­мо­по­жер­т­во­ва­ния ис­к­лю­чи­тель­но ра­ди бла­га на­ро­да, судь­ба ко­то­ро­го бы­ла вве­ре­на от­цам на­ции по ве­ле­нию Твор­ца. Ведь ска­за­но в Пи­са­нии - ко­му мно­го да­но, с то­го мно­го и спро­сит­ся. А с ве­ли­ка­нов и спрос дол­жен был бы быть ве­ли­кий… Во вся­ком слу­чае, мое пер­вое впе­чат­ле­ние о ко­ро­лев­с­кой че­те бы­ло пре­вос­ход­ным, и я хоть и силь­но тос­ко­вал по ут­ра­чен­ной мной ро­ди­не, все же уте­шал се­бя тем, что год-дру­гой, про­ве­ден­ные в этих ни­ко­му не из­вес­т­ных кра­ях, сос­лу­жат мне не­ма­лую служ­бу, и зна­ни­ями, ко­то­рые я здесь с бла­го­дар­нос­тью при­об­ре­ту, я смо­гу щед­ро и без­воз­мез­д­но по­де­лить­ся со сво­ими ме­нее счас­т­ли­вы­ми и бла­го­по­луч­ны­ми со­оте­чес­т­вен­ни­ка­ми, в обы­чае ко­то­рых бы­ло взды­хать о прош­лом и мо­лить­ся о бу­ду­щем, при этом ни­как не за­ме­чая нас­то­ящее или раз­ве что ху­ля его, и пус­кая яз­ви­тель­ные стре­лы кри­ти­ки, слов­но та­ким об­ра­зом мож­но ис­п­ра­вить его или от­де­лить­ся от не­го, за­вер­нув­шись в мяг­кий бе­лый ко­кон соб­с­т­вен­ных фан­та­зий.

    Здесь же, мни­лось мне, и най­ден от­вет на прок­ля­тые воп­ро­сы бы­тия. Ес­ли хо­ро­шо не где­ни­будь, а там, где мы есть, то это оз­на­ча­ет, что мыс­ля­щее су­щес­т­во впол­не до­воль­с­т­ву­ет­ся су­щим; ему, мыс­ля­ще­му су­щес­т­ву, хо­ро­шо прос­то так - прос­то от­то­го, что оно бла­го­дар­но осоз­на­ет про­жи­ва­ние соб­с­т­вен­ной жиз­ни как по­дар­ка Твор­ца.

    Бробдингнежцы бы­ли от рож­де­ния фа­та­лис­та­ми и со школь­ной скамьи зна­ли таб­ли­цу пе­ри­одич­нос­ти вре­мен. Пе­ри­одич­ность эту еще за сто лет до мо­его по­яв­ле­ния здесь от­к­рыл один из ве­ли­чай­ших све­тил Броб­дин­г­не­га, фи­ло­соф и ма­те­ма­тик, фа­ми­лию ко­то­ро­го мне все рав­но не вос­п­ро­из­вес­ти да­же на бу­ма­ге, нас­толь­ко она эк­зо­тич­на. Он за­явил, и впос­лед­с­т­вии это под­т­вер­ди­лось, что ис­то­рия Броб­дин­г­не­га име­ет свою цик­лич­ность, а со­бы­тия - пос­ле­до­ва­тель­ность, и ес­ли од­наж­ды выс­т­ро­ить всю их це­поч­ку от на­ча­ла и до кон­ца, то мож­но с лег­кос­тью пред­с­ка­зы­вать по­доб­ную же че­ре­ду со­бы­тий и на бу­ду­щее. Ис­то­ри­чес­кая дли­на этой це­поч­ки рав­ня­лась, приб­ли­зи­тель­но, жиз­ни од­но­го по­ко­ле­ния с не­боль­шой под­виж­кой ту­да­сю­да, пос­коль­ку воз­раст жиз­ни по­ко­ле­ния ко­ле­бал­ся в пре­де­лах плюс-ми­нус се­ми лет; так что, изу­чив звенья этой це­поч­ки, мож­но бы­ло боль­ше не меч­тать, не га­дать, не ждать не­из­вес­т­но че­го, не на­де­ять­ся на Бог зна­ет что, а прос­то жить, вре­мя от вре­ме­ни ос­ве­жая па­мять с по­мощью раз­не­сен­ных по го­дам пред­на­чер­та­ний, ко­то­рые не­из­мен­но сбы­ва­лись. Так, нап­ри­мер, каж­дый броб­дин­г­не­жец знал, что он обя­за­тель­но ум­рет и не ис­кал элик­си­ра бес­смер­тия или спо­со­бов прод­ле­ния жиз­ни, да­бы не на­ру­шать пре­дус­та­нов­лен­но­го таб­ли­цей по­ряд­ка ве­щей.

    Как это прек­рас­но, раз­мыш­лял я, гля­дя вок­руг уми­лен­ным взо­ром, что счас­тье здесь об­ре­та­ет­ся прос­то так, а не в ре­зуль­та­те дол­го­го пу­ти пре­одо­лен­ных стра­да­ний и ис­пы­та­ний, не вы­со­кой це­ной са­мо­ог­ра­ни­че­ний, при­не­сен­ных на ал­тарь внут­рен­ней сво­бо­ды, и не че­рез при­ня­тия на се­бя всех гре­хов че­ло­ве­чес­т­ва, да­бы соб­с­т­вен­ной жер­т­вой их за­тем ис­ку­пить…

    Ведь та­кое - ду­маю, чи­та­тель со мной сог­ла­сит­ся - не по си­лам не толь­ко обык­но­вен­но­му ря­до­во­му соз­на­нию, но и да­же соз­на­нию вы­да­юще­му­ся, ге­ни­аль­но­му, ина­че бы мы име­ли мно­гих и мно­гих, по­доб­ных Иису­су Хрис­ту, в то вре­мя как он один… Да, та­ких, как он, сре­ди пред­с­та­ви­те­лей ро­да че­ло­ве­чес­ко­го боль­ше не ока­за­лось, хо­тя ка­но­ни­зи­ро­ван­ных на­шей цер­ковью свя­тых (я ни­че­го не имею про­тив них) - как ко­ма­ров в июне…

    Во двор­це мне жи­лось хо­ро­шо и спо­кой­но. Бо­лее ниг­де и ни­ког­да я не ви­дел столь­ко од­нов­ре­мен­но улы­ба­ющих­ся лиц, не слы­шал столь­ко шу­ток и сме­ха, пусть пос­лед­ний и был, ес­ли вдруг раз­да­вал­ся воз­ле ме­ня, опа­сен для сох­ран­нос­ти мо­их ба­ра­бан­ных пе­ре­по­нок. Ведь из­вес­т­но, что ка­но­ни­ры из­ряд­но те­ря­ют слух, по­че­му во вре­мя выс­т­ре­ла им и ре­ко­мен­ду­ет­ся за­жи­мать уши ру­ка­ми, че­го я, са­ми по­ни­ма­ете, не мог се­бе поз­во­лить, ибо ина­че как ак­том край­ней не­веж­ли­вос­ти и не­вос­пи­тан­нос­ти ве­се­лые ве­ли­ка­ны, ок­ру­жа­ющие ме­ня, не вос­п­ри­ня­ли бы этот жест.

    Глюмдальклич всег­да бы­ла при мне, за ис­к­лю­че­ни­ем тех ча­сов, ког­да она от­но­си­ла ме­ня на ауди­ен­цию к ко­ро­ле­ве или ко­ро­лю. У ме­ня не бы­ло, да и не мог­ло быть вра­гов, ес­ли не счи­тать тех, со­вер­шен­но для ме­ня не­ожи­дан­ных, при­над­ле­жа­щих при­ро­де, ко­то­рые в си­лу сво­их раз­ме­ров мог­ли пред­с­тав­лять для ме­ня не­ма­лую опас­ность - гры­зу­нов, на­се­ко­мых, птиц. К ним же, то бишь вра­гам, мож­но бы­ло от­нес­ти и те слу­ча­ющи­еся вре­мя от вре­ме­ни ес­тес­т­вен­ные ка­так­лиз­мы в ви­де по­ры­вов вет­ра, гра­да или дож­дя, что не­воз­мож­но бы­ло пре­дус­мот­реть, да­же ес­ли не­от­рыв­но смот­реть в таб­ли­цу со­бы­тий, ко­то­рой ук­ра­ша­ли сте­ны до­мов, трак­ти­ров, гос­ти­ниц и да­же ко­ро­лев­с­ких по­ко­ев. Ибо не мог­ли же броб­дин­г­неж­цы, как я, счи­тать со­бы­ти­ем втор­же­ние ги­ган­т­с­ких ос в мой де­ре­вян­ный до­мик в то вре­мя, как я ел яб­лоч­ный пи­рог, или ово­дов-кро­во­со­сов, каж­дый раз­ме­ром с жа­во­рон­ка, от ко­то­рых я от­би­вал­ся пал­кой или кор­ти­ком. Для при­ме­ра рас­ска­жу лишь об од­ном слу­чае, про­изо­шед­шем со мной в ту на­чаль­ную по­ру мо­его пре­бы­ва­ния во двор­це.

    В са­ду, где я час­то про­во­дил пос­ле­обе­ден­ные ча­сы, бы­ло мно­го цве­тов и со­от­вет­с­т­вен­но ба­бо­чек и стре­коз, веч­но но­ся­щих­ся над ни­ми. Но ес­ли пер­вые не об­ра­ща­ли на ме­ня ни­ка­ко­го вни­ма­ния, то вто­рые, бу­ду­чи хищ­ни­ка­ми, не да­ва­ли мне по­коя. Не­ко­то­рые осо­бо круп­ные осо­би да­же пре­вос­хо­ди­ли раз­ма­хом крыль­ев раз­мах мо­их рук, по­это­му не­уди­ви­тель­но, что од­наж­ды ог­ром­ная стре­ко­за, су­дя по по­ве­де­нию, са­мец, на­па­ла на ме­ня сза­ди. Схва­тив ме­ня кле­ща­ми че­люс­тей за во­рот но­во­го кам­зо­ла из пе­ре­ли­ва­ющей­ся на сол­н­це пар­чи, са­мец под­нял­ся со мной в воз­дух, при этом его проз­рач­ные пе­ре­пон­ча­тые крылья страш­но тре­ща­ли, ог­лу­шая ме­ня.

    Поскольку он ух­ва­тил ме­ня за шкир­ку, я ни­че­го не мог по­де­лать и ви­сел под ним, как кук­ла, бес­по­мощ­но бол­тая но­га­ми и ру­ка­ми. Ни шпа­ги, ни кор­ти­ка при мне не бы­ло, да и вряд ли бы они при­го­ди­лись - убей я на ле­ту это чу­до­вищ­ное на­се­ко­мое, и мне приш­лось бы рас­стать­ся с жиз­нью, упав со страш­ной вы­со­ты. К счас­тью, я так рас­те­рял­ся, что дол­го не пред­п­ри­ни­мал ни­ка­ких по­пы­ток ос­во­бо­дить­ся. Так мы но­си­лись в воз­ду­хе, де­лая го­ло­вок­ру­жи­тель­ные пи­ру­эты, от ко­то­рых ме­ня вско­ре ста­ло му­тить. С дет­с­т­ва я меч­тал ле­тать, как пти­ца, но в те страш­ные ми­ну­ты я нав­сег­да от­ка­зал­ся от этой меч­ты. Я по­те­рял тог­да вся­кое пред­с­тав­ле­ние, где верх, где низ, и что со мной про­ис­хо­дит, ког­да же са­мец стал нас­той­чи­во ты­кать мне в тыль­ную часть те­ла кон­чи­ком сво­его хвос­та, я по­нял, что он при­ни­ма­ет ме­ня за сам­ку, ко­то­рую воз­на­ме­рил­ся оп­ло­дот­во­рить. До­га­дать­ся об этом бы­ло нет­руд­но - кто же не ви­дел но­ся­щих­ся в воз­ду­хе спа­рен­ных стре­коз, да и не толь­ко их… Пос­коль­ку шта­ны на мне не поз­во­ля­ли сам­цу ус­пеш­но осу­щес­т­вить свое на­ме­ре­ние, а я не со­би­рал­ся ему в этом пот­вор­с­т­во­вать, то он но­сил­ся со мной в че­люс­тях, как бе­ше­ный, вверх и вниз. Спас­ло ме­ня лишь то, что я ока­зал­ся для не­го слиш­ком тя­же­лой но­шей. Ус­тав, он опус­тил­ся на цве­ток, что­бы пе­ре­дох­нуть, - это бы­ла са­до­вая ро­маш­ка с круп­ны­ми ле­пес­т­ка­ми. Я же, чув­с­т­вуя, что дру­го­го та­ко­го шан­са у ме­ня боль­ше мо­жет и не быть, изо всех сил схва­тил­ся за эти ле­пес­т­ки обе­ими ру­ка­ми, ре­шив до­ро­го от­дать свою жизнь. Но в этот мо­мент са­мец, ви­ди­мо, осоз­нав свою оп­лош­ность, пос­коль­ку я вел се­бя со­вер­шен­но не­по­до­ба­юще для сам­ки стре­ко­зы, раз­жал свои че­люс­ти и, на­да­вав мне по уху сво­ими трес­ку­чи­ми крыль­ями, сер­ди­то под­нял­ся в воз­дух.

    А во­об­ще мне бы­ло дей­с­т­ви­тель­но хо­ро­шо во двор­це. И все же, нес­мот­ря на спо­кой­с­т­вие и бла­гость, я по­ни­мал, что без­мя­теж­ное мое житье - ве­ли­чи­на не­пос­то­ян­ная, и что в лю­бую ми­ну­ту все мо­жет пе­ре­ме­нить­ся, - где пра­вое, там и ле­вое, где ра­дость, там и бе­да. По­ис­ти­не та­кой бе­дой стал для ме­ня ко­ро­лев­с­кий кар­лик, не толь­ко са­мое низ­ко­рос­лое, но и са­мое низ­мен­ное су­щес­т­во Броб­дин­г­не­га, рос­том все­го в трид­цать фу­тов - до мо­его по­яв­ле­ния он из­в­ле­кал из сво­его урод­с­т­ва все­воз­мож­ные вы­го­ды, ибо, как я уже упо­мя­нул, ис­к­лю­чи­тель­но­му, вы­хо­дя­ще­му из ря­да вон в ма­лом или боль­шом здесь уде­ля­лось пер­вос­те­пен­ное вни­ма­ние.

    Естественно, что во мне этот кар­лик сра­зу уви­дел кон­ку­рен­та и воз­не­на­ви­дел ме­ня все­ми фиб­ра­ми сво­ей мел­кой, ко­вар­ной и за­вис­т­ли­вой ду­шон­ки, на­чис­то ли­шен­ной та­ких доб­ро­де­те­лей, как честь, дос­то­ин­с­т­во и бла­го­род­с­т­во. Сой­тись с ним в ду­эль­ном по­един­ке я не мог, ибо, как ни ма­ло­росл он был, все же пре­вос­хо­дил ме­ня раз­ме­ра­ми в пять раз, и по­то­му все, что мне ос­та­ва­лось, это по­беж­дать его в по­един­ках сло­вес­ных, что для ме­ня бы­ло то­же зат­руд­ни­тель­но, пос­коль­ку, осо­бен­но по­на­ча­лу, я слиш­ком пло­хо вла­дел броб­дин­г­неж­с­ким язы­ком, что­бы еще шу­тить на нем, - ведь, ес­ли бы у язы­ка бы­ли час­ти те­ла, то шут­ка, не­сом­нен­но, ока­за­лась бы его сер­д­цем. К то­му же смех здесь вы­зы­ва­ли сов­сем не те при­емы ре­чи, что в род­ном мне ан­г­лий­с­ком: тон­кий юмор и изыс­кан­ность на­ме­ка, раз­но­об­ра­зие ре­че­вых фи­гур, буд­то то си­нек­до­ха, ме­то­ни­мия, ок­сю­мо­рон или ли­то­та, я уже не го­во­рю об эле­мен­тар­ной ме­та­фо­ре, здесь не бы­ли бы вос­п­ри­ня­ты как шут­ка. При­ро­да юмо­ра здесь бы­ла иной и стро­илась ис­к­лю­чи­тель­но на срав­не­нии че­го бы то ни бы­ло с ор­га­ном от­п­рав­ле­ния ес­тес­т­вен­ных на­доб­нос­тей, рас­по­ло­жен­ном на тыль­ной сто­ро­не на­ше­го те­ла. У нас по­доб­ные шут­ки мож­но ус­лы­шать раз­ве что из уст прос­то­го на­ро­да, от гру­бых, не­об­ра­зо­ван­ных и не­раз­ви­тых душ, - здесь же он зву­чал по пре­иму­щес­т­ву в ве­ли­кос­вет­с­ких са­ло­нах и счи­тал­ся тем изыс­кан­ней, чем был гру­бее. За­ра­нее ис­п­ро­сив из­ви­не­ние у чи­та­те­лей, по­яс­ню, что та­кое, нап­ри­мер, вы­ра­же­ние, как «По­шел в зад­ни­цу!» оз­на­ча­ло вов­се не ру­га­тель­с­т­во, а са­мую изыс­кан­ную шут­ку, ибо здеш­ний здра­во и пря­мо­ли­ней­но мыс­ля­щий выс­ший свет прек­рас­но по­ни­мал, что в фи­зи­чес­ком смыс­ле от­п­ра­вить­ся в упо­мя­ну­тое мес­то прос­то не­воз­мож­но, что са­мо по се­бе край­не смеш­но.

    Нужно ли до­бав­лять, что в от­но­ше­нии ме­ня по­доб­ная шут­ка, на­обо­рот, при­об­ре­та­ла са­мый ре­аль­ный и уг­ро­жа­ющий смысл.

    Впрочем, я от­в­лек­ся. Так вот, кар­лик этот стал во­ис­ти­ну мо­им му­чи­те­лем, и ес­ли бы не пос­то­ян­ное при­сут­с­т­вие ря­дом со мной мо­ей вер­ной и лю­би­мой Глюм­даль­к­лич, не знаю, имел ли бы я сей­час воз­мож­ность вы­во­дить гу­си­ным пе­ром эти стро­ки. Кто про­чел опуб­ли­ко­ван­ную вер­сию мо­их пу­те­шес­т­вий, ко­неч­но, уже зна­ком с его под­лы­ми про­дел­ка­ми, ко­то­рые я вы­нуж­ден был тер­петь, тем бо­лее что они обыч­но схо­ди­ли ему с рук. Я дол­го не по­ни­мал, по­че­му он поль­зу­ет­ся та­кой бла­гос­к­лон­нос­тью у ко­ро­ле­вы, про­ща­ющей ему са­мые дер­з­кие вы­ход­ки, по­ка од­наж­ды не стал сви­де­те­лем не­ве­ро­ят­ной кар­ти­ны, выз­вав­шей у ме­ня шок и пе­ре­вер­нув­шей все мои пред­с­тав­ле­ния о ко­ро­лев­с­кой семье.

    Это слу­чи­лось в са­ду, где я по сво­ему обык­но­ве­нию гу­лял пос­ле обе­да. Ко­роль пос­ле при­ня­тия плот­ной и на мой вкус до­воль­но тя­же­лой пи­щи, пог­ло­ща­емой им за сто­лом в ко­ли­чес­т­вах, ко­то­рых хва­ти­ло бы, что­бы на­сы­тить це­лый полк гвар­дей­цев Вес­т­мин­с­те­ра, уда­лил­ся в свой ка­би­нет, где он, под ви­дом не­усып­ных за­ня­тий го­су­дар­с­т­вен­ны­ми де­ла­ми, был не прочь сос­нуть ча­сок-дру­гой на сво­ей со­фе из ко­жи мес­т­но­го буй­во­ла, ро­га ко­то­ро­го кра­со­ва­лись там же, в из­го­ловье. Ко­ро­ле­ва же выш­ла в сад, яко­бы для то­го что­бы по­ды­шать све­жим воз­ду­хом. За­ви­дев ее, я бы­ло наб­рал в лег­кие воз­дух, что­бы сво­им кри­ком, ко­то­рый был не гром­че ко­ма­ри­но­го пис­ка, опо­вес­тить ее о сво­ем при­сут­с­т­вии, - Глюм­даль­к­лич ря­дом со мной не бы­ло, она уда­ли­лась по сво­им ес­тес­т­вен­ным на­доб­нос­тям, по­ла­гая, что за пять-де­сять ми­нут ее от­сут­с­т­вия со мной ни­че­го дур­но­го слу­чить­ся не мо­жет. В этом она ока­за­лась аб­со­лют­но пра­ва, ес­ли не при­ни­мать во вни­ма­ние то дур­ное, пе­чаль­ным оче­вид­цем ко­то­ро­го я стал. Итак, ед­ва я наб­рал в лег­кие воз­дух, на­по­ен­ный аро­ма­та­ми цве­ту­щих пер­си­ко­вых и аб­ри­ко­со­вых де­ревь­ев, как уви­дел, что из-за кус­тов бар­ба­ри­са, ко­то­рый уже ус­пел от­ц­вес­ти и дал те­перь ма­лень­кие, ве­ли­чи­ной с мой боль­шой па­лец, крас­нень­кие весь­ма кис­лые пло­ды, по­явил­ся кар­лик. Дви­гал­ся он кра­ду­чись и по­че­му-то ог­ля­ды­вал­ся на­зад, слов­но не же­лая, что­бы его уви­де­ли ря­дом с ко­ро­ле­вой. Ре­шив, что он за­мыш­ля­ет что-то не­доб­рое в от­но­ше­нии ее, я, пол­ный от­ва­ги, об­на­жил шпа­гу, и на цы­поч­ках дви­нул­ся сле­дом. Ме­ня сму­ти­ло лишь то, что Ее Ве­ли­чес­т­во, яв­но слы­ша его ша­ги и по­каш­ли­ва­ния, ко­то­ры­ми кар­лик да­вал о се­бе знать, тем не ме­нее ни ра­зу не обер­ну­лась, а вмес­то это­го мед­лен­но шла в сто­ро­ну те­нис­той час­ти са­да, где еще цве­ли кус­ты жас­ми­на, бла­го­уха­ющие так, что у ме­ня да­же слег­ка зак­ру­жи­лась го­ло­ва. Впро­чем, я лю­бил за­пах жас­ми­на - так пах­ло и от ко­ро­ле­вы, ко­то­рая поль­зо­ва­лась ду­шис­той эс­сен­ци­ей из этих цве­тов, так меж­ду про­чим пах­ло и от мо­ей Глюм­даль­к­лич - во­об­ще за­пах жас­ми­на в Броб­дин­г­не­ге ас­со­ци­иро­вал­ся с со­ити­ем, и жен­щи­ны, жаж­ду­щие та­ко­во­го, спе­ци­аль­но под­ве­ши­ва­ли меж­ду гру­дей ма­лень­кую, на­би­тую ле­пес­т­ка­ми ду­шис­тую по­ду­шеч­ку раз­ме­ром с на­шу ре­аль­ную по­душ­ку, да­бы ка­ва­лер знал, что его час под де­ви­зом: «Де­лай это сей­час» про­бил, для че­го по­ла­га­лось взять из рук да­мы эту по­ду­шеч­ку и в знак сог­ла­сия су­нуть в гуль­фик сво­их пан­та­лон. К ужа­су сво­ему, я уви­дел, что имен­но та­кая по­ду­шеч­ка и тор­чит из гуль­фи­ка кар­ли­ка.

    Но я неп­рос­ти­тель­но за­бе­гаю впе­ред - о здеш­нем ко­дек­се по­лов у ме­ня еще бу­дет вре­мя рас­ска­зать мо­ему тер­пе­ли­во­му чи­та­те­лю, на снис­хо­ди­тель­ное от­но­ше­ние ко­то­ро­го к мо­им за­пи­сям я по­кор­ней­ше рас­счи­ты­ваю, прек­рас­но от­да­вая се­бе от­чет в том, что мое по­вес­т­во­ва­ние ли­ше­но хро­но­ло­ги­чес­кой пос­ле­до­ва­тель­нос­ти, и я бес­сис­тем­но ска­чу от пред­ме­та к пред­ме­ту, из зав­т­ра во вче­ра, по­доб­но куз­не­чи­ку, пе­рес­ка­ки­ва­юще­му со сте­бель­ка тра­вы на сте­бе­лек без вся­ко­го от­че­та о том, за­чем он это де­ла­ет, и по­че­му он вы­би­ра­ет для оче­ред­но­го прыж­ка за­пад, а не вос­ток Итак, за­ин­т­ри­го­ван­ный стран­ным по­ве­де­ни­ем ко­ро­ле­вы, пря­мая спи­на ко­то­рой и гор­до вски­ну­тый под­бо­ро­док яв­но ука­зы­ва­ли на то, что она зна­ет о про­ис­хо­дя­щем за ее спи­ной, но по ка­ким-то при­чи­нам пред­по­чи­та­ет сох­ра­нять ви­ди­мость не­ве­де­ния и уда­ля­ет­ся в не­из­вес­т­ном нап­рав­ле­нии, я пус­тил­ся сле­дом, скры­вая свое при­сут­с­т­вие за обиль­ной рас­ти­тель­нос­тью са­да.

    Хотя ко­ро­ле­ва дви­га­лась мед­лен­но и с той же ско­рос­тью крал­ся за ней кар­лик, ко­то­рый то­же прит­во­рял­ся, что гу­ля­ет сам по се­бе, мне сто­ило не­ма­лых уси­лий пос­пе­вать за ни­ми. Упус­ти я их из ви­ду, и уже ед­ва ли на­шел бы - ибо рас­сто­яние в лю­бую сто­ро­ну, ко­то­рое мои ве­ли­ка­ны пок­ры­ва­ли за нес­коль­ко де­сят­ков ша­гов, сто­ило мне со­тен, и лишь на од­ном, неп­ра­виль­но выб­ран­ном нап­рав­ле­нии по­ис­ка ис­сяк­ли бы все мои си­лы, тог­да как лю­бо­пыт­с­т­во мое, к ко­то­ро­му при­ме­ши­ва­лась не­по­нят­ная мне са­мо­му рев­ность, толь­ко раз­го­ра­лось. Та­ким об­ра­зом, спус­тя ка­кое-то вре­мя ко­ро­ле­ва и шут за ее спи­ной ока­за­лись воз­ле те­нис­той бе­сед­ки, ок­ру­жен­ной со всех сто­рон, кро­ме вхо­да, гус­ты­ми кус­та­ми уже от­ц­вет­шей си­ре­ни. По­нят­но бы­ло, что за­бо­ты са­дов­ни­ка на этот са­мый уда­лен­ный уго­лок са­да не рас­п­рос­т­ра­ня­ют­ся, на что, ви­ди­мо, и был рас­чет. День был прек­рас­ный, сол­неч­ный, в лис­т­ве ще­бе­та­ли пти­цы, са­мые мел­кие из ко­то­рых бы­ли раз­ме­ром с ин­дю­ка, и лег­кий ве­те­рок при­ят­но лас­кал ще­ки. По прав­де го­во­ря, лег­ким он был лишь по здеш­ним по­ня­ти­ям - мне же, что­бы он не оп­ро­ки­нул ме­ня нав­з­ничь, при­хо­ди­лось силь­но на­ги­бать­ся впе­ред и при­дер­жи­вать ле­вой ру­кой шля­пу, пос­коль­ку в пра­вой бы­ла шпа­га. Ко­ро­ле­ва, сде­лав шаг, скры­лась в бе­сед­ке, за ней, еще раз ог­ля­нув­шись у вхо­да, пос­ле­до­вал и кар­лик, я же, мас­ки­ру­ясь сор­ван­ным лис­том по­до­рож­ни­ка, на­ни­зан­ном на шпа­гу на­по­до­бие па­ру­са, ос­то­рож­но под­к­рал­ся к бе­сед­ке, ко­то­рая до са­мо­го ку­по­ла бы­ла об­ви­та плю­щом. К нес­час­тью, сту­пе­ни у вхо­да ока­за­лись слиш­ком вы­со­ки, что­бы я мог пре­одо­леть их са­мос­то­ятель­но, и, не зная, что пред­п­ри­нять, я под­нял­ся на всхол­мие, на ко­то­ром сто­яла бе­сед­ка, с тыль­ной сто­ро­ны и, спря­тав­шись за од­ной из ог­ром­ных ба­ля­син, ого­ра­жи­вав­ших внут­рен­нее прос­т­ран­с­т­во этой бе­сед­ки, ос­то­рож­но вы­су­нул го­ло­ву. То, что уви­дел я внут­ри, раз­д­ви­нув ши­ро­кие вор­сис­тые лис­тья, мне ни­ког­да не за­быть: ко­ро­ле­ва си­де­ла на де­ре­вян­ной ска­мей­ке, от­ки­нув­шись на­зад, пар­чо­вый по­дол ее рос­кош­но­го платья был под­нят, бе­лые ляд­веи ши­ро­ко рас­к­ры­ты, а меж ни­ми, опи­ра­ясь но­га­ми на под­с­тав­лен­ную та­бу­рет­ку, и ру­ка­ми - на гру­ди ко­ро­ле­вы, выс­во­бож­ден­ные из рас­ш­ну­ро­ван­но­го кор­са­жа, ору­до­вал мой зак­ля­тый враг, злоб­ный по­хот­ли­вый кар­лик. Впро­чем, зло­бы сей­час не бы­ло на его ли­це, - на­обо­рот, его ис­ка­жа­ла гри­ма­са угод­ли­во­го удо­воль­с­т­вия, и он ур­чал и жму­рил­ся, как кот, дор­вав­ший­ся до сме­та­ны. Но что моя ко­ро­ле­ва? Я вы­нуж­ден кон­с­та­ти­ро­вать, ибо обе­щал со­об­щать мо­ему чи­та­те­лю толь­ко прав­ду, что ей это нра­ви­лось. Она за­ка­ти­ла гла­за, и на гу­бах ее блуж­да­ла счас­т­ли­вая улыб­ка, а паль­цы ее, на од­ном из ко­то­рых от­чет­ли­во свер­кал са­мый круп­ный в ко­ро­лев­с­т­ве брил­ли­ант, раз­ме­ром с на­шу тык­ву - паль­цы ее об­х­ва­ты­ва­ли об­на­жен­ный зад кар­ли­ка, спус­тив­ше­го шта­ны, как бы уп­рав­ляя его дви­же­ни­ями, то на­роч­но за­мед­ляя, то ус­ко­ряя их, то тре­буя па­узы, что­бы, ви­ди­мо, под­роб­нее пе­ре­жить миг пре­дос­тав­ля­емо­го нас­лаж­де­ния; кар­лик же был пос­лу­шен это­му ка­пель­мей­с­тер­с­т­ву Ее Ве­ли­чес­т­ва, да­же прек­ра­щая ур­чать в те мо­мен­ты, ког­да по ее при­хот­ли­во­му кап­ри­зу дол­ж­на бы­ла во­ца­рять­ся ти­ши­на…

    Не пом­ню, сколь­ко ми­нут наб­лю­дал я эту воз­му­ти­тель­ную кар­ти­ну, ос­кор­бив­шую ме­ня до глу­би­ны ду­ши и ра­зом раз­ру­шив­шую все те ка­те­го­рии доб­ра и спра­вед­ли­вос­ти, ко­то­рые я до то­го при­пи­сы­вал броб­дин­г­неж­с­кой вен­це­нос­ной че­те. Ведь не­вер­ность ко­ро­ле­вы ко­ро­лю бы­ла бо­лее, чем не­вер­нос­тью суп­ру­гу. Она не мог­ла не рас­п­рос­т­ра­нять­ся на все про­чие струк­ту­ры го­су­дар­с­т­вен­но­го ус­т­рой­с­т­ва. Мо­жет быть, прош­ло де­сять, мо­жет, да­же пят­над­цать ми­нут - это я, всег­да стре­мя­щий­ся к точ­нос­ти и пун­к­ту­аль­нос­ти, на сей раз не смог оп­ре­де­лить, ибо час­то, ког­да мы чем-то силь­но ув­ле­че­ны или зах­ва­че­ны, вре­мя для нас ле­тит не­за­мет­но и ча­сы мель­ка­ют как мгно­ве­ния, и на­обо­рот - ког­да мы че­го-то не­тер­пе­ли­во ждем, тя­го­тясь нас­то­ящим мо­мен­том, вре­мя рас­тя­ги­ва­ет­ся для нас до раз­ме­ров пыт­ки, из че­го я дав­но сде­лал для се­бя вы­вод, что вре­мя - ка­те­го­рия не столь­ко фи­зи­чес­кая, сколь­ко эм­пи­ри­чес­кая, а эм­пи­рея есть ве­ли­чи­на пе­ре­мен­ная. Это мы в сво­ей воз­му­ти­тель­ной по са­мо­уве­рен­нос­ти и не­ве­жес­т­ву по­пыт­ке обуз­дать его, раз­би­ли его на сег­мен­ты под наз­ва­ни­ем ча­сы, ми­ну­ты и се­кун­ды, до ко­то­рых оно са­мо ни­ког­да бы не до­ду­ма­лось, по­то­му что пред­с­тав­ля­ет со­бой ре­ку веч­нос­ти, те­ку­щую из нич­то в ни­ку­да, не­су­щую нас, как ще­пок, на се­бе. Вряд ли ко­му приш­ло бы в го­ло­ву на­ре­зать Тем­зу на мел­кие час­ти, что­бы та­ким об­ра­зом вы­чис­лить ее ве­ли­чи­ну. Вре­мя не име­ет ве­ли­чи­ны, как да­же срав­ни­тель­но не­боль­шая Тем­за, ибо мы не мо­жем из­ме­рить ее объ­ем, да­же зак­лю­чив ее в тру­бу и за­ку­по­рив с двух сто­рон, - ведь это бу­дет уже не Тем­за, а лишь ее часть, бе­зот­но­си­тель­ная к ис­то­ку и ус­тью, в ре­аль­нос­ти свя­зы­ва­ющих ре­ку с ос­таль­ным вод­ным бас­сей­ном Зем­ли, вклю­чая тот, что вре­мен­но пе­ре­хо­дит в пар об­ла­ков…

    Так или ина­че, но неп­рис­той­ная и ос­кор­би­тель­ная для мо­его чув­с­т­ва прек­рас­но­го сце­на не мог­ла длить­ся це­лую веч­ность, о ко­то­рой я толь­ко что раз­мыш­лял вмес­те с мо­им лю­боз­на­тель­ным чи­та­те­лем, - из­да­ли раз­дал­ся гром­кий зов Глюм­даль­к­лич, ко­то­рая ра­зыс­ки­ва­ла ме­ня, и ко­ро­ле­ве, да­бы не быть зас­тиг­ну­той врас­п­лох, не ос­та­ва­лось ни­че­го ино­го, как, вско­чив, нак­рыть сво­его нич­тож­но­го фа­во­ри­та об­шир­ным ко­ло­ко­лом платья и од­нов­ре­мен­ным дви­же­ни­ем двух рук за­тя­нуть на сво­ей рос­кош­ной, без ма­лей­ших изъ­янов бе­лос­неж­ной гру­ди шел­ко­вую шну­ров­ку кор­се­та. И вот уже Глюм­даль­к­лич воз­ник­ла на по­ро­ге этой даль­ней бе­сед­ки и, низ­ко пок­ло­нив­шись, поч­ти­тель­но спро­си­ла Ее Ве­ли­чес­т­во, не при ней ли я, ее ма­лень­кий Гриль­д­риг, ос­тав­лен­ный на ал­лее и не­из­вес­т­но ку­да зап­ро­пас­тив­ший­ся. Ко­ро­ле­ва, изоб­ра­зив на ли­це ис­к­рен­нее бес­по­кой­с­т­во, что бы­ло мне хоть сла­бым, но все же уте­ше­ни­ем, ве­ле­ла де­воч­ке тут же ме­ня ра­зыс­кать и ве­ли­чес­т­вен­ным взма­хом ру­ки да­ла по­нять, что­бы ее боль­ше не бес­по­ко­или. Глюм­даль­к­лич в низ­ком пок­ло­не раз­вер­ну­лась и ус­т­ре­ми­лась об­рат­но по ал­лее, ок­ли­кая ме­ня, я же бро­сил­ся ко двор­цу нап­ря­мик, че­рез под­с­т­ри­жен­ные на ан­г­лий­с­кий ма­нер га­зо­ны (где тра­ва бы­ла мне все­го лишь по по­яс), что­бы ока­зать­ся на цен­т­раль­ной ал­лее, - там ме­ня лег­ко бу­дет уви­деть… Та­ким об­ра­зом, я не знаю, что про­ис­хо­ди­ло в бе­сед­ке пос­ле то­го, как я по­ки­нул пост наб­лю­де­ния - про­дол­жи­ла ли ко­ро­ле­ва свое га­лан­т­ное сви­да­ние или же от­пус­ти­ла кар­ли­ка, че­го я всем сер­д­цем же­лал. Впро­чем, впол­не до­пус­каю, что кар­лик, это гряз­ное по­хот­ли­вое жи­вот­ное, до­вер­шил то, для че­го был приг­ла­шен в бе­сед­ку…

    Разные чув­с­т­ва обу­ре­ва­ли ме­ня - я прек­рас­но от­да­вал се­бе от­чет в том, что стать сви­де­те­лем та­кой сце­ны, зна­чит, в не­ко­то­ром ро­де взять на се­бя от­вет­с­т­вен­ность за даль­ней­шую судь­бу го­су­дар­с­т­ва, в ко­ро­лев­с­ких са­дах ко­то­ро­го (и, ви­ди­мо, не толь­ко в них!) воз­мож­но по­доб­ное, и в то же вре­мя я ис­пы­ты­вал впол­не объ­яс­ни­мое чув­с­т­во тре­во­ги за свое даль­ней­шее бла­го­по­лу­чие. Ибо прек­рас­но быть фа­во­ри­том, но что мо­жет быть ху­же, чем за­ви­си­мость от фа­во­ри­тов цар­с­т­ву­ющих особ, - тог­да ты ста­но­вишь­ся иг­руш­кой, ко­то­рую ни­че­го не сто­ит от­п­ра­вить в огонь ка­ми­на… Да, толь­ко став лю­бов­ни­ком Ее Ве­ли­чес­т­ва, я мог не опа­сать­ся сво­его ус­пеш­но­го со­пер­ни­ка. И я на­чал вы­на­ши­вать план его дис­к­ре­ди­та­ции. В план этот вхо­ди­ло оболь­ще­ние ко­ро­ле­вы. Мной, ес­тес­т­вен­но, дви­га­ла не жаж­да но­вых лю­бов­ных прик­лю­че­ний (мо­ей до­ро­гой Глюм­даль­к­лич бы­ло мне в этом смыс­ле бо­лее чем дос­та­точ­но), но ис­к­лю­чи­тель­но со­об­ра­же­ния соб­с­т­вен­ной бе­зо­пас­нос­ти. Во­об­ще в Броб­дин­г­не­ге, в от­ли­чие от Ли­ли­пу­тии, где я мог поз­во­лить се­бе бес­печ­ность и лег­ко­мыс­лие, это бы­ло глав­ное и пос­то­ян­ное мое чув­с­т­во, на­по­ми­на­ющее лег­кое жже­ние под ло­жеч­кой. Впро­чем, те­перь я до­пус­кал, что, зная о мо­ем эро­ти­чес­ком но­ме­ре в ат­трак­ци­оне фер­ме­ра, Ее Ве­ли­чес­т­во ра­но или поз­д­но по­зо­вет ме­ня в свои по­кои, что­бы на се­бе ис­пы­тать мое ис­кус­ство (как по­том вы­яс­ни­лось, та ко­вар­ная да­ма, сбро­сив­шая ме­ня в свои пан­та­ло­ны, бы­ла фрей­ли­ной ко­ро­лев­с­ко­го дво­ра и бо­лее то­го - свод­ней, под­би­ра­ющей ко­ро­ле­ве лю­бов­ни­ков). Един­с­т­вен­ное, что, воз­мож­но, ме­ша­ло ко­ро­ле­ве прис­ту­пить к де­лу, так это яв­но за­вы­шен­ное пред­с­тав­ле­ние о сво­ем дос­то­ин­с­т­ве, об­рат­ную сто­ро­ну ко­то­ро­го я во­очию ли­цез­рел в са­до­вой бе­сед­ке.

    Но вот как-то ве­че­ром ко­ро­ле­ва поп­ро­си­ла при­нес­ти ме­ня в ее спаль­ню под тем бла­го­вид­ным пред­ло­гом, что она хо­чет пос­лу­шать, как я ис­пол­няю на спи­не­те на­род­ные ан­г­лий­с­кие ме­ло­дии, нас­толь­ко, де, ей пон­ра­ви­лась джи­га, ко­то­рую я не­дав­но иг­рал. Ко­ро­ле­ва до­ба­ви­ла, что стра­да­ет бес­сон­ни­цей, и в прош­лый раз моя джи­га ока­за­лась для нее прек­рас­ным снот­вор­ным. Как всег­да ме­ня при­нес­ли в до­ми­ке, ко­то­рый смас­те­рил мне луч­ший ко­ро­лев­с­кий плот­ник и об­с­та­вил луч­ший ко­ро­лев­с­кий ме­бель­щик, и в ко­то­ром при ма­лей­шем на­ме­ке на опас­ность я скры­вал­ся, как рак-от­шель­ник.

    Я ус­лаж­дал слух Ее Ве­ли­чес­т­ва сво­ей иг­рой око­ло чет­вер­ти ча­са, что бы­ло весь­ма неп­рос­тым де­лом, так как каж­дая кла­ви­ша бы­ла ве­ли­чи­ной с ме­ня, и мне при­хо­ди­лось бе­гать ту­да-сю­да, как уго­ре­ло­му, ко­ло­тя по ним дву­мя ду­би­на­ми, бла­го, что му­зы­каль­ный ге­ний ан­г­лий­с­ко­го на­ро­да со­чи­нял му­зы­ку прос­тую и бе­зыс­кус­ную, уме­ща­ющу­юся в пре­де­лах од­ной ок­та­вы. Поп­ро­буй я ис­пол­нить бо­лее изощ­рен­ные ме­ло­дии Фран­ции или Ис­па­нии - и стол­к­нул­ся бы с неп­ре­одо­ли­мы­ми труд­нос­тя­ми. Итак, по­иг­рав для ко­ро­ле­вы, при­чем она уже за­ня­ла свой аль­ков, воз­ле­жа го­ло­вой на по­душ­ке в сво­ем пыш­ном ноч­ном уб­ран­с­т­ве, под­го­тов­лен­ная для от­хо­да ко сну фрей­ли­на­ми, ко­то­рых при мо­ем по­яв­ле­нии она поп­ро­си­ла уда­лить­ся, я из­ряд­но ус­тал и ос­та­но­вил­ся в не­ре­ши­тель­нос­ти, так как по ли­цу ко­ро­ле­вы, ле­жав­шей с зак­ры­ты­ми гла­за­ми, не мог с точ­нос­тью оп­ре­де­лить, спит ли она или еще бод­р­с­т­ву­ет. Я же на­хо­дил­ся на скамье, пос­тав­лен­ной пе­ред кла­ви­ша­ми спи­не­та, и не мог са­мос­то­ятель­но спус­тить­ся на пол - мне ос­та­ва­лось толь­ко ждать, ког­да Глюм­даль­к­лич при­дет за мной. Но де­воч­ка, ви­ди­мо, по­лу­чив не­кое до­пол­ни­тель­ное рас­по­ря­же­ние, не шла. Про­ве­дя ка­кое-то вре­мя в пол­ном мол­ча­нии и ви­дя, что ко­ро­ле­ва не ше­ве­лит­ся, я ре­шил по­дать го­лос, пос­коль­ку стал бес­по­ко­ить­ся из-за пер­с­пек­ти­вы про­вес­ти ночь на го­лой де­ре­вян­ной скамье, так и не со­вер­шив над­ле­жа­ще­го ве­чер­не­го ту­але­та и не очис­тив ор­га­низм пе­ред сном от на­ко­пив­ших­ся в нем из­ли­шеств. На звук мо­его го­ло­са, впро­чем, поч­ти­тель­но сдер­жан­ный, ко­ро­ле­ва ни­как не от­к­лик­ну­лась, и тог­да я за­орал во всю глот­ку. Ко­ро­ле­ва от­к­ры­ла гла­за, с ми­ну­ту смот­ре­ла пе­ред со­бой в не­до­уме­нии, как ес­ли бы пы­та­ясь осоз­нать, что ее раз­бу­ди­ло - му­ха или ко­мар? - и на­ко­нец ее гла­за ос­та­но­ви­лись на мне, хо­тя в по­лум­ра­ке ог­ром­ной опо­чи­валь­ни, ос­ве­щен­ной лишь че­тырь­мя све­ча­ми, раз­г­ля­деть ме­ня бы­ло не так-то прос­то.

    - Прости, Гриль­д­риг, - лас­ко­во ска­за­ла она, при­под­ни­ма­ясь со сво­его од­ра, - ты слиш­ком хо­ро­шо иг­рал, и я чуть бы­ло не зас­ну­ла.

    Чтобы до­тя­нуть­ся до ме­ня, ей приш­лось встать на ко­ле­ни, и хоть я скром­но по­ту­пил­ся, я не мог не за­ме­тить, что на ней длин­ный пень­ю­ар, сквозь по­луп­роз­рач­ную ткань ко­то­ро­го вид­ны сос­ки вы­со­ких гру­дей, а ни­же - за­темь кур­ча­во­го мес­та, ко­то­рое от­ва­жусь наз­вать лоб­ным…

    Я хо­чу, что­бы чи­та­тель, не те­ряя чув­с­т­ва ре­аль­нос­ти, хо­тя бы на миг пред­с­та­вил се­бя в мо­ей шку­ре, тог­да он уви­дел бы, что эти прек­рас­ные гру­ди бы­ли по­доб­ны ве­чер­ним об­ла­кам, а то, что я на­зы­ваю лоб­ным мес­том, точ­нее - ло­бок, с об­шир­ным тре­уголь­ни­ком кур­ча­вых во­лос, столь яв­но чи­та­емых в льну­щих к па­ху склад­ках тка­ни, по­хо­ди­ло на ос­т­ро­вок ржи, нес­жа­той кос­ца­ми по той лишь при­чи­не, что в ми­ну­ты по­лу­ден­но­го от­ды­ха они мог­ли об­рес­ти здесь спа­си­тель­ную тень. Я де­лаю та­кое не­обыч­ное срав­не­ние и пред­ла­гаю чи­та­те­лю мыс­лен­но ис­пол­нить мою роль толь­ко лишь для то­го, что­бы он мог спол­на оце­нить мое му­жес­т­во и не­че­ло­ве­чес­кую дер­зость, во­ору­жив­шись ко­то­ры­ми я да­лее стал осу­щес­т­в­лять взле­ле­ян­ный мной план соб­лаз­не­ния Ее Ве­ли­чес­т­ва. Впро­чем, до­гад­ли­вый чи­та­тель и без то­го зна­ет, что соб­лаз­нить жен­щи­ну мож­но лишь в том слу­чае, ес­ли она са­ма хо­чет быть соб­лаз­нен­ной, будь то да­же вен­це­нос­ная осо­ба…

    Тем вре­ме­нем ко­ро­ле­ва, по­тя­нув­шись ко мне, ос­то­рож­но сня­ла ме­ня с лав­ки и опус­ти­ла на прос­ты­ню воз­ле сво­ей пу­хо­вой по­душ­ки.

    - Спой мне что-ни­будь, Гриль­д­риг, - ска­за­ла она. - Ни­ког­да не слы­ша­ла, как ты по­ешь. Я при­ля­гу, а ты спой мне на ухо.

    Она дей­с­т­ви­тель­но тут же лег­ла, так что пе­ре­до мной воз­ник­ла ра­ко­ви­на уха, от­час­ти на­по­ми­нав­шая таз из мо­его до­ма в Нот­тин­гем­п­ши­ре, в ко­то­ром, на­лив во­ды, я со­вер­шал ут­рен­ние и ве­чер­ние омо­ве­ния. Пе­вец, ко­неч­но, из ме­ня ни­ку­дыш­ный, хо­тя в ком­па­нии за сто­лом пос­ле обиль­но­го ужи­на и че­ты­рех пинт эля я мог и за­петь, но сей­час у ме­ня и вы­бо­ра не бы­ло. Вос­пи­тан­ный в пол­ном и бес­п­ре­кос­лов­ном под­чи­не­нии власть пре­дер­жа­щим, я бы за­пел, да­же ес­ли бы был нем и глух. По­се­му я го­тов­но за­вел то, что хо­ро­шо пом­нил с дет­с­т­ва - ко­лы­бель­ную, ко­то­рую мне пе­ва­ла еще моя по­кой­ная ма­туш­ка. Пос­лу­шав с ми­ну­ту, ко­ро­ле­ва зак­ры­ла гла­за, и я, ре­шив, что изыс­кан­ной речью, пол­ной вос­тор­жен­ных эпи­те­тов, вос­х­ва­ля­ющих мою ко­ро­ле­ву, добь­юсь еще боль­шей бла­гос­к­лон­нос­ти, про­дек­ла­ми­ро­вал ей на ухо, что­бы быть хо­ро­шо ус­лы­шан­ным, нес­коль­ко ви­ти­ева­тых фраз. Из­вес­т­но, что жен­щи­ны лю­бят уша­ми, и без сло­вес­ной пре­ам­бу­лы под­час не­воз­мож­но рас­счи­ты­вать на ус­пех в де­ле оболь­ще­ния. Од­на­ко воп­ре­ки мо­им ожи­да­ни­ям, ко­ро­ле­ва тут же от­к­ры­ла гла­за и ста­ла бе­зу­дер­ж­но сме­ять­ся, гля­дя в шел­ко­вый ку­пол сво­его аль­ко­ва. Она ни­как не мог­ла ос­та­но­вить­ся, и я в от­ча­янии по­чув­с­т­во­вал, что все мое сме­лое пред­п­ри­ятие на гра­ни кра­ха, ибо прек­рас­но знал - нич­то так не обес­ку­ра­жи­ва­ет лю­бов­ни­ка, как нес­во­ев­ре­мен­ный смех.

    Последний бук­валь­но ли­ша­ет нас лю­бов­но­го ору­жия, по­то­му я сму­щен­но за­мол­чал на се­ре­ди­не фра­зы, по­кор­но ожи­дая сво­ей учас­ти. Я уже по­нял, что мой пис­к­ля­вый го­лос ни­как не смо­жет вскру­жить го­ло­ву столь вы­со­ко­род­ной из­б­ран­ни­це.

    - Какой ты смеш­ной, Гриль­д­риг, - пе­ре­ве­дя дух, ска­за­ла, на­ко­нец, ко­ро­ле­ва, слов­но про­щая мне мою не­лов­кость и, под­няв ме­ня ле­вой ру­кой, опус­ти­ла пе­ред сво­им ли­цом пря­мо на ткань пень­ю­ара меж­ду всхол­ми­ями сво­их гру­дей, ко­то­рые я мог бы од­нов­ре­мен­но тро­гать, ши­ро­ко раз­ве­дя ру­ки в сто­ро­ны. От ее те­ла ис­хо­ди­ло при­ят­ное и од­нов­ре­мен­но ду­шис­тое теп­ло, на­по­ен­ное аро­ма­та­ми жас­ми­на и ла­ван­ды.

    Далее Ее Ве­ли­чес­т­во в дей­с­т­ви­тель­но ве­ли­чес­т­вен­ной и ми­ло­сер­д­но-снис­хо­ди­тель­ной ма­не­ре, при­су­щей толь­ко вен­це­нос­ным осо­бам, ко­их наз­на­че­ние - нес­ти на се­бе бре­мя от­вет­с­т­вен­нос­ти за сей мир, по­ин­те­ре­со­ва­лась, го­тов ли я ока­зать ко­ро­ле­ве, по­чет­ным гос­тем ко­то­рой яв­ля­юсь, ма­лень­кую ус­лу­гу, в чем не­мед­лен­но по­лу­чи­ла мои са­мые го­ря­чие и ис­к­рен­ние за­ве­ре­ния. Тог­да Ее Ве­ли­чес­т­во поп­ро­си­ла ме­ня раз­деть­ся, пос­коль­ку по ее сло­вам, еще ни ра­зу не ви­де­ла об­на­жен­ным та­кое ма­лень­кое су­щес­т­во, как я, и же­ла­ла убе­дить­ся, что я ус­т­ро­ен по­доб­но муж­с­кой по­ло­ви­не ее стра­ны, о чем я сам не­од­нок­рат­но за­яв­лял. Да­бы пред­с­та­вить ей до­ка­за­тель­с­т­ва, мне не ос­та­ва­лось ни­че­го ино­го, как ис­пол­нить ее кап­риз.

    Полностью ра­зоб­ла­чив­шись, я не ощу­тил хо­ло­да, так как весь был оку­тан теп­лом, ис­хо­дя­щим от те­ла мо­ей ко­ро­ле­вы, как от обе­то­ван­ной зем­ли, на ос­ве­щен­ный и сог­ре­тый сол­н­цем бе­рег ко­то­рой сту­пи­ла но­га счас­т­ли­во­го па­лом­ни­ка. Ко­ро­ле­ва же, вни­ма­тель­но ос­мот­рев ме­ня со всех сто­рон, пе­рек­ла­ды­вая с ла­до­ни на ла­донь, изъ­яви­ла же­ла­ние, что­бы я на де­ле до­ка­зал, что я дей­с­т­ви­тель­но муж­чи­на, так как приз­на­ки мо­его по­ла, по ее мне­нию, про­яв­ле­ны не­от­чет­ли­во. Как ни горь­ко мне бы­ло сог­ла­сить­ся с этим, но я вы­нуж­ден был вслух приз­нать, что так оно и есть, ес­ли смот­реть на ве­щи гла­за­ми жи­те­ля Броб­дин­г­не­га, и тут же в свое оп­рав­да­ние ска­зал, что тем не ме­нее у ме­ня на ро­ди­не есть не толь­ко же­на, но и дочь, ка­ко­вую я мог за­чать толь­ко при ус­ло­вии сво­его му­жес­ко­го по­ла. На это ко­ро­ле­ва лишь за­га­доч­но ус­мех­ну­лась, слов­но да­вая по­нять, что го­то­ва пре­дос­та­вить мне воз­мож­ность для до­ка­за­тель­с­т­ва мо­ей сос­то­ятель­нос­ти, пос­ле че­го, по­тя­нув на се­бя ниж­ний край пень­ю­ара, пе­ре­нес­ла ме­ня на об­на­жив­ший­ся теп­лый жи­вот, пря­мо к то­му мес­ту, где я ви­дел холм с нес­жа­той рожью, ко­лосья ко­то­рой уже час­тич­но по­лег­ли под тя­жес­тью спе­ло­го зер­на. Мне приш­лось спус­кать­ся пря­мо по ним, при­ят­но пру­жи­ня­щим под мо­ими го­лы­ми ступ­ня­ми, ту­да, где, как я по­ни­мал, ко­ро­ле­ве и хо­те­лось ме­ня об­на­ру­жить. Ме­ня би­ла дрожь вол­не­ния, под­жил­ки мои тряс­лись - я чув­с­т­во­вал се­бя так, как, ве­ро­ят­но, не чув­с­т­во­вал се­бя ни один муж­чи­на на све­те, при том, что мое ес­тес­т­во уже под­ня­лось са­мым на­ту­раль­ным об­ра­зом, и ес­ли я тут же не обер­нул­ся ли­цом к ко­ро­ле­ве, что­бы про­де­мон­с­т­ри­ро­вать ей свою бо­евую го­тов­ность, то лишь из сом­не­ния, что ей удас­т­ся раз­г­ля­деть ра­зи­тель­ные пе­ре­ме­ны, про­изо­шед­шие в ниж­ней час­ти мо­его те­ла. Итак, в три ша­га одо­лев нес­жа­тую по­ло­су, я за­меш­кал­ся, со­об­ра­жая, как мне дей­с­т­во­вать да­лее, но, вспом­нив опыт, при­об­ре­тен­ный с Глюм­даль­к­лич, опер­ся ру­ка­ми на внут­рен­ние сто­ро­ны бе­дер ко­ро­ле­вы, мяг­ких и пыш­ных, и спрыг­нул на прос­ты­ню. Ко­ро­лев­с­кие но­ги бы­ли по­хо­жи на мра­мор­ные ко­лон­ны древ­нег­ре­чес­ко­го хра­ма, об­ру­шен­ные на зем­лю во вре­ме­на вар­ва­ров, а ступ­ни ее выс­ту­па­ли из по­луть­мы, как зуб­ча­тые баш­ни зна­ме­ни­той ки­тай­с­кой сте­ны. Од­на из го­рев­ших в из­ножье све­чей име­ла дос­та­точ­но пла­ме­ни, что­бы ос­ве­тить мне вход в чув­с­т­ви­ли­ще ко­ро­ле­вы, пред­с­тав­ляв­ший со­бой, как и у Глюм­даль­к­лич, две мяг­кие зам­к­ну­тые створ­ки, толь­ко бо­лее круп­ные, мне по по­яс, и как бы слег­ка опа­лен­ные на ог­не ис­пы­тан­ных ею страс­тей… И еще од­но - в от­ли­чие от пыш­ной по­рос­ли на хол­ме Ве­не­ры, здесь у ко­ро­ле­вы бы­ло аб­со­лют­но глад­ко - ни во­лос­ка, ни да­же тор­ча­щей из ко­жи стер­нин­ки… По­том я уз­нал, что не­же­ла­тель­ную рас­ти­тель­ность в из­вес­т­ных мес­тах здесь уда­ля­ют с по­мощью спе­ци­аль­ных паст и ма­сел, сдоб­рен­ных аро­ма­та­ми раз­лич­ных трав и цве­тов, на­по­до­бие то­го, как это при­ня­то в га­ре­мах эк­зо­ти­чес­ко­го Вос­то­ка.

    Я сми­рен­но за­мер воз­ле вхо­да, по­ла­гая, что, как это де­ла­ли мы с Глюм­даль­к­лич, ме­ня возь­мут в ру­ку и ис­поль­зу­ют на­по­до­бие ин­с­т­ру­мен­та люб­ви, но ни­че­го по­доб­но­го не про­изош­ло. Па­уза за­тя­ги­ва­лась и гро­зи­ла мне не­поп­ра­ви­мы­ми пос­лед­с­т­ви­ями, вплоть до из­г­на­ния из двор­ца. Нет ни­че­го опас­ней не­удов­лет­во­рен­ной жен­щи­ны - она прев­ра­ща­ет­ся в фу­рию. По­это­му я ре­шил дей­с­т­во­вать на свой страх и риск - стал гла­дить и те­ре­бить боль­шие створ­ки ло­на со всей фан­та­зи­ей, на ка­кую толь­ко был спо­со­бен. Тут же я с удов­лет­во­ре­ни­ем от­ме­тил, что они жи­во от­к­ли­ка­ют­ся на мои при­кос­но­ве­ния - слег­ка под­ра­ги­ва­ют и уве­ли­чи­ва­ют­ся в раз­ме­рах; они дол­ж­ны бы­ли бы так­же и пок­рас­неть, но при све­чах мне это бы­ло не вид­но. По­ни­мая, что они всту­пи­ли в ди­алог со мной и чер­пая в этом доб­ром зна­ке свое вдох­но­ве­ние, я раз­д­ви­нул их и ока­зал­ся пе­ред по­лу­от­к­ры­той ро­зо­вой пе­ще­рой, слег­ка влаж­ной и об­рам­лен­ной с двух сто­рон тем, что в ана­то­ми­чес­ком ат­ла­се на­зы­ва­ет­ся «ма­лы­ми гу­ба­ми». Взяв­шись за них, как за ста­вен­ки, и раз­ве­дя их в сто­ро­ны на ши­ри­ну мо­их плеч, я ос­то­рож­но су­нул го­ло­ву внутрь. Из глу­би­ны чув­с­т­ви­ли­ща ко­ро­ле­вы шло пар­кое теп­ло, буд­то из ба­ни, с при­ят­ным за­па­хом ро­зо­во­го мас­ла. Во вся­ком слу­чае, обо­ня­нию мо­ему не­че­го бы­ло опа­сать­ся, об­мо­рок мне не гро­зил, - нед­ра ко­ро­ле­вы бы­ли ухо­же­ны и оро­ше­ны, сви­де­тель­с­т­вуя о том, что ме­ня здесь жда­ли.

    Поскольку ко­ро­ле­ва по-преж­не­му без­дей­с­т­во­ва­ла, яв­но ис­пы­туя ме­ня, я пред­п­ри­нял сле­ду­ющий шаг, а имен­но - опер­ся пра­вым ко­ле­ном на ниж­ний край под­виж­ной и по­дат­ли­вой пе­ще­ры и по­полз внутрь. Го­ло­ва моя то и де­ло за­де­ва­ла свод, од­на­ко сра­зу за лоб­ко­вой кос­тью он стал вы­ше и на ощупь - плой­ча­тым; все же это, вмес­те со стен­ка­ми и по­лом, ес­тес­т­вен­но, пред­с­тав­ля­ло со­бой ва­ги­ну, по-ла­ты­ни va­gi­nus ge­ni­ta­lis. По­на­ча­лу мяг­кая и по­дат­ли­вая, она по ме­ре мо­его прод­ви­же­ния на чет­ве­рень­ках внутрь, ста­но­ви­лась все бо­лее уп­ру­гой и ув­лаж­нен­ной.

    Обернувшись, я убе­дил­ся, что уже пол­нос­тью на­хо­жусь в ва­ги­не, - вход в нее те­перь пред­с­тав­лял со­бой изог­ну­тую щель, за ко­то­рой в от­да­ле­нии тре­пе­та­ло оран­же­вое пла­мя све­чи.

    Однако здесь бы­ло душ­но, пос­коль­ку я соб­с­т­вен­ным те­лом пе­рек­ры­вал при­ток воз­ду­ха, и я сде­лал по­пыт­ку раз­вер­нуть­ся, что­бы вы­пол­з­ти го­ло­вой впе­ред, и по­пут­но ощу­пать на­ибо­лее чув­с­т­ви­тель­ные мес­та в неж­ной пе­ще­ре ко­ро­ле­вы, ка­ко­вые дол­ж­ны бы­ли быть - о них я встре­чал упо­ми­на­ния в вос­точ­ных трак­та­тах, сос­тав­лен­ных зна­то­ка­ми лю­бов­ной иг­ры, - сде­лать же это, дви­га­ясь за­дом на­пе­ред, бы­ло зат­руд­ни­тель­но. Од­на­ко та­кой ма­невр в об­рат­ном нап­рав­ле­нии мне не удал­ся, пос­коль­ку стен­ки ко­ро­лев­с­кой ва­ги­ны ос­но­ва­тель­но нап­ряг­лись и чуть ли не ста­ли ох­ва­ты­вать ме­ня на­по­до­бие весь­ма го­ря­чих объ­ятий. Приш­лось мне вы­ле­зать за­дом. При­чем я так и не знал бы, за­кон­че­на моя лю­бов­ная мис­сия или нет, ес­ли бы не до­га­дал­ся по ха­рак­тер­ной кач­ке и по то­му, как с ты­ла в ме­ня с рит­ми­чес­ки­ми пов­то­ра­ми стал уты­кать­ся па­лец ко­ро­ле­вы, что она ак­тив­но по­мо­га­ет мне, до­пол­ни­тель­но сти­му­ли­руя се­бя, как это де­ла­ют жри­цы люб­ви, слиш­ком при­вык­шие к од­но­му и то­му же, что­бы ис­пы­ты­вать вдох­но­ве­ние под­лин­ных чувств. Тог­да я стал ко­ле­ня­ми, лок­тя­ми, ла­до­ня­ми, го­ло­вой, да­же ступ­ня­ми ак­тив­но про­ми­нать ок­ру­жа­ющие ме­ня сво­ды, как бы прос­ту­ки­вая их на пред­мет сок­ры­тых там сок­ро­вищ, что меж­ду про­чим бы­ло не толь­ко ме­та­фо­рой - пос­коль­ку, как из­вес­т­но, имен­но та­ким об­ра­зом и из­в­ле­ка­ет­ся из ма­те­ри­аль­ной пло­ти миг пос­лед­не­го сод­ро­га­ния, при­над­ле­жа­щий к выс­шей суб­с­тан­ции, ка­ко­вая есть дух и по­лет.

    Когда все кон­чи­лось, ког­да от­з­ву­чал сла­дос­т­рас­т­ный стон ко­ро­ле­вы, ог­ла­сив­ший сво­ды ее те­ла, и прек­ра­ти­лись его, те­ла, сод­ро­га­ния, я на­ко­нец вы­лез из пе­ще­ры, со­вер­шен­но мок­рый от ко­ро­лев­с­ких сек­ре­ций, со­ло­но­ва­тых на вкус и от­да­ющих за­па­хом мор­с­кой тра­вы, толь­ко что выб­ро­шен­ной на бе­рег мор­с­ким при­бо­ем, и тут же был об­нят паль­ца­ми ко­ро­ле­вы, ко­то­рые под­нес­ли ме­ня к ко­ро­лев­с­ким гу­бам, и эти гу­бы про­шеп­та­ли: «Ты прос­то пре­лесть, мой ма­лень­кий Гриль­д­риг…» Ко­ро­ле­ва выг­ля­де­ла утом­лен­ной, но до­воль­ной, и она наш­ла в се­бе си­лы, встав на ко­ле­ни, об­те­реть ме­ня на­су­хо кра­ем сво­его пень­ю­ара, най­ти мою из­ряд­но по­мя­тую одеж­ду, по­мочь мне об­ла­чить­ся в нее, а за­тем пе­ре­нес­ти ме­ня в мой до­мик, ос­тав­лен­ный Глюм­даль­к­лич в уг­лу опо­чи­валь­ни, пос­ле че­го ко­ро­ле­ва, дер­нув шнур звон­ка, выз­ва­ла мою ня­нюш­ку…

    Первая по­бе­да, явив­ша­яся час­тью мо­его пла­на от­лу­чить кар­ли­ка от дво­ра и за­нять его мес­то, име­ла, ес­тес­т­вен­но, свои ве­со­мые пос­лед­с­т­вия. Те­перь пе­ред от­хо­дом ко­ро­ле­вы ко сну, не ре­же двух раз в не­де­лю, мой до­мик ока­зы­вал­ся в уг­лу ее опо­чи­валь­ни, а воз­ле спи­не­та уже сто­яла прис­ло­нен­ная к кла­ви­шам лав­ка. Для ви­да я иг­рал ко­ро­ле­ве, впро­чем, не­дол­го, ибо она не же­ла­ла, что­бы мы тра­ти­ли вре­мя да­ром, а еще из опа­се­ния зас­нуть и про­пус­тить удо­воль­с­т­вие бо­лее изыс­кан­ное, чем слу­ша­ние на­род­ных ан­г­лий­с­ких ме­ло­дий. О пе­нии же ей на ухо речь во­об­ще боль­ше не за­хо­ди­ла, - ско­рее все­го тембр мо­его го­ло­са на­по­ми­нал ей писк ко­ма­ра, ко­то­рых она смер­тель­но бо­ялась. Я ее прек­рас­но по­ни­мал - слу­чись по­доб­ные, ве­ли­чи­ной с май­с­ко­го жу­ка, кро­во­со­су­щие у ме­ня на ро­ди­не, и впол­не мог­ли бы за­мо­рить да­же пле­мен­но­го бы­ка, ведь за один свой укус мес­т­ные ко­ма­ры вы­са­сы­ва­ли чуть ли не на­шу рюм­ку кро­ви. Два ра­за в не­де­лю в опо­чи­валь­не ко­ро­ле­вы бы­ло для ме­ня бо­лее чем дос­та­точ­но, пос­коль­ку в ос­таль­ные дни, за ис­к­лю­че­ни­ем вы­ход­но­го, ко­то­рый здесь при­хо­дил­ся на се­ре­ди­ну не­де­ли, по­доб­но то­му, как пос­ле­обе­ден­ный от­дых при­хо­дит­ся на се­ре­ди­ну дня, ме­ня ис­поль­зо­ва­ла уже из­вес­т­ным чи­та­те­лю спо­со­бом моя Глюм­даль­к­лич, и ес­ли я не ис­пы­ты­вал при та­кой наг­руз­ке край­не­го ис­то­ще­ния сво­их сил, то лишь по­то­му, что мо­им воз­люб­лен­ным по боль­шо­му сче­ту не бы­ло де­ла до сос­то­яния мо­его де­то­род­но­го ор­га­на, тем бо­лее до мо­его се­мя­из­вер­же­ния, ра­зо­вую пор­цию ко­то­ро­го они ед­ва ли раз­г­ля­де­ли бы да­же в лу­пу. О, зо­ло­тые дни в Ли­ли­пу­тии, ког­да я был царь и бог всем ее жен­щи­нам, ког­да они ухо­ди­ли от ме­ня - Но­во­го Па­ра­цель­са - с вед­ра­ми жи­вот­вор­ной вла­ги… Но тем и ве­ли­чес­т­вен­но мыс­ля­щее су­щес­т­во, к ко­им я не без вес­ких ос­но­ва­ний се­бя от­но­сил, что оно уме­ет ду­мать и прис­по­саб­ли­вать­ся. Ведь как я ни бе­рег от опас­нос­тей сре­ди этих ги­ган­тов свое ма­лень­кое тще­душ­ное тель­це, мыс­лен­но и ду­хов­но я вско­ре стал на­рав­не с ни­ми. И это­му не­ма­ло спос­пе­шес­т­во­вал мой лю­бов­ни­чес­кий пос­т­риг.

    Этот пе­ри­од был дос­та­точ­но без­мя­теж­ным для ме­ня, пос­коль­ку под пок­ро­ви­тель­с­т­вом ко­ро­ле­вы я, ее тай­ный лю­бов­ник, мог хо­тя бы не­на­дол­го за­быть о тре­вол­не­ни­ях дня гря­ду­ще­го, что для броб­дин­г­неж­цев бы­ло пол­ным аб­сур­дом, ибо вмес­те с нас­то­ящим, ко­то­рое мож­но уви­деть, по­щу­пать и поп­ро­бо­вать, и прош­лым, в ко­то­ром они име­ли пра­ви­ла и об­раз­цы для под­ра­жа­ния, гря­ду­щее по-броб­дин­г­неж­с­ки лишь пов­то­ря­ло уже хо­ро­шо из­вес­т­ное. Стро­го го­во­ря, здесь жи­ли без ощу­ще­ния ис­то­рии, и по­то­му пред­ки броб­дин­г­неж­цев, как у древ­них гре­ков, прев­ра­ща­лись в бо­гов. А коль ско­ро речь заш­ла о пра­ви­лах и об­раз­цах, то с поз­во­ле­ния чи­та­те­лей кос­нем­ся на­ко­нец «Хар­тии со­ития», ог­ром­но­го то­ма на сто тя­же­ло­вес­ных стра­ниц, ко­то­рые я с ми­лос­ти­во­го раз­ре­ше­ния ко­ро­ля прос­мат­ри­вал в его биб­ли­оте­ке в ча­сы от­ды­ха от об­ха­жи­ва­ния обе­их мо­их воз­люб­лен­ных. Впро­чем, ог­ром­ный этот том был по ко­ли­чес­т­ву слов мно­го ко­ро­че лю­бо­го из до­ку­мен­тов обе­их па­лат ан­г­лий­с­ко­го пар­ла­мен­та, ден­но и нощ­но оза­бо­чен­но­го лишь тем, как но­вой ре­гу­ля­ци­ей еще бо­лее ос­час­т­ли­вить жизнь мо­их сог­раж­дан, вплоть до то­го, с ка­кой но­ги им сле­ду­ет вста­вать и что го­то­вить на зав­т­рак, осо­бен­но ес­ли в ко­шель­ке нет ни пен­ни… Ведь, как из­вес­т­но, пред­пи­сан­ные свер­ху пра­ви­ла и соз­да­ют ви­ди­мость жиз­ни, не­за­ви­си­мо от ее ис­тин­но­го со­дер­жа­ния, и ес­ли на­род им не сле­ду­ет или сле­ду­ет не впол­не, то это ви­на его, на­ро­да, а не тех, кто все для не­го так хо­ро­шо при­ду­мал. Так жи­вут там, где влас­т­ву­ет ти­ра­ния, но как ни уди­ви­тель­но, на­ро­ды этих стран бо­лее счас­т­ли­вы, чем те, где им да­ро­ва­ны сво­бо­ды, по­то­му что объ­еди­не­ны еди­ным по­ры­вом люб­ви к ти­ра­ну, а сво­бо­да разъ­еди­ня­ет. Сво­бо­да на­ро­ду при­гож­да­ет­ся лишь на то, что­бы ста­вить над со­бой но­вых ти­ра­нов, по­то­му что быть сво­бод­ным - это на­ка­за­ние Гос­под­не, и на­до обя­за­тель­но пред кем-ни­будь прек­ло­нить­ся. Ес­ли же че­ло­век не прек­ло­нил­ся и ос­тал­ся се­бе на уме, то он опа­сен и луч­ше его по­са­дить за ре­шет­ку, сжечь, или объ­явить ума­ли­шен­ным.

    И по­лу­ча­ет­ся, что да­же ес­ли на­род сос­то­ял бы из од­них мыс­ля­щих су­ществ, вмес­те они все рав­но ос­та­лись бы ста­дом ба­ра­нов. Итак, ко­декс по­лов под наз­ва­ни­ем «Хар­тия со­ития» на­чи­нал­ся уже из­вес­т­ны­ми чи­та­те­лю сло­ва­ми: «Де­лай это сей­час». По­на­ча­лу они име­ли рас­ши­ри­тель­ное тол­ко­ва­ние, ка­са­юще­еся всех сто­рон жиз­нен­но­го цик­ла броб­дин­г­неж­цев, имев­ших пра­во не толь­ко тру­дить­ся, не пок­ла­дая рук, но и хра­нить суп­ру­жес­кую вер­ность, или, ес­ли это не­воз­мож­но, пе­реп­ро­да­вать жен для под­дер­жа­ния оной. Од­на­ко пос­те­пен­но, пос­коль­ку стра­на проц­ве­та­ла, и в от­сут­с­т­вие ес­тес­т­вен­ных вра­гов еже­год­но вдвое уве­ли­чи­ва­ла свой до­ход, здесь не ос­та­лось ни­ка­ких иных дел, кро­ме по­лу­че­ния из­вес­т­ных удо­воль­с­т­вий, и смысл зна­ко­вых этих слов низ­вел­ся до са­мо­го за­уряд­но­го. Кста­ти, да­же ог­ром­ная ар­мия, ко­то­рую ко­роль про­дол­жал со­дер­жать для то­го, что­бы во­ины бла­го­да­ря ежед­нев­ным уп­раж­не­ни­ям на ко­нях, с ме­ча­ми и пи­ка­ми пре­бы­ва­ли в доб­ром фи­зи­чес­ком здра­вии на тот не­ве­ро­ят­ный, но все же те­оре­ти­чес­ки воз­мож­ный слу­чай на­па­де­ния из­в­не, да­же, пов­то­ряю, ар­мия, вер­нее, рас­хо­ды на нее, не мог­ли за­мет­но ска­зать­ся на сос­то­янии ко­ро­лев­с­кой каз­ны. И все же на­ция, имея, ка­за­лось бы, та­кой ог­ром­ный за­пас проч­нос­ти, ис­пы­ты­ва­ла глу­бо­чай­ший кри­зис и кло­ни­лась к сво­ему за­ка­ту, пред­на­чер­тан­но­му в зна­ме­ни­той таб­ли­це пе­ри­одич­нос­ти со­бы­тий, о ко­то­рой я уже имел честь рас­ска­зать. Мое не­воль­ное вме­ша­тель­с­т­во ес­ли и по­шат­ну­ло впос­лед­с­т­вии дог­му о пе­ри­одич­нос­ти, то не­на­дол­го, ибо нич­то нам так не до­ро­го, как соб­с­т­вен­ные пред­рас­суд­ки.

    Тогда же, в пе­ри­од, о ко­то­ром я ве­ду речь, на­ция дей­с­т­ви­тель­но бы­ла на ущер­бе, что про­яв­ля­лось преж­де все­го рез­ким па­де­ни­ем рож­да­емос­ти, и ло­зунг «Де­лай это сей­час», тол­ку­емый да­же в уз­ком смыс­ле, ни­как не мог ис­п­ра­вить су­щес­т­ву­ющее по­ло­же­ние, ибо спе­ци­аль­ной бул­лой гла­вы цер­к­ви еще за шес­ть­де­сят лет до опи­сы­ва­емых мною со­бы­тий муж­с­ко­му на­се­ле­нию Броб­дин­г­не­га бы­ло зап­ре­ще­но се­мя­из­вер­же­ние в ло­но жен­с­ко­го на­се­ле­ния под стра­хом смер­т­ной каз­ни че­рез по­лу­че­ние че­ты­рех уда­ров ду­бин­кой по го­ло­ве. А до то­го броб­дин­г­неж­цы так ув­ле­ка­лись по­доб­ным ак­том, что де­ти выс­ка­ки­ва­ли, как гри­бы пос­ле дож­дя. В каж­дой семье бы­ло по де­сят­ку ртов, и все си­лы ро­ди­те­лей ухо­ди­ли на до­бы­ва­ние средств к их про­кор­м­ле­нию, от че­го в цер­ковь поч­ти ник­то не хо­дил, на нее прос­то не ос­та­ва­лось вре­ме­ни, и до­хо­ды ду­хо­вен­с­т­ва па­да­ли. В стра­не су­щес­т­во­ва­ло дво­ев­лас­тие, и прап­ра­дед ны­неш­не­го ко­ро­ля на­хо­дил­ся с цер­ков­ным иерар­хом в пос­то­ян­ной, хо­тя и скры­той враж­де. В ту по­ру цер­ковь бы­ла силь­нее ко­ро­лев­с­ко­го дво­ра, в ко­то­ром по при­чи­не все той же вы­со­кой рож­да­емос­ти ока­за­лось во­сем­над­цать нас­лед­ных прин­цев, спо­ря­щих меж­ду со­бой за пра­во на­деть ко­ро­ну, что пред­с­тав­ля­ло со­бой смер­тель­ную уг­ро­зу це­лос­т­нос­ти стра­ны. К то­му же, ни од­но­го из них нель­зя бы­ло счи­тать пол­но­цен­ным, ибо люб­ве­оби­лие ко­ро­ля Нис­пен­д­ри­фа Не­на­сыт­ни­ка, ви­ди­мо, па­губ­но ска­за­лось на ка­чес­т­ве его се­ме­ни, и ко­ро­ле­ва при­но­си­ла ему од­них уро­дов. От­сю­да, кста­ти, и бе­рет свое на­ча­ло броб­дин­г­неж­с­кое вы­ра­же­ние: «В семье не без уро­да», име­ющее нас­толь­ко ши­ро­кое хож­де­ние и в на­шем при­выч­ном ми­ре, что есть смысл по­ду­мать, не од­ни ли у нас ис­то­ри­чес­кие кор­ни. Ког­да же один из мно­го­чис­лен­ных от­п­рыс­ков Нис­пен­д­ри­фа все же взо­шел на прес­тол, то в си­лу его сла­бо­умия, вы­ра­жав­ше­го­ся в том, что он, как и дру­гие его братья, пос­вя­щал все свое вре­мя ру­коб­лу­дию, ни­ма­ло не за­бо­тясь о сла­ве и проц­ве­та­нии вве­рен­но­го ему го­су­дар­с­т­ва, то ре­аль­ную власть в стра­не взял в свои ру­ки сам гла­ва цер­к­ви. В быт­ность его у кор­ми­ла го­су­дар­с­т­ва и воз­ник­ла та зна­ме­ни­тая бул­ла, пред­пи­сы­вав­шая про­ли­вать се­мя в жен­с­кое ло­но лишь два ра­за в го­ду - в пер­вый день вес­ны и в пер­вый день осе­ни, ко­то­рые по на­ше­му ка­лен­да­рю со­от­вет­с­т­вен­но при­хо­ди­лись на пос­лед­ние дни зи­мы и ле­та. Опыт ре­гу­ля­ции при­рос­та на­се­ле­ния ока­зал­ся бо­лее чем удач­ным, ибо как ни тру­ди­лась в эти два дня в по­те ли­ца сво­его над сво­им вос­п­ро­из­вод­с­т­вом по­ло­воз­ре­лая часть броб­дин­г­неж­с­ко­го на­ро­да, вско­ре смер­т­ность в стра­не ста­ла нам­но­го пре­вы­шать де­то­рож­де­ние, и цер­ковь рас­ц­ве­ла, пос­коль­ку весь об­ряд по­хо­рон, вклю­чая от­пе­ва­ние, при­но­сил ей го­раз­до боль­ше ба­ры­шей, чем об­ряд кре­ще­ния мла­ден­цев, не го­во­ря уже о том, что каж­дая семья ста­ла бо­га­че нас­толь­ко, нас­коль­ко не уве­ли­чи­ва­лось ко­ли­чес­т­во едо­ков. Нуж­но ли до­бав­лять, что у ро­ди­те­лей по­яви­лось сво­бод­ное вре­мя, и, ища се­бе за­ня­тие, они по­тя­ну­лись в цер­ковь, ос­тав­ляя в ней свои се­реб­ря­ные мо­не­ты… Ре­зуль­та­ты про­ве­де­ния в жизнь дан­ной бул­лы бы­ли нас­толь­ко блис­та­тель­ны, что зак­лю­чен­ная в ней фор­му­ла по­ло­во­го по­ве­де­ния нак­реп­ко вош­ла в соз­на­ние броб­дин­г­неж­цев.

    Поначалу бы­ли, ко­неч­но, не­до­воль­ные, пос­коль­ку про­ли­ва­ние се­ме­ни вне жен­с­ко­го ло­на во все ос­таль­ные дни го­да не соп­ро­вож­да­лось тем чув­с­т­вен­ным вос­тор­гом, не ис­пы­тав ко­то­рый, не­воз­мож­но бы­ло дос­тиг­нуть ду­хов­ных вы­сот от­к­ро­ве­ния, про­буж­да­ющих твор­чес­кие си­лы, - по­че­му на­ция и ста­ла пос­те­пен­но те­рять сво­их ге­ро­ев, уче­ных и му­зы­кан­тов (ху­дож­ни­ков же, как пом­нит чи­та­тель, тут и вов­се не бы­ло, а в пи­са­те­ли и по­эты нап­рав­ля­ли по при­го­во­ру су­да). Но нет ху­да без доб­ра - те же ред­кие твор­цы, что все же по­яв­ля­лись вре­мя от вре­ме­ни, еще при жиз­ни ста­ли на­ре­кать­ся ге­ни­ями и бес­смер­т­ны­ми.

    Нарушение же пред­пи­са­ний бул­лы бы­ло прак­ти­чес­ки ис­к­лю­че­но, так как де­ти обя­за­ны бы­ли рож­дать­ся стро­го че­рез де­вять ме­ся­цев пос­ле пер­во­го дня осе­ни или вес­ны, и лю­бое на­ру­ше­ние это­го сро­ка под­вер­га­лось рас­сле­до­ва­нию, и ес­ли ро­ди­те­лям в свя­зи с преж­дев­ре­мен­ны­ми или за­тя­нув­ши­ми­ся ро­да­ми мла­ден­ца не уда­ва­лось до­ка­зать свою за­ко­но­пос­луш­ность, нес­час­т­но­го но­во­рож­ден­но­го уби­ва­ли. Та же участь в ви­де че­ты­рех уда­ров ду­бин­кой по го­ло­ве жда­ла и от­ца. Ма­те­ри же, как пас­сив­но­му на­ча­лу при ак­те се­мя­из­вер­же­ния, ос­тав­ля­ли жизнь, что бы­ло гу­ман­но, так как кто-то ведь дол­жен был рас­тить тех де­тей, что уже име­лись в семье.

    Однако со сме­ной по­ко­ле­ний ста­но­ви­лось все бо­лее и бо­лее оче­вид­ным, что вы­ше­наз­ван­ная бул­ла не спо­соб­с­т­ву­ет проц­ве­та­нию на­ции, так как, с од­ной сто­ро­ны, ог­ра­ни­чи­ва­ет де­то­рож­де­ние, а с дру­гой - ве­дет к раз­лич­но­го ро­да ду­шев­ным рас­строй­с­т­вам как муж­с­кой, так и жен­с­кой час­ти на­се­ле­ния, по­рож­да­емым не­об­хо­ди­мос­тью при­бе­гать к раз­лич­ным за­ме­ни­те­лям пос­лед­ней фа­зы по­ло­во­го ак­та, то есть из­вер­же­ни­ем в тря­поч­ку, из­вер­же­ни­ем аналь­ным или ораль­ным, а так­же в ру­ку, в до­маш­них жи­вот­ных, в ово­щи или фрук­ты, в ко­то­рых с этой целью про­де­лы­ва­лось от­вер­с­тие, нес­коль­ко на­по­ми­нав­шее ва­ги­наль­ное… В этом смыс­ле осо­бен­но по­пу­ляр­ны бы­ли ды­ни с быв­ших бриб­тиб­рей­с­ких бах­чей, име­ющие ха­рак­тер­ное раз­д­во­ение, на­по­ми­нав­шее жен­с­кие чрес­ла… По­нят­но, что нес­мот­ря на буй­ную фан­та­зию ис­пол­ни­те­лей, та­кие под­ме­ны при­род­ной ес­тес­т­вен­нос­ти нра­ви­лись да­ле­ко не всем. Да­же, ка­за­лось бы, бо­лее или ме­нее адек­ват­ная ораль­ная эяку­ля­ция за­час­тую при­во­ди­ла здесь к ле­таль­но­му ис­хо­ду, так как у не­опыт­ных броб­дин­г­не­жек се­мя то и де­ло по­па­да­ло в ды­ха­тель­ное гор­ло, по при­чи­не сво­ей осо­бой вяз­кос­ти, наг­лу­хо пе­рек­ры­вая его… Муж­с­кая же часть на­се­ле­ния, вы­нуж­ден­ная пе­ред се­мя­из­вер­же­ни­ем вы­ни­мать из жен­с­ко­го ло­на ору­дие де­то­вос­п­ро­из­вод­с­т­ва, нас­толь­ко при­вы­ка­ла к это­му за пол­го­да, что и в те два раз­ре­шен­ных дня, по при­выч­ке раз­ре­ша­лась ми­мо - и броб­дин­г­неж­ки ос­та­ва­лись не­оп­ло­дот­во­рен­ны­ми…6 Так или ина­че, но по про­шес­т­вии нес­коль­ких де­сят­ков лет ста­ло оче­вид­ным, что на­ция кло­нит­ся к упад­ку, тем бо­лее что да­ла обиль­ные всхо­ды не­из­вес­т­ная ра­нее од­но­по­лая лю­бовь, пос­коль­ку о ее зап­ре­те в бул­ле не бы­ло ни сло­ва. Тут мне­ние пре­ем­ни­ков рас­ко­ло­лось, хо­тя все они оп­рав­ды­ва­ли ав­то­ра зна­ме­ни­той бул­лы. Толь­ко, по ут­вер­ж­де­нию од­них, он яко­бы счи­тал, что это­го не мо­жет быть, по­то­му что не мо­жет быть ни­ког­да, а, по ут­вер­ж­де­нию дру­гих, ав­тор - как раз на­обо­рот - в сво­ей муд­рос­ти на­ме­рен­но умол­чал о та­ком ви­де люб­ви, счи­тая его аб­со­лют­но без­в­ред­ным, пос­коль­ку де­ти от не­го не рож­да­ют­ся. Умол­чал, пос­коль­ку на­де­ял­ся на со­об­ра­зи­тель­ность броб­дин­г­неж­цев, имея в ви­ду ве­ли­кий прин­цип лю­бо­го за­ко­но­да­тель­с­т­ва - что не зап­ре­ще­но, то раз­ре­ше­но. Ес­ли так, то он ока­зал­ся прав, и броб­дин­г­неж­цы, наб­лю­дая по­вад­ки жи­вот­но­го ми­ра, часть ко­то­ро­го пред­с­тав­лял до­маш­ний скот, до­воль­но быс­т­ро со­об­ра­зи­ли, как прис­по­со­бить к сво­им нуж­дам име­ющи­еся в те­ле про­чие уг­луб­ле­ния и вхо­ды. По пер­во­на­ча­лу это бы­ли жен­с­кие до­пол­ни­тель­ные вхо­ды, а пос­коль­ку они аб­со­лют­но ни­чем не от­ли­ча­лись от со­от­вет­с­т­ву­ющих муж­с­ких, то в спро­се вско­ре за­од­но ока­за­лись и пос­лед­ние. Та­ким об­ра­зом або­ри­ге­ны сво­им умом до­воль­но ско­ро дош­ли до тех же нра­вов и обы­ча­ев, ко­то­рые прак­ти­ко­ва­лись, ска­жем, в Древ­ней Гре­ции, где не воз­б­ра­ня­лось лю­бить од­нов­ре­мен­но оба по­ла се­бе в удо­воль­с­т­вие.

    Такое же не­воз­му­ти­мое це­ло­муд­рие ду­ши де­мон­с­т­ри­ру­ет и мой ве­ли­кий со­оте­чес­т­вен­ник Уиль­ям Шек­с­пир, на­пи­сав­ший не­ма­ло лю­бов­ных со­не­тов, об­ра­щен­ных к его юно­му дру­гу.

    Имени оно­го мы, к со­жа­ле­нию, не зна­ем, и толь­ко по фа­ми­лии их ав­то­ра, ко­то­рая при бук­валь­ном пе­ре­во­де, об­ре­та­ет ре­аль­ное зна­че­ние (то есть Пот­ря­са­ющий копь­ем)7, мо­жем до­га­дать­ся, ка­ким же «копь­ем», вы­ра­жа­ясь фи­гу­раль­но, наг­ра­дил его Тво­рец. Я пер­вым го­тов был бы при­пасть к под­но­жию па­мят­ни­ка то­му без­вес­т­но­му юно­ше, сам бы воз­д­виг та­ко­вой в бла­го­дар­ность за то вдох­но­ве­ние, ко­то­рое оный юно­ша да­рил ве­ли­ко­му ку­дес­ни­ку ан­г­лий­с­кой сце­ны. Раз­ве в кон­це кон­цов не без­вес­т­но­му воз­люб­лен­но­му обя­за­ны мы рож­де­ни­ем та­ких бес­смер­т­ных тво­ре­ний, как «Ко­роль Лир», «Мак­бет» или «Гам­лет, принц дат­с­кий»?!

    В об­щем, пов­то­рюсь еще раз, к мо­мен­ту мо­его по­яв­ле­ния ин­тим­ная жизнь броб­дин­г­неж­цев выг­ля­де­ла уд­ру­ча­юще. Ес­тес­т­вен­ная при­ро­да лю­бов­ных от­но­ше­ний бы­ла ис­ка­же­на до не­уз­на­ва­емос­ти, и те­перь мне ста­ло по­нят­но, по­че­му на­ту­ры здо­ро­вые и страс­т­ные, та­кие как моя Глюм­даль­к­лич или та же ко­ро­ле­ва, шли ра­ди удов­лет­во­ре­ния сво­их ес­тес­т­вен­ных чувств в мои объ­ятия или в объ­ятия та­ких уро­дов, как кар­лик, ко­то­рый ес­ли и сох­ра­нил свою мощ­ную муж­с­кую си­лу (в чем я еще бу­ду иметь слу­чай убе­дить­ся), то лишь бла­го­да­ря сво­ему урод­с­т­ву. Я, ко­неч­но, по­ни­маю что «мои объ­ятия» - это силь­но ска­за­но, пос­коль­ку нель­зя объ­ять не­объ­ят­ное, но дан­ная ого­вор­ка сви­де­тель­с­т­ву­ет лишь о том, что я дав­но уже не в стра­не броб­дин­г­неж­цев.

    И все же пред­с­тавь­те, ка­ко­во мне бы­ло од­наж­ды ус­лы­шать, что ко­роль ман­ки­ру­ет сво­ими суп­ру­жес­ки­ми обя­зан­нос­тя­ми и пред­по­чи­та­ет иг­рать в дюч (по­до­бие на­ших шах­мат) со сво­им премь­ер-ми­нис­т­ром, ко­то­ро­го он сде­лал в го­су­дар­с­т­ве вто­рым ли­цом пос­ле то­го, как в 6 По-ви­ди­мо­му, Свифт, как и биб­лей­с­кий пер­со­наж Онан до не­го, не знал, что тех­ни­ка прер­ван­но­го по­ло­во­го ак­та не яв­ля­ет­ся стоп­ро­цен­т­но кон­т­ра­цеп­тив­ной. Бе­ре­мен­ность мо­жет нас­ту­пить и без пол­но­цен­ной эяку­ля­ции, ес­ли в сек­ре­те, вы­де­ля­емом при воз­буж­де­нии Ку­пе­ро­вы­ми же­ле­за­ми, со­дер­жат­ся спер­ма­то­зо­иды… - Прим. ред. 7 Тряс­ти - «sha­ke», копье - «spe­ar» (англ.). - Прим. пе­рев.

В результате за­тя­нув­шей­ся тяж­бы с дво­ев­лас­ти­ем бы­ло по­кон­че­но, цер­ковь на­ко­нец от­де­ли­лась от го­су­дар­с­т­ва, по­те­ряв весь свой мо­раль­ный вес вмес­те с каз­ной, и ко­роль объ­явил се­бя пол­нов­лас­т­ным пра­ви­те­лем, по­лу­чив та­кие вы­со­кие ти­ту­лы, как Наг­ра­да Все­лен­ной и Улыб­ка Веч­нос­ти. Но как бес­п­рис­т­рас­т­ный сви­де­тель не мо­гу не от­ме­тить, что его склон­ность к ли­цам му­жес­ко­го по­ла лич­но для ме­ня име­ла не­сом­нен­но по­ло­жи­тель­ную сто­ро­ну, ибо я на его пись­мен­ном сто­ле, где он ра­бо­тал над про­ек­том но­во­го го­су­дар­с­т­вен­но­го ус­т­рой­с­т­ва, был всег­да же­лан­ный гость и со­бе­сед­ник, и мно­гое из мо­их слов лег­ло в ос­но­ву ука­зов, на­пи­сан­ных им в быт­ность мою в Броб­дин­г­не­ге. Я уже не го­во­рю о том ука­зе, ко­то­рый со­вер­шил ре­во­лю­цию в умах броб­дин­г­неж­цев, вер­нув им Бе Бу - Бес­ко­неч­ное Бу­ду­щее, ко­то­ро­го они ра­нее бы­ли ли­ше­ны из-за сво­их пе­ри­оди­чес­ких таб­лиц.

    Но вер­нем­ся к кар­ли­ку, этой злоб­ной тва­ри, прок­ля­тию ро­да броб­дин­г­неж­с­ко­го, не ос­тав­ляв­ше­му ме­ня в по­кое и нас­ме­хав­ше­му­ся на­до мной по по­во­ду и без по­во­да. Мое вы­нуж­ден­ное ку­па­ние в мис­ке со слив­ка­ми, яб­ло­ки в са­ду, об­ру­шен­ные на мою го­ло­ву, мое пре­бы­ва­ние в моз­го­вой кос­ти, в ре­зуль­та­те че­го был без­на­деж­но ис­пор­чен мой луч­ший кам­зол, сши­тый для ме­ня луч­шим ко­ро­лев­с­ким пор­т­ным, - это не­вин­ные дет­с­кие за­ба­вы по срав­не­нию с тем, что это ци­нич­ное нич­то­жес­т­во по­пы­та­лось од­наж­ды ут­во­рить в от­но­ше­нии бед­ной Глюм­даль­к­лич пря­мо на мо­их гла­зах, счи­тая, что я для не­го аб­со­лют­но без­в­ре­ден и бе­зо­па­сен, так как со мной мож­но по­кон­чить од­ним хлоп­ком му­хо­бой­ки. Чи­та­тель сей­час уз­на­ет, нас­коль­ко заб­луж­дал­ся этот ше­лу­ди­вый пес… Но преж­де счи­таю сво­им дол­гом упо­мя­нуть, что, за­бо­тясь о чес­ти ко­ро­ле­вы, я свя­то хра­нил тай­ну на­ших ин­тим­ных от­но­ше­ний с ней, и моя Глюм­даль­к­лич ни о чем не по­доз­ре­ва­ла, да мне и не хо­те­лось ос­лож­нять свои от­но­ше­ния с ней, этой де­воч­кой-жен­щи­ной, от веч­ной раз­лу­ки с ко­то­рой мое сер­д­це кро­во­то­чит до се­го дня… Как-то под ве­чер, убе­див­шись, что вы­зо­ва к ко­ро­ле­ве не бу­дет, Глюм­даль­к­лич пос­ле на­шей про­гул­ки вер­ну­ла мой до­мик-ящик, ко­то­рый про­вет­ри­вал­ся на бал­ко­не, в свою ком­на­ту, где я и жил, ра­зоб­ла­чи­лась, ос­тав­шись в по­луп­роз­рач­ной ниж­ней со­роч­ке, соб­лаз­ни­тель­но под­чер­ки­вав­шей ее пре­лес­ти, и уже пе­ре­нес­ла ме­ня на свою кро­вать, на ко­то­рую и при­лег­ла для лю­бов­ной иг­ры, ка­ко­вой мы оба бы­ли боль­шие лю­би­те­ли, как дверь вдруг скрип­ну­ла, и не ус­пе­ли мы со­об­ра­зить, в чем де­ло, как на по­ро­ге воз­ник кар­лик, лю­бов­ник ко­ро­ле­вы. К го­ре­чи сво­ей, я имел слу­чай убе­дить­ся, что она про­дол­жа­ет встре­чать­ся с этим уро­дом. Я да­же знал при­чи­ну та­кой ее при­вя­зан­нос­ти и пос­то­ян­с­т­ва - фе­но­ме­наль­ные спо­соб­нос­ти кар­ли­ка в ус­лаж­де­нии жен­щин: он мог де­лать это до пят­над­ца­ти раз на дню, как мань­як, при том, что ору­дие, ко­то­рым он вла­дел, бы­ло от­мен­но­го раз­ме­ра и, ес­ли го­во­рить о про­пор­ци­ях, то пре­вос­хо­ди­ло нор­маль­ные раз­ме­ры у мо­их со­оте­чес­т­вен­ни­ков не в две­над­цать, а во все двад­цать раз. Та­кое со­от­но­ше­ние ве­ли­чи­ны муж­с­ко­го ес­тес­т­ва и са­мой фи­гу­ры, ко­ей оно при­над­ле­жа­ло, я встре­чал раз­ве что на рос­пи­сях древ­нег­ре­чес­ких ам­фор. Как из­вес­т­но, древ­ние гре­ки, как, впро­чем, и древ­ние рим­ля­не не гну­ша­лись изоб­ра­же­ни­ем сцен со­ития, и ес­ли мер­з­кий кар­лик мне ко­го-то на­по­ми­нал, то преж­де все­го по­хот­ли­во­го При­апа с его ог­ром­ным вздыб­лен­ным фал­ло­сом.

    О на­ме­ре­ни­ях кар­ли­ка, по­явив­ше­го­ся у Глюм­даль­к­лич, ко­то­рая име­ла не­ос­то­рож­ность ос­та­вить дверь не­за­пер­той, не мог­ло быть двух мне­ний - этот мер­за­вец уже ус­пел рас­стег­нуть свой гуль­фик и из его пор­ток тор­чал мощ­ный жезл, ус­ла­да ко­ро­ле­вы, ски­петр нег­лас­но­го мо­гу­щес­т­ва кар­лы. Без­мол­в­но, не из­дав ни еди­но­го зву­ка, кар­лик тут же наб­ро­сил­ся на Глюм­даль­к­лич, воз­ле­жа­щую на пос­те­ли с но­га­ми, рас­к­ры­ты­ми вов­се не для не­го. Глюм­даль­к­лич бы­ла по его пред­с­тав­ле­нию лишь ник­чем­ной слу­жан­кой, да­же не фрей­ли­ной, к ко­то­рым ко­ро­ле­ва, по мо­им наб­лю­де­ни­ям, вре­мя от вре­ме­ни под­сы­ла­ла его, да­бы сре­ди ее дам пос­то­ян­но ца­ри­ли ве­селье и до­воль­с­т­во, - для не­го, как он по­ла­гал, Глюм­даль­к­лич - лег­кая до­бы­ча, а по­то­му он, ба­ло­вень жен­с­кой по­ло­ви­ны ко­ро­лев­с­ко­го дво­ра, бе­зо вся­ких це­ре­мо­ний на­ва­лил­ся на мою ня­нюш­ку, од­ной ру­кой зад­рав ей по­дол длин­ной ноч­ной ру­баш­ки, а дру­гой на­це­ли­вая свое ужас­ное ору­дие, да­же не зная, что пе­ред ним дев­с­т­вен­ни­ца… Хо­тя я был воз­ле нее, он ме­ня не удос­то­ил да­же взгля­дом.

    Опомнившись от не­ожи­дан­нос­ти, Глюм­даль­к­лич ока­за­ла кар­ли­ку ярос­т­ное соп­ро­тив­ле­ние - она бы­ла вы­ше его рос­том и лишь нем­но­гим сла­бее, так что ра­за два удач­ны­ми уда­ра­ми ног, ко­то­рые он хо­тел ей зад­рать, она от­п­ра­ви­ла его на пол. Но кар­лик не уни­мал­ся - он был уве­рен в ко­неч­ной по­бе­де и имел на то все ос­но­ва­ния: с каж­дым его но­вым прис­ту­пом моя под­руж­ка соп­ро­тив­ля­лась все мень­ше, мо­жет, еще и по­то­му, что, как и я, мог­ла бы впос­лед­с­т­вии ожи­дать от не­го лю­бых коз­ней. Она быс­т­ро те­ря­ла си­лы и, по­хо­же, го­то­ва бы­ла уже сми­рить­ся со сво­им неж­дан­ным нес­час­ть­ем.

    Видеть это мне бы­ло не­пе­ре­но­си­мо - я не мог поз­во­лить, что­бы зло та­ким наг­лым и ци­нич­ным об­ра­зом тор­жес­т­во­ва­ло над доб­ром, и, по­ка еще шла борь­ба, я ус­пел сос­коль­з­нуть на пол по склад­ке прос­ты­ни и, до­бе­жав до сво­его до­ми­ка, к счас­тью, сто­яще­го не­по­да­ле­ку, вы­нуть из но­жен шпа­гу, ко­то­рую, вдо­ба­вок к име­юще­му­ся у ме­ня кор­ти­ку, вы­ко­вал мне из жен­с­кой за­кол­ки для во­лос ко­ро­лев­с­кий ору­жей­ных дел мас­тер. Раз­ма­хи­вая шпа­гой, я бро­сил­ся на мо­его зак­ля­то­го вра­га и обид­чи­ка Глюм­даль­к­лич, но ед­ва ли при­чи­нил бы ему хоть сколь­ко-то за­мет­ный вред, ес­ли бы моя де­воч­ка, ко­то­рой он уже ухит­рил­ся зад­рать но­ги, не взбрык­ну­ла в пос­лед­нем от­ча­ян­ном уси­лии, от­п­ра­вив его сно­ва на пол. Кар­лик упал на спи­ну, на сей раз нас­толь­ко не­удач­но для са­мо­го се­бя, что креп­ко при­ло­жил­ся об пол за­тыл­ком. По­ка он, си­дя и по­че­сы­вая ушиб­лен­ное мес­то, из­ры­гал прок­лятья, я, уце­пив­шись за его рас­стег­ну­тый гуль­фик, ус­пел по его пор­т­кам взоб­рать­ся на не­го и, ока­зав­шись ря­дом с его чу­до­вищ­ным та­ра­ном, ко­то­рым он со­би­рал­ся про­бить неж­ные во­рот­ца мо­ей воз­люб­лен­ной, раз­мах­нул­ся и что бы­ло сил дву­мя ру­ка­ми по са­мый эфес вон­зил в этот вось­ми­фу­то­вый срам шпа­гу.

    Раздался страш­ный вопль, во все сто­ро­ны брыз­ну­ла кровь, кар­лик дер­нул­ся и шпа­га пе­ре­ло­ми­лась - у ме­ня в ру­ке ос­та­лась лишь ру­ко­ят­ка, сам же я ку­ба­рем по­ле­тел в угол…

    Карлик вско­чил на но­ги, схва­тив­шись за свой ра­не­ный ор­ган, и с во­ем ри­нул­ся вон. Моя шпа­га так и ос­та­лась в его ес­тес­т­ве… По­нять, что он ис­пы­ты­вал, мо­жет лишь тот, кто во­лею су­деб сам по­лу­чал ши­ло или швей­ную иг­лу в при­чин­ное мес­то.

    Хотя бы­ло до­воль­но поз­д­но, и бес­по­ко­ить ко­ро­ле­ву не смел ник­то, я все же имел в этом смыс­ле не­ко­то­рые пре­иму­щес­т­ва: вход в ее по­кои в ча­сы ноч­но­го от­ды­ха, как уже зна­ет чи­та­тель, был мне дос­ту­пен дваж­ды в не­де­лю, по­се­му мне уда­лось убе­дить горь­ко пла­чу­щую Глюм­даль­к­лич тут же пос­та­вить в из­вес­т­ность ко­ро­ле­ву о про­ис­шес­т­вии, не за­быв упо­мя­нуть о мо­ем учас­тии в нем, - имен­но пос­лед­нее мог­ло пос­лу­жить оп­рав­да­тель­ной при­чи­ной столь поз­д­не­го по­яв­ле­ния мо­ей ня­нюш­ки в опо­чи­валь­не Ее Ве­ли­чес­т­ва. Я пра­виль­но рас­счи­тал хо­ды - ко­ро­ле­ва по­на­ча­лу край­не встре­во­жи­лась, пос­коль­ку по­че­му-то ре­ши­ла, что имен­но я стал объ­ек­том по­ся­га­тельств кар­ли­ка, но по­том, уяс­нив суть де­ла, сна­ча­ла силь­но поб­лед­не­ла, по­том пок­рас­не­ла и по­ве­ле­ла сбе­жав­шим­ся на шум страж­ни­кам най­ти кар­ли­ка и при­вес­ти к ней.

    Того наш­ли не сра­зу, а най­дя, во­ло­ком при­та­щи­ли к ко­ро­ле­ве, ибо сам он то ли не хо­тел, то ли не мог ид­ти… Тут яви­лось и до­ка­за­тель­с­т­во мо­его ры­цар­с­т­ва в схват­ке за честь не­по­роч­ной Глюм­даль­к­лич - шпа­га, ко­то­рую об­на­ру­жил в ес­тес­т­ве нес­час­т­но­го выз­ван­ный ко­ро­лев­с­кий эс­ку­лап. Тот спе­ци­аль­ны­ми щип­ца­ми, ве­ли­чи­ной с мои ка­мин­ные, без вся­ко­го бо­ле­уто­ля­юще­го сред­с­т­ва вы­та­щил из ры­да­юще­го кар­ли­ка кли­нок мо­ей шпа­ги, на­ли­чие ко­то­ро­го в сво­ем к то­му мо­мен­ту уже из­ряд­но вос­па­лив­шем­ся ор­га­не кар­лик ни­как не смог объ­яс­нить. Впро­чем, в его объ­яс­не­ни­ях ко­ро­ле­ва не нуж­да­лась - все бы­ло яс­но, как бо­жий день, и я внут­рен­не тор­жес­т­во­вал.

    Однако, не же­лая раз­ви­тия скан­да­ла, ко­ро­ле­ва пос­ту­пи­ла муд­ро, от­п­ра­вив кар­ли­ка в даль­нее име­ние той са­мой фрей­ли­ны, ко­то­рая во вре­мя пред­с­тав­ле­ния яко­бы слу­чай­но уро­ни­ла ме­ня в свое ис­под­нее. Фрей­ли­на эта по при­чи­нам мне не­из­вес­т­ным бы­ла от­лу­че­на от дво­ра, но тут о ней вспом­ни­ли, в знак ми­лос­ти сос­лав к ней кар­ли­ка, ко­то­рый, выз­до­ро­вев, мог бы дей­с­т­ви­тель­но ока­зы­вать ей из­вес­т­ные ус­лу­ги, пос­коль­ку фрей­ли­на бы­ла оди­но­ка…

    На сле­ду­ющий день за обе­дом, на ко­то­ром, ес­тес­т­вен­но, при­сут­с­т­во­вал и я со сво­ими скром­ны­ми по час­ти ап­пе­ти­та зап­ро­са­ми, что всег­да вы­зы­ва­ло улыб­ки си­дя­щих вок­руг цар­с­т­вен­ных особ, а так­же тех, кто был до­пу­щен к цар­с­ко­му сто­лу, вклю­чая пер­вых са­нов­ни­ков го­су­дар­с­т­ва, ко­роль об­ра­тил вни­ма­ние на от­сут­с­т­вие кар­ли­ка и по­ин­те­ре­со­вал­ся, где он. На что ко­ро­ле­ва, ко­то­рая, как я имел воз­мож­ность убе­дить­ся, прек­рас­но дер­жа­ла се­бя в ру­ках и уме­ла уп­рав­лять сво­ими чув­с­т­ва­ми, от­ве­ти­ла, что кар­лик за­бо­лел не­из­вес­т­ной бо­лез­нью и, да­бы не под­вер­гать опас­нос­ти здо­ровье чле­нов цар­с­ко­го дво­ра, был изо­ли­ро­ван в на­деж­ном мес­те, где ему ока­зы­ва­ет­ся ле­чеб­ная по­мощь и над­ле­жа­щий уход, ка­ко­вым от­ве­том ко­роль был впол­не удов­лет­во­рен и боль­ше о кар­ли­ке не вспо­ми­нал. О мо­ем под­ви­ге чес­ти, ес­тес­т­вен­но, не бы­ло про­из­не­се­но ни сло­ва. Но кар­ли­ку не по­вез­ло, хо­тя он и вы­жил. Как поз­д­нее я уз­нал, ра­на, на­не­сен­ная ему мо­ей шпа­гой, име­ла пла­чев­ные для не­го пос­лед­с­т­вия. Она дол­го не за­жи­ва­ла, и кар­лик ис­пы­ты­вал не­во­об­ра­зи­мые му­че­ния при опо­рож­не­нии сво­его мо­че­во­го пу­зы­ря, по­ка ему не от­сек­ли вос­па­лен­ную часть, пос­ле че­го бо­ли прек­ра­ти­лись, а са­мо ес­тес­т­во по­лу­чи­ло раз­ме­ры, впол­не про­пор­ци­ональ­ные рос­ту кар­ли­ка, и с тех пор пе­рес­та­ло ин­те­ре­со­вать ка­ких бы то ни бы­ло дам.

    Как-то ко­роль в оче­ред­ной раз приг­ла­сил ме­ня для бе­се­ды в свой ка­би­нет. Он соб­с­т­вен­но­руч­но пе­ре­нес к се­бе на стол мой до­мик, из ко­то­ро­го я вы­нес крес­ло. Имея по­чет­ное пра­во си­деть в при­сут­с­т­вии ко­ро­ля, ка­ко­вое бы­ло пре­дос­тав­ле­но не бо­лее чем де­ся­ти его приб­ли­жен­ным, я стал под­роб­но от­ве­чать на воп­ро­сы, ко­то­рые для каж­дой та­ко­го ро­да встре­чи ко­роль пред­ва­ри­тель­но за­но­сил на бу­ма­гу. Уже нас­лы­шан­ный от ме­ня о том, ка­ким уди­ви­тель­ным оп­ло­том вся­чес­ких доб­ро­де­те­лей яв­ля­ет­ся род­ная мне Ан­г­лия, на сей раз ко­роль ре­шил дос­ко­наль­но уз­нать все об от­но­ше­ни­ях у нас муж­чин и жен­щин… Тут мне бы­ло что ска­зать ко­ро­лю, и я не пре­ми­нул вос­поль­зо­вать­ся пре­дос­та­вив­шей­ся мне воз­мож­нос­тью. Я, счи­тая Ан­г­лию фре­га­том, воз­г­лав­ля­ющим фло­ти­лию го­су­дарств, стре­мя­щих­ся к раз­ви­тию и проц­ве­та­нию, ка­ко­вые воз­мож­ны толь­ко при ра­зум­ном го­су­дар­с­т­вен­ном ус­т­рой­с­т­ве, об­ри­со­вал ши­ро­кую и крас­но­ре­чи­вую па­но­ра­му по­ли­ти­чес­ких и эко­но­ми­чес­ких сво­бод, да­ро­ван­ных мо­им граж­да­нам, где ник­то не мог за­ви­сеть от дру­го­го, ина­че как че­рез от­но­ше­ния соб­с­т­вен­нос­ти и тру­да, где каж­дый имел пра­во поль­зо­вать­ся пло­да­ми сво­их де­яний, по­лу­чая за них со­от­вет­с­т­ву­ющее воз­наг­раж­де­ние. Я рас­ска­зал о ма­ну­фак­ту­рах и бан­ках, о ком­мер­ции и тор­гов­ле, о су­ве­рен­нос­ти пра­ва на час­т­ную соб­с­т­вен­ность, как за­ло­ге ус­пеш­но­го эко­но­ми­чес­ко­го раз­ви­тия. Пос­коль­ку каж­дый от­дель­но взя­тый граж­да­нин на­ко­нец осоз­нал, что те­перь его бла­го­по­лу­чие как и бла­го­сос­то­яние за­ви­сят ис­к­лю­чи­тель­но от не­го са­мо­го, это по­ро­ди­ло пред­п­ри­ни­ма­тель­с­кий пыл, ка­ко­го преж­де на­ция еще не зна­ла.

    Этот пов­се­мес­т­ный эн­ту­зи­азм, про­дол­жал я, ви­дя не­тер­пе­ли­вое дви­же­ние бро­вей ко­ро­ля, не лю­бив­ше­го дол­гих пре­ам­бул, на­ту­раль­ным об­ра­зом ска­зал­ся и в та­кой важ­ней­шей сфе­ре об­щес­т­вен­но­го ус­т­рой­с­т­ва, как от­но­ше­ния муж­чин и жен­щин. Глас­ность и от­к­ры­тость в преж­де умал­чи­ва­емых об­лас­тях жиз­ни спо­соб­с­т­во­ва­ли воз­вы­ше­нию нра­вов и фор­ми­ро­ва­нию в свя­зи с этим но­вых тра­ди­ций. Нап­ри­мер, про­дол­жал я, Ан­г­лия, бу­ду­чи ро­ди­ной га­зет­но­го де­ла, очень ско­ро пе­ре­нес­ла на стра­ни­цы га­зет, вы­хо­дя­щих ты­сяч­ни­ми ти­ра­жа­ми, доб­рую часть этих от­но­ше­ний. Я са­мо­лич­но встре­чал в га­зе­те «Обсер­вер» объ­яв­ле­ния о же­ла­нии сос­то­ятель­ных муж­чин и жен­щин всту­пить в за­кон­ный брак, да­бы объ­еди­нить чув­с­т­ва и сос­то­яния. И ес­тес­т­вен­но, вдох­нов­лял­ся я, что тон от­но­ше­ни­ям меж­ду муж­чи­на­ми и жен­щи­на­ми за­да­ет двор, где ца­рят аб­со­лют­но сво­бод­ные нра­вы и где каж­дый сво­бо­ден нас­толь­ко, нас­коль­ко ему хва­та­ет фан­та­зии и средств. «Все мож­но!» - как ска­зал ве­ли­кий То­мас Гоббс. Че­ло­век, по­лу­чив­ший пол­ную сво­бо­ду, стрях­нув­ший с се­бя фе­одаль­ный прах и ве­ри­ги сред­не­ве­ко­вых догм, ког­да од­на лишь цер­ковь (я знал, что моя ссыл­ка на броб­дин­г­неж­с­кую ис­то­рию бу­дет по сер­д­цу ко­ро­лю) ре­ша­ла, что мож­но и че­го нель­зя, - та­кой че­ло­век стал по­ис­ти­не вен­цом тво­ре­ния. От­ны­не че­ло­век жи­вет под де­ви­зом: «Нас­лаж­дай­ся!», что и есть ос­нов­ная его пот­реб­ность, вме­нен­ная ему са­мим Твор­цом; че­ло­век рож­ден для счас­тья и ста­ра­ет­ся из­в­лечь та­ко­вое из все­го, с чем стал­ки­ва­ет­ся в быс­т­ро­те­ку­щей жиз­ни. Че­ло­век ос­та­вил за со­бой един­с­т­вен­ную обя­зан­ность - быть счас­т­ли­вым! Нет­руд­но до­га­дать­ся, что та­ким об­ра­зом и вся стра­на пре­бы­ва­ет в эй­фо­рии неп­ре­рыв­но­го об­ре­те­ния счас­тья. Од­на­ко хо­ро­шо из­вес­т­но, что нель­зя дос­та­точ­но дол­го нас­лаж­дать­ся од­ним и тем же - пов­то­ря­юще­еся при­еда­ет­ся, по­это­му вто­рым ус­ло­ви­ем счас­тья стал по­иск все­го но­во­го. Это нес­ка­зан­ным об­ра­зом раз­бу­ди­ло дрем­лю­щие в че­ло­ве­ке си­лы, и об­щес­т­во ста­ло стре­ми­тель­но об­нов­лять­ся, об­ра­тясь от из­вес­т­но­го к не­из­ве­дан­но­му. Семья в преж­нем сво­ем уз­ко трак­ту­емом смыс­ле пе­рес­та­ла су­щес­т­во­вать, ма­те­ри­аль­но не­за­ви­си­мые суп­ру­ги по­лу­чи­ли оди­на­ко­вые пра­ва на адюль­тер, и за зва­ным сто­лом те­перь не­ред­ко ря­дом с за­кон­ны­ми суп­ру­га­ми вос­се­да­ют их лю­бов­ник или лю­бов­ни­ца… И раз­ве не сам Бог ука­зал че­ло­ве­ку нап­рав­ле­ние его чувств сво­им зна­ме­ни­тым по­ве­ле­ни­ем «пло­ди­тесь и раз­м­но­жай­тесь», я уже не го­во­рю о его «на­се­ляй­те зем­лю» - что вы­ра­зи­лось в бес­п­ри­мер­ном ге­ог­ра­фи­чес­ком и во­ен­ном под­ви­ге мо­ей ве­ли­кой стра­ны, на­чав­шей по­ко­ре­ние от­с­та­лых стран и на­ро­дов и в этом смыс­ле от­няв­шей паль­му пер­вен­с­т­ва у Ис­па­нии и Фран­ции…

    «Вдумайтесь, - ви­тий­с­т­во­вал я в по­ры­ве вдох­но­ве­ния, ко­то­рое всег­да ох­ва­ты­ва­ло ме­ня, сто­ило мне по­ду­мать о мо­ем оте­чес­т­ве, - раз­ве в сло­ве «пло­ди­тесь» не со­дер­жит­ся в слег­ка за­ву­али­ро­ван­ном ви­де при­зыв к нас­лаж­де­нию, - ведь, как каж­до­му прек­рас­но из­вес­т­но, толь­ко со­вер­шен­но оп­ре­де­лен­ные нас­лаж­де­ния и да­ют ис­ко­мые пло­ды, рав­но как в сло­ве «раз­м­но­жай­тесь» раз­ве не со­дер­жит­ся сок­ры­тая лишь от не­пос­вя­щен­ных ре­ко­мен­да­ция де­лать это час­то, де­лать это мно­го, де­лать это с раз­ны­ми да­ма­ми или ка­ва­ле­ра­ми, ибо од­на жен­щи­на, од­на суп­ру­га - это не без­дон­ный со­суд и ред­ко мо­жет при­нес­ти бо­лее де­сят­ка де­тей?»

    Король слу­шал ме­ня чрез­вы­чай­но вни­ма­тель­но, но я не мог не от­ме­тить, что с ка­ко­го-то мо­мен­та в его взгля­де воз­ник не­мой воп­рос, ко­то­рый ко­роль удер­жи­вал в се­бе лишь для то­го, что­бы не пре­ры­вать вдох­но­вен­но­го по­то­ка мо­его крас­но­ре­чия. Од­на­ко, про­явив уч­ти­вость, я сам прер­вал свой рас­сказ, да­бы уяс­нить се­бе при­чи­ну не­до­умен­но­го вы­ра­же­ния, на­пи­сан­но­го на его ли­це.

    Его Ве­ли­чес­т­во от­вет­с­т­во­вал, что хо­тя, по мо­им за­ве­ре­ни­ям, они и мы и жи­вем в од­ном под­лун­ном ми­ре, но Твор­цы у нас, ви­ди­мо, раз­ные, по­то­му что их Тво­рец ни­че­го по­доб­но­го не го­во­рил и ска­зать не мог, так как он все­го лишь дух жи­вот­во­ря­щий, и осу­щес­т­в­ля­ет свою мис­сию мол­ча, че­рез При­ро­ду, ни­че­го ни­ко­му не объ­яс­няя и, тем бо­лее, не пред­ла­гая. Воз­в­ра­ща­ясь же к пре­ды­ду­ще­му на­ше­му раз­го­во­ру (речь тог­да шла о на­ших пра­ро­ди­те­лях Ада­ме и Еве), ко­роль твер­до ука­зал мне на то, что в свя­щен­ных кни­гах Броб­дин­г­не­га нет так­же и дог­ма­та о пер­во­род­ном гре­хе и из­г­на­нии из Рая, и он не сов­сем по­ни­ма­ет, что та­кое гре­хо­па­де­ние, и по­че­му наш Тво­рец так су­ро­во на­ка­зал на­ших пра­ро­ди­те­лей, ес­ли сам же ве­лел им пло­дить­ся и раз­м­но­жать­ся, на ка­ко­вые воп­ро­сы я, сму­щен­ный и од­нов­ре­мен­но вос­хи­щен­ный про­ни­ца­тель­нос­тью Его Ве­ли­чес­т­ва, не на­шел вра­зу­ми­тель­но­го от­ве­та, в чем чес­т­но и приз­нал­ся. Мне и вправ­ду по­ка­за­лось труд­но най­ти ра­зум­ную це­ле­со­об­раз­ность в де­яни­ях на­ше­го Твор­ца, пос­коль­ку, не вку­си Адам и Ева пло­да от дре­ва поз­на­ния и не уз­най сты­да, то род че­ло­ве­чес­кий до сих ни­чем бы не от­ли­чал­ся от ро­да жи­вот­ных, ко­то­рые спа­ри­ва­ют­ся, не ве­дая ни при­ли­чий, ни гре­ха. Ес­ли же, про­дол­жал ко­роль, наш Тво­рец, ве­лев на­шим пра­ро­ди­те­лям пло­дить­ся и раз­м­но­жать­ся, за­тем столь су­ро­во на­ка­зал их за то, что они пе­рес­та­ли быть на­ив­ны­ми, как де­ти, то, ви­ди­мо, он прос­то ре­шил снять с се­бя вся­кую от­вет­с­т­вен­ность за даль­ней­шее, об­раз­но го­во­ря, пе­ре­ло­жив ви­ну с боль­ной го­ло­вы на здо­ро­вую. В той си­ту­ации мне ни­че­го бо­лее не ос­та­ва­лось, как по­ап­ло­ди­ро­вать Его Ве­ли­чес­т­ву, что я и сде­лал со всей ис­к­рен­нос­тью, на ка­кую был толь­ко спо­со­бен.

    Однако ко­роль вы­ка­зал жи­вей­ший ин­те­рес к мо­им сло­вам и про­сил ме­ня про­дол­жать, и тог­да я, же­лая от­дать дань вос­хи­ще­ния его муд­ро­му прав­ле­нию, об­ни­ма­юще­му сво­ей за­бо­той, ра­де­ни­ем и по­пе­чи­тель­с­т­вом вве­рен­ные ему пре­де­лы и всех под­дан­ных, их на­се­ля­ющих, стал при­во­дить ему кра­соч­ные при­ме­ры на­ших соб­с­т­вен­ных мо­нар­хий, как в ту же эпо­ху прав­ле­ния Лю­до­ви­ка XIV, ког­да на зем­ле дей­с­т­ви­тель­но во­ца­рил­ся рай, пос­коль­ку по­ня­тие не толь­ко гре­хо­па­де­ния, но и са­мо­го гре­ха, нап­рочь ис­чез­ло. На ли­це ко­ро­ля изоб­ра­жа­лась це­лая гам­ма чувств, как ес­ли бы он мыс­лен­но со­пос­тав­лял нра­вы и обы­чаи при Дво­ре Ко­ро­ля-Сол­н­це с гос­под­с­т­во­вав­ши­ми здесь, од­ни бе­ря на за­мет­ку, а дру­гие от­вер­гая. Так я рас­ска­зал ко­ро­лю про двор­цо­вых мет­ресс, то есть ко­ро­лев­с­ких воз­люб­лен­ных, мно­гие из ко­то­рых бы­ли столь вли­ятель­ны, что, по су­ти, вер­ши­ли судь­бы го­су­дар­с­т­ва при по­пус­ти­тель­с­т­ве Лю­до­ви­ка XIV, не умев­ше­го ни чи­тать, ни пи­сать, и уп­рав­ляв­ше­го Фран­ци­ей ис­к­лю­чи­тель­но дан­ны­ми ему от са­мо­го Бо­га та­лан­та­ми… При Ко­ро­ле-Сол­н­це (нуж­но ска­зать, что ко­роль Броб­дин­г­не­га каж­дый раз при упо­ми­на­нии та­ко­во­го ти­ту­ла на­чи­нал рев­ни­во хму­рить­ся и ку­сать ниж­нюю гу­бу) окон­ча­тель­но ут­вер­ди­лись пра­ва че­ло­ве­чес­ких чувств и же­ла­ний: кто хо­тел, тот имел пол­ную сво­бо­ду са­мо­вы­ра­же­ния.

    Раскрепощением чувств бы­ли за­ня­ты все слои от вер­ха до ни­за, ибо имен­но при та­ком ус­ло­вии мож­но бы­ло соз­дать но­вую че­ло­ве­чес­кую об­щ­ность, жи­ву­щую в ми­ре неп­ре­рыв­но­го счас­тья и спо­соб­ную к ве­ли­ким дер­за­ни­ям. Что­бы брак не ка­зал­ся прес­ным, по­ощ­ря­лись из­ме­ны суп­ру­гу или суп­ру­ге, быть лю­бов­ни­ком счи­та­лось доб­лес­тью, а лю­бов­ни­цей - доб­ро­де­телью. Во всех ев­ро­пей­с­ких сто­ли­цах, в Лон­до­не, Па­ри­же, в гер­ман­с­ких кня­жес­т­вах и да­же в та­ких вар­вар­с­ких стра­нах, как Мос­ко­вия, су­щес­т­во­ва­ли мно­го­чис­лен­ные до­ма для га­лан­т­ных сви­да­ний, ус­т­ро­ен­ные на лю­бой вкус - от рос­кош­но об­с­тав­лен­ных особ­ня­ков до скром­ных но­ме­ров, ку­да мож­но бы­ло зай­ти с из­б­ран­ным для сво­бод­ной люб­ви пред­ме­том сво­его сво­бод­но­го вож­де­ле­ния. То же са­мое мож­но бы­ло де­лать и в трак­ти­рах или гос­ти­ни­цах, где для гос­тей всег­да бы­ла при­па­се­ны ла­ко­мые уго­ще­ния в ви­де де­виц.

    - Бесплатно? - по­ин­те­ре­со­вал­ся ко­роль.

    - Нет, ко­неч­но, за оп­ре­де­лен­ную пла­ту, - от­ве­тил я, - ибо те­перь все име­ло свою це­ну, чем и прек­рас­на бы­ла но­вая эпо­ха, ут­вер­див­шая за каж­дым из нас пра­во по­ку­пать и про­да­вать, хо­тя бы и са­мо­го се­бя. Ма­ло то­го, - до­ба­вил я, - оные де­ви­цы, на­зы­вав­ши­еся жри­ца­ми люб­ви, ко­кот­ка­ми, гри­зет­ка ми и мно­ги­ми дру­ги­ми сло­ва­ми, иг­ра­ли ог­ром­ную и не­за­ме­ни­мую роль в об­щес­т­ве, сни­мая нап­ря­же­ние у «го муж­с­кой час­ти, да­вая вып­леск не­уто­лен­ным муж­с­ким страс­тям, кои в про­тив­ном слу­чае ста­ли бы ис­кать се­бе вы­хо­да в не­под­чи­не­нии за­ко­ну, а то и в раз­бое. Ес­ли че­ло­век по­дав­ля­ет то, что у не­го меж­ду ног, он ста­но­вит­ся об­щес­т­вен­но опа­сен. Жен­щи­на в па­ра­док­саль­ном смыс­ле за­ме­ни­ла Бо­га, и га­лан­т­ное слу­же­ние ей прев­ра­ти­лось в мо­лит­ву, с тем лишь от­ли­чи­ем пос­лед­ней от ли­тур­гии, что мо­ля­щий­ся в на­шем слу­чае ча­ще все­го бы­вал по­до­ба­юще и нед­вус­мыс­лен­но воз­наг­раж­ден. От­вет­с­т­вен­ность за бла­го­во­ле­ние, то бишь, чув­с­т­вен­ное при­ятие, воз­ла­га­лось на нее же - на то она и про­воз­г­ла­ша­лась бо­жес­т­вом. По­ня­тие же раз­в­ра­та, соб­с­т­вен­но, пе­рес­та­ло су­щес­т­во­вать с тех са­мых пор, как оный сде­лал­ся мод­ным и неп­ре­мен­ным ат­ри­бу­том га­лан­т­ных от­но­ше­ний. На сце­не по­явил­ся со­вер­шен­но но­вый, не пред­с­та­ви­мый ра­нее тип лю­би­те­ля из­вес­т­но­го ро­да прик­лю­че­ний, не име­ющий ни­че­го об­ще­го с ры­ца­ря­ми круг­ло­го сто­ла ко­ро­ля Ар­ту­ра, вос­пе­вав­ши­ми культ Да­мы и со­вер­шав­ши­ми под­ви­ги в ее честь, как тот же сэр Лан­се­лот. Нет, бо­лее ни­ког­да! Ры­цар­с­т­во - не­ле­пый пред­рас­су­док, как и са­мо­по­жер­т­во­ва­ние! Нас­лаж­де­ние се­бя­лю­би­во! Но­си­тель но­вых нрав­с­т­вен­ных ус­то­ев, поз­во­ля­ющих без­раз­дель­но слу­жить вож­де­ле­нию и сла­дос­т­рас­тию, тем не­сом­нен­ней имел ус­пех в га­лан­т­ном об­щес­т­ве, чем бо­лее чис­ли­лось за ним сов­ра­щен­ных и по­губ­лен­ных душ. Та­ко­му раз­в­рат­ни­ку бы­ли от­к­ры­ты две­ри са­мых изыс­кан­ных са­ло­нов, ему за­ви­до­ва­ли, ему пы­та­лись под­ра­жать, ибо он, воп­ло­ще­ние всех че­ло­ве­чес­ких по­ро­ков, взо­шел на Олимп, пре­одо­лев все ог­ра­ни­че­ния и ус­лов­нос­ти нор­мы, что при­чис­ля­ло его к не­бо­жи­те­лям.

    Нужно ли уточ­нять, что пол та­ко­го бо­жес­т­ва мог быть не толь­ко му­жес­ким, но и жен­с­ким.

    Далее я об­ра­тил­ся мыс­лью к эпо­хе Лю­до­ви­ка XV8, ко­то­рый по сви­де­тель­с­т­ву мо­их сов­ре­мен­ни­ков имел боль­шую лю­бовь к не­вин­ным де­воч­кам-под­рос­т­кам, ка­ко­вых спе­ци­аль­но для не­го вы­ис­ки­ва­ли по всей стра­не и, со­дер­жа при дво­ре, от­кар­м­ли­ва­ли, да­бы при­дать им соб­лаз­ни­тель­ные фор­мы. Сры­вать цве­ты не­вин­нос­ти бы­ло выс­шей ус­ла­дой для ко­ро­ля, и нуж­но ли до­бав­лять, что его тя­га к чис­то­те и не­по­роч­нос­ти са­ма по се­бе вы­зы­ва­ла вос­хи­ще­ние, сви­де­тель­с­т­вуя о его ду­хов­ном здо­ровье и не­же­ла­нии ид­ти на ком­п­ро­мисс, ка­ко­вым всег­да яв­ля­ет­ся осо­ба жен­с­ко­го по­ла, уже по­бы­вав­шая в чьих-то объ­яти­ях.

    Когда ко­роль по­ин­те­ре­со­вал­ся, что же даль­ше про­ис­хо­ди­ло с те­ми ли­шен­ны­ми не­вин­нос­ти де­воч­ка­ми-под­рос­т­ка­ми, я от­ве­тил, что они на­вер­ня­ка чув­с­т­во­ва­ли се­бя счас­т­ли­вы­ми, ибо это ли не счас­тье - по­лу­чить зна­ки вни­ма­ния от са­мо­го ко­ро­ля! Да­лее де­во­чек от­п­рав­ля­ли в при­юты или вос­пи­та­тель­ные до­ма или же они сра­зу на­чи­на­ли са­мос­то­ятель­ную жизнь, про­да­вая за день­ги свое уме­ние да­рить лю­дям те­лес­ную ра­дость…

    О мно­гом го­во­рил я в тот ве­чер с ко­ро­лем - о прос­ти­тут­ках в лон­дон­с­ком сент-джей­м­с­ком пар­ке, о кар­на­ва­лах при дво­ре, на ко­то­рых знат­ные да­мы ще­го­ля­ли лишь в мас­ках, не имея боль­ше ни­че­го на те­ле, - нет­руд­но до­га­дать­ся, что кар­на­ва­лы эти за­кан­чи­ва­лись ор­ги­ями, по су­ти, чис­ти­ли­ща­ми, ибо на них выс­во­бож­да­лись на­ши тем­ные ин­с­тин­к­ты, де­лая нас вы­ше, чи­ще и луч­ше. Рас­ска­зы­вал я и о каз­нях, ко­то­рые в от­ли­чие от тай­ных, зас­тен­ных броб­дин­г­неж­с­ких, бы­ли у нас пуб­лич­ны­ми, го­раз­до бо­лее изощ­рен­ны­ми и всег­да яв­ля­лись праз­д­ни­ком для на­ро­да, - на них сте­ка­лись не толь­ко прос­то­лю­ди­ны, но и знать, по­ку­пая за бе­ше­ные день­ги по­ме­ще­ния с ок­на­ми и бал­ко­на­ми, вы­хо­дя­щи­ми на эша­фот. Умер­щ­в­ле­ние жер­т­вы пря­мо на гла­зах зри­те­лей вы­зы­ва­ло у них эро­ти­чес­кий эк­с­таз, а знат­ные да­мы, ук­ра­шав­шие со­бой бал­ко­ны, на­чи­на­ли тро­гать чув­с­т­вен­ные мес­та - свои или сво­их ка­ва­ле­ров - и тут же от­да­ва­лись им, од­ним гла­зом про­дол­жая за­во­ро­жен­но сле­дить за под­роб­нос­тя­ми каз­ни. Ибо дав­но за­ме­че­но, что смерть это нас­лаж­де­ние, и, нас­лаж­да­ясь, мы уми­ра­ем, что­бы воз­ро­дить­ся вновь. Вспом­нив о каз­нях, я вспом­нил и о фла­гел­ла­ции и фла­гел­лан­тах, то есть о воз­буж­де­нии чувств с по­мощью ро­зог, - вер­ное сред­с­т­во для мно­гих, по­жи­лых или пре­сы­щен­ных, ко­го толь­ко боль под­ви­га­ла к сла­дос­т­рас­т­но­му нас­лаж­де­нию… Ниг­де как в Ан­г­лии би­че­ва­ние роз­га­ми не прак­ти­ко­ва­лось столь ши­ро­ко и охот­но. Пор­ку мож­но бы­ло Здесь и да­лее Свифт на­ру­ша­ет хро­но­ло­ги­чес­кие рам­ки пер­во­на­чаль­но­го по­вес­т­во­ва­ния, ви­ди­мо, ру­ко­вод­с­т­ву­ясь на­ме­ре­ни­ем ак­ту­али­зи­ро­вать и «осов­ре­ме­нить» сю­жет. В опуб­ли­ко­ван­ной вер­сии Гул­ли­вер по­па­дет в Броб­дин­г­нег в 1703 г., а Лю­до­вик XV был ко­ро­лем Фран­ции с 1715 по 1774 гг. - Прим. перев.  Заказать и по­лу­чить в из­вес­т­ных до­мах тер­пи­мос­ти - и для мно­гих муж­чин не бы­ло ни­че­го же­лан­ней, чем по­нес­ти на­ка­за­ние из неж­ных жен­с­ких рук. Быть уни­жен­ным, рас­топ­тан­ным, стать жер­т­вой па­ла­ча, кар­тин­но кор­чить­ся у его ног от тер­пи­мой бо­ли, прит­вор­но мо­лить о по­ща­де, - в этом и про­яв­ля­лась суть вер­но­под­да­ни­чес­т­ва, аль­фа и оме­га аб­со­лю­тиз­ма, ког­да выс­шим счас­ть­ем бы­ло рас­т­во­рить­ся в бо­жес­т­вен­ной во­ле Гос­по­ди­на, пре­дать­ся ему без ос­тат­ка. Эта иг­ра в уни­же­ние тем еще бы­ла утон­чен­но сла­дос­т­рас­т­на, что поз­во­ля­ла вых­ва­тить роз­гу из рук на­ка­зу­юще­го и в свою оче­редь стать па­ла­чом, ус­лы­шать те же сте­на­ния жер­т­вы и ис­пы­тать тот же го­ря­чий при­лив са­мо­ут­вер­ж­де­ния к сво­им чрес­лам. Как нам под­час хо­чет­ся по­быть бес­по­мощ­ным ре­бен­ком, за­го­лен­ный зад ко­то­ро­го оха­жи­ва­ют роз­га­ми, и как иног­да ту­ма­нит нам мозг соз­на­ние на­шей без­раз­дель­ной ро­ди­тель­с­кой пра­во­ты! Луч­ше этой оболь­с­ти­тель­ной обо­юдо­ос­т­рой иг­ры в па­ла­ча и жер­т­ву че­ло­ве­чес­т­во ни­че­го не при­ду­ма­ло. Так уж оно ус­т­ро­ено…

    И ес­ли в эпо­ху Воз­рож­де­ния лич­ность объ­яв­ля­лась выс­шей доб­ро­де­телью, то в эпо­ху Аб­со­лю­тиз­ма доб­ро­де­телью же стал пол­ный от­каз от се­бя. И это, пос­пе­шил до­ба­вить я, са­мое ра­зум­ное, что толь­ко мог­ло про­изой­ти с лич­нос­тью, ибо пра­во на нее да­ет­ся толь­ко от Бо­га и лишь Его Ве­ли­чес­т­ву.

    Рассказ мой за­нял не­ма­ло вре­ме­ни и соп­ро­вож­дал­ся при­ме­ра­ми из мо­ей соб­с­т­вен­ной жиз­ни, ну, ска­жем, ког­да я, гу­ляя ве­че­ром по го­род­с­ко­му пар­ку, на­ты­кал­ся тут и там на со­во­куп­ля­ющи­еся пря­мо на тра­ве га­зо­на па­роч­ки, или ког­да в ком­па­нии че­ты­рех сту­ден­тов за­ди­рал нож­ки не­кой за­муж­ней да­ме, сог­ла­сив­шей­ся про­вес­ти с на­ми ве­чер, в то вре­мя как ее муж пе­ре­жи­дал за две­ря­ми, не от­лу­ча­ясь ни­ку­да, что­бы за­по­лу­чить от нас обе­щан­ное воз­наг­раж­де­ние. Сдер­жан­но сме­ясь, я вспо­ми­нал, как нам уда­лось ос­та­вить его с но­сом, вып­рыг­нув в ок­но.

    После этой бе­се­ды ко­роль впал в за­дум­чи­вость, и я са­мо­до­воль­но ре­шил, что мне-та­ки уда­лось по­ка­зать ему об­раз­цы, к ко­то­рым он те­перь бу­дет стре­мить­ся. Ес­ли бы я мог пред­по­ла­гать, нас­коль­ко ока­жусь прав…

    У ко­ро­ле­вы, как и у дам, из­вес­т­ных мне по мо­ей преж­ней жиз­ни в мес­тах, за­се­лен­ных та­ки­ми же че­ло­ве­чес­ки­ми су­щес­т­ва­ми, как я сам, бы­ли, ес­тес­т­вен­но, и мен­с­т­ру­ации. По при­хо­ти про­ви­де­ния они сов­па­да­ли с ме­сяч­ны­ми цик­ла­ми мо­ей воз­люб­лен­ной Глюм­даль­к­лич, что име­ло как по­ло­жи­тель­ные, так и от­ри­ца­тель­ные сто­ро­ны, пос­коль­ку вы­нуж­да­ло ме­ня воз­дер­жи­вать­ся в те­че­ние две­над­ца­ти дней - та­ко­ва бы­ла про­дол­жи­тель­ность мес­т­но­го жен­с­ко­го цик­ла. В этот пе­ри­од я, на­до приз­нать­ся, весь­ма при­охо­тив­ший­ся к вы­пол­не­нию же­ла­ний обе­их сво­их воз­люб­лен­ных, ка­ко­вые - же­ла­ния - в рав­ной сте­пе­ни раз­де­ля­лись и мною, от­к­ро­вен­но тос­ко­вал и не мог дож­дать­ся, ког­да сно­ва нач­ну ока­зы­вать им свои неж­ные ус­лу­ги.

    Как-то раз в та­кой пе­ри­од, а имен­но в день раз­ре­шен­но­го се­мя­из­вер­же­ния, од­на из фрей­лин ко­ро­ле­вы с вы­со­чай­ше­го доз­во­ле­ния поп­ро­си­ла ауди­ен­ции со мной - ее ин­те­ре­со­вал жен­с­кий воп­рос в столь фан­тас­ти­чес­ки опи­сан­ной мною Ев­ро­пе. Я не сра­зу по­нял, от­ку­да ей из­вес­т­ны мои опи­са­ния Ев­ро­пы, ко­то­ры­ми я по­де­лил­ся лишь с са­мим ко­ро­лем, но я не по­дал и ви­да, что слег­ка оза­да­чен. Глюм­даль­к­лич по ве­ле­нию не по­доз­ре­вав­шей ни­че­го пре­до­су­ди­тель­но­го ко­ро­ле­вы пе­ре­нес­ла ящик со мной в апар­та­мен­ты фрей­ли­ны, в пра­вое от по­ко­ев ко­ро­ле­вы кры­ло двор­ца, где их хо­зяй­ка, уеди­нив­шись со мной, за­да­ла мне нес­коль­ко воп­ро­сов о том да сем, в час­т­нос­ти, о нра­вах в на­ших жен­с­ких мо­нас­ты­рях, и яв­ля­ют­ся ли они рас­сад­ни­ка­ми жен­с­ко­го бла­го­чес­тия, как у них в Броб­дин­г­не­ге. До­воль­но рас­се­ян­но выс­лу­шав мои об­с­то­ятель­ные от­ве­ты, она спро­си­ла, го­тов ли я ока­зать ей ус­лу­ги, наг­ра­дой за ко­то­рые пос­лу­жит ин­фор­ма­ция, мо­гу­щая ме­ня за­ин­те­ре­со­вать, ес­ли мне не­без­раз­лич­на моя соб­с­т­вен­ная даль­ней­шая судь­ба при Дво­ре Его Ве­ли­чес­т­ва. Встре­во­жен­ный эти­ми на­ме­ка­ми и же­лая по­лу­чить по­ло­жи­тель­ное разъ­яс­не­ние то­го, что за ни­ми сто­ит, я, изоб­ра­зив го­ряч­ность ка­ва­ле­ра, при­шед­ше­го на сви­да­ние с пред­ме­том сво­его обо­жа­ния, от­ве­чал, что вы­пол­ню лю­бую прось­бу фрей­ли­ны, будь она мне по пле­чу.

    Тогда да­ма - она бы­ла мо­ло­да и хо­ро­ша со­бой, ее рос­кош­ные бе­ло­ку­рые во­ло­сы, из ко­то­рых она за раз­го­во­ром уже ус­пе­ла вы­нуть шпиль­ки раз­ме­ром с на­ши фер­мер­с­кие ви­лы, во­до­па­дом ли­лись на ее пле­чи, - а го­лу­бые гла­за мер­ца­ли, как озер­ца, от­ра­жа­ющие бе­зоб­лач­ный не­бос­вод - ос­то­рож­но приб­ли­зи­ла ме­ня к сво­ей ле­вой гру­ди, ко­то­рую она, по­ка нес­ла ме­ня од­ной ру­кой, ус­пе­ла об­на­жить дру­гой. Со­сок у нее был, как ка­ра­вай, и по­ка­зал­ся мне нас­толь­ко вос­хи­ти­тель­ным, что я с боль­шой охо­той, де­мон­с­т­ри­руя свою по­нят­ли­вость от­но­си­тель­но по­же­ла­ний фрей­ли­ны, стал его мять, те­ре­бить и по­ку­сы­вать. Мои уси­лия и ста­ра­ния при­ве­ли к то­му, что спус­тя ка­кое-то вре­мя фрей­ли­на ста­ла жму­рить­ся, взды­хать, от­к­ры­вать рот и ти­хонь­ко пос­та­ны­вать, в ка­ко­вом сос­то­янии она вдруг дру­гой, сво­бод­ной ру­кой, под­ня­ла по­дол сво­его платья, под ко­то­рым ока­за­лась аб­со­лют­но об­на­жен­ной в той час­ти, к ко­то­рой, ви­ди­мо, и на­ме­ре­ва­лась ме­ня пе­ре­мес­тить. Гля­нув по­верх зад­ран­ных ниж­них юбок на ее ве­ющий аро­ма­та­ми све­жес­ти ухо­жен­ный и пыш­ный га­зон, я по­чув­с­т­во­вал, что ни­че­го не имею про­тив.

    Оказавшись в пред­две­рии ее ду­шис­то­го ло­на, ко­то­рое про­из­ве­ло на ме­ня от­лич­ное впе­чат­ле­ние сво­ей ве­ли­чи­ной, пре­вос­хо­дя­щей ту, что я про­ме­рил со­бой у ко­ро­ле­вы, я, не муд­р­с­т­вуя лу­ка­во, сме­ло про­ник внутрь и стал про­би­рать­ся на кор­точ­ках, при­ги­бая шею и под­дер­жи­вая пле­ча­ми влаж­ные склад­ки вер­х­не­го сво­да… Я уже пы­тал­ся опи­сы­вать свои ощу­ще­ния от пре­бы­ва­ния в оном, но, бо­юсь, был не­то­чен. Ло­но броб­дин­г­неж­ки пред­с­тав­ля­ло со­бой под­ве­шен­ный го­ри­зон­таль­но, сколь­з­кий, буд­то из-под све­жей ры­бы ме­шок, по ко­то­ро­му бы­ло до­воль­но труд­но пе­ред­ви­гать­ся, так как он про­ми­нал­ся под но­га­ми, по­доб­но ры­бац­кой се­ти, на­тя­ну­той над цир­ко­вой аре­ной, ку­да па­да­ют сор­вав­ши­еся ка­на­то­ход­цы. Ска­жу толь­ко, что ес­ли вы не гур­ман, и не при­вык­ли бла­го­го­веть пе­ред рас­пах­ну­тым к ва­шим ус­лу­гам жен­с­ким на­ча­лом, то луч­ше вам не ока­зы­вать­ся на мо­ем мес­те. Но я был гур­ман, к то­му же про­шед­ший шко­лу утон­чен­ной люб­ви сре­ди кро­шеч­ных ли­ли­пу­ток, и весь этот влаж­ный всхлип внут­рен­ней пло­ти, взыс­ку­ющей мо­их ласк, был мне и же­ла­нен, и до­рог. Да­лее моя фрей­ли­на, слов­но до­га­дав­шись, что в ее вмес­ти­ли­ще мне мо­жет стать жар­ко и душ­но, при­ня­лась, дву­мя паль­ца­ми при­дер­жи­вая от­к­ры­тым свое ус­тье, об­ма­хи­вать его ве­ером, от че­го я по­чув­с­т­во­вал се­бя и вов­се пре­вос­ход­но.

    Полагаю, я дос­тав­лял фрей­ли­не не­ма­лое удо­воль­с­т­вие - ее сла­дос­т­рас­т­ные сто­ны до­хо­ди­ли из­да­ле­ка до мо­их ушей, те­ло вздра­ги­ва­ло, как зем­ля под уда­ра­ми гро­ма… Ре­шив, что ус­лу­ги, о ко­то­рых ме­ня про­си­ли, ока­за­ны спол­на, я уже ре­шил вы­би­рать­ся на­ру­жу, ког­да ус­лы­шал до­но­ся­щи­еся от­ту­да ка­кие-то но­вые пос­то­рон­ние зву­ки, по тем­б­ру по­хо­жие на муж­с­кой го­лос.

    Эти зву­ки то уси­ли­ва­лись, то сла­бе­ли, как ес­ли бы кто-то взвол­но­ван­но хо­дил по по­ме­ще­нию, и в от­вет им зву­чал го­лос фрей­ли­ны, пол­ный поч­те­ния и пре­дан­нос­ти. По­том ме­ня вдруг рез­ко трях­ну­ло, по­том еще раз, и я по­чув­с­т­во­вал, что вы­ход, к ко­то­ро­му я пя­тил­ся за­дом, при­под­нял­ся, и я стал сос­каль­зы­вать об­рат­но, как с кру­той гор­ки. Не по­ни­мая, в чем де­ло и как по­дать знак, что­бы моя фрей­ли­на опус­ти­ла при­чин­ное мес­то и поз­во­ли­ла мне вы­пол­з­ти на­ру­жу, я упер­ся но­га­ми и ру­ка­ми в стен­ки, и вдруг по­лу­чил силь­ный тол­чок в зад, как ес­ли бы ме­ня ата­ко­ва­ло ка­кое-то круп­ное жи­вот­ное. От тол­ч­ка я от­ле­тел вглубь, но это не спас­ло ме­ня от сле­ду­юще­го до­воль­но пол­но­вес­но­го уда­ра, и я с ужа­сом осоз­нал, что это вов­се не паль­цы фрей­ли­ны и да­же не ее ве­ер, ко­то­рым в лю­бов­ной иг­ре она, мо­жет быть, шут­ки ра­ди ре­ши­ла про­ве­рить кре­пость мо­его за­да. На кор­точ­ках я пос­пеш­но ус­т­ре­мил­ся внутрь, что­бы из­бе­жать оче­ред­но­го уда­ра, но оный тут же не пре­ми­нул пос­ле­до­вать, и был та­кой уве­сис­тый, что я от­с­ко­чил, как мя­чик. Бы­ло яс­но, что мою фрей­ли­ну кто-то поль­зу­ет, хо­тя я и без то­го уже имел ее. Или она бы­ла столь из­в­ра­ще­на, что хо­те­ла при­ни­мать у се­бя двух лю­бов­ни­ков од­нов­ре­мен­но, или не смог­ла ко­му-то от­ка­зать… Но ес­ли и так, это бы­ло чре­ва­то для ме­ня са­мы­ми пе­чаль­ны­ми пос­лед­с­т­ви­ями. По­лу­чив еще один бо­лее чем ощу­ти­мый удар, я по­нял, что жить мне ос­та­лось не­дол­го. Вок­руг бы­ло жар­ко, влаж­но и не­ве­ро­ят­но душ­но, а ата­ко­вав­ший ло­го­во зверь, воз­мож­но, да­же не по­доз­ре­вав­ший о мо­ем при­сут­с­т­вии, был не­ве­ро­ят­но си­лен. К. счас­тью, ло­го­во это, то есть ло­но, ока­за­лось до­воль­но вмес­ти­тель­ным, и я схо­ро­нил­ся в ма­лень­ком за­кут­ке воз­ле то­го, что по-ла­ты­ни на­зы­ва­ет­ся cul­vis, то есть шей­кой мат­ки, за ко­то­рую ух­ва­тил­ся ру­ка­ми, что­бы не по­те­рять рав­но­ве­сия от су­мас­шед­ших тол­ч­ков, сле­до­вав­ших один за дру­гим. Не знаю, сколь­ко дли­лось это ис­пы­та­ние и сколь­ко раз воз­ле ме­ня в аб­со­лют­ной тем­но­те, ед­ва не рас­п­лю­щи­вая о стен­ку, объ­яв­лял­ся сей зверь, - я уже стал за­ды­хать­ся, у ме­ня кру­жи­лась го­ло­ва - ког­да вдруг на ме­ня хлы­нул го­ря­чий, лип­кий по­ток с ха­рак­тер­ным гриб­ным за­па­хом, ко­то­рый я лег­ко бы мог рас­поз­нать как се­мен­ную жид­кость, ес­ли бы к то­му мо­мен­ту еще ос­та­вал­ся спо­со­бен к ка­ко­му бы то ни бы­ло рас­поз­на­ва­нию. Я же, поч­ти те­ряя соз­на­ние, по­ду­мал, что это по­топ, ко­нец све­та - во вся­ком слу­чае, для ме­ня.

    Вероятно, спас­ло ме­ня лишь то, что в сле­ду­ющий мо­мент зверь по­ки­нул ло­го­во, и до­нес­ший­ся до ме­ня све­жий воз­дух сна­ру­жи на­пол­нил мои скле­ив­ши­еся лег­кие. По по­яс за­ля­пан­ный лип­кой суб­с­тан­ци­ей, я по­на­ча­лу не мог по­ше­ве­лить ни но­гой, ни ру­кой, но за­тем ко мне вер­ну­лось чув­с­т­во ре­аль­нос­ти, при­дав­шее мне сил, и я стал мед­лен­но про­би­рать­ся к вы­хо­ду.

    Мои дви­же­ния не ос­та­лись не­за­ме­чен­ны­ми, и фрей­ли­на, ви­ди­мо, уже, сми­рив­ша­яся с мо­ей пе­чаль­ной учас­тью, ре­шив­шая, что я по­гиб, те­перь, до­воль­но глу­бо­ко пог­ру­зив в се­бя паль­цы, ос­то­рож­но из­в­лек­ла ме­ня на свет Бо­жий.

    О, как здесь бы­ло хо­ро­шо! Это бы­ло вто­рое мое рож­де­ние! Вот так мы и яв­ля­ем­ся в сей мир, мок­рые, ис­пу­ган­ные, пок­ры­тые слизью, хва­тая жаб­ра­ми лег­ких горь­кий гло­ток сво­бо­ды…

    Прижав па­лец к гу­бам, что­бы я мол­чал, фрей­ли­на не­за­мет­ным дви­же­ни­ем опус­ти­ла ме­ня на пол, я же, ско­сив гла­за, ус­пел в не­вер­ном све­те све­чей раз­г­ля­деть то­го, кто те­перь нед­виж­но ле­жал с ней ря­дом. Этот му­жес­т­вен­ный про­филь нель­зя бы­ло спу­тать ни с ка­ким дру­гим, он ук­ра­шал со­бой са­мую круп­ную здеш­нюю зо­ло­тую мо­не­ту ве­сом в двад­цать фун­тов, - это был ко­роль соб­с­т­вен­ной пер­со­ной.

    Забравшись в свой до­мик, ко­то­ро­го ко­роль, су­дя по все­му, не за­ме­тил, ина­че Его Ве­ли­чес­т­во ед­ва ли стал бы дей­с­т­во­вать столь пре­до­су­ди­тель­но, будь да­же и вос­п­ла­ме­нен мо­ими рас­ска­за­ми о мет­рес­сах, я как мог при­вел се­бя в по­ря­док и ни­че­го так не же­лал, как пос­ко­рей ис­чез­нуть с глаз. Но толь­ко ког­да ко­роль зас­нул, моя фрей­ли­на нес­лыш­но под­ня­лась с лю­бов­но­го од­ра и, на цы­поч­ках прок­рав­шись к мо­ему сто­яще­му в уг­лу до­ми­ку, вы­нес­ла его за дверь и за угол. Тут в ко­ри­до­ре я и был ос­тав­лен но­че­вать. По по­лу гу­ля­ли сквоз­ня­ки, и мне приш­лось наг­лу­хо зак­рыть не толь­ко дверь и ок­на, но и став­ни, что­бы не выс­ту­дить свою ком­на­ту. Я по­ла­гал, что фрей­ли­на ка­ким-то об­ра­зом даст знать Глюм­даль­к­лич, что­бы та ме­ня заб­ра­ла, но так и не дож­дав­шись сво­ей доб­рой по­пе­чи­тель­ни­цы, за­был­ся тре­вож­ным сном.

    В се­ре­ди­не но­чи ме­ня раз­бу­ди­ли тол­ч­ки, сот­ря­сав­шие мой до­мик, и спро­сонья я по­ду­мал, что все еще на­хо­жусь в ло­не фрей­ли­ны, и ис­пы­та­ния мои про­дол­жа­ют­ся, но страш­ный скре­жет, до­но­ся­щий­ся сна­ру­жи, зас­та­вил ме­ня по­ду­мать сов­сем о дру­гом… Ос­то­рож­но при­от­к­рыв став­ню, я уви­дел в мрач­ном све­те ноч­ных све­тиль­ни­ков спи­ны трех ог­ром­ных крыс. Не знаю, за­чем я им по­на­до­бил­ся - как ла­ко­мое блю­до я зна­чи­тель­но ус­ту­пал пи­ще­вым от­хо­дам, ко­то­рые в ог­ром­ном ко­ли­чес­т­ве выб­ра­сы­ва­лись каж­дый ве­чер, раз­ве что был жи­вой, дви­гал но­га­ми и ру­ка­ми, да к то­му же от ме­ня те­перь ис­хо­дил нес­вой­с­т­вен­ный мне за­пах жен­с­ко­го ло­на и чу­жо­го се­ме­ни. До­пус­каю, что вкус этих крыс был нас­толь­ко из­в­ра­щен изо­би­ли­ем раз­но­об­раз­но­го съес­т­но­го, что они при­ня­ли ме­ня за ка­кой-ни­будь но­вый эк­зо­ти­чес­кий де­ли­ка­тес. Но ес­ли вспом­нить эпи­зод в спаль­не фер­ме­ра, где мне в пер­вый же день приш­лось дать смер­т­ный бой этим тва­рям, то в оза­бо­чен­ной це­ле­ус­т­рем­лен­нос­ти, с ко­то­рой они тас­ка­ли ту­да-сю­да мой до­мик, гры­зя его уг­лы, бы­ло что-то не­под­да­юще­еся прос­то­му тол­ко­ва­нию. До­пус­каю, что это бы­ла жаж­да мес­ти… А мо­жет, они, вла­ды­чи­цы под­поль­но­го ми­ра, че­рез свои тай­ные хо­ды со­об­ща­лись с мо­им Ста­рым Све­том, и те­перь хо­те­ли до­нес­ти до ме­ня ка­кое-то пос­ла­ние от­ту­да, - ска­жем хо­ло­док из под­ва­ла в мо­ем до­ме в Нот­тин­гем­п­ши­ре, где я хра­нил фран­цуз­с­кие ви­на, или за­пах ка­пель ва­лерь­яны из ап­теч­но­го ящи­ка, ко­то­ры­ми пы­та­ет­ся ус­по­ко­ить се­бя на ночь моя бе­зу­теш­ная же­на… Или же они рас­поз­на­ли во мне свое Выс­шее на­ча­ло и скреб­лись, прог­ры­зая де­ре­вян­ный цо­коль мо­его до­ми­ка, что­бы воз­вес­ти на под­поль­ный прес­тол, объ­явить ко­ро­лем крыс? Мо­жет, сто­ит мне толь­ко рас­пах­нуть дверь, и они, вод­ру­зив ме­ня на ин­к­рус­ти­ро­ван­ные зо­ло­том и дра­го­цен­ны­ми кам­ня­ми но­сил­ки, тай­ны­ми хо­да­ми от­не­сут на мою ми­лую ро­ди­ну… Но мы жи­вем в не­ве­жес­т­ве и по­рой не за­ме­ча­ем ру­ки про­ви­де­ния, про­тя­ну­той нам… Нет, это я яв­но бре­дил от ужа­са, ус­та­лос­ти и не­до­сы­па и все-та­ки, хо­тя в мо­ем бед­с­т­вен­ном по­ло­же­нии труд­но бы­ло от­ли­чить прав­ду от фан­та­зий вос­па­лен­но­го моз­га, мне хва­ти­ло здра­во­го смыс­ла, что­бы бо­лее не вы­со­вы­вать­ся, а, во­ору­жив­шись кор­ти­ком (но­вую шпа­гу мне так и не вы­ко­вы­ва­ли), ждать пос­лед­не­го боя…

    Испытание это дли­лось чуть ли не до ут­ра, ког­да я впал в за­бытье, а ут­ром че­лядь, раз­бу­див­шая ме­ня, ни­как не мог­ла взять в толк, ка­ким об­ра­зом мой до­мик ока­зал­ся на кух­не за боч­кой с по­мо­ями, где наш­ли ог­ром­ную ды­ру, в ко­то­рую он не про­лез лишь по той при­чи­не, что за­це­пил­ся од­ним уг­лом, ка­ко­вой был нас­толь­ко об­г­ры­зен, что внут­ри, отод­рав мяг­кую ткань обо­ев, я об­на­ру­жил от­вер­с­тие с мою го­ло­ву ве­ли­чи­ной и ку­чу дре­вес­ных опи­лок. Будь ночь под­лин­нее, и моя жизнь ста­ла бы ко­ро­че…

    Ни тог­да, ни поз­же я так и не уз­нал, что име­ла в ви­ду фрей­ли­на, обе­щая со­об­щить мне не­кую тай­ну, ка­са­ющу­юся су­гу­бо мо­их ин­те­ре­сов, - ско­рее все­го, это бы­ла лишь при­ман­ка, на ка­кую лег­ко клю­ет каж­дый из нас, пос­коль­ку нич­то в жиз­ни не за­бо­тит нас в та­кой ме­ре, как соб­с­т­вен­ное бла­го­по­лу­чие, и мы ста­но­вим­ся до глу­пос­ти на­ив­ны и до­вер­чи­вы, вве­ря­ясь тем, кто де­ла­ет вид, что зна­ет о нас боль­ше, чем мы са­ми. Од­на­ко слу­чай этот имел для ме­ня пос­лед­с­т­вия, об­рат­ные мо­им на­деж­дам и оп­рав­дав­шие мои худ­шие опа­се­ния, о чем чи­та­тель в свое вре­мя неп­ре­мен­но уз­на­ет.

    Как по­ка­за­ли даль­ней­шие со­бы­тия, ин­те­рес ко мне про­яв­ля­ли не толь­ко кры­сы (о мес­т­ных на­се­ко­мых чи­та­тель уже зна­ет), но и дру­гие су­щес­т­ва жи­вот­но­го ми­ра, в час­т­нос­ти сплек­но­ки, на мое ра­зи­тель­ное сход­с­т­во с ко­то­ры­ми мне не раз ука­зы­ва­ли при Дво­ре. Встре­чу со сплек­но­ка­ми я ни­ког­да не за­бу­ду.

    Дальним сво­им кон­цом, по дру­гую сто­ро­ну от бе­сед­ки, в ко­то­рой я од­наж­ды наб­лю­дал неп­рис­той­ное зре­ли­ще, сад вы­хо­дил к боль­шо­му озе­ру, по ко­то­ро­му прид­вор­ные ка­та­лись на лод­ках, каж­дая раз­ме­ром с наш фре­гат. Иног­да на про­гул­ку бра­ли и ме­ня. Про­ти­во­по­лож­ный бе­рег это­го озе­ра, к ко­то­ро­му мы в тот раз нап­ра­ви­лись, был пес­ча­ный, воз­вы­ша­ющий­ся над по­вер­х­нос­тью во­ды на три яр­да, и в нем кое-где вид­не­лись но­ры, вы­ко­пан­ные, как мне ска­за­ли, сплек­но­ка­ми, то есть в пе­ре­во­де с броб­дин­г­неж­с­ко­го - го­ло­пу­зи­ка­ми. Су­щес­т­ва эти, по­яс­нил мне один из прид­вор­ных, соп­ро­вож­дав­ших нас с Глюм­даль­к­лич, бы­ли без­в­ред­ны­ми и пи­та­лись под­нож­ным кор­мом да вся­ки­ми там на­се­ко­мы­ми и чер­вяч­ка­ми. Уви­дев, как вы­тя­ну­лось при этих сло­вах мое ли­цо, он зас­ме­ял­ся. Сплек­но­ки ве­ли ноч­ной об­раз жиз­ни и ред­ко по­па­да­лись в ру­ки, пос­коль­ку бы­ли пуг­ли­вы­ми и весь­ма юр­ки­ми, хо­тя в ос­нов­ном пря­мо­хо­дя­щи­ми и, что ин­те­рес­но, не име­ли хвос­та. Приз­нать­ся, ме­ня дав­но сму­ща­ло срав­не­ние с ни­ми, и я хо­тел на них взгля­нуть хо­тя бы од­ним гла­зом. И вот - та­кая воз­мож­ность мне пред­с­та­ви­лась.

    Естественно, я скрыл свои на­ме­ре­ния да­же от Глюм­даль­к­лич, ко­то­рая ста­ра­лась не об­ра­щать вни­ма­ния на на­ше­го кич­ли­во­го спут­ни­ка, же­лав­ше­го ме­ня уни­зить, да­бы выг­ля­деть пред­поч­ти­тель­ней в гла­зах мо­ей ня­нюш­ки, ему яв­но приг­ля­нув­шей­ся. Ког­да мы на­ко­нец вы­са­ди­лись на пес­ча­ный бе­рег, прид­вор­ные за­те­яли иг­ру в жмур­ки, ко­то­рая всем нра­ви­лась и у ме­ня на ро­ди­не, пос­коль­ку да­ва­ла воз­мож­ность не толь­ко пой­мать за платье ус­коль­за­ющую слег­ка вспо­тев­шую да­му или ра­зя­ще­го мус­ку­сом ка­ва­ле­ра, но и хо­ро­шень­ко их по­щу­пать в раз­ных мес­тах, что­бы с за­вя­зан­ны­ми гла­за­ми оп­ре­де­лить, кто есть кто. Я же, вос­поль­зо­вав­шись тем, что оче­редь во­дить вы­па­ла Глюм­даль­к­лич и что у нее на гла­зах тем­ная по­вяз­ка, пос­пе­шил к бли­жай­шей пе­ще­ре и ос­то­рож­но заг­ля­нул внутрь.

    День бли­зил­ся к ве­че­ру, сол­н­це сто­яло уже низ­ко, и по­то­му ко­сые лу­чи про­ни­ка­ли в глу­би­ну, ос­ве­щая не­ров­ные сте­ны ко­ри­до­ра, из ко­то­ро­го ве­яло при­ят­ным теп­лом. Не ис­пы­ты­вая ни ма­лей­ше­го стра­ха, го­то­вый встре­тить­ся с су­щес­т­ва­ми, столь на­по­ми­нав­ши­ми по сло­вам або­ри­ге­нов ме­ня са­мо­го, я сме­ло по­шел нав­с­т­ре­чу не­из­вес­т­но­му, по­ла­гая, что это, воз­мож­но, мои оди­чав­шие со­ро­ди­чи, ка­ким-то об­ра­зом ока­зав­ши­еся здесь ра­нее ме­ня и ук­рыв­ши­еся от ве­ли­ка­нов, да­бы жить сво­ей соб­с­т­вен­ной, пусть и по­лу­ди­кой, жиз­нью. У ме­ня мель­к­ну­ла мысль, что, мо­жет быть, мне сто­ит при­со­еди­нить­ся к ним и про­вес­ти ос­та­ток жиз­ни в ес­тес­т­вен­нос­ти и прос­то­те, в не­пос­ред­с­т­вен­ной бли­зос­ти с са­мой при­ро­дой - оп­рос­тить­ся не толь­ко в при­выч­ках, одеж­де и об­ра­зе жиз­ни, но и -глав­ное - в мыс­лях и чув­с­т­вах, стать ес­тес­т­вен­ным су­щес­т­вом ма­те­ри-при­ро­ды, от ко­ей че­ло­век дав­но от­де­лил­ся из-за оши­боч­но­го пред­с­тав­ле­ния о се­бе са­мом, как ее выс­шем дос­ти­же­нии, ее ко­неч­ной це­ли.

    И вот без стра­ха, хо­тя и с тре­пе­том в сер­д­це, я шел по это­му ко­ри­до­ру, пред­по­ла­гая встре­чу с рав­ны­ми се­бе. В ка­кой-то мо­мент я по­чув­с­т­во­вал, что за мной сле­дят, но не ос­та­но­вил­ся, а мед­лен­но про­дол­жал дви­же­ние, ре­шив: будь, что бу­дет. Я не хо­тел всю ос­тав­шу­юся жизнь жа­леть о том, что упус­тил свою, мо­жет быть, ис­тин­ную судь­бу.

    Я сде­лал еще нес­коль­ко ша­гов, вгля­ды­ва­ясь в тем­но­ту, на­чи­нав­шу­юся за по­во­ро­том ко­ри­до­ра, ку­да луч сол­н­ца не до­тя­ги­вал­ся, и нег­ром­ко, но внят­но, со свой­с­т­вен­ной мне уч­ти­вос­тью, стал пов­то­рять на всех се­ми из­вес­т­ных мне язы­ках од­ну и ту же фра­зу: «Я при­вет­с­т­вую вас!». Ког­да я пов­то­рял ее уже в пя­тый раз, а имен­но на италь­ян­с­ком, из тьмы раз­дал­ся визг, от ко­то­ро­го у ме­ня все внут­ри по­хо­ло­де­ло, а по спи­не по­бе­жа­ли му­раш­ки, и не ус­пел я опом­нить­ся, как в ли­цо мне уда­ри­ла ед­кая во­ню­чая жид­кость, ко­то­рую по за­па­ху мож­но бы­ло бы срав­нить раз­ве что с за­па­хом струи ра­нее упо­ми­нав­ше­го­ся мной за­мор­с­ко­го жи­вот­но­го под наз­ва­ни­ем скунс, от­с­т­ре­ли­ва­юще­го­ся от прес­ле­ду­ющих его вра­гов. Я по­те­рял соз­на­ние, а ког­да оч­нул­ся, бы­ла ночь. Я оп­ре­де­лил это по мер­т­вен­но­му лун­но­му све­ту, ед­ва ос­ве­щав­ше­му даль­ний ко­нец ко­ри­до­ра. Я ле­жал на чем-то теп­лом и мяг­ком, на­по­ми­нав­шем пти­чий пух. Бо­ле­ла го­ло­ва, но ру­ки и но­ги у ме­ня бы­ли це­лы, да и гла­за, при­вык­нув к тем­но­те, ста­ли раз­ли­чать ка­кие-то боль­шие стран­ные пред­ме­ты.

    Думаю, ско­рее все­го, это бы­ли ва­лу­ны, но в тот мо­мент, про­тя­нув ру­ку и ощу­пав их, я ре­шил, что это гли­ня­ные со­су­ды, в ка­ких на­ши пред­ки хра­ни­ли зер­но. Сер­д­це мое дрог­ну­ло - мо­жет, я и вправ­ду по­пал к сво­им, толь­ко от­с­тав­шим от ме­ня в сво­ем ис­то­ри­чес­ком раз­ви­тии или прос­то оди­чав­шим? Най­ду ли я, неп­ро­ше­ный гость, об­щий язык с ни­ми? А мо­жет, это пле­мя кан­ни­ба­лов, и ме­ня за­жа­рят на вер­те­ле и съедят? Нет, ес­ли в этих ог­ром­ных со­су­дах дей­с­т­ви­тель­но хра­нит­ся зер­но, то я по­пал к на­ро­ду зем­ле­дель­чес­кой куль­ту­ры и смерть мне не гро­зит. Но ед­ва я стал ше­ве­лить­ся, об­на­ру­жи­вая приз­на­ки жиз­ни, как не­кое су­щес­т­во, из­дав уже зна­ко­мый мне визг и схва­тив ме­ня за но­гу креп­кой жес­т­кой хват­кой, по­во­лок­ло ме­ня по ко­ри­до­ру на­ру­жу - пом­ню, с ужа­сом в ду­ше я нас­чи­тал все­го че­ты­ре вце­пив­ших­ся в мою ло­дыж­ку паль­ца.

    Насколько мне поз­во­ля­ла ви­деть по­луть­ма, ца­рив­шая в ко­ри­до­ре, и не­ров­ный круг лун­но­го све­та, вен­чав­ший вы­ход из не­го, су­щес­т­во это, с ме­ня рос­том, пе­ред­ви­га­лось на двух но­гах, и бы­ло весь­ма силь­ным, пос­коль­ку лег­ко та­щи­ло ме­ня за со­бой. Гла­за его све­ти­лись во тьме. «Пос­лу­шай­те, - бо­роз­дя за­тыл­ком хо­лод­ный пе­сок, крик­нул я по-араб­с­ки, пос­коль­ку с пе­ре­пу­гу за­был свой род­ной язык, - пос­лу­шай­те, я че­ло­ве­чес­кое су­щес­т­во, как и вы, я при­вет­с­т­вую вас, я при­шел с доб­ры­ми на­ме­ре­ни­ями и не при­чи­ню вам ни­ка­ко­го вре­да». Но в сле­ду­ющий мо­мент су­щес­т­во это, еще раз гроз­но взвиз­г­нув, выш­выр­ну­ло ме­ня из но­ры, да с та­кой си­лой, что я по­ка­тил­ся по от­ко­су и сва­лил­ся в во­ду.

    Это бы­ло и хо­ро­шо и пло­хо. Во­да омы­ла мое ли­цо и вмес­те с от­в­ра­ти­тель­ным за­па­хом про­па­ла го­лов­ная боль. Но я про­мок нас­к­возь и, выб­рав­шись на бе­рег, по­чув­с­т­во­вал, что на­чи­наю за­мер­зать. В не­бе сто­яла пол­ная лу­на, по глад­кой по­вер­х­нос­ти озе­ра, пря­мо до то­го мес­та, где я скор­чил­ся на бе­ре­гу, тя­ну­лась лун­ная до­рож­ка. Бы­ло ти­хо, ес­ли не счи­тать хо­ра ля­гу­шек из­да­ле­ка, от­час­ти на­по­ми­нав­ше­го мне пе­ние псал­мов. Пе­ние это вре­мя от вре­ме­ни пе­ре­би­ва­ли рез­кие по­виз­ги­ва­ния - ско­рее все­го, это пе­рек­ли­ка­лись встре­во­жен­ные сплек­но­ки. Кто же они та­кие? Су­дя по то­му, что на ру­ках у них бы­ло по че­ты­ре паль­ца, они не мог­ли быть людь­ми. Но мог­ло слу­чить­ся и так, что в стра­хе я прос­то не оп­ре­де­лил пя­тый па­лец, а мо­жет, он был ут­ра­чен этим сплек­но­ком-зем­ле­дель­цем или охот­ни­ком во вре­мя жат­вы или жес­то­кой схват­ки с хищ­ным зве­рем…

    Тем вре­ме­нем я все боль­ше и боль­ше дро­жал от хо­ло­да. Мне приш­лось снять про­мок­шую одеж­ду, так как ис­па­ре­ния вла­ги, как из­вес­т­но, толь­ко от­ни­ма­ют у те­ла при­су­щее ему теп­ло. Раз­дев­шись до­на­га, я от­жал, как мог, про­мок­шие пред­ме­ты сво­его ту­але­та и раз­ве­сил их для про­суш­ки на близ­ле­жа­щих стеб­лях тра­вы. На­до бы­ло не­мед­лен­но най­ти теп­лый уго­лок, ибо, с дет­с­т­ва под­вер­жен­ный прос­ту­дам, я мог тут лег­ко схва­тить го­ряч­ку и уме­реть, не имея под ру­кой ни­ка­ких ле­карств. По­раз­мыс­лив, я ре­шил, что не все пе­ще­ры за­ня­ты, на­вер­ня­ка тут най­дут­ся и бро­шен­ные, неп­ри­год­ные для жилья, ко­то­рые тем не ме­нее впол­не мог­ли бы при­ютить ме­ня и дать мне хо­тя бы то­ли­ку теп­ла.

    Выбора у ме­ня не бы­ло. «Будь, что бу­дет», - сно­ва ска­зал я се­бе, доб­рал­ся до пер­вой по­пав­шей­ся пе­ще­ры и, втя­нув го­ло­ву в пле­чи, во­шел внутрь.

    Обняв се­бя ру­ка­ми, сот­ря­са­ясь от ноч­но­го хо­ло­да всем сво­им об­на­жен­ным те­лом, я не сде­лал и двад­ца­ти ша­гов, как впе­ре­ди, в тем­но­те, от­ку­да ве­яло же­лан­ным теп­лом, я ус­лы­шал ка­кое-то ше­ве­ле­ние и уви­дел две мер­ца­ющие точ­ки глаз, све­тя­щи­еся в тем­но­те на­по­до­бие ко­шачь­их. Мог­ли ли мои соп­ле­мен­ни­ки иметь та­кие гла­за? Я по­вер­нул об­рат­но, на­ме­ре­ва­ясь бе­жать, но су­щес­т­во с го­ря­щи­ми гла­за­ми (ли­ца я не ви­дел) уже нас­тиг­ло ме­ня и, цеп­ко ух­ва­тив за ло­коть, по­тя­ну­ло за со­бой внутрь. Да - по­тя­ну­ло, а не по­во­лок­ло. И хват­ка по­ка­за­лась мне не сер­ди­той, а ско­рее лас­ко­вой и веж­ли­во-пре­дуп­ре­ди­тель­ной, слов­но я был здесь же­лан­ным гос­тем. В под­т­вер­ж­де­ние мо­ей до­гад­ки тут же я ус­лы­шал и лас­ко­вое ур­ча­ние, по­доб­ное вор­ко­ва­нию влюб­лен­но­го го­лу­бя, уха­жи­ва­юще­го за сво­ей пер­на­той под­ру­гой. По­хо­же бы­ло, что ме­ня здесь жда­ли. От вол­не­ния я в тот мо­мент так и не от­ме­тил, сколь­ко паль­цев дер­жит ме­ня за ло­коть, а по­кор­но по­шел в глу­би­ну пе­ще­ры, в спа­си­тель­ное теп­ло. Ме­ня, ко­неч­но, под­мы­ва­ло хо­тя бы на ощупь оп­ре­де­лить, с кем на сей раз я имею де­ло, но я бо­ял­ся по­ка­зать­ся гру­би­яном и не­веж­дой, не­де­ли­кат­ным муж­ла­ном, к то­му же я не знал, как от­ре­аги­ру­ет на мое бес­це­ре­мон­ное при­кос­но­ве­ние тот, кто вел ме­ня в свою оби­тель. Толь­ко зна­ние це­ре­мо­ний поз­во­ля­ет нам не по­па­дать впро­сак, из­бе­гать гру­бей­ших оши­бок и дер­жать­ся в рам­ках при­ли­чия, обес­пе­чи­вая се­бе та­ким об­ра­зом над­ле­жа­щую бе­зо­пас­ность.

    Ступало это су­щес­т­во боль­ши­ми ша­га­ми, и мне при­хо­ди­лось чуть ли не бе­жать за ним. Но­ги у не­го бы­ли яв­но длин­нее мо­их, но звук го­ло­са, хо­тя в нем я и не раз­ли­чал чле­но­раз­дель­ной че­ло­ве­чес­кой ре­чи, был при­ятен и не су­лил ни­че­го страш­но­го.

    Так, ве­до­мый сво­им но­вым не­из­вес­т­ным хо­зя­ином или хо­зяй­кой, я пе­ред­ви­гал­ся быс­т­рым ша­гом, по­ка не спот­к­нул­ся о ку­чу теп­лых перь­ев и не упал на нее, ус­пев выб­ро­сить пе­ред со­бой ру­ки. Это, ви­ди­мо, и бы­ло ло­го­во, а мо­жет, и ло­же об­ла­да­те­ля пе­ще­ры. Су­дя по на­шим нес­коль­ким слу­чай­ным соп­ри­кос­но­ве­ни­ям, ко­жа у не­го бы­ла теп­лой и глад­кой и очень по­хо­жей на че­ло­ве­чес­кую, хо­тя я, нес­мот­ря на свои об­шир­ные поз­на­ния ес­тес­т­во­ис­пы­та­те­ля, не мог с точ­нос­тью оп­ре­де­лить, кто пе­ре­до мной - оди­чав­ший че­ло­век, по­те­ряв­ший спо­соб­ность к ре­чи, или прос­то не­кий ди­кий «го­ло­пу­зик», то есть сплек­нок. Но что в этом по­ни­ма­ли здеш­ние ве­ли­ка­ны, ес­ли по­на­ча­лу они и ме­ня при­чис­ля­ли к пря­мо­хо­дя­ще­му зверь­ку… Раз­ве не мог­ло быть так, что сю­да, на этот бе­рег, в прош­лом уже сту­па­ла но­га по­доб­но­го мне че­ло­ве­ка?

    Между тем, глад­кое теп­лое су­щес­т­во, нас­той­чи­во при­тя­нув­шее ме­ня к сво­ему мяг­ко­му ло­жу, на ко­то­ром я уже го­тов был в бла­го­дар­нос­ти рас­п­лас­тать­ся и сме­жить ус­та­лые ве­ки, че­го-то яв­но от ме­ня хо­те­ло. Неж­но ур­ча, оно ока­за­лось впе­ре­ди, так что мои ру­ки не­воль­но кос­ну­лись его вы­пук­лых ляд­вей, ко­то­рые, ощу­тив при­кос­но­ве­ние, вздрог­ну­ли и, быс­т­ро по­пя­тив­шись, при­жа­лись к мо­им чрес­лам, да­же под­се­ли под ме­ня… Бы­ло аб­со­лют­но тем­но и теп­ло, и мне вдруг вспом­ни­лись мои пер­вые брач­ные но­чи, ког­да я был так мо­лод и го­ряч, что од­но­го лег­ко­го соп­ри­кос­но­ве­ния на­ших с же­ной тел бы­ло дос­та­точ­но, что­бы по­чув­с­т­во­вать се­бя во все­ору­жии же­ла­ния и воз­мож­нос­ти его осу­щес­т­вить. Вот и те­перь я, не ус­пев еще тол­ком ра­зоб­рать­ся в сво­их чув­с­т­вах, ощу­тил при­лив сил к чрес­лам и под­ня­тие сво­его об­на­жен­но­го ес­тес­т­ва. Пе­ре­до мной, точ­нее, по­до мной, фи­лей­ны­ми час­тя­ми ко мне на­хо­ди­лась жен­щи­на-ди­кар­ка, неж­ны­ми мур­лы­кань­ями приг­ла­ша­ющая ме­ня к со­итию. Гос­по­ди, бла­го­да­рю те­бя за ми­лость твою! Сле­зы бла­го­дар­нос­ти, вос­хи­ще­ния и вос­тор­га омы­ли мою ду­шу - и, не муд­р­с­т­вуя лу­ка­во, я сме­ло при­нял пред­ло­жен­ные мне да­ры.

    Какое име­ет зна­че­ние, что пе­ре­до мной ди­кар­ка - она бы­ла жен­щи­ной, жен­щи­ной мо­их раз­ме­ров, мо­их ес­тес­т­вен­ных му­жес­ких ам­би­ций, это ли не по­да­рок судь­бы, осу­щес­т­в­ля­ющей свою мис­сию че­рез во­лю Твор­ца! Я был счас­т­лив от­дать свои си­лы этой нез­на­ком­ке, сла­дос­т­рас­тие пе­ре­пол­ня­ло ме­ня, и ког­да я на­ко­нец из­лил, ис­торг из се­бя свой вы­со­кий вос­торг, я был на не­бе­сах от счас­тья. Окон­чив свою мис­сию, я, не вы­ни­мая ес­тес­т­ва, ко­то­рое еще ос­та­ва­лось боль­шим и силь­ным, тут же зас­нул пря­мо по­верх сво­ей чув­с­т­во­да­ри­тель­ни­цы, пос­коль­ку на ней мне бы­ло теп­ло и по­кой­но.

    Когда я прос­нул­ся, был день - я это сра­зу по­нял по ко­ли­чес­т­ву све­та, на­пол­няв­ше­му даль­ний ко­ри­дор. Мо­ей но­вой под­ру­ги ря­дом не бы­ло. Изу­чив мес­то, где я про­вел ночь, я при­шел к вы­во­ду, что им не за­кан­чи­ва­ет­ся до­воль­но уз­кий ко­ри­дор, - пе­ще­ра, в ко­то­рой я на­хо­дил­ся, су­жа­лась в сто­ро­ну, про­ти­во­по­лож­ную вхо­ду, и, по­хо­же, име­ла еще один вы­ход.

    Послюнив па­лец и по­вер­тев им, я ощу­тил ду­но­ве­ние теп­ла из не­из­ве­дан­ной мной час­ти под­зе­мелья. Ме­ня очень тя­ну­ло нап­ра­вить ту­да свои сто­пы, ви­ди­мо, где-то там даль­ше и от­ды­ха­ла те­перь моя гос­теп­ри­им­ная хо­зяй­ка, од­на­ко я не сде­лал это­го из опа­се­ния пот­ре­во­жить ее сон. Су­дя по все­му, сплек­но­ки дей­с­т­ви­тель­но ве­ли ноч­ной об­раз жиз­ни, - ес­ли это ка­кие-то древ­ние лю­ди с ди­ки­ми нра­ва­ми, то мне тем бо­лее над­ле­жа­ло счи­тать­ся с ни­ми. Ра­дость и вмес­те с тем ка­кая-то но­вая тре­во­га ов­ла­де­ли мо­им сер­д­цем. Не­по­нят­ным мне об­ра­зом я по­чув­с­т­во­вал, что ря­дом с эти­ми, ви­ди­мо, род­с­т­вен­ны­ми мне су­щес­т­ва­ми, жизнь моя не бу­дет лег­че, чем сре­ди ве­ли­ка­нов, а, мо­жет быть, да­же на­обо­рот - го­раз­до тя­же­лее. Я вспом­нил ту бес­це­ре­мон­ную жес­то­кость, с ко­то­рой выш­выр­нул ме­ня из сво­его жи­ли­ща пер­вый по­пав­ший­ся мне сплек­нок, ско­рее все­го, муж­чи­на, са­мец, мо­жет быть, да­же во­жак, от­че­го он и был столь аг­рес­си­вен. Кро­ме то­го, ес­ли сплек­но­ки жи­ли от­дель­но от броб­дин­г­неж­цев, точ­нее, юти­лись в пес­ча­ном от­ко­се бе­ре­га по со­сед­с­т­ву, то это мог­ло оз­на­чать, что они по ка­ким-то при­чи­нам не бы­ли при­ня­ты за ра­зум­ных су­ществ, бо­лее то­го - от­вер­г­ну­ты, при том что броб­дин­г­неж­цы прек­рас­но зна­ли об их су­щес­т­во­ва­нии. Все эти воп­ро­сы ро­ем кру­жи­лись у ме­ня в го­ло­ве, ког­да я, го­лый, вы­шел из пе­ще­ры и ока­зал­ся на сол­неч­ном пес­ча­ном бе­ре­гу пе­ред об­шир­ным озе­ром, на даль­нем, еле ви­ди­мом за ут­рен­ней дым­кой, краю ко­то­ро­го обоз­на­ча­лись вер­хуш­ки де­ревь­ев ко­ро­лев­с­ко­го са­да. Не мень­ше ми­ли от­де­ля­ло ме­ня от то­го бе­ре­га, и я прек­рас­но по­ни­мал, что вплавь я ту­да ни­ког­да не до­бе­русь.

    Нужна бы­ла лод­ка. Но нуж­на ли она бы­ла мне на са­мом де­ле? Не луч­ше ли бы­ло мне ос­тать­ся здесь и раз­де­лить вмес­те со сплек­но­ка­ми их от­шель­ни­чес­кую судь­бу, став, как и они, сво­бод­ным сы­ном при­ро­ды?

    Я спус­тил­ся к во­де и с удо­воль­с­т­ви­ем вы­ку­пал­ся, да­же нем­но­го поп­ла­вал вдоль бе­ре­га. Во­да бы­ла на удив­ле­ние проз­рач­ной, и я ви­дел на дне каж­дый ка­ме­шек и каж­дую ра­куш­ку. Моя одеж­да ви­се­ла на стеб­лях тра­вы, где я вче­ра ее ос­та­вил, она уже ус­пе­ла про­сох­нуть, и я с удо­воль­с­т­ви­ем одел­ся во все теп­лое и чис­тое.

    Возле пе­щер бы­ло ти­хо, ник­то из их уди­ви­тель­ных оби­та­те­лей не по­ка­зы­вал­ся на свет, а о том, что поч­ти в каж­дой пе­ще­ре кто-то есть, го­во­ри­ли мно­го­чис­лен­ные сле­ды, ис­пещ­рив­шие пе­сок. На от­дель­ных сле­дах я от­чет­ли­во раз­г­ля­дел от­пе­ча­ток пя­ти паль­цев…

    Полный ува­же­ния к пред­по­ла­га­емой мною ноч­ной жиз­ни это­го пле­ме­ни и ни в ко­ем слу­чае не же­лая на­ру­шать ее те­че­ние, я пос­ле не­ко­то­рых раз­ду­мий ре­шил по­ки­нуть бе­рег и под­нять­ся на по­ля­ну, на ко­то­рой вче­ра иг­ра­ли в жмур­ки мои ве­ли­ка­ны. За по­ля­ной на­чи­нал­ся под­ле­сок, даль­ше сте­ной сто­ял лес. Я еще ни ра­зу не был в броб­дин­г­неж­с­ком ле­су и, от­к­ро­вен­но ска­зать, ту­да и не стре­мил­ся. Я знал, что там во­дят­ся ди­кие зве­ри, по­хо­жие на на­ших, но толь­ко го­раз­до круп­нее, и встре­ча с ни­ми не су­ли­ла мне ни­че­го хо­ро­ше­го. По­это­му я бла­го­ра­зум­но ос­тал­ся на по­ля­не с кое-где вы­топ­тан­ной тра­вой. Мне хо­те­лось по­зав­т­ра­кать, так как со вче­раш­не­го ве­че­ра у ме­ня во рту не бы­ло и ма­ко­вой ро­син­ки. Бро­дя в по­ис­ках хо­тя бы ка­кой-ни­будь Яго­ди­ны, той же зем­ля­ни­ки, ко­то­рая здесь бы­ла с тык­ву, я нат­к­нул­ся на го­лу­бую ат­лас­ную лен­точ­ку и вспом­нил, что точ­но та­кая же лен­точ­ка ук­ра­ша­ла вче­ра во­ло­сы мо­ей Глюм­даль­к­лич.

    При мыс­ли о мо­ей ня­нюш­ке мне ста­ло горь­ко и оди­но­ко. Не­уже­ли я боль­ше ни­ког­да ее не уви­жу? Не­уже­ли до кон­ца дней сво­их я бу­ду жить здесь в пе­ще­ре с ди­кар­кой, у ко­то­рой и ли­ца-то еще не рас­смот­рел? Не­уже­ли я дол­жен бу­ду пе­рей­ти на ноч­ной об­раз жиз­ни и под­нож­ный корм, до­воль­с­т­ву­ясь яго­да­ми и ко­рень­ями, и у ме­ня то­же нач­нут све­тить­ся во тьме гла­за?

    Вдруг ос­т­ро и чет­ко, как всег­да бы­ва­ло, ког­да судь­ба жес­т­ко ста­ви­ла ме­ня пе­ред вы­бо­ром, ког­да я дол­жен был при­ни­мать од­но-един­с­т­вен­ное ре­ше­ние, от ко­то­ро­го за­ви­се­ла моя бу­дущ­ность, я по­нял, что хо­чу вер­нуть­ся к ве­ли­ка­нам, что здесь мне не жить и бо­лее то­го - не вы­жить. Не­дол­го ду­мая, я на­со­би­рал су­хих стеб­лей тра­вы, отыс­кал на бе­ре­гу два под­хо­дя­щих кус­ка крем­ня и пос­ле мно­го­чис­лен­ных не­удач­ных по­пы­ток все же вы­сек на­ко­нец ис­к­ру и за­жег су­хую тра­ву. Я рас­счи­тал, что ес­ли ра­зож­гу кос­тер и бу­ду его под­дер­жи­вать, то дым обя­за­тель­но за­ме­тят с даль­не­го бе­ре­га, до­га­да­ют­ся, что это я, и при­дут на по­мощь. Ве­ли­ка­ны на­вер­ня­ка ре­ши­ли, что я или уто­нул, или ме­ня ук­рал то ли ка­кой-ни­будь зверь, то ли пти­ца.

    На кос­тер у ме­ня ушел весь день, но ни­ка­ких приз­на­ков ин­те­ре­са или дви­же­ния на том бе­ре­гу я так и не за­ме­тил. По­хо­же, ник­то там так и не по­явил­ся. Впро­чем, от­сю­да мне бы­ло ма­ло что вид­но, а к ве­че­ру по­шел дождь, по­га­сив огонь, и я, край­не рас­стро­ен­ный и огор­чен­ный, вер­нул­ся в ло­го­во. Там бы­ло по-преж­не­му ти­хо, пос­тель или гнез­до из перь­ев пус­то, и я, го­лод­ный и злой на весь мир, лег и за­был­ся тре­вож­ным сном. В же­луд­ке у ме­ня ур­ча­ло. Прос­нул­ся я в кро­меш­ной тем­но­те от­то­го, что кто-то ме­ня тро­нул. Это бы­ла она, моя ди­кар­ка. Она мур­лы­ка­ла и тер­лась о ме­ня сво­им те­лом, на­ме­кая на про­дол­же­ние то­го, чем мы за­ни­ма­лись вче­ра. От­ку­да она взя­лась? Из то­го даль­не­го хо­да пе­ще­ры, не­из­ве­дан­но­го мной?

    Стараясь не сер­дить ее и не вы­зы­вать ее ра­зо­ча­ро­ва­ния, я при­мер­но на тех же то­нах, что и она, но до­воль­но жа­лоб­но, про­мур­лы­кал в от­вет, как бы да­вая по­нять, что я не про­тив, но на го­лод­ный же­лу­док за­ни­мать­ся мне этим не с ру­ки, да и бо­юсь, что не по­лу­чит­ся.

    В от­вет я ус­лы­шал бо­лее чем удив­лен­ное ве­ре­ща­ние, и моя под­ру­га тут же скры­лась. Поч­ти сра­зу же она вер­ну­лась об­рат­но и ста­ла со­вать мне в рот что-то хо­лод­ное и сколь­з­кое - вкус этой сколь­з­кой пи­щи был не­обыч­ный, слег­ка на­по­ми­на­ющий вкус ус­т­риц, толь­ко по­жир­нее.

    Решив, что от­ка­зы­вать­ся не в мо­их ин­те­ре­сах, к то­му же чув­с­т­вуя, как в же­луд­ке на­чи­на­ют­ся го­лод­ные спаз­мы, я пос­луш­но сже­вал все при­не­сен­ное мне уго­ще­ние. Это впол­не мог­ла быть ка­кая-ни­будь са­ран­ча, то бишь ак­ри­ды, но я ус­пеш­но пре­одо­лел тош­но­ту, вов­ре­мя вспом­нив, что ими пи­тал­ся в пус­ты­не и Ио­анн Крес­ти­тель, пос­ле че­го я по­чув­с­т­во­вал, что не толь­ко сыт, но и что мое ес­тес­т­во са­мо по се­бе, да­же без при­зы­ва, на­пол­ня­ет­ся вол­шеб­ной си­лой.

    Видимо, то, чем ме­ня на­кор­ми­ли, об­ла­да­ло осо­бым ка­чес­т­вом, пос­коль­ку я сно­ва от­ве­тил на нед­вус­мыс­лен­ный при­зыв, и мой от­вет те­перь, в мою вто­рую ночь сре­ди сплек­но­ков, по­хо­дил на ис­пол­не­ние суп­ру­жес­ко­го дол­га… На сей раз пос­ле со­вер­ше­ния со­во­ку­пи­тель­но­го об­ря­да я твер­до воз­на­ме­рил­ся всту­пить в ди­алог с мо­ей ноч­ной воз­люб­лен­ной, для че­го ис­поль­зо­вал не толь­ко зна­ние всех се­ми язы­ков, но и по­луз­на­ние еще де­вя­ти, в каж­дом из ко­то­рых я пом­нил хо­тя бы нес­коль­ко слов или вы­ра­же­ний. Я да­же про­из­нес не раз слы­шан­ное мною в брис­толь­с­ком пор­ту от куп­цов Мос­ко­вии: «da­vai-da­vai, bis­t­ro-bis­t­ro!», од­на­ко моя но­вая под­ру­га тут же выс­во­бо­ди­лась из-под ме­ня и ус­ка­ка­ла, да­же, как мне по­ка­за­лось, не под­няв­шись с че­ты­рех ко­неч­нос­тей на две, как это иног­да, ду­ра­чась, де­ла­ем и мы, прос­ве­щен­ные лю­ди. Это бы­ло не­сом­нен­ным сви­де­тель­с­т­вом то­го, что она об­ла­да­ла чув­с­т­вом юмо­ра, ка­ко­вое нап­рочь от­сут­с­т­ву­ет у жи­вот­ных.

    Еще двое су­ток прош­ло точ­но так же, как пер­вые: днем я вы­би­рал­ся на­ру­жу и без­ре­зуль­тат­но жег кос­тер, а ночью в кро­меш­ной тьме яв­ля­лась моя под­ру­га, кор­ми­ла ме­ня ка­кой-то вя­ле­ной га­дос­тью, но тем не ме­нее уто­ляв­шей го­лод и про­буж­дав­шей со­вер­шен­но оп­ре­де­лен­ные же­ла­ния. Соп­ря­же­ние на­ших тел про­ис­хо­ди­ло по-преж­не­му без слов, под ур­ча­ние. Я пой­мал се­бя на том, что те­перь то­же ур­чу по по­во­ду и без по­во­да. Еще нем­но­го и я нач­ну за­бы­вать че­ло­ве­чес­кий язык… За все это вре­мя боль­ше ник­то не по­яв­лял­ся в на­шей пе­ще­ре, и мой страх, что при­дет са­мец-хо­зя­ин и про­го­нит ме­ня, пос­те­пен­но ис­па­рил­ся. На роль хо­зя­ина и му­жа, ви­ди­мо, эта ди­кар­ка из­б­ра­ла ме­ня.

    На чет­вер­тую ночь я ре­шил во что бы то ни ста­ло раз­г­ля­деть свою воз­люб­лен­ную, но так что­бы не рас­сер­дить ее. По­это­му, ког­да она сно­ва прыж­ка­ми (ви­ди­мо, от ра­дос­ти) ус­ка­ка­ла от ме­ня, я, кра­ду­чись, пус­тил­ся сле­дом… Вы­яс­нив, где ее опо­чи­валь­ня, я вер­нул­ся к вы­хо­ду - там у ме­ня бы­ло за­го­тов­ле­но нес­коль­ко не­по­гас­ших уг­лей от кос­т­ра, ко­то­рый я без вся­ко­го тол­ка под­дер­жи­вал на по­ля­не. И вот с тле­ющей го­ло­веш­кой в од­ной ру­ке и с пуч­ком су­хой тра­вы в дру­гой я прок­рал­ся к сво­ей воз­люб­лен­ной, ре­зон­но по­ла­гая, что она спит, так как ниг­де во тьме пе­ще­ры не бы­ло вид­но зе­ле­но­ва­тых ог­ней ее глаз. Ус­лы­шав ее ды­ха­ние, я по­до­шел сов­сем близ­ко и, под­не­ся пу­чок тра­вы к уголь­ку, ду­нул что бы­ло си­лы. Тра­ва вспых­ну­ла, и яр­кое пла­мя ос­ве­ти­ло мне все вок­руг. Кош­мар уви­ден­но­го до сих пор хо­ло­дит мне сер­д­це и зас­тав­ля­ет его сжи­мать­ся в пред­с­мер­т­ной тос­ке. На жи­во­те ли­цом ко мне с зак­ры­ты­ми гла­за­ми ле­жа­ло чу­до­ви­ще. Те­ло у не­го бы­ло, как у го­лой бе­лой ля­гуш­ки, а го­ло­ва - как у яще­ри­цы. Она и бы­ла яще­ри­цей, толь­ко, ви­ди­мо, теп­лок­ров­ной. В ужа­се я зак­ри­чал и бро­сил­ся прочь. Чу­до­ви­ще не­мед­лен­но от­к­ры­ло гла­за и пом­ча­лось за мной, не удо­су­жив­шись встать на зад­ние ла­пы, ко­то­рые, как я ус­пел раз­г­ля­деть в ко­рот­кой вспыш­ке ог­ня, бы­ли у не­го очень по­хо­жи на че­ло­ве­чес­кие…

    Чувствуя, что мне при­хо­дит ко­нец, я обер­нул­ся и выс­та­вил нав­с­т­ре­чу ле­тев­шим на ме­ня зе­ле­ным гла­зам рас­ка­лен­ный кон­чик го­ло­веш­ки. Это и спас­ло мне жизнь, ибо я уго­дил пря­мо в рас­к­ры­тый глаз чу­до­ви­ща, и оно, за­ве­ре­щав от бо­ли, от­с­та­ло от ме­ня.

    Не пом­ню, как я вы­ка­тил­ся из пе­ще­ры, как упал в во­ду, как поп­лыл, как выб­рал­ся на ог­ром­ный лист кув­шин­ки, что­бы пе­ре­дох­нуть. За­то хо­ро­шо пом­ню, как си­дя на нем и тря­сясь от толь­ко что пе­ре­жи­тых страс­тей, я уви­дел неч­то не­во­об­ра­зи­мое - в мер­т­вен­ном све­те ог­ром­ной лу­ны, уже по­шед­шей на ущерб, из чер­ных дыр пе­щер, усе­яв­ших по­ло­гий склон бе­ре­га, выс­ка­ки­ва­ли, кто на двух ко­неч­нос­тях, кто на че­ты­рех, яще­ри­цы с го­ря­щи­ми зе­ле­ны­ми гла­за­ми и мча­лись к бе­ре­гу. Я на­де­ял­ся, что они не смо­гут доп­лыть до ме­ня, и это бы­ло так - они не поп­лы­ли: гром­ко ве­ре­ща, ви­ди­мо, опо­ве­щен­ные сво­ей ра­не­ной соп­ле­мен­ни­цей, они пом­ча­лись нав­с­т­ре­чу мне по­верх во­ды, так стре­ми­тель­но пе­ре­би­рая зад­ни­ми но­га­ми, что она дер­жа­ла их не ху­же твер­ди.

    Я по­нял, что че­рез нес­коль­ко мгно­ве­ний бу­ду рас­тер­зан на мел­кие ку­соч­ки. Уми­рать мне не хо­те­лось, тем бо­лее от зу­бов этих ужас­ных тва­рей, ко­то­рых я по сво­ей меч­та­тель­ной на­ив­нос­ти и нос­таль­гии при­нял за че­ло­ве­ко­по­доб­ных су­ществ. К счас­тью - и в этом был шанс на спа­се­ние - в нес­коль­ких яр­дах от ме­ня на­чи­на­лись за­рос­ли ка­мы­ша. Не­дол­го ду­мая, я сно­ва бро­сил­ся в во­ду и, ух­ва­тив­шись за са­мую тол­с­тую ка­мы­ши­ну, по­доб­но смель­ча­ку-ли­ха­чу, ко­то­рый одо­ле­ва­ет глад­кий столб на яр­ма­роч­ной пло­ща­ди, стре­ми­тель­но по­лез вверх, слов­но там, на­вер­ху, ме­ня ждал бог зна­ет ка­кой приз. Соб­с­т­вен­но, так оно и бы­ло - при­зом бы­ла моя соб­с­т­вен­ная жизнь.

    Спустя нес­коль­ко мгно­ве­ний я был уже на са­мой ма­куш­ке тол­с­то­го стеб­ля, увен­чан­но­го ог­ром­ной ка­мы­шо­вой свеч­кой. Ка­мыш здесь рос так гус­то, что мне не сто­ило боль­шо­го тру­да под­тя­нуть к се­бе еще два стеб­ля, ко­то­рые я ус­пел свя­зать меж­ду со­бой для кре­пос­ти все­го со­ору­же­ния, преж­де чем вни­зу по­до мной ока­за­лась ве­ре­щав­шая ора­ва раз­г­не­ван­ных сплек­но­ков, жаж­ду­щих мо­ей кро­ви. Да, приз­наю, сплек­но­ки до­воль­но вы­со­ко­раз­ви­тые су­щес­т­ва здеш­ней фа­уны и от­час­ти они дей­с­т­ви­тель­но на­по­ми­на­ют че­ло­веч­ков, вро­де ме­ня, они да­же уме­ли то, что не уме­ем мы - бе­гать по во­де, аки по­су­ху, но они не уме­ли дру­го­го - взби­рать­ся по ров­ным глад­ким стол­бам: для это­го их че­ты­рех­па­лые пе­ред­ние и пя­ти­па­лые зад­ние ко­неч­нос­ти не бы­ли прис­по­соб­ле­ны. Так я и про­си­дел, ни жив ни мертв, на сво­ем вы­сот­ном со­ору­же­нии из трех гиб­ких опор до са­мо­го ут­ра, по­ка на­ко­нец эта злоб­ная сво­ра не ри­ну­лась к бе­ре­гу, пря­чась от пер­вых лу­чей сол­н­ца по­доб­но не­то­пы­рям.

    От ус­та­лос­ти и край­ней опус­то­шен­нос­ти чувств я зад­ре­мал, а ког­да от­к­рыл гла­за, то уви­дел не­по­да­ле­ку от се­бя ог­ром­ный барк, точ­нее - лод­ку, на ко­то­рой в соп­ро­вож­де­нии двух греб­цов си­де­ла моя Глюм­даль­к­лич. Ока­за­лось, что мои уси­лия по под­дер­жа­нию кос­т­ра не бы­ли нап­рас­ны - дым на­ка­ну­не все же за­ме­ти­ли и ре­ши­ли вы­яс­нить его при­чи­ну. Так я был спа­сен еще раз.

    Одно из ве­ли­чай­ших зат­руд­не­ний в Броб­дин­г­не­ге, ко­то­рое я пос­то­ян­но ис­пы­ты­вал, зак­лю­ча­лось в том, что, про­яв­ляя же­ла­ние или на­ме­ре­ние, я толь­ко в ред­ких слу­ча­ях мог са­мос­то­ятель­но их осу­щес­т­вить - от­п­рав­ле­ние ес­тес­т­вен­ных на­доб­нос­тей тут не в счет, ибо про­хо­ди­ло для мо­их ве­ли­ка­нов поч­ти не­за­мет­но. Но чуть ли не каж­дое мое во­ле­изъ­яв­ле­ние, да­бы быть ис­пол­нен­ным мною же, тем не ме­нее тре­бо­ва­ло учас­тия пос­то­рон­них лиц, будь то моя Глюм­даль­к­лич, ко­то­рой при­хо­ди­лось день за днем, час за ча­сом от­да­вать се­бя са­мо­от­вер­жен­ным за­бо­там о та­ком су­щес­т­ве, как я, пусть да­же кро­шеч­ном и бе­зо­бид­ном. Я был и про­дол­жал ос­та­вать­ся со­вер­шен­но бес­по­мощ­ным в смыс­ле ов­ла­де­ния здеш­ним прос­т­ран­с­т­вом и пред­ме­та­ми, ко­то­рые его за­пол­ня­ли. Ме­ня, как ма­лень­ко­го кап­риз­но­го ре­бен­ка, на­до бы­ло пос­то­ян­но под­ни­мать или опус­кать, лю­бое са­мос­то­ятель­ное, но не­ос­то­рож­ное дви­же­ние гро­зи­ло мне па­де­ни­ем и чле­нов­ре­ди­тель­с­т­вом, ес­ли не ги­белью, - я тут и там мог раз­бить­ся или свер­нуть се­бе шею, на ме­ня то и де­ло мог­ли нас­ту­пить, сесть, не за­ме­тив, на ме­ня мог­ли слу­чай­но чих­нуть, не от­да­вая се­бе от­че­та, что та­кой вихрь собь­ет ме­ня с ног… Да­же без­моз­г­лая мар­тыш­ка, од­наж­ды вык­рав­шая ме­ня из до­ми­ка и тас­кав­шая по кры­шам, во­об­ра­зив, что я ее мла­де­нец, мог­ла стать рас­по­ря­ди­те­лем мо­ей судь­бы. Чув­с­т­во пос­то­ян­ной за­ви­си­мос­ти от дру­гих и от­сут­с­т­вие пер­с­пек­ти­вы пе­ре­ло­мить си­ту­ацию - не мог же я вдруг вы­рас­ти - бы­ло осо­бен­но горь­ким и нес­тер­пи­мым. По­ис­ти­не, ког­да от те­бя ни­че­го, аб­со­лют­но ни­че­го не за­ви­сит, ты ста­но­вишь­ся бук­валь­но иг­руш­кой в ру­ках мар­тыш­ки-судь­бы, щеп­кой в во­до­во­ро­те об­с­то­ятельств, пы­лин­кой, взмет­нув­шей­ся в воз­дух от взма­ха ве­ни­кас­лу­чая. С од­ной сто­ро­ны, у ме­ня бы­ло все - кров, одеж­да, хо­ро­шая еда, да­же слу­ги (ибо ина­че как сво­ими доб­ры­ми за­бот­ли­вы­ми слу­га­ми, ежед­нев­но ода­ря­ющи­ми ме­ня вни­ма­ни­ем, я счи­тал не толь­ко Глюм­даль­к­лич, но и, в не­ко­то­ром ро­де, ко­ро­ля с ко­ро­ле­вой), од­на­ко, с дру­гой сто­ро­ны, все эти не­сом­нен­ные бла­га не яв­ля­лись об­ре­тен­ны­ми в ре­зуль­та­те мо­их соб­с­т­вен­ных уси­лий и та­лан­тов, а бы­ли да­ро­ва­ны мне ис­к­лю­чи­тель­но бла­го­да­ря то­му, что я был крош­ко­йу­род­цем, все­го лишь «игрой при­ро­ды» по зак­лю­че­нию здеш­них уче­ных му­жей. Я был не луч­ше выс­тав­лен­но­го в зве­рин­це ред­ко­го су­щес­т­ва не­яс­но­го ви­да и про­ис­хож­де­ния, тог­да как на са­мом де­ле яв­лял­ся нор­маль­ным жи­вым че­ло­ве­ком со сво­ими мыс­ля­ми, чув­с­т­ва­ми и же­ла­ни­ями - и чем доль­ше я здесь жил, тем яс­нее на­чи­нал по­ни­мать, что для че­ло­ве­ка да­же зо­ло­тая клет­ка - это тюрь­ма и пыт­ка, и ма­ло та­ких, кто вы­дер­жит по­доб­ное ис­пы­та­ние без пов­реж­де­ния ума. Ощу­ще­ние соб­с­т­вен­ной мо­ей ник­чем­нос­ти и нич­тож­нос­ти ду­ши­ло ме­ня и ес­ли бы не лю­бовь-друж­ба Глюм­даль­к­лич, ко­то­рая по­ни­ма­ла ме­ня луч­ше про­чих, хо­тя за­час­тую, бу­ду­чи ма­ло­об­ра­зо­ван­ной, и не мог­ла под­дер­жать со мной раз­го­вор на серь­ез­ные те­мы о веч­ных воп­ро­сах бы­тия и смыс­ла жиз­ни, то я бы ли­шил­ся рас­суд­ка или по­ве­сил­ся бы на од­ном из шел­ко­вых шнур­ков бах­ро­мы, сви­сав­шей с пок­ры­ва­ла ко­ро­ле­вы в ее бу­ду­аре, ку­да она приг­ла­ша­ла ме­ня для лю­бов­ных утех.

    К го­рес­т­ным мыс­лям этим в оче­ред­ной раз под­тол­к­нул ме­ня один слу­чай, про­изо­шед­ший со мной во вре­мя пла­ва­ния под па­ру­сом в ог­ром­ном ко­ры­те дли­ной в трис­та яр­дов, ко­то­рое, как пом­нит чи­та­тель, пре­дос­та­ви­ли мне в пол­ное рас­по­ря­же­ние. Воз­ле ме­ня в тот раз бы­ла од­на Глюм­даль­к­лич, но кто-то поз­вал ее. Она же, по­ла­гая, что мо­ей жиз­ни и бе­зо­пас­нос­ти нич­то не гро­зит, по­ки­ну­ла ме­ня, преж­де чем я ус­пел вы­ра­зить свое мне­ние на сей счет. Нуж­но ска­зать, что в пос­лед­нее вре­мя она по лю­бо­му по­во­ду все ча­ще ос­тав­ля­ла ме­ня од­но­го, слов­но ста­ла тя­го­тить­ся мо­им об­щес­т­вом, что впол­не объ­яс­ни­мо, ибо бре­мя пос­то­ян­ной от­вет­с­т­вен­нос­ти дей­с­т­ви­тель­но опус­то­ша­ет ду­шу, чьи ре­зер­вы не­без­г­ра­нич­ны. Да­же род­ная мать, день и ночь пес­ту­ющая сво­его мла­ден­ца, чув­с­т­ву­ет по­рой ус­та­лость - од­на­ко мне, как и мла­ден­цу, ос­тать­ся без не­усып­но­го и мно­гот­ща­тель­но­го по­пе­чи­тель­с­т­ва бы­ло смер­ти по­доб­но.

    И вот, ед­ва я ос­тал­ся один, как со дво­ра в по­ме­ще­ние, где сто­яло мое ко­ры­то, вбе­жа­ла та са­мая охот­ничья со­ба­ка, ко­то­рая од­наж­ды уже тас­ка­ла ме­ня, слов­но дичь, к хо­зя­ину, схва­тив зу­ба­ми за одеж­ду. На дво­ре бы­ло жар­ко, и со­ба­ка, вы­су­нув язык, не раз­ду­мы­вая, бро­си­лась в ко­ры­то, что­бы ос­ве­жить­ся. Это про­изош­ло так не­ожи­дан­но, что я ед­ва ус­пел ух­ва­тить­ся за мач­ту, и вов­ре­мя, пос­коль­ку в сле­ду­ющий же мо­мент вол­на, под­ня­тая глу­пой тварью, на­вер­ня­ка смы­ла бы ме­ня за борт, а так лишь ока­ти­ла с ног до го­ло­вы, ис­пор­тив мой ка­пи­тан­с­кий мун­дир, ко­то­рый спе­ци­аль­но для пла­ва­ний сши­ли мне по ве­ле­нию ко­ро­ле­вы. Я бы­ло по­ду­мал, что счас­т­ли­во от­де­лал­ся, пос­коль­ку со­ба­ка, ба­рах­та­ясь в во­де, на сей раз не об­ра­ща­ла на ме­ня ни­ка­ко­го вни­ма­ния, но тут из-за две­ри раз­дал­ся го­лос хо­зя­ина, звав­ший ее, и она, за­ма­хав хвос­том, бро­си­лась вон из ко­ры­та. Все бы хо­ро­шо, но один из взма­хов ее длин­но­го и, как вы­яс­ни­лось, до­воль­но твер­до­го хвос­та при­шел­ся по мо­ей грот-мач­те, - та тут же пе­ре­ло­ми­лась, суд­но оп­ро­ки­ну­лось, и я ока­зал­ся в во­де.

    Я был неп­ло­хой пло­вец, но плыть мне бы­ло не­ку­да - до вер­х­не­го края ко­ры­та я все рав­но бы не до­тя­нул­ся, но да­же до­тя­нув­шись и вска­раб­кав­шись на не­го, все рав­но не смог бы спрыг­нуть, пос­коль­ку до по­ла бы­ло ни­как не ме­нее во­сем­над­ца­ти фу­тов. В вы­шед­шей в свет кни­ге, ви­ди­мо, по ви­не на­бор­щи­ка вы­па­ла еди­ни­ца, и глу­би­на ко­ры­та ока­за­лась на це­лых де­сять фу­тов пре­умень­шен­ной. Мне приш­лось дер­жать­ся на по­вер­х­нос­ти, уце­пив­шись за свое, к счас­тью, не за­то­нув­шее су­де­ныш­ко, по­ка не вер­ну­лась Глюм­даль­к­лич. Во­да в ко­ры­те бы­ла до­воль­но прох­лад­ной, род­ни­ко­вой, и эти чет­верть ча­са, про­ве­ден­ные в от­ча­ян­ном ожи­да­нии мо­ей ня­нюш­ки, сто­или мне жес­то­чай­шей прос­ту­ды, от ко­то­рой я нес­ко­ро оп­ра­вил­ся…

    Живя на чуж­би­не, в аб­со­лют­ном фи­зи­чес­ком нич­то­жес­т­ве, как ес­ли бы дей­с­т­ви­тель­но в клет­ке, пусть да­же и зо­ло­той, я, ра­зум­ное че­ло­ве­чес­кое су­щес­т­во, по­нял од­ну весь­ма важ­ную вещь - нич­то из­в­не, да­же сам Бог, не мо­жет за­ме­нить нам на­ше соб­с­т­вен­ное «я», ник­то не мо­жет сде­лать нам хо­ро­шо, кро­ме нас са­мих, ибо сде­лан­ное за нас и для нас «хо­ро­шо» та­ко­вым в на­ших гла­зах не яв­ля­ет­ся и при­чи­ня­ет нам та­кие же ду­шев­ные тер­за­ния, как и то, что «не­хо­ро­шо». То есть ник­то не мо­жет сде­лать нас счас­т­ли­вы­ми без на­ше­го учас­тия, ибо счас­тье это прой­ден­ный путь и чув­с­т­во удов­лет­во­ре­ния от пре­одо­лен­ных на этом пу­ти пре­пят­с­т­вий. Прав был ве­ли­кий фи­ло­соф сэр Джон Локк: на­ше счас­тье, как, впро­чем, и нес­час­тье - де­ло на­ших соб­с­т­вен­ных рук. Ду­ша - боль­шая ин­ди­ви­ду­ал­ка, и не мо­жет жить по­дач­ка­ми с чу­жо­го сто­ла. И еще я сде­лал весь­ма важ­ный для се­бя вы­вод, ка­ко­вой не мог сде­лать преж­де, жи­вя в иных об­с­то­ятель­с­т­вах, и зак­лю­чал­ся он в том, что го­су­дар­с­т­во, на по­пе­че­нии ко­то­ро­го на­хо­дят­ся его граж­да­не, не дол­ж­но вме­ши­вать­ся в их жизнь боль­ше, чем они са­ми то поз­во­ля­ют. Го­су­дар­с­т­во в ли­це сво­его го­су­да­ря дол­ж­но за­щи­щать свои гра­ни­цы и сво­их граж­дан от втор­же­ния тех во­ин­с­т­вен­ных на­ро­дов, ко­то­рые хо­те­ли бы сде­лать этих граж­дан сво­ими ра­ба­ми, го­су­дар­с­т­во дол­ж­но под­дер­жи­вать тор­гов­лю, ре­мес­ла и та­кие важ­ные для вос­пи­та­ния ду­ха на­ции об­лас­ти, как об­ра­зо­ва­ние и куль­ту­ра. Го­су­дар­с­т­во дол­ж­но выс­ту­пать ме­це­на­том бла­гих по­ры­вов и на­чи­на­ний сво­их граж­дан, но оно обя­за­но знать свои рам­ки, ибо оно ни­ко­го не мо­жет сде­лать счас­т­ли­вым, а мо­жет лишь соз­дать для это­го пред­по­сыл­ки, глав­ная из ко­то­рых - тер­пи­мость и ува­же­ние к лич­ной жиз­ни каж­до­го. Я по­нял, что на­си­лие, да­же ес­ли оно яко­бы во бла­го, есть ве­ли­чай­шее нес­час­тье для лю­бо­го че­ло­ве­ка, ибо под­ры­ва­ет дос­то­ин­с­т­во лич­нос­ти и по­рож­да­ет пос­луш­но­го ра­ба. Быть же ра­бом че­ло­ве­ку про­ти­во­по­ка­за­но, пос­коль­ку раб­с­т­во раз­ру­ша­ет соз­на­ние. Ра­но или поз­д­но ис­тин­ная при­ро­да че­ло­ве­чес­ко­го все рав­но бе­рет верх, и раб вос­ста­ет. Этим че­ло­век и от­ли­ча­ет­ся от до­маш­не­го жи­вот­но­го, ко­то­рое по­кор­но пе­ре­но­сит свое раб­с­т­во, за­час­тую да­же хо­чет его и до­воль­с­т­ву­ет­ся им за да­ро­вой харч. В Ли­ли­пу­тии при всех ог­ра­ни­че­ни­ях, ка­ким я там под­вер­гал­ся, я чув­с­т­во­вал се­бя сов­сем ина­че - де­ми­ур­гом, вер­ши­те­лем от­дель­ных су­деб и ис­то­рии в це­лом, - по­жа­луй, ни­ког­да боль­ше, ни до, ни пос­ле, я не был столь пол­но­цен­ным, я был ве­лик, я ува­жал се­бя, и мое «я» бы­ло во столь­ко же раз боль­ше ме­ня са­мо­го, во сколь­ко те­перь оно бы­ло мень­ше ме­ня же, нич­то­жес­т­ва и пиг­мея. Ока­зы­ва­ет­ся, са­мо­соз­на­ние, са­мо­ощу­ще­ние сво­его «я» есть ве­ли­чи­на от­но­си­тель­ная, как ска­за­ли бы ма­те­ма­ти­ки, и впря­мую со­от­но­сит­ся со сре­дой оби­та­ния, точ­нее - с мас­ш­та­бом тво­ей лич­нос­ти в ней.

    Как-то раз в бе­се­де с ко­ро­лем я рас­ска­зы­вал ему о люб­ви и об отоб­ра­же­нии ее в жи­во­пи­си и скуль­п­ту­ре, ви­дах ис­кус­ств, ко­то­рых, сколь­ко я мог за­ме­тить, не бы­ло в Броб­дин­г­не­ге. Не ска­жу, что это бы­ло свя­за­но здесь с ре­ли­ги­оз­ной ве­рой, как, ска­жем, в му­суль­ман­с­ком ми­ре, где при зап­ре­те на изоб­ра­же­ние Ал­ла­ха, а с ним и лю­дей, раз­ви­лось лишь ис­кус­ство при­хот­ли­во­го узо­ра. Нет, прос­то изоб­ра­зи­тель­ный ге­ний у броб­дин­г­неж­цев во­об­ще от­сут­с­т­во­вал, и, кро­ме му­зы­ки, у них ни­че­го не бы­ло, впро­чем, и му­зы­ка бы­ла здесь нас­толь­ко гру­ба и при­ми­тив­на, что прос­тень­кий мо­тив мат­рос­ской джи­ги в мо­ем ис­пол­не­нии яв­лял­ся ус­ла­дой для мес­т­ных ме­ло­ма­нов…

    Король был от­час­ти удив­лен мо­им со­об­ще­ни­ем, что в на­шей кро­шеч­ной Ев­ро­пе кро­шеч­ные ев­ро­пей­цы, к ко­то­рым я имел честь (или нес­час­тье) при­над­ле­жать, нес­мот­ря на свои кро­шеч­ные раз­ме­ры, по­ме­ша­ны на изоб­ра­же­нии сво­их кро­шеч­ных фи­гу­рок, осо­бен­но жен­с­ких, на­хо­дя в не­под­виж­ном изоб­ра­же­нии не­кую пре­лесть и вдох­но­ве­ние. Ему бы­ла не­по­нят­на на­ша страсть за­пе­чат­ле­вать крас­ка­ми на кус­ке гру­бо­го хол­с­та кра­си­вый об­раз, пор­т­рет, - он приз­на­вал толь­ко «жи­вые» ис­кус­ства, ту же му­зы­ку, зву­чав­шую лишь в мо­мент ис­пол­не­ния, или пе­ние, или те­атр, с ак­те­ра­ми, хо­дя­щи­ми по сце­не. Он не ви­дел ни­ка­ко­го смыс­ла в том, что на­ши ху­дож­ни­ки за­пе­чат­ле­ва­ют не толь­ко че­ло­ве­чес­кие фи­гу­ры и ли­ца, но и при­ро­ду, де­ревья, не­бо, ска­лы, мо­ре и ко­раб­ли на нем. Осо­бен­но его нас­ме­ши­ли мои сло­ва о том, что в на­шей жи­во­пи­си мно­го ба­таль­ных сцен - стре­ля­ющие пуш­ки, го­ря­щие кре­пос­ти, ле­тя­щая ка­ва­ле­рия, нас­мерть бьющи­еся ар­мии… Ему все это по­ка­за­лось не­ле­пым, по­то­му что, по его мне­нию, мы пы­та­ем­ся на сво­их тряп­ках, на­тя­ну­тых на под­рам­ник, ос­та­но­вить жизнь, дви­же­ние, тог­да как это аб­со­лют­но не­воз­мож­но. Как мож­но ос­та­но­вить ме­ня­ющи­еся об­ла­ка или при­бой на мо­ре, или сол­н­це, ухо­дя­щее за го­ри­зонт и рас­ц­ве­чи­ва­ющее не­бо каж­дую ми­ну­ту ме­ня­ющи­ми­ся крас­ка­ми. На­ше изоб­ра­зи­тель­ное ис­кус­ство по­ка­за­лось ему край­не на­ив­ной дет­с­кой за­ба­вой, и он дол­го от ду­ши сме­ял­ся. Од­на­ко я имел му­жес­т­во всту­пить в спор с Его Ве­ли­чес­т­вом, ска­зав, что он аб­со­лют­но прав в сво­ем по­ни­ма­нии су­ти ис­кус­ства изоб­ра­же­ния под­виж­но­го ми­ра, ко­то­рый дей­с­т­ви­тель­но зас­ты­ва­ет, бу­ду­чи пе­ре­не­сен­ным на холст. И мое воз­ра­же­ние сос­то­ит лишь в том, что и в зас­тыв­шем ви­де этот мир ос­та­ет­ся в сво­ем ро­де жи­вым и мно­гоз­нач­ным, и что ве­ли­кие ху­дож­ни­ки вла­де­ют ис­кус­ством обоб­ще­ния и на­хож­де­ния глав­но­го сре­ди ты­ся­чи вто­рос­те­пен­ных ме­ло­чей и уме­ют че­рез од­ну счас­т­ли­во най­ден­ную де­таль изоб­ра­зить очень мно­гое, ес­ли не все. В под­т­вер­ж­де­ние сво­их слов я да­же наз­вал име­на двух ве­ли­ких мас­те­ров прош­ло­го - Ра­фа­эля и Ле­онар­до да Вин­чи, к со­жа­ле­нию, не ан­г­ли­чан, пос­коль­ку Ан­г­лию, как и Броб­дин­г­нег, жи­во­пис­ный ге­ний яв­но обо­шел сто­ро­ной.

    Увы, я не смог убе­дить ко­ро­ля и ув­лечь его оча­ро­ва­ни­ем и в не­ко­то­ром ро­де бес­смер­ти­ем на­шей жи­во­пи­си, по­то­му так и наз­ван­ной, что она сох­ра­ня­ет ис­чез­нув­шее и ми­нув­шее как бы жи­вым. Эта при­дум­ка ев­ро­пей­цев, хо­тя он и не ви­дел ни од­но­го ее об­раз­ца, по­ка­за­лась ему пус­той и ник­чем­ной. В свою оче­редь ко­роль по­ка­зал мне ус­т­рой­с­т­во, изу­мив­шее ме­ня не­обыч­нос­тью и от­час­ти по­ко­ле­бав­шее мои прис­т­рас­тия в об­лас­ти жи­во­пи­си. То, что он про­де­мон­с­т­ри­ро­вал мне, не бы­ло жи­во­писью, хо­тя в из­вес­т­ном смыс­ле бы­ло жи­вее ее, по­то­му что дви­га­лось при же­ла­нии зри­те­ля. Ус­т­рой­с­т­во это пред­с­тав­ля­ло со­бой круг с на­ри­со­ван­ны­ми по его краю фи­гу­ра­ми че­ло­ве­ка в мой рост и с уз­ки­ми про­ре­зя­ми, раз­де­ляв­ши­ми их. Вра­щая этот круг и гля­дя сквозь его про­ре­зи в зер­ка­ло, мож­но бы­ло ви­деть, что че­ло­век пус­ка­ет­ся в бег, как жи­вой. Мне ка­за­лось, что это я сам бе­гу от на­пас­тей сво­ей судь­бы. Та­ких кру­гов у ко­ро­ля бы­ло не­ма­ло, це­лая кол­лек­ция. Дос­та­точ­но бы­ло на­деть один та­кой на стер­жень и кру­та­нуть пе­ред зер­ка­лом, как пред­с­тав­ле­ние на­чи­на­лось… Так я с вос­тор­гом прос­мот­рел вслед за бе­гом че­ло­ве­ка бег ло­ша­ди, по­лет ут­ки, прыж­ки ля­гуш­ки, дра­ку со­ба­ки с кош­кой, а под ко­нец ко­роль с тор­жес­т­ву­ющей улыб­кой про­де­мон­с­т­ри­ро­вал мне со­итие муж­чи­ны и жен­щи­ны… Взбу­до­ра­жен­ный, пот­ный от прос­мот­ра, я вы­нуж­ден был сог­ла­сить­ся, что дви­жу­щи­еся кар­тин­ки в из­вес­т­ном смыс­ле воз­буж­да­ют ме­ня боль­ше, чем га­лан­т­ные кар­ти­ны ев­ро­пей­с­ких мас­те­ров. И все же мои вос­тор­жен­ные от­зы­вы о кар­ти­нах, изоб­ра­жа­ющих об­на­жен­ное жен­с­кое те­ло, ко­то­рое в на­ших прид­вор­ных кру­гах ста­ло глав­ным пред­ме­том лю­бо­ва­ния, вос­хи­ще­ния, пок­ло­не­ния и поль­зо­ва­ния, ко­роль выс­лу­шал не без лю­бо­пыт­с­т­ва. Он с бла­гос­к­лон­нос­тью от­нес­ся к сю­же­там по­ло­тен, где пыш­но ра­зо­де­тые по пос­лед­ней мо­де муж­чи­ны со­сед­с­т­ву­ют с по­лу­оде­ты­ми, а то и вов­се раз­де­ты­ми пре­лес­т­ни­ца­ми. Его Ве­ли­чес­т­во сог­ла­сил­ся, что по­доб­ные кар­ти­ны мо­гут воз­буж­дать во­об­ра­же­ние и не толь­ко оное, но что будь они здесь, их мож­но бы­ло бы по­ка­зы­вать толь­ко в пер­вый день вес­ны или осе­ни, ког­да раз­ре­ше­но се­мя­из­вер­же­ние в ло­но, в ос­таль­ные же дни го­да вре­да от них боль­ше, чем поль­зы. На что я веж­ли­во воз­ра­зил, что при от­сут­с­т­вии ка­ких-ли­бо ог­ра­ни­че­ний в от­но­ше­ни­ях по­лов, как у ме­ня на ро­ди­не и в стра­нах, кои я имел честь по­се­тить, по­доб­ные кар­ти­ны ока­зы­ва­ют круг­ло­го­дич­ное бла­гот­вор­ное воз­дей­с­т­вие. Ко­роль, тем не ме­нее, усом­нил­ся в дос­то­вер­нос­ти мо­их слов по той при­чи­не, что в та­ком слу­чае, за­ме­тил он, стра­ны, о ко­то­рых я го­во­рю, бы­ли бы пе­ре­на­се­ле­ны нас­толь­ко, что жизнь там ста­ла бы не­воз­мож­ной. На это я с при­су­щим мне так­том объ­яс­нил ко­ро­лю, что от не­же­ла­тель­ных де­тей у нас из­бав­ля­ют­ся из­г­на­ни­ем пло­да во вре­мя бе­ре­мен­нос­ти с по­мощью спе­ци­аль­ных трав и нас­то­ек, или, еже­ли ре­бе­нок не­за­кон­но­рож­ден­ный, что слу­ча­ет­ся тут и там при на­шей за­ме­ча­тель­ной воль­нос­ти нра­вов, то та­ко­го ре­бен­ка от­п­рав­ля­ют в де­рев­ню, где он, как пра­ви­ло, жи­вет не­дол­го. Для не­же­ла­тель­ных де­тей есть еще си­рот­с­кие и вос­пи­та­тель­ные до­ма, из­бав­ля­ющие ро­ди­те­лей от бре­ме­ни лиш­них за­бот.

    Король дол­го не мог по­нять, что та­кое «изгна­ние пло­да», а ког­да по­нял, то да­же из­ме­нил­ся в ли­це, нас­толь­ко ди­ко­вин­ным и ни на что не по­хо­жим по­ка­за­лась ему по­доб­ная прак­ти­ка, и он воз­му­тил­ся изу­вер­с­кой изощ­рен­нос­тью на­ше­го ума, впро­чем, как все прос­ве­щен­ные мо­нар­хи, уме­ло скры­вая свои под­лин­ные чув­с­т­ва. За­то мое со­об­ще­ние об од­ном изоб­ре­те­нии, пре­дох­ра­ня­ющем жен­щин от бе­ре­мен­нос­ти, а муж­чин от опас­нос­ти под­х­ва­тить ка­кую-ли­бо за­ра­зу, бы­ло встре­че­но им с эн­ту­зи­аз­мом. Его эмо­ции вы­ра­жа­лись столь не­под­дель­но, что я, да­бы не огор­чать, ута­ил от не­го пе­чаль­ную при­чи­ну та­ко­во­го изоб­ре­те­ния, а имен­но бо­лезнь под наз­ва­ни­ем си­фи­лис, ко­то­рой поч­ти по­го­лов­но бы­ли за­ра­же­ны цар­с­кие дво­ры. Я лишь под­роб­но рас­ска­зал Его Ве­ли­чес­т­ву о ме­ди­ке при дво­ре ан­г­лий­с­ко­го ко­ро­ля Кар­ла И, имя ко­то­ро­го бы­ло Кон­дом и ко­то­рый с по­мощью спе­ци­аль­но­го ме­шоч­ка, на­де­ва­емо­го на фал­лос, ра­зом из­ба­вил че­ло­ве­чес­т­во от мно­жес­т­ва проб­лем, соп­ри­су­щих слу­же­нию Ве­не­ре, и что для этой це­ли мо­жет пос­лу­жить и ры­бий пу­зырь, при­ме­няв­ший­ся еще в Древ­нем Егип­те. Мое со­об­ще­ние при­ве­ло ко­ро­ля в та­кой вос­торг, что он тут же выз­вал сво­его глав­но­го ме­ди­ка и глав­но­го по­ва­ра и ве­лел при­нес­ти ры­бий пу­зырь, что и бы­ло ис­пол­не­но, а так как в ре­ках и озе­рах этой стра­ны во­ди­лись со­мы раз­ме­ром с на­шу аку­лу, то и ры­бий пу­зырь, из­в­ле­чен­ный из сей ры­би­ны, ока­зал­ся под стать ко­ро­лев­с­ко­му ес­тес­т­ву.

    Вскоре пос­ле этой дос­то­па­мят­ной бе­се­ды пос­ле­до­вал ко­ро­лев­с­кий указ, пред­пи­сы­вав­ший граж­да­нам Броб­дин­г­не­га поль­зо­ва­ние рыбь­им пу­зы­рем на­рав­не с те­ми спо­со­ба­ми, к ко­то­рым они при­бе­га­ли при со­итии во все дни го­да за ис­к­лю­че­ни­ем пер­во­го дня вес­ны и осе­ни. На­до приз­нать, что это весь­ма по­ло­жи­тель­но ска­за­лось на ми­ро­ощу­ще­нии ве­ли­ка­нов. Рез­ко умень­ши­лось ко­ли­чес­т­во од­но­по­лых при­вя­зан­нос­тей, как и чис­ло ти­хо или буй­но по­ме­шан­ных, не го­во­ря уже о за­мет­но упав­шем чис­ле пок­лон­ни­ков до­маш­не­го ско­та, ко­то­рый сно­ва стал ис­поль­зо­вать­ся преж­де все­го по сво­ему ос­нов­но­му наз­на­че­нию. Мне же ко­роль по­жа­ло­вал ор­ден за зас­лу­ги пе­ред его стра­ной, ка­ко­вой я не мог но­сить по той при­чи­не, что ве­сил он ни­чуть не мень­ше ме­ня са­мо­го. Я хра­нил его в сво­ем до­ми­ке и во вре­мя офи­ци­аль­ных тор­жеств, на ко­то­рые был приг­ла­шен, сам вы­ка­ты­вал его на спе­ци­аль­ной те­леж­ке, обя­зан­ный, как и про­чие прид­вор­ные ко­ро­ля, быть при всех ре­га­ли­ях. Ор­ден этот из чис­то­го зо­ло­та выс­шей про­бы, как и боль­шая часть ос­таль­ных мо­их броб­дин­г­неж­с­ких при­об­ре­те­ний, был ут­ра­чен, и, кро­ме сло­ва чес­ти, мне не­чем под­т­вер­дить это наг­раж­де­ние.

    Что же ка­са­ет­ся кон­до­ма, то осо­бен­но креп­ким и элас­тич­ным ока­зал­ся пу­зырь не у со­ма, а у мес­т­но­го осет­ра, по ка­ко­вой при­чи­не це­ны на эту ры­бу вы­рос­ли вдвое, ик­ру же броб­дин­г­неж­цы, как и преж­де, выб­ра­сы­ва­ли или скар­м­ли­ва­ли свинь­ям.

    Благодаря бе­се­дам со мной или, точ­нее, в ре­зуль­та­те их, мой ко­роль ре­шил воп­ло­тить в жизнь не­ко­то­рые дос­ти­же­ния ев­ро­пей­с­кой ци­ви­ли­за­ции. По-мо­ему, его весь­ма впе­чат­ли­ли нра­вы при дво­ре Лю­до­ви­ка XV, его, так ска­зать, сов­ре­мен­ни­ка, хо­тя и жи­ву­ще­го по ту сто­ро­ну Све­та, «где жиз­ни нет, по­то­му что не мо­жет быть ни­ког­да». Нас­коль­ко я пом­ню, ему осо­бен­но пон­ра­ви­лись мои опи­са­ния уеди­нен­ных угол­ков под наз­ва­ни­ем pe­ti­te ma­ison или er­mi­ta­ge, соз­дан­ных ис­к­лю­чи­тель­но для то­го, что­бы, ни на что иное не от­в­ле­ка­ясь, пре­да­вать­ся сла­дос­т­рас­тию, а так­же при­вер­жен­ность ко­ро­ля Фран­ции к юным дев­с­т­вен­ни­цам. Не ус­коль­з­ну­ла от не­го, ко­неч­но, и об­щ­ность де­ви­зов, под зна­ком ко­то­рых жи­ли цар­с­кие дво­ры… Сог­ла­си­тесь, де­виз фран­цуз­с­ко­го дво­ра: «Бу­дем раз­в­ле­кать­ся!» в оп­ре­де­лен­ном смыс­ле зву­чал в уни­сон со здеш­ним: «Де­лай это сей­час», тем бо­лее, что вто­рой де­виз фран­цуз­с­ких ко­ро­лей: «Fa­is le bi­en» пол­нос­тью - и это бы­ло по­ра­зи­тель­но - сов­па­дал с мес­т­ным де­ви­зом: «Де­лай это хо­ро­шо». К то­му же по уни­вер­саль­ной таб­ли­це пе­ри­одич­нос­ти вре­мен, име­ющей меж­ду про­чим боль­шой и ма­лый кру­ги, все зна­ли, что ис­то­рия Броб­дин­г­не­га, впер­вые за­вер­шая боль­шой круг, приб­ли­жа­ет­ся к сво­ему кон­цу и прек­ра­тит­ся уже че­рез три по­ко­ле­ния. По­это­му ны­не жи­ву­щим броб­дин­г­неж­цам бы­ла ре­ко­мен­до­ва­на чрез­вы­чай­ная ак­тив­ность и стрем­ле­ние из­в­ле­кать из жиз­ни как мож­но боль­ше удо­воль­с­т­вий. На мо­их гла­зах все броб­дин­г­неж­цы и броб­дин­г­неж­ки прос­то по­ме­ша­лись на га­лан­т­нос­ти…

    Уже при мне идея кон­ца све­та или, по-на­ше­му свя­щен­но­му пи­са­нию, - Ар­ма­гед­дон, нас­толь­ко ов­ла­де­ла умом и сер­д­ца­ми граж­дан Броб­дин­г­не­га, от ни­за до вер­ха, от пос­лед­них улич­ных бро­дяг до ти­ту­ло­ван­ных особ, что де­ви­зы: «Де­лай это хо­ро­шо» и «Де­лай это сей­час» тут же ус­пе­ли со­еди­нить­ся в еди­ный при­зыв: «Де­лай это сей­час хо­ро­шо», ко­то­рый и стал как бы дог­ма­том пов­сед­нев­ной жиз­ни. Вер­нее бу­дет ска­зать, что у ни­зов, ти­пич­ным пред­с­та­ви­те­лем ко­то­рых был мой быв­ший фер­мер, все же еще ос­та­ва­лись иные ин­те­ре­сы - стрем­ле­ние к бо­гат­с­т­ву, по­чес­тям и сла­ве, но из­б­ран­ное об­щес­т­во ус­т­ре­ми­лось к сов­сем ино­му-к бе­зу­дер­ж­ным нас­лаж­де­ни­ям и удо­воль­с­т­ви­ям и к по­лу­че­нию их все­ми воз­мож­ны­ми, а за­час­тую и не­воз­мож­ны­ми, спо­со­ба­ми.

    Теперь счас­т­ли­вым и удов­лет­во­рен­ным мог стать каж­дый, ис­по­ве­дуй он нес­коль­ко прос­тых, пусть от­час­ти и ци­нич­ных прин­ци­пов: «За мо­рем жиз­ни нет», «Хо­ро­шо там, где ты есть», «Де­лай это сей­час хо­ро­шо». Эти дос­туп­ные лю­бо­му неп­ре­ду­беж­ден­но­му соз­на­нию пос­ту­ла­ты, ко­то­рые, на мой взгляд, не­дур­но бы­ло бы пе­ре­нять и мо­им соп­ле­мен­ни­кам, ока­за­лись тем хо­ро­ши, что поз­во­ля­ли без от­ры­ва от по­лу­че­ния удо­воль­с­т­вий за­ни­мать­ся обус­т­рой­с­т­вом сре­ды оби­та­ния, а так­же по­лу­чать до­ба­воч­ное удо­воль­с­т­вие от пре­бы­ва­ния в этой сре­де.

    Итак, не про­вел я при Дво­ре и го­да, как жизнь в нем в кор­не из­ме­ни­лась. Блуд, то есть блуж­да­ние в по­ис­ках те­лес­ной ра­дос­ти, ко­то­рая зак­лю­ча­лась во всех фор­мах и ва­ри­ан­тах со­ития, - стал зна­ме­ни­ем но­во­го ми­ро­воз­зре­ния, прив­не­сен­но­го в жизнь не без мо­его скром­но­го учас­тия. Во­ца­ри­лась пол­ная сво­бо­да, и ни­ко­му не при­хо­ди­ло в го­ло­ву что-ли­бо зап­ре­щать или рег­ла­мен­ти­ро­вать. Да­же на­обо­рот - все но­вое, ис­к­лю­чи­тель­ное ста­ло по­ощ­рять­ся, за но­вым шла охо­та, и каж­дая но­вая по­за вос­п­ри­ни­ма­лась как от­к­ро­ве­ние, хо­тя, как из­вес­т­но, ко­ли­чес­т­во поз, сколь­ко бы их ни бы­ло, все же ог­ра­ни­че­но воз­мож­нос­тя­ми те­лес­ной кон­с­ти­ту­ции, ко­то­рая у ве­ли­ка­нов бы­ла точ­но та­кой же, как и у нас, лю­дей обыч­но­го раз­ме­ра… Ос­т­рая пот­реб­ность в но­виз­не за­ра­зи­ла и ме­ня. Обыч­ное, то есть мое, в Броб­дин­г­не­ге пос­те­пен­но ста­ло пред­с­тав­лять­ся мне не ми­зер­ным и жал­ким, а ис­к­лю­чи­тель­ным и ра­ри­тет­ным, и на се­бя я на­чал смот­реть гла­за­ми тех уче­ных, выз­ван­ных ко­ро­лем для мо­ей иден­ти­фи­ка­ции, ко­то­рые наз­ва­ли ме­ня «игрой при­ро­ды». Да, иг­рой, чу­дес­ной и не­пов­то­ри­мой иг­рой! Из сво­его во­пи­юще­го не­дос­тат­ка - кро­шеч­но­го раз­ме­ра - я ухит­рил­ся из­в­лечь вы­да­юще­еся ощу­ще­ние соб­с­т­вен­ной край­ней и не­пов­то­ри­мой бес­цен­нос­ти.

    Между тем мои соб­с­т­вен­ные лю­бов­ные по­хож­де­ния про­дол­жа­лись. Чи­та­те­лю, ко­неч­но, уже из­вес­т­но, что у ко­ро­ля с ко­ро­ле­вой бы­ли две до­че­ри-прин­цес­сы три­над­ца­ти и шес­т­над­ца­ти лет.

    Это бы­ли очень кра­си­вые де­ви­цы, а точ­нее, мо­ло­дые жен­щи­ны, - я уже имел слу­чай со­об­щить чи­та­те­лю, что зре­лость здесь нас­ту­па­ла ра­но - в две­над­цать лет. Прак­ти­чес­ки же осо­би жен­с­ко­го по­ла соз­ре­ва­ли еще рань­ше. Кра­со­та прин­цесс не со­от­вет­с­т­во­ва­ла их нра­ву - вы­рос­шие в бо­гат­с­т­ве, рос­ко­ши, ни в чем не име­ющие от­ка­за, де­ви­цы эти бы­ли кап­риз­ны, се­бя­лю­би­вы, и при­хо­ти их не зна­ли ни ме­ры, ни пра­вил при­ли­чия. Впро­чем, неп­ри­ли­чия, ес­тес­т­вен­но, со­вер­ша­лись втай­не от ро­ди­те­лей, и ес­ли я и уз­нал об этом, то лишь по­то­му, что од­наж­ды ока­зал­ся не­воль­ным учас­т­ни­ком их бо­лее чем сом­ни­тель­ных раз­в­ле­че­ний. Обе де­ви­цы, нес­мот­ря на свой зре­лый воз­раст, лю­би­ли иг­рать в кук­лы, и ра­но или поз­д­но их взо­ры не­ми­ну­емо дол­ж­ны бы­ли об­ра­тить­ся на ме­ня. Ис­п­ро­сив у обо­жав­шей их ма­те­ри­ко­ро­ле­вы раз­ре­ше­ние по­иг­рать со мной, что­бы яко­бы при­ме­рить мне на­ря­ды, сос­тав­ляв­шие гар­де­роб ми­ни­атюр­ных ку­ко­лок му­жес­ко­го по­лу, ко­их у прин­цесс бы­ло нес­коль­ко де­сят­ков, они ве­ле­ли Глюм­даль­к­лич при­нес­ти мой ящик на свою по­ло­ви­ну двор­ца и ска­за­ли, что са­ми вер­нут ме­ня, ког­да на­иг­ра­ют­ся… Уже хо­ро­шо зна­ко­мый с тем, ка­кие это мо­гут быть иг­ры, я, од­на­ко, дер­жал се­бя сдер­жан­но и уч­ти­во, го­то­вый к то­му, что дей­с­т­ви­тель­но по­бу­ду в ро­ли жи­вой кук­лы: воз­мож­но, пе­ре­одев, ме­ня про­ка­тят в иг­ру­шеч­ной ка­ре­те, зап­ря­жен­ной иг­ру­шеч­ны­ми ло­шадь­ми, вы­ку­па­ют в чаш­ке во­ды… По­че­му бы и нет? Но втай­не, мо­жет, да­же в тай­не от са­мо­го се­бя, я же­лал ино­го раз­ви­тия со­бы­тий, ибо был муж­чи­ной, на­де­лен­ным оп­ре­де­лен­ны­ми чув­с­т­ва­ми, но­виз­на же, осо­бен­но в жен­с­ком об­личье, всег­да вол­но­ва­ла и воз­буж­да­ла ме­ня. С дру­гой же сто­ро­ны, я по­ба­ивал­ся жен­с­кой ини­ци­ати­вы, мо­гу­щей ока­зать­ся не­со­раз­мер­ной с мо­ими воз­мож­нос­тя­ми и мо­ей кон­с­ти­ту­ци­ей - я бо­ял­ся вы­ви­хов или пе­ре­ло­мов, осо­бен­но в та­ких хруп­ких мес­тах, как за­пяс­тья, ло­дыж­ки или шея… Вол­но­ва­ла ме­ня и це­лос­т­ность мо­его муж­с­ко­го ес­тес­т­ва, ка­ко­вое, к счас­тью, по при­чи­не сво­ей ми­зер­нос­ти по­ка не прив­ле­ка­ло вни­ма­ния мо­их воз­люб­лен­ных ве­ли­канш.

    Но эти ис­пор­чен­ные кра­сот­ки имен­но на мое ес­тес­т­во и воз­зри­лись, ког­да, ос­тав­шись со мной на­еди­не, они то­роп­ли­во ме­ня раз­де­ли и ста­ли вни­ма­тель­но раз­г­ля­ды­вать, встав на кор­точ­ки и во­ору­жив­шись лу­пой. Их ли­ца на­ви­са­ли на­до мной, а ог­ром­ные гла­за, цве­та нес­пе­ло­го кры­жов­ни­ка, в ко­то­рых за­жег­ся блуд­ли­вый ого­нек, жад­но изу­ча­ли мое об­на­жен­ное те­ло. За­тем млад­шая из прин­цесс, взяв у стар­шей лу­пу и точ­но оп­ре­де­лив мес­то­на­хож­де­ние мо­его ес­тес­т­ва, ко­то­рое в уве­ли­чи­тель­ном стек­ле ей, ви­ди­мо, пон­ра­ви­лось, ста­ла во­дить по не­му мяг­кой жел­той пу­шин­кой, воз­мож­но, да­же цып­лячь­ей, что да­ло ес­тес­т­вен­ный ре­зуль­тат… Тог­да она ра­зоб­ла­чи­лась, ски­нув с се­бя че­рез го­ло­ву гру­ду одежд, ко­то­рые раз­ве­ва­лись и хло­па­ли, как па­ру­са на вет­ру, взле­тая до не­бес по­тол­ка, рас­по­ло­жен­но­го от ме­ня при­мер­но на та­кой же вы­со­те, что и об­ла­ка. В об­на­жен­ном ви­де она ока­за­лась еще кра­ше и от­то­чен­нос­тью форм яв­но со­вер­шен­нее мо­ей скром­ной и неб­рос­кой Глюм­даль­к­лич. Улег­шись на ко­вер и пос­та­вив ме­ня меж­ду сво­их кра­си­вых де­вичь­их гру­дей, она пред­ло­жи­ла мне по­бе­гать по ней и по­ис­кать «грик­ли блюк», что по-броб­дин­г­неж­с­ки оз­на­ча­ло «за­по­вед­ный уго­лок». Я сра­зу по­нял, на что она на­ме­ка­ет, но, да­бы не вы­дать се­бя как зна­то­ка мес­т­ных дам, я ус­т­ре­мил­ся не вниз, к жи­во­ту прин­цес­сы, а вверх - по ее шее, как буд­то со­би­рал­ся шеп­нуть ей что-то на уш­ко, преж­де чем нед­вус­мыс­лен­ность про­ис­хо­дя­ще­го окон­ча­тель­но явит се­бя. Но млад­шая прин­цес­са, по­ежив­шись и хи­хик­нув, буд­то при­кос­но­ве­ние к ее ко­же мо­их го­лых ступ­ней вы­зы­ва­ло у нее ще­кот­ку, вдруг схва­ти­ла ме­ня и пе­ре­нес­ла пря­мо на свой пу­шис­тый кус­тик. На­до от­ме­тить, что во­ло­ся­ной пок­ров на лоб­ке у не­ко­то­рых дам Броб­дин­г­не­га иног­да раз­рас­тал­ся до раз­ме­ров кус­тов си­ре­ни или жас­ми­на, то есть вы­ше мо­его рос­та… И по­рой да­мы, от­ли­чав­ши­еся в этом мес­те во­ло­сис­тос­тью, зап­ле­та­ли свои кус­ты в ко­сич­ки с лен­та­ми и ко­ло­коль­чи­ка­ми, ко­то­рые на­чи­на­ли зво­нить при ак­тив­ном сот­ря­се­нии чресл, как пра­ви­ло, вы­зы­ва­емом со­ити­ем. Чем гром­че зво­ни­ли ко­ло­коль­чи­ки, тем ис­кус­нее счи­тал­ся лю­бов­ник, от­сю­да и воз­ник­ло вы­ра­же­ние «отзво­нить в ко­ло­ко­ла». И ес­ли у нас не счи­та­ет­ся за­зор­ным об­ра­тить­ся к да­ме с та­ки­ми сло­ва­ми, как «я хо­чу с ва­ми пе­рес­пать», то, сог­ла­си­тесь, по-броб­дин­г­неж­с­ки по­доб­ное пред­ло­же­ние зву­ча­ло го­раз­до по­этич­нее. Но у прин­цес­сы не бы­ло ни ко­си­чек, ни лент, ни ко­ло­коль­чи­ков, хо­тя са­ма рас­ти­тель­ность до­хо­ди­ла мне до гру­ди, к то­му же бы­ла так на­ду­ше­на ам­б­рой, что у ме­ня слег­ка зак­ру­жи­лась го­ло­ва. Мо­жет быть, имен­но по­это­му я ос­ту­пил­ся, вы­хо­дя из за­рос­лей, и, не най­дя но­гой опо­ры, рух­нул го­ло­вой вниз. Ес­ли я не свер­нул се­бе шею, то лишь по­то­му, что на ле­ту ус­пел ух­ва­тить­ся за рас­ти­тель­ность, де­ко­ра­тив­но об­рам­ляв­шую вход в ро­зо­вое ло­но. К то­му же прин­цес­са ин­с­тин­к­тив­но сом­к­ну­ла бед­ра, от­че­го меж­ду ни­ми и боль­ши­ми гу­ба­ми ло­на об­ра­зо­вал­ся уз­кий лаз, по ко­то­ро­му я, скон­фу­жен­ный, бла­го­по­луч­но спус­тил­ся на ко­вер, пок­ры­ва­ющий ка­мен­ный пол.

    Меня тут же дос­та­ли из-под раз­д­ви­нув­ших­ся ног, да­бы удос­то­ве­рить­ся в мо­ей це­лос­ти и сох­ран­нос­ти, но сам я был так обес­ку­ра­жен этим па­де­ни­ем, что мое ес­тес­т­во, за­быв о сво­ем воз­буж­де­нии, сно­ва ста­ло раз­ме­ром со здеш­нюю бу­ла­воч­ную го­лов­ку. Я на­де­ял­ся, что на этом ин­тим­ная часть на­ше­го зна­ком­с­т­ва и за­кон­чит­ся, но ока­за­лось, что мой про­мах ни­как не пов­ли­ял на на­ме­ре­ния из­ба­ло­ван­ной прин­цес­сы. Ос­мот­рев со всех сто­рон, она ме­ня об­ду­ла, слов­но я был упав­шим на пол ла­ком­с­т­вом, и вдруг, от­к­рыв рот, сов­сем как Глюм­даль­к­лич, пог­ло­ти­ла ме­ня по по­яс но­га­ми внутрь. Я ре­шил, что она сей­час нач­нет ме­ня по­са­сы­вать, и от­то­го сра­зу по­чув­с­т­во­вал но­вый при­лив кро­ви к чрес­лам, но прин­цес­са име­ла дру­гое на­ме­ре­ние. Она об­во­лок­ла гус­той слю­ной мое те­ло, от­че­го я стал сколь­з­ким, как сли­во­вая кос­точ­ка, пос­ле че­го я, со­вер­шив в ее ру­ке по­лет в нап­рав­ле­нии ло­на, по по­яс пог­ру­зил­ся в не­го, при­дер­жи­ва­емый за грудь и спи­ну боль­шим и ука­за­тель­ным паль­ца­ми.

    Поскольку я имел не­ма­лый опыт мно­го­ра­зо­вых пог­ру­же­ний и прис­по­со­бил­ся к ним, - как­ни­как с Глюм­даль­к­лич ме­ня уже нес­коль­ко ме­ся­цев свя­зы­ва­ла сия неж­ная тай­на - то и те­перь ста­рал­ся нап­ря­гать и рас­слаб­лять свое те­ло в такт дви­же­ни­ям прин­цес­сы. С ми­ну­ту пос­мот­рев на раз­в­ле­че­ние сво­ей бой­кой млад­шей сес­т­ри­цы, ее стар­шая сес­т­ра ре­ши­ла при­со­еди­нить­ся к нам. Од­на­ко она не ста­ла раз­де­вать­ся, а лишь се­ла, зад­рав по­дол платья и всех кру­же­вов, что бы­ли под ним, стя­ну­ла с се­бя пан­та­ло­ны - от нее пах­ну­ло слад­кой и дур­ма­ня­щей ла­ван­дой - и я уви­дел, что ее про­меж­ность приб­ли­жа­ет­ся ко мне, как ес­ли бы я дол­жен был од­нов­ре­мен­но об­с­лу­жить два ло­на, по­доб­но ин­с­т­ру­мен­ту о двух кон­цах, ко­им удов­лет­во­ря­ли се­бя в Древ­нем Ки­тае жен­щи­ны, ког­да их муж­чи­ны ухо­ди­ли на вой­ну. Я ис­пу­гал­ся, что сес­т­ры, сбли­зив свои ло­на, це­ли­ком пог­ло­тят ме­ня, и я прос­то за­дох­нусь, но, нес­мот­ря на азар­т­ность иг­ры, от ко­то­рой они хо­те­ли по­лу­чить но­вые не­ис­пы­тан­ные ра­нее нас­лаж­де­ния, прин­цес­сы бы­ли дос­та­точ­но бла­го­ра­зум­ны и поль­зо­ва­ли ме­ня не го­ло­вой впе­ред, а толь­ко но­га­ми, для че­го они по­оче­ред­но пе­ре­да­ва­ли ме­ня од­на дру­гой, а то и при­ни­ма­лись уб­ла­жать мной друг друж­ку. Обе, как ока­за­лось, не бы­ли дев­с­т­вен­ни­ца­ми, и, пог­ру­жа­ясь в ло­но то стар­шей, то млад­шей сес­т­ри­цы, как бы из ог­ня ам­б­ры в по­лы­мя ла­ван­ды, я не­воль­но за­да­вал се­бе воп­рос: ког­да и с кем они ли­ши­лись дев­с­т­вен­нос­ти, ка­ко­вым воп­ро­сом за­да­ет­ся каж­дый муж­чи­на, пос­коль­ку, вхо­дя в об­ла­да­ние но­вой жен­щи­ной, всег­да ис­пы­ты­ва­ет не­воль­ную рев­ность, ибо каж­до­му из нас хо­чет­ся быть пер­вым и глав­ным. А ведь ста­тус прин­цесс обя­зы­вал их блюс­ти чис­то­ту кро­ви… Но не­ожи­дан­но явил­ся и от­вет в ви­де па­жа ко­ро­ле­вы, ко­то­ро­го я до­воль­но час­то встре­чал на жен­с­кой по­ло­ви­не двор­ца, за­ни­ма­емой фрей­ли­на­ми, - по­хо­же, паж этот был хо­ро­шо зна­ком с по­вад­ка­ми прин­цесс, по­то­му что без пре­ам­бул и ре­ве­ран­сов де­ло­ви­то раз­дел­ся и при­со­еди­нил­ся к на­шей ком­па­нии. В па­узе меж­ду пог­ру­же­ни­ями из од­но­го ло­на в дру­гое я ско­сил гла­за и уви­дел, что этот маль­чиш­ка от­мен­но во­ору­жен, и мыс­лен­но еще раз по­се­то­вал, что каж­дый мес­т­ный бал­бес даст мне в из­вес­т­ном за­ня­тии сто оч­ков впе­ред. Не удос­то­ив ме­ня ни взгля­дом, ни по­до­ба­ющим при­вет­с­т­ви­ем, воп­ре­ки эти­ке­ту, пред­пи­сы­вав­ше­му всем под­дан­ным Его Ко­ро­лев­с­ко­го Ве­ли­чес­т­ва вы­ка­зы­вать мне при встре­че зна­ки поч­те­ния по­лу­пок­ло­ном и вос­к­ли­ца­ни­ем: «Сла­ва Гриль­д­ри­гу!», слов­но по­ло­же­ние, в ко­то­ром я в дан­ный мо­мент на­хо­дил­ся, урав­ни­ва­ло его со мной, точ­нее - воз­вы­ша­ло его до ме­ня, он тут же за­нял­ся млад­шей прин­цес­сой, бес­це­ре­мон­но от­го­ро­див ее от ме­ня и вста­вив ей меж­ду рас­к­ры­тых ляд­вей сим­вол сво­его не­сом­нен­но­го пре­вос­ход­с­т­ва на­до мной. Та­ким об­ра­зом, те­перь я был пол­нос­тью от­дан на от­куп стар­шей прин­цес­се, в то вре­мя как этот наг­лый и бес­це­ре­мон­ный юнец ус­лаж­дал млад­шую, аро­мат ко­то­рой, приз­на­юсь, дей­с­т­во­вал на ме­ня бо­лее воз­буж­да­юще, чем аро­мат ее сес­т­ры. Мы, муж­чи­ны, соб­с­т­вен­ни­ки по на­ту­ре, и толь­ко в ран­ней не­иму­щей юнос­ти го­то­вы де­лить­ся ла­ком­с­т­вом с друзь­ями, те­перь же я, зре­лый муж­чи­на, ис­пы­ты­вал му­ки рев­нос­ти и уни­же­ния, ви­дя, как бес­стыд­но мель­ка­ют ввер­х­в­низ яго­ди­цы мо­его счас­т­ли­во­го со­пер­ни­ка меж­ду ног млад­шей прин­цес­сы, ко­то­рые она, да­бы иметь пол­ную ме­ру удо­воль­с­т­вия, ши­ро­ко раз­ве­ла в сто­ро­ны, под­няв их и удер­жи­вая на ве­су ру­ка­ми, взяв­ши­ми­ся за ступ­ни, - точь-в-точь как те, не зна­ющие сты­да де­ви­цы, с ко­то­ры­ми я де­лил дни сво­ей мо­ло­дой лю­бов­ной ли­хо­рад­ки в сту­ден­чес­кие го­ды. Пом­ню, од­ну из них зва­ли Ли­ди­ей, она бы­ла доч­кой про­фес­со­ра Лей­ден­с­ко­го уни­вер­си­те­та, где я по­лу­чал ме­ди­цин­с­кие зна­ния, и, ка­жет­ся, не бы­ло сту­ден­та, ко­то­ро­го она не ода­ри­ла сво­ей бла­гос­к­лон­нос­тью. Бы­ва­ло, она при­ни­ма­ла по че­ты­ре бу­ду­щих ме­ди­ка за­раз, справ­ля­ясь с их нуж­да­ми обе­ими ру­ка­ми, ло­ном и ртом, иног­да от­да­вая в до­пол­ни­тель­ное поль­зо­ва­ние и анус, бу­ду­чи при этом та­кой лов­кой и смет­ли­вой, что все мы под­хо­ди­ли к пи­ку нас­лаж­де­ния од­нов­ре­мен­но. Не от­с­та­ва­ла от нее и хо­зяй­ка пан­си­она, гос­по­жа Гвин, где я сни­мал ком­на­ту и сто­ло­вал­ся: не бы­ло у нее жиль­ца, ко­то­рый не ока­зал­ся бы в ее пос­те­ли. Муж же ее, чи­нов­ник го­род­с­ко­го су­да, поль­зо­вал­ся не­ве­ро­ят­ным ус­пе­хом у жен, на чьих му­жей бы­ли за­ве­де­ны су­деб­ные де­ла. Пом­ню име­ющие ши­ро­кое хож­де­ние анек­до­ты о том, что бла­го­да­ря кра­си­вой же­не мож­но от­ку­пить­ся от че­го угод­но и до­бить­ся ка­ких угод­но дол­ж­нос­тей в об­щес­т­ве, тог­да как ни уче­ность, ни об­ла­да­ние раз­лич­ны­ми дос­то­ин­с­т­ва­ми вов­се не га­ран­ти­ру­ют те­бе путь на­верх…

    Тем вре­ме­нем стар­шая прин­цес­са, ко­то­рой, ви­ди­мо, на­до­ели мои ма­ло­убе­ди­тель­ные ус­лу­ги, пос­та­ви­ла ме­ня на ко­вер и при­со­еди­ни­лась к со­во­куп­ля­ющей­ся па­роч­ке, встав над ней с ши­ро­ко раз­ве­ден­ны­ми но­га­ми, так что паж-юнец, ко­то­рый те­перь в по­зе на­ез­д­ни­ка ока­зы­вал зна­ки вни­ма­ния ее сес­т­ре, лег­ко мог до­тя­нуть­ся гу­ба­ми до об­рам­лен­ных рас­ти­тель­нос­тью гу­бок сто­ящей пе­ред ним прин­цес­сы, ка­ко­вые он и стал об­ли­зы­вать при каж­дом тол­ч­ке в ло­но млад­шей. Стар­шей прин­цес­се это так пон­ра­ви­лось, что она, еще на ша­жок приб­ли­зив­шись к не­му, вов­се со­еди­ни­ла свой рас­пус­тив­ший­ся цве­ток с гу­ба­ми па­жа, да­бы он по­доб­но пче­ле вы­са­сы­вал из сер­д­це­ви­ны нек­тар люб­ви. Млад­шая прин­цес­са, за­ме­тив, что дру­жок от­в­ле­ка­ет­ся на ее сес­т­ру и уже не столь усер­ден, на лок­тях вы­пол­з­ла из-под па­жа и, раз­вер­нув­шись к его по-преж­не­му пол­но­му си­лы стер­ж­ню, при­ня­лась об­ли­зы­вать его со всех сто­рон. Что­бы ей бы­ло удоб­но, паж, стоя на ко­ле­нях, до­гад­ли­во вып­ря­мил­ся, а что­бы млад­шая не чув­с­т­во­ва­ла бы се­бя оди­но­ко в том мес­те, ко­то­рое ста­ло сво­бод­но, он сме­ло ввел в не­го свой ука­за­тель­ный па­лец, а в от­вер­с­тие, на­хо­дя­ще­еся ря­дом, то есть в анус, - дру­гой, сред­ний. Я, хоть и от­вер­г­ну­тый этой тро­ицей, не спе­шил ра­зыс­кать раз­б­ро­сан­ные тут и там пред­ме­ты сво­ей одеж­ды, тем бо­лее, что бар­хат­ный кам­зол мой, ско­рее все­го, на­хо­дил­ся те­перь под ко­ле­ном па­жа, как не стал спе­шить и в свой до­мик, сто­ящий воз­ле сте­ны с нас­тежь рас­к­ры­той дверью.

    Отойдя на бе­зо­пас­ное рас­сто­яние, да­бы не быть слу­чай­но раз­дав­лен­ным в пы­лу раз­го­рев­ших­ся здесь не­шу­точ­ных страс­тей, я с ин­те­ре­сом ес­тес­т­во­ис­пы­та­те­ля наб­лю­дал за раз­лич­ны­ми по­за­ми со­ития, ко­то­рые прак­ти­ко­ва­ли юные ве­ли­ка­ны, и с удов­лет­во­ре­ни­ем кон­с­та­ти­ро­вал, что они (по­зы) ни­чем не от­ли­ча­ют­ся от тех, что прак­ти­ко­вал и я сам в свою быт­ность сре­ди лю­дей мо­его раз­ме­ра… Пос­лед­няя из поз, ко­то­рую я за­пе­чат­лел в сво­ей па­мя­ти, бы­ла сле­ду­ющей: ка­ва­лер сни­зу, две да­мы свер­ху, обе в ро­ли на­ез­д­ниц, толь­ко од­на на стер­ж­не, а дру­гая на язы­ке, ко­то­рый, как я ус­пел от­ме­тить, был у па­жа от­мен­но длин­ный. За­тем, най­дя все пред­ме­ты сво­ей одеж­ды, кро­ме кам­зо­ла, я вер­нул­ся в свой до­мик и, зак­рыв наг­лу­хо дверь, то есть да­вая так­тич­но по­нять, что сог­ля­да­тай­с­т­во - не мой ко­нек и что я ува­жаю пра­во каж­до­го на та­ин­с­т­во со­ития, за­был­ся ко­рот­ким сном…

    На этом ин­те­рес прин­цесс ко мне был ис­чер­пан, и боль­ше они не бра­ли ме­ня к се­бе ни под ка­ким пред­ло­гом; кам­зол меж­ду тем про­пал, а обе­щан­ную но­вую одеж­ду мне так и не сши­ли, хо­тя в ку­коль­ном гар­де­ро­бе прин­цесс бы­ло, как сей­час пом­ню, с де­ся­ток впол­не под­хо­дя­щих мне сюр­ту­ков. Ни паж, ни прин­цес­сы при даль­ней­ших офи­ци­аль­ных встре­чах со мной - за ко­ро­лев­с­ким ли обе­дом или на му­зы­каль­ных ас­сам­б­ле­ях - не вы­ра­жа­ли на ли­цах ни ма­лей­ше­го сму­ще­ния или бес­по­кой­с­т­ва от­но­си­тель­но то­го, что я пос­вя­щен в их тай­ну, ко­то­рой мог бы, нап­ри­мер, по­де­лить­ся с их ро­ди­те­ля­ми, имей я та­кое на­ме­ре­ние. Ви­ди­мо, трой­ка мо­ло­дых лю­дей бы­ла уве­ре­на, что я, как в не­ко­то­ром смыс­ле учас­т­ник дей­с­т­ва, бу­ду хра­нить мол­ча­ние, в чем они ока­за­лись аб­со­лют­но пра­вы. Но мол­чал я вов­се не из-за сво­его вы­нуж­ден­но­го со­учас­тия: пос­та­вить в из­вес­т­ность ко­ро­ля и ко­ро­ле­ву о том, что де­ла­ет­ся за их спи­ной, я не мог, ис­хо­дя из соб­с­т­вен­ных пред­с­тав­ле­ний о чес­ти и бла­го­род­с­т­ве.

    Ароматы, ко­то­рые я тут и там обо­нял при об­ще­нии с да­ма­ми, бы­ли те­мой на­шей оче­ред­ной бе­се­ды с ко­ро­лем, во вре­мя ко­то­рой я вы­яс­нил, что бла­го­уха­ние мо­гут поз­во­лить се­бе лишь за­жи­точ­ные броб­дин­г­неж­цы в ги­ги­ени­чес­ких це­лях, воп­ло­щая од­но из ус­ло­вий здеш­них га­лан­т­ных ма­нер и кур­ту­аз­нос­ти, зву­ча­щее в пе­ре­во­де на ан­г­лий­с­кий как «цве­ту и пах­ну». Не бу­ду от­ри­цать - по­на­ча­лу мес­т­ные те­лес­ные за­па­хи дей­с­т­во­ва­ли на ме­ня уг­не­та­юще, в луч­шем слу­чае вы­зы­вая го­лов­ную боль, в худ­шем же - об­мо­рок. Но наш ор­га­низм уди­ви­тель­но ги­бок и об­ла­да­ет свой­с­т­вом прис­по­саб­ли­вать­ся к са­мым ис­к­лю­чи­тель­ным ус­ло­ви­ям и об­с­то­ятель­с­т­вам, осо­бен­но ес­ли его ли­ша­ют вы­бо­ра. Так, то, что преж­де пред­с­тав­ля­лось нам от­в­ра­ти­тель­ным, поз­д­нее мо­жет вы­зы­вать у нас не­под­дель­ный вос­торг. Сие, не­сом­нен­но, ука­зы­ва­ет на то, что на­ши­ми чув­с­т­ва­ми уп­рав­ля­ет ве­ли­кая си­ла при­выч­ки. Да, бо­га­тые ве­ли­ка­ны и ве­ли­кан­ши, вклю­чая, ес­тес­т­вен­но, прид­вор­ных, с те­че­ни­ем вре­ме­ни ста­ли мне ка­зать­ся не­ве­ро­ят­но чис­топ­лот­ны­ми; осо­бен­но это ка­са­лось дам. За­па­хи ес­тес­т­ва, вы­де­ле­ний и ис­па­ре­ний те­ла уда­ля­лись здесь не толь­ко с по­мощью во­ды и мы­ла, но и бла­го­да­ря ду­шис­тым эс­сен­ци­ям, го­то­вя­щим­ся из раз­лич­ных рас­те­ний в пе­ри­од их цве­те­ния. В этом знать Броб­дин­г­не­га мог­ла бы дать при­мер мно­гим пред­с­та­ви­те­лям выс­ше­го све­та в стра­нах, ко­то­рые я по­се­тил. За ис­к­лю­че­ни­ем раз­ве что ме­ди­ков, на­учен­ных со­дер­жать свое те­ло в чис­то­те, боль­шин­с­т­во мо­их ев­ро­пей­с­ких соп­ле­мен­ни­ков омы­ва­ло свои чле­ны ред­ко и не­дос­та­точ­но, от­че­го под­час ис­то­ча­ло са­мые дур­ные за­па­хи. То же и при Дво­ре.

    Утренний ту­алет Ко­ро­ля-Сол­н­це сос­то­ял лишь из про­ти­ра­ния eau-de-Co­log­ne9 ли­ца и рук, ос­таль­ные же час­ти его те­ла от­нюдь не бла­го­уха­ли, что не раз вы­зы­ва­ло не­до­воль­с­т­во его мет­ресс. Ви­ди­мо, чис­топ­лот­ность броб­дин­г­неж­цев - а во­дой и мы­лом поль­зо­ва­лись все по­го­лов­но - дик­то­ва­лась их раз­ме­ра­ми, ибо да­же труд­но пред­с­та­вить се­бе, во что бы ина­че прев­ра­ти­лись их ули­цы, жи­ли­ща, их от­хо­жие мес­та и на­ко­нец они са­ми… Ав­ги­евы ко­нюш­ни по­ка­за­лись бы тог­да в срав­не­нии, ска­жем, с Лор­б­руль­г­ру­дом рай­с­ким мес­том. Но нет - сто­ли­ца, как и про­чие го­ро­да, свер­ка­ла чис­то­той и по­ряд­ком.

    Однако, как я вы­яс­нил для се­бя в той бе­се­де с ко­ро­лем, здесь не зна­ли ме­ди­цин­с­ких, ле­чеб­ных свойств ис­поль­зу­емых аро­ма­тов, и я был счас­т­лив пред­с­та­вить ко­ро­лю це­лый их спи­сок с под­роб­ны­ми опи­са­ни­ями це­леб­но­го воз­дей­с­т­вия, ка­ко­вое они ока­зы­ва­ли на ор­га­низм. Я на­де­ял­ся, что этим, как и рас­ска­зом об изоб­ре­те­нии ме­ди­ка Кон­до­ма, я окон­ча­тель­но сгла­жу то край­не от­ри­ца­тель­ное впе­чат­ле­ние, про­из­ве­ден­ное на ко­ро­ля мо­им рас­ска­зом о по­ро­хе, с по­мощью ко­то­ро­го мы раз­ры­ва­ем неп­ри­яте­ля на кус­ки, и об из­г­на­нии пло­да, ког­да мы де­ла­ем, по су­ти, то же са­мое с че­ло­ве­чес­ким за­ро­ды­шем…

    Так, при за­бо­ле­ва­нии гор­ла и по­лос­ти рта я ре­ко­мен­до­вал при­ни­мать эфир­ные мас­ла бер­га­мо­та, гвоз­ди­ки, ге­ра­ни, при го­лов­ной бо­ли - иланг-иланг, ла­ван­ду и роз­ма­рин; ро­зу же и ла­дан - для сня­тия уг­не­тен­ных, по­дав­лен­ных сос­то­яний и ус­та­лос­ти, для ут­рен­ней бод­рос­ти мною ре­ко­мен­до­ва­лись мас­ла мя­ты, гвоз­ди­ки, ири­са… Спи­сок по­лу­чил­ся ог­ром­ный, аро­ма­ты пе­рек­ры­ва­ли бук­валь­но все, ка­кие ни есть, не­до­мо­га­ния, и мой ко­роль был при­ят­но удив­лен и впе­чат­лен, осо­бен­но, ког­да, тща­тель­но под­с­чи­тав, вы­яс­нил, что каж­дый ре­ко­мен­до­ван­ный мною аро­мат из­ле­чи­ва­ет не ме­нее пя­ти­де­ся­ти бо­лез­ней…

    Открытый для все­го но­во­го ко­роль тут же из­дал указ, ко­то­рым по­ве­ле­ва­лось вмес­то ог­ром­но­го шта­та ме­ди­ков, име­ющих ко­ро­лев­с­кую ли­цен­зию на вра­чеб­ную прак­ти­ку и без­бож­но на­жи­ва­ющих­ся на не­до­мо­га­ни­ях броб­дин­г­неж­цев, за­час­тую мни­мых, ши­ро­ко поль­зо­вать­ся ле­кар­с­т­ва­ми в ви­де аро­ма­ти­чес­ких эс­сен­ций, яв­ля­ющих­ся по­ис­ти­не па­на­це­ей.

    Будучи од­ним из луч­ших в стра­не ма­те­ма­ти­ков, он под­с­чи­тал, ка­кой вы­го­дой обер­нет­ся для ко­ро­лев­с­кой каз­ны оз­до­ров­ле­ние на­ции. Де­ло в том, что здесь каж­дый за­бо­лев­ший ос­во­бож­дал­ся на вре­мя бо­лез­ни от на­ло­гов, по ка­ко­вой при­чи­не по­ло­ви­на на­ро­да пос­то­ян­но бо­ле­ла той или иной бо­лез­нью, факт на­ли­чия ко­то­рой под­т­вер­ж­дал­ся зак­лю­че­ни­ем ли­цен­зи­он­но­го ме­ди­ка. Пос­лед­ний же вы­да­вал та­ко­вое зак­лю­че­ние вся­ко­му за сум­му втрое мень­шую, чем сам на­лог… Та­ким об­ра­зом вы­иг­ры­ва­ли все, кро­ме ко­ро­ля, и с этим на­до бы­ло по­кон­чить.

    Увы, ко­ро­лев­с­кая ини­ци­ати­ва, при­ня­тая с вос­хи­ще­ни­ем раз­ве что мною, ее вдох­но­ви­те­лем, и ко­ро­лев­с­ким каз­на­че­ем, име­ла ху­дые пос­лед­с­т­вия, так как вско­ре вы­яс­ни­лось, что аро­ма­ты, ко­то­рые на лю­дей с мо­ей кор­пу­лен­ци­ей дей­с­т­во­ва­ли бе­зот­каз­но, для тол­с­то­ко­жих ве­ли­ка­нов бы­ли что сло­ну дро­бин­ка, как с ра­дос­тью кон­с­та­ти­ро­ва­ли воз­не­на­ви­дев­шие ме­ня ме­ди­ки, уже на­чав­шие бы­ло счи­тать свои убыт­ки. Прав­да, пре­дан­ный ко­ро­лю глав­ный ле­карь Его Ко­ро­лев­с­ко­го Ве­ли­чес­т­ва на ос­но­ва­нии опы­тов, про­ве­ден­ных на се­бе, ус­та­но­вил, что дан­ные аро­ма­ты все же дей­с­т­ву­ют, но что­бы про­из­вес­ти их в пот­реб­ном для каж­до­го ве­ли­ка­на ко­ли­чес­т­ве, при­дет­ся за­се­ять аро­ма­ти­чес­ки­ми рас­те­ни­ями все угодья Броб­дин­г­не­га, ос­та­вив стра­ну без про­дук­тов сель­с­ко­го хо­зяй­с­т­ва, - то есть без фрук­тов и ово­щей, без зер­но­вых, а зна­чит, без круп­но­го и мел­ко­го ро­га­то­го ско­та, без сви­ней и пти­цы… 9 Оде­ко­ло­ном (фр.) - букв, «во­да из Кель­на». - Прим. пе­рев. Шел уже тре­тий год мо­ей жиз­ни в Броб­дин­г­не­ге, но, как ни стран­но, чув­с­т­во­вал я се­бя все не­уве­рен­ней и тре­вож­ней, хо­тя и был при­нят и об­лас­кан пер­вы­ми ли­ца­ми го­су­дар­с­т­ва, и не­бо над мо­ей го­ло­вой ка­за­лось бе­зоб­лач­ным. Увы, на са­мом де­ле это бы­ло да­ле­ко не так - я, нап­ро­тив, чув­с­т­во­вал, что на­до мной сгу­ща­ют­ся ту­чи, и при­чи­ной то­му бы­ли не толь­ко мои пи­кан­т­ные по­хож­де­ния, но и мои прос­т­ран­ные бе­се­ды с Его Ве­ли­чес­т­вом, так как идеи мно­гих из них ко­роль-прак­тик пос­та­рал­ся прет­во­рить в жизнь, ес­тес­т­вен­но на свой броб­дин­г­неж­с­кий ма­нер. Преж­де все­го я имею в ви­ду кон­дом, ко­то­рый бук­валь­но пе­ре­вер­нул все броб­дин­г­неж­с­кое об­щес­т­во свер­ху до­ни­зу и сде­лал его граж­дан эта­ки­ми не­уго­мон­ны­ми бес­ти­ями, одер­жи­мы­ми са­та­ной чув­с­т­вен­нос­ти. Ибо они во­об­ра­зи­ли, что на­тя­нув на од­но мес­то ры­бий пу­зырь, они те­перь мо­гут де­лать, что хо­тят, без вся­ко­го кон­т­ро­ля над со­бой, пос­коль­ку «кон­т­ро­ли­ро­вать» боль­ше не­че­го… Идея все­доз­во­лен­нос­ти про­ник­ла во все слои об­щес­т­ва, вклю­чая власть, за­ко­по­ши­лась в са­мых даль­них и тай­ных за­ко­ул­ках. Для ме­ня лич­но и мо­ей судь­бы в Броб­дин­г­не­ге эта прос­ве­ти­тель­с­кая ак­ция име­ла в ито­ге са­мые пе­чаль­ные пос­лед­с­т­вия.

    Однажды пос­ле от­хо­да ко сну, ког­да моя ми­лая Глюм­даль­к­лич, сос­лав­шись на лег­кое не­до­мо­га­ние и ска­зав, что се­год­ня люб­ви меж­ду на­ми не бу­дет, от­п­ра­ви­ла ме­ня в ящи­ке на вер­х­нюю пол­ку и са­ма лег­ла спать, дверь в гор­ни­цу ти­хонь­ко от­во­ри­лась, и в све­те ос­тав­шей­ся го­реть на ночь аро­ма­ти­чес­кой лам­па­ды я уви­дел ко­ро­ля. На нем, под пар­чо­вым ха­ла­том с зо­ло­той бах­ро­мой, не бы­ло ни­че­го, кро­ме од­ной пот­ряс­шей ме­ня де­та­ли, - его встав­ший фал­лос, тор­чав­ший из-под бах­ро­мы, был ук­ра­шен се­реб­рис­той обо­лоч­кой рыбь­его пу­зы­ря, ско­рее все­го - осет­ро­во­го… Хо­тя я уже знал, что в пос­лед­нее вре­мя ко­роль стал вес­ти се­бя при­мер­но так же, как ав­гус­тей­шие осо­бы Ев­ро­пы, на­ве­щая по но­чам но­вых сво­их мет­ресс, по­че­му-то мне ни ра­зу не приш­ло в го­ло­ву, что объ­ек­том его чув­с­т­вен­ных по­пол­з­но­ве­ний мо­жет стать моя доб­рая ня­нюш­ка. Будь я ме­нее прос­то­ду­шен и бо­лее пре­дус­мот­ри­те­лен, ни за что не стал бы рас­ска­зы­вать Его Ве­ли­чес­т­ву о вку­сах его фран­цуз­с­ко­го кол­ле­ги, пред­по­чи­тав­ше­го не­вин­ных де­во­чек, ед­ва дос­тиг­ших две­над­ца­ти лет…

    Первым де­лом ко­роль по­ис­кал гла­за­ми, где сто­ит мой ящик и, об­на­ру­жив его, до­воль­но бес­це­ре­мон­но, да­же не поп­ри­вет­с­т­во­вав ме­ня и не по­же­лав хо­тя бы спо­кой­ной но­чи, пе­рес­та­вил в са­мый угол, так что мои ок­на и дверь ока­за­лись наг­лу­хо пе­рек­ры­ты дву­мя схо­дя­щи­ми­ся сте­на­ми. По­нят­но, ко­роль не хо­тел, что­бы я стал сви­де­те­лем то­го, как он сов­ра­ща­ет мою Глюм­даль­к­лич; од­на­ко он за­был, что в кры­ше у ме­ня имел­ся за­пас­ной люк на слу­чай неп­ред­ви­ден­ных об­с­то­ятельств, ко­им я и не пре­ми­нул вос­поль­зо­вать­ся. Гор­чай­шие чув­с­т­ва, ко­то­рые я ис­пы­тал в ту ночь, гля­дя свер­ху на сце­ну, ра­зыг­рав­шу­юся по­до мной, до сих пор рвут мне ду­шу и сер­д­це.

    Увидев сво­его ко­ро­ля, Глюм­даль­к­лич, ес­тес­т­вен­но, бы­ла поль­ще­на его вни­ма­ни­ем к сво­ей скром­ной осо­бе, хо­тя на ли­це ее чи­тал­ся яв­ный ис­пуг, ибо она еще ни­ког­да не ви­де­ла пе­ред со­бой нас­то­яще­го муж­с­ко­го ес­тес­т­ва, да еще об­ла­чен­но­го в ры­бий пу­зырь, и, ви­ди­мо, при­ня­ла его за ме­тал­ли­чес­кий, по ка­ко­вой при­чи­не, упав пе­ред ко­ро­лем на ко­ле­ни, ста­ла умо­лять его не гу­бить ее мо­ло­дую жизнь, а от­пус­тить до­мой к от­цу и ма­те­ри. На это ко­роль улыб­нул­ся, цар­с­т­вен­но по­ло­жив свою ру­ку ей на го­ло­ву по­верх рас­пу­щен­ных во­лос, и пред­ло­жил удос­то­ве­рить­ся, что пред­мет, ко­то­рый ее так ис­пу­гал, не пред­с­тав­ля­ет ни­ка­кой опас­нос­ти для ее жиз­ни, а да­же на­обо­рот мо­жет при­нес­ти ей осо­бо­го ро­да удо­воль­с­т­вие. Что ко­роль, увы, прав, моя ня­нюш­ка смог­ла убе­дить­ся, сна­ча­ла роб­ко при­кос­нув­шись к се­реб­рис­то­му на­ко­неч­ни­ку ука­за­тель­ным паль­цем, а за­тем нес­коль­ко раз по пред­ло­же­нию ко­ро­ля лиз­нув оный. По иро­нии судь­бы она, ка­жет­ся, бы­ла един­с­т­вен­ной во всем Броб­дин­г­не­ге, кто ос­та­вал­ся в не­ве­де­нии от­но­си­тель­но то­го, что та­кое кон­дом и в ка­ких слу­ча­ях его при­ме­ня­ют. Меа cul­pa10 - из лож­ных пред­с­тав­ле­ний о чис­то­те и не­вин­нос­ти я умол­чал об этом сред­с­т­ве пре­дох­ра­не­ния, ко­то­рое в на­шем слу­чае бы­ло нам аб­со­лют­но ни к че­му.

    Отчасти ус­по­ко­ив­шись, Глюм­даль­к­лич тем не ме­нее не спе­ши­ла при­нять ми­лос­ти, ко­то­ры­ми ко­роль на­ме­ре­вал­ся ее ода­рить, и по-преж­не­му, стоя на ко­ле­нях пе­ред Его Ве­ли­чес­т­вом, про­си­ла его не сры­вать ее цве­ток, ук­ра­ша­ющий ве­нок удо­воль­с­т­вий, ибо не счи­та­ла се­бя дос­той­ной его вни­ма­ния, пусть это и честь для нее, бед­ной де­вуш­ки, за ко­то­рую не­ко­му 10 Моя ви­на (лат.). - Прим. пе­рев. зас­ту­пить­ся, а толь­ко лишь ко­ро­лю, за­щит­ни­ку и про­тек­то­ру всех ма­лых и си­рых. Она, си­ро­та при жи­вых от­це и ма­те­ри, бы­ла го­то­ва вы­ра­зить свое вер­но­под­дан­ни­чес­кое обо­жа­ние Его Ве­ли­чес­т­ву лю­бым иным спо­со­бом, ко­то­рый ко­роль най­дет по­до­ба­ющим ее по­ло­же­нию при Дво­ре. На что ко­роль, впе­чат­лен­ный и тро­ну­тый сло­ва­ми де­воч­ки, за ко­рот­кое вре­мя столь ус­пеш­но ус­во­ив­шей пра­ви­ла га­лан­т­но­го эти­ке­та, но от­то­го воз­буж­ден­ный еще бо­лее, че­му бы­ло нед­вус­мыс­лен­ное до­ка­за­тель­с­т­во, раз­д­ви­нув­шее по­лы ха­ла­та, ук­ра­шен­но­го зо­ло­той бах­ро­мой, от­вет­с­т­во­вал, что го­тов не­мед­лен­но выс­ту­пить на за­щи­ту бед­ной де­воч­ки, ес­ли ему бу­дет пред­с­тав­лен пред­мет за­щи­ты, ибо за­щи­щать мож­но толь­ко то, что под­вер­га­ет­ся уг­ро­зе.

    Глюмдальклич, чья чес­т­ность и пря­мо­та иног­да до­хо­ди­ли до не­до­пус­ти­мой от­к­ро­вен­нос­ти и прос­то­ты, о ко­то­рой го­во­рят, что она ху­же во­ров­с­т­ва, по­че­му-то по­ду­мав, что ко­ро­лю ста­ло из­вес­т­но, чем она за­ни­ма­ет­ся по но­чам, ста­ла умо­лять, что­бы он по­ща­дил ее и сох­ра­нил ей жизнь, ибо ес­ли она и до­пус­ти­ла что-то, то ис­к­лю­чи­тель­но по ду­шев­ной сла­бос­ти и из оди­но­чес­т­ва, жи­вя вда­ли от ро­ди­тель­с­ко­го до­ма. Ус­лы­шав та­кое, ко­роль поб­лед­нел как мел, что бы­ло за­мет­но да­же при мер­ца­ющем све­те лам­па­ды, и во­зо­пил: «Так ты не дев­с­т­вен­ни­ца?».

    С эти­ми сло­ва­ми он тол­к­нул Глюм­даль­к­лич на кро­вать и, схва­тив све­тиль­ник, стал изу­чать ее юное меж­ду­ножье. Глюм­даль­к­лич бы­ла так на­пу­га­на, что не соп­ро­тив­ля­лась и да­же не пы­та­лась сом­к­нуть но­ги. Ко­роль вни­ма­тель­но и рев­ни­во ос­мот­рел обе­то­ван­ное мес­теч­ко, пос­ле че­го рез­ко вып­ря­мил­ся, от­с­та­вил плош­ку с ог­нем и гнев­но ска­зал: «Ты ме­ня хо­чешь об­ма­нуть?! Ты дев­с­т­вен­ни­ца в са­мом чис­том ви­де! Ду­ришь сво­его ко­ро­ля?! За это бу­дешь на­ка­за­на!» - и, встав меж­ду ее ног на ко­ле­ни, он уже нап­ра­вил свое вож­де­ле­ние к не­вин­ной ро­зе, как Глюм­даль­к­лич, вскрик­нув, быс­т­ро по­пол­з­ла на спи­не к из­го­ловью кро­ва­ти, опи­ра­ясь на лок­ти и пят­ки, и ког­да ее за­ты­лок упер­ся в стен­ку, ска­за­ла сдав­лен­ным от вол­не­ния го­ло­сом: «Не смею вво­дить в заб­луж­де­ние Ва­ше Ве­ли­чес­т­во. Как мож­но лгать в мо­мент ис­ти­ны? Раз­ве в та­кой мо­мент ду­ша не об­ра­ще­на к од­ной толь­ко прав­де?». Я ви­дел, как ко­роль за­мер, пы­та­ясь ос­мыс­лить страс­т­ные сло­ва Глюм­даль­к­лич, и в этой па­узе моя бе­зум­ная в сво­ей ис­к­рен­нос­ти де­воч­ка от­чет­ли­во про­из­нес­ла: «Гриль­д­риг - мой из­б­ран­ник и лю­бов­ник!».

    Воцарилось мол­ча­ние, во вре­мя ко­то­ро­го ко­роль, ви­ди­мо, за­быв, где на­хо­дит­ся мой до­мик, отыс­ки­вал его гла­за­ми, - я же так и ока­ме­нел от ужа­са в сво­ем лю­ке, где он на­ко­нец, под­няв плош­ку с ог­нем, ме­ня и уви­дел. В сле­ду­ющий мо­мент све­тел­ка Глюм­даль­к­лич на­пол­ни­лась гро­мо­вым хо­хо­том - я ни­ког­да не слы­шал, как хо­хо­чет ко­роль, и мо­гу ска­зать, что это бы­ло ог­лу­ши­тель­но и страш­но. По­то­му что хо­хот этот не пред­ве­щал ни­че­го хо­ро­ше­го. Сде­лав шаг от кро­ва­ти до уг­ла, где сто­ял мой до­мик, ко­роль бес­це­ре­мон­но вы­та­щил ме­ня за го­ло­ву из лю­ка и, пе­ре­не­ся че­рез ог­ром­ное прос­т­ран­с­т­во, по­са­дил пря­мо на де­ре­вян­ный на­бал­даш­ник в из­го­ловье кро­ва­ти. «Смот­ри, нич­то­жес­т­во, - ска­зал он мне, - что я сде­лаю с тво­ей шлюш­кой», - и с эти­ми сло­ва­ми он, как тигр, бро­сил­ся на Глюм­даль­к­лич, ко­то­рой, за ис­чер­пан­нос­тью ее ар­гу­мен­тов, ни­че­го бо­лее не ос­та­ва­лось, как под­чи­нить­ся на­тис­ку ко­ро­ля. По­ла­гаю, Его Ве­ли­чес­т­во ис­пы­ты­вал осо­бое сла­дос­т­рас­тие от­то­го, что я ви­жу, как он на­си­лу­ет мою бед­ную воз­люб­лен­ную. Она же боль­ше не про­ро­ни­ла ни сло­ва - толь­ко ой­к­ну­ла, ког­да он вон­зил­ся в нее и по­том лишь ти­хонь­ко всхли­пы­ва­ла, ког­да он стал по­лу­чать свое ко­ро­лев­с­кое удов­лет­во­ре­ние, зад­рав ей но­ги так, что од­на из ступ­ней мо­ей бед­ной воз­люб­лен­ной чуть не смах­ну­ла ме­ня с на­бал­даш­ни­ка, на ко­то­ром я си­дел, как на ма­ков­ке ко­ло­коль­ни. Эта пыт­ка для мо­их глаз про­дол­жа­лась до­воль­но дол­го, при том, что вы­со­кая спин­ка ло­жа от­ча­ян­но рас­ка­чи­ва­лась, и я имел все шан­сы сва­лить­ся вниз и раз­бить­ся нас­мерть. Но не это тер­за­ло ме­ня в те бес­ко­неч­ные ми­ну­ты, а сов­сем дру­гое: впер­вые в жиз­ни я ис­пы­тал не­на­висть к мо­нар­ху и его аб­со­лют­ной мо­нар­хии и по­нял, что не­на­висть эта бу­дет жечь мне сер­д­це до кон­ца дней мо­их. В ту страш­ную ночь я стал воль­но­дум­цем и ти­ра­но­бор­цем. Толь­ко двух­па­лат­ный пар­ла­мент, по­нял я, мо­жет спас­ти как весь на­род, так и от­дель­ных его пред­с­та­ви­те­лей от про­из­во­ла и все­доз­во­лен­нос­ти силь­ных ми­ра се­го. Чем мень­ше прав у ко­ро­ля, тем луч­ше ко­роль.

   

    Нетрудно до­га­дать­ся, что мой ста­тус пос­ле той страш­ной но­чи силь­но из­ме­нил­ся. Ко­роль ве­лел от­п­ра­вить ме­ня на кух­ню, раз­лу­чив с Глюм­даль­к­лич. Мой до­мик-ящик по­мес­ти­ли в од­ной из кла­до­вых, где хра­ни­лись ово­щи, в ос­нов­ном кар­то­фель, от­че­го я до сих пор не вы­но­шу его за­па­ха, да и не ем ни в ка­ком ви­де. Прис­мат­ри­вать за мной наз­на­чи­ли од­но­го дрян­но­го маль­чиш­ку, быв­ше­го по­ва­рен­ка, ко­то­ро­го от­лу­чи­ли от ку­хон­ной пли­ты за то, что од­наж­ды он из озор­с­т­ва по­мо­чил­ся в кас­т­рю­лю с ко­ро­лев­с­ким су­пом, - суп его тут же зас­та­ви­ли съесть, но пос­коль­ку это был млад­ший от­п­рыск глав­но­го по­ва­ра, то о его про­ка­зе ко­ро­лев­с­кой че­те не до­нес­ли. Сам же маль­чиш­ка те­перь вы­но­сил по­мои. Он был в той по­ре, ког­да под­рос­т­ки не да­ют по­коя сво­ему ес­тес­т­ву, воз­буж­дая его и днем и ночью, и толь­ко моя сдер­жан­ность и при­род­ная стыд­ли­вость не поз­во­ля­ют мне опи­сать все те га­дос­ти, ко­то­рые он со мной выт­во­рял, зас­тав­ляя слу­жить сво­ей па­губ­ной склон­нос­ти. К то­му же он, как пра­ви­ло, пре­да­вал­ся гре­ху не один, а в ком­па­нии та­кой же ущер­б­ной чер­ни, ко­то­рая бы­ла счас­т­ли­ва по­из­де­вать­ся на­до мной. Так, нап­ри­мер, не­год­ни­ки, на­ев­шись го­ро­ху, за­со­вы­ва­ли ме­ня в свое зад­нее от­вер­с­тие и стре­ля­ли мною в ка­чес­т­ве жи­во­го яд­ра, со­рев­ну­ясь, кто даль­ше. Что­бы я не убил­ся, они стре­ля­ли мною в ку­чу све­же­го на­во­за или се­на, или в то ко­ры­то, по вод­ной гла­ди ко­то­ро­го я еще не­дав­но во­дил свою па­рус­ную лод­ку. Те­перь лод­ки не бы­ло, а сто­ячая во­да про­тух­ла, и от ме­ня ис­хо­дил стой­кий за­пах назь­ма, кар­то­фе­ля и бо­ло­та, не го­во­ря о дру­гих за­па­хах, ко­то­рые я не мог пе­ре­бить, пос­коль­ку чис­той во­ды для мытья мне не да­ва­ли. Швы­ря­ли они ме­ня и вверх - кто вы­ше, де­лая это са­мым неп­рис­той­ным и рис­ко­ван­ным для ме­ня об­ра­зом, то бишь са­жая на свой воз­буж­ден­ный стру­чок, от­тя­ги­вая его вниз и от­пус­кая по­доб­но ме­та­тель­но­му ору­дию Ар­хи­ме­да. Ес­ли они не удо­су­жи­ва­лись ме­ня пой­мать, то я па­дал в то са­мое ко­ры­то, пе­ред ко­то­рым они сто­яли, или в се­но, где каж­дая тра­вин­ка бы­ла чуть ли не в мой па­лец тол­щи­ной - не­уди­ви­тель­но, что я весь был пок­рыт ца­ра­пи­на­ми, сса­ди­на­ми и шиш­ка­ми. Ви­ди­мо, ко­роль дал за­да­ние из­вес­ти ме­ня и убить, но так что­бы это выг­ля­де­ло как слу­чай­ность, как гру­бая шут­ка гру­бой чер­ни. Чу­до, что пос­ле всех этих ис­пы­та­ний я все же ос­тал­ся жив. Ка­юсь, за­бав­ля­ясь с кро­шеч­ны­ми че­ло­веч­ка­ми из Ли­ли­пу­тии, я и не пред­с­тав­лял се­бе, ка­кое му­жес­т­во им тре­бу­ет­ся да­же для прос­то­го об­ще­ния со мной.

    Но это еще не все из­де­ва­тель­с­т­ва, на ко­то­рые об­рек­ла ме­ня че­лядь. По­су­до­мой­ки, по­ло­мой­ки и прос­то чер­нав­ки за­со­вы­ва­ли ме­ня к се­бе в срам­ные мес­та и пос­коль­ку прос­той на­род, как я уже го­во­рил, от­нюдь не поль­зо­вал­ся ду­ха­ми и аро­ма­ти­чес­ки­ми при­ти­ра­ни­ями, то мо­же­те се­бе пред­с­та­вить, как бы­ло пос­то­ян­но ос­кор­б­ле­но мое обо­ня­ние. Не раз ме­ня вы­тас­ки­ва­ли из под­ш­тан­ни­ков чуть ли не без­ды­хан­ным. Я ни­ког­да не те­шил се­бя ил­лю­зи­ей, буд­то прос­той на­род бла­гон­рав­нее, чем зав­сег­да­таи раз­зо­ло­чен­ных гос­ти­ных, но то, с чем я стол­к­нул­ся, убе­ди­ло ме­ня, что он еще ху­же, ибо ес­ли га­лан­т­ность и бы­ва­ет жес­то­ка, то име­ет на то свои при­чи­ны, че­лядь же жес­то­ка бес­п­ри­чин­но, и чем гру­бее удо­воль­с­т­вие, тем бли­же оно их дре­му­чим и мох­на­тым сер­д­цам.

    Так про­дол­жа­лось с ме­сяц, в те­че­ние ко­то­ро­го я не ви­дел ни Глюм­даль­к­лич - ей прос­то зап­ре­ти­ли по­ка­зы­вать­ся на кух­не - ни ко­ро­ля с ко­ро­ле­вой. Ви­ди­мо, Его Ве­ли­чес­т­во на­шел ка­кие-то ар­гу­мен­ты, ко­то­рые объ­яс­ни­ли ко­ро­ле­ве мое от­сут­с­т­вие за ко­ро­лев­с­ким сто­лом…

    Но по­том в мо­ей судь­бе сно­ва нас­ту­пи­ли пе­ре­ме­ны. Как ни стран­но, но в этом я был обя­зан зас­туп­ни­чес­т­ву в ли­це обе­их прин­цесс, ко­то­рые как кап­риз­ные лю­би­ми­цы сво­их ро­ди­те­лей име­ли на них дос­та­точ­ное вли­яние, тем бо­лее что им, по­ла­гаю, все же по вку­су приш­лось мое скром­ное спос­пе­шес­т­во­ва­ние их фри­воль­ным раз­в­ле­че­ни­ям. До сих пор мне не да­ет по­коя мысль, что я так и не от­б­ла­го­да­рил их дол­ж­ным об­ра­зом за выз­во­ле­ние из рук чер­ни, хо­тя до­пус­каю, что в мо­ти­ве их пос­туп­ка бы­ла и из­вес­т­ная ко­рысть, - воз­мож­но, они на­ме­ре­ва­лись про­дол­жить тай­ные сви­да­ния со мной. Увы, все это лишь плод мо­их до­су­жих до­мыс­лов, пос­коль­ку судь­бе бы­ло угод­но, что­бы вско­ре я по­ки­нул Броб­дин­г­нег нав­сег­да…

    Встреча моя с Глюм­даль­к­лич, хо­тя и бы­ла обо­юдо­ра­дос­т­ной, но нес­ла на се­бе пе­чать но­вых об­с­то­ятельств, и оба мы, как ни ста­ра­лись, не мог­ли пе­рес­ту­пить чер­ту, разъ­еди­нив­шую нас.

    Наши но­вые от­но­ше­ния оп­ре­де­ли­лись в пер­вый же ве­чер, ког­да Глюм­даль­к­лич, про­тив обык­но­ве­ния, не взя­ла ме­ня к се­бе в пос­тель, из че­го я сде­лал вы­вод, что, счи­тая се­бя по­ру­ган­ной, она не мо­жет пред­ло­жить се­бя мне. Хо­тя дру­гой вы­вод, бо­лее горь­кий для ме­ня, нап­ра­ши­вал­ся сам со­бой: по­те­ряв дев­с­т­вен­ность, вку­сив нас­то­яще­го муж­чи­ну, тем бо­лее, пер­во­го муж­чи­ну Броб­дин­г­не­га, са­мо­го ко­ро­ля, она ут­ра­ти­ла вся­кий ин­те­рес к по­лу­дет­с­ким ша­лос­тям со мной, пусть и не мог­ла ска­зать мне это­го нап­ря­мую, учи­ты­вая ра­ни­мость мо­ей тон­кой и де­ли­кат­ной на­ту­ры. Боль­ше мы с ней ни­ког­да не бы­ли близ­ки. …Я по­явил­ся на ко­ро­лев­с­ком сто­ле, где по от­но­ше­нию ко мне сно­ва во­ца­ри­лась ат­мос­фе­ра дру­же­лю­бия, раз­ве что те­перь де­лан­но­го. Я стал, как преж­де, объ­ек­том лег­ких не­вин­ных нас­ме­шек, ко­то­рые сам охот­но под­дер­жи­вал и обыг­ры­вал, на­ро­чи­то со­вер­шая мел­кие не­лов­кос­ти, что­бы по­за­ба­вить цар­с­т­ву­ющую че­ту и вер­нуть их рас­по­ло­же­ние и при­язнь, - то спо­ты­кал­ся о кор­ку хле­ба, то ко­мич­но ро­нял на но­ги на­пер­с­ток с ви­ном, де­лая вид, что пьян, то, бе­ря вил­ку на­пе­ре­вес, де­мон­с­т­ри­ро­вал при­емы охо­ты на мед­ве­дей, ка­ко­вых здесь не во­ди­лось… Но все это бы­ла лишь внеш­няя сто­ро­на мо­ей дей­с­т­ви­тель­нос­ти - внут­ри же ду­ша моя ожес­то­чи­лась и я ле­ле­ял меч­ту отом­с­тить ко­ро­лю. Мыс­лен­но я его каз­нил, от­ру­бал ему го­ло­ву, как Кром­вель Кар­лу I, чет­вер­то­вал, пы­тал на ды­бе, от­ры­вал рас­ка­лен­ны­ми щип­ца­ми его не­на­вис­т­ный фал­лос, ко­то­рым, как вско­ре я по­нял, он про­дол­жал оха­жи­вать мою ня­нюш­ку… Един­с­т­вен­ную казнь, ко­то­рую я мог дей­с­т­ви­тель­но осу­щес­т­вить, - это на­лить ему, спя­ще­му, в ухо яду, по­доб­но то­му, как это опи­са­но в тра­ге­дии Уиль­яма Шек­с­пи­ра «Гам­лет»… Но ког­да я на­чи­нал ду­мать, ка­кие прис­по­соб­ле­ния мне для это­го по­на­до­бят­ся - лес­т­ни­цы и ве­рев­ки с крючь­ями, не го­во­ря уже о са­мом яде, я по­ни­мал, что все это пус­тые фан­та­зии, и я так и ос­та­нусь не­отом­щен­ным.

    Словно не до­га­ды­ва­ясь, что про­ис­хо­дит в мо­ем сер­д­це, ко­ро­лев­с­кая че­та взя­ла ме­ня с со­бой в по­ез­д­ку по стра­не. Все же по­ла­гаю, ко­роль сде­лал это на­ме­рен­но и де­мон­с­т­ра­тив­но, да­бы по­ка­зать ко­ро­ле­ве, что меж­ду ним и мною нет и не мо­жет быть ни од­но­го кам­ня прет­к­но­ве­ния, на что она на­ме­ка­ла, за­ме­тив, что пос­ле мо­его воз­в­ра­ще­ния с кух­ни на­ши бе­се­ды с ко­ро­лем так и не во­зоб­но­ви­лись. Ско­рее все­го, у ко­ро­ля бы­ли в от­но­ше­нии ме­ня да­ле­ко иду­щие на­ме­ре­ния. Я и те­перь уве­рен, что ту про­гул­ку на ска­лы, из ко­то­рой я не вер­нул­ся, под­с­т­ро­ил он сам. Это бы­ла его оче­ред­ная по­пыт­ка из­вес­ти ме­ня та­ким об­ра­зом, что­бы у ко­ро­ле­вы не воз­ник­ло ни­ка­ких по­доз­ре­ний. Я мо­гу его по­нять.

    Зная про его тай­ную связь с Глюм­даль­к­лич, я ос­та­вал­ся не толь­ко жи­вым уко­ром его не­чис­той со­вес­ти, но и пред­с­тав­лял со­бой ре­аль­ную уг­ро­зу его ра­зоб­ла­че­ния.

    Унес ме­ня в мо­ем до­ми­ке тот са­мый паж, что ус­лаж­дал прин­цесс. По­ла­гаю, он на­ме­рен­но ос­та­вил мой до­мик без прис­мот­ра, от­п­ра­вив­шись со­би­рать птичьи яй­ца. Не знаю, же­лал ли он, как и ко­роль, мо­ей смер­ти. Во вся­ком слу­чае, один, сре­ди приб­реж­ных скал, где был пти­чий ба­зар, я бы мог про­дер­жать­ся до нас­туп­ле­ния хо­ло­дов. Судь­ба рас­по­ря­ди­лась ина­че, и я бла­го­да­рен ей за это. Вре­ме­на на­чи­на­лись смут­ные, в Броб­дин­г­не­ге бы­ло бро­же­ние, ибо, как это ни стран­но, на­род раз­де­лил­ся на тех, кто го­ря­чо при­вет­с­т­во­вал но­вов­ве­ден­ный кон­дом, и тех, кто его столь же ярос­т­но от­вер­гал. Об­щес­т­во рас­ко­ло­лось на две пар­тии, и меж­ду ни­ми шла борь­ба за вли­яние на ко­ро­ля.

    Пагубным об­ра­зом ска­зал­ся на са­мо­ощу­ще­нии на­ро­да и мой дар в ви­де Бе Бу, то есть Бес­ко­неч­но­го Бу­ду­ще­го, пред­ло­жен­но­го мной броб­дин­г­неж­цам вза­мен идеи о кон­це све­та, ко­то­ро­го они ожи­да­ли сог­лас­но сво­им глу­пым таб­ли­цам. Од­наж­ды, да­бы на­пол­нить стра­ну оп­ти­миз­мом, я по­со­ве­то­вал ко­ро­лю прос­то взять и выб­ро­сить их, а точ­нее, сжечь на кос­т­ре, что и бы­ло ис­пол­не­но по ко­ро­лев­с­ко­му ука­зу, так как в ту по­ру ко­роль еще бе­зо­го­во­роч­но сле­до­вал мо­им со­ве­там. Дей­с­т­ви­тель­но, броб­дин­г­неж­цы очень ско­ро за­бы­ли, что за чем сле­ду­ет, и по­на­ча­лу бы­ли аб­со­лют­но счас­т­ли­вы и сво­бод­ны. Но по­том ста­ли нес­час­т­ны, ибо ока­за­лось: они не мо­гут жить, не зная, что им го­то­вит гря­ду­щий день. Наз­ре­ва­ла граж­дан­с­кая вой­на, ви­нов­ни­ком ко­то­рой я не без ос­но­ва­ния счи­тал се­бя. Час­то, ис­к­рен­не же­лая доб­ра, мы на са­мом де­ле при­но­сим зло.

    Обстоятельства мо­его чу­дес­но­го воз­в­ра­ще­ния на ро­ди­ну уже из­вес­т­ны чи­та­те­лям и, пра­во же, мне поч­ти не­че­го к это­му до­ба­вить. Орел, при­няв­ший мой до­мик за пан­цир­ную че­ре­па­ху, сос­лу­жил мне не­ма­лую служ­бу, под­няв в не­бо, что­бы раз­бить, бро­сив на ска­лы, рав­но как и дру­гой орел, пы­тав­ший­ся от­нять у пер­во­го до­бы­чу. Бла­го­да­ря схват­ке птиц я упал вмес­те с до­ми­ком не на го­лые кам­ни, а в мо­ре, где ме­ня и по­доб­ра­ли мат­ро­сы ан­г­лий­с­ко­го ко­раб­ля год ко­ман­до­ва­ни­ем ка­пи­та­на, пре­дос­той­ней­ше­го мис­те­ра То­ма­са Виль­кок­са, став­ше­го, по­ка мы шли до Ан­г­лии, мо­им доб­рым дру­гом. Это как раз тот слу­чай, ког­да за­ве­до­мое зло обо­ра­чи­ва­ет­ся неп­ред­ви­ден­ным доб­ром. По­это­му тот, кто жа­лу­ет­ся и кля­нет свою судь­бу, по­пав в зат­руд­ни­тель­ные об­с­то­ятель­с­т­ва, про­яв­ля­ет оп­ро­мет­чи­вость и не­даль­но­вид­ность.

    Гораздо бла­го­ра­зум­нее ве­дет се­бя тот, кто со спо­кой­с­т­ви­ем в сер­д­це и на­деж­дой в ду­ше пре­да­ет­ся во­ле про­ви­де­ния. Ведь ес­ли мы угод­ны Твор­цу, ни­че­го, кро­ме не­из­беж­ной смер­ти в кон­це жиз­нен­но­го пу­ти, с на­ми слу­чить­ся не мо­жет.

    Немало вре­ме­ни уш­ло у ме­ня на то, что­бы на­учить­ся смот­реть на ок­ру­жав­ших ме­ня обыч­ных лю­дей не как на пиг­ме­ев. Об­ща­ясь с се­бе по­доб­ны­ми, я еще дол­го по при­выч­ке за­ди­рал го­ло­ву и орал во всю глот­ку, из че­го не­ко­то­рые сде­ла­ли прев­рат­ный вы­вод, что, по­бы­вав в не­обык­но­вен­ных пу­те­шес­т­ви­ях, я стал слиш­ком вы­со­ко­го мне­ния о се­бе.

    Встреча с мо­ей же­ной то­же бы­ла чре­ва­та не­ожи­дан­ны­ми проб­ле­ма­ми, ибо я да­же в сво­ем же­ла­нии дол­го не ре­шал­ся к ней при­кос­нуть­ся, пос­коль­ку при­вык к раз­ме­рам, не­со­пос­та­ви­мым с пре­дос­тав­ля­емы­ми мне ею. Те­перь, что­бы дос­той­ным об­ра­зом ис­пол­нять суп­ру­жес­кий долг, я, зак­ры­вая гла­за, вы­нуж­ден был ри­со­вать в во­об­ра­же­нии сво­их лю­би­мых ги­ган­ток.

    От мо­ей кол­лек­ции ред­кос­тей, при­ве­зен­ных из Броб­дин­г­не­га, вско­ре ни­че­го не ос­та­лось, кро­ме зо­ло­то­го коль­ца с ми­зин­ца ко­ро­ле­вы. По­на­ча­лу моя же­на ре­ши­ла, что это по­да­рок ей, в чем я не стал ее ра­зу­беж­дать, и пы­та­лась, к за­вис­ти со­се­док, но­сить его на шее как оже­релье, но вско­ре ей приш­лось от­ка­зать­ся от это­го ук­ра­ше­ния, так как от тя­жес­ти коль­ца у нее за­бо­ле­ла спи­на, а ко­жа на пле­чах пок­рас­не­ла и пош­ла си­ня­ка­ми. Втай­не я об­лег­чен­но вздох­нул, так как коль­цо бы­ло чуть ли не един­с­т­вен­ным, что на­по­ми­на­ло мне о ко­ро­ле­ве. Впро­чем, я лу­кав­лю. Бы­ло и еще кое-что - сло­ва, ска­зан­ные мне на од­ном из мо­их пос­лед­них ноч­ных сви­да­ний Ее Ве­ли­чес­т­вом. Ко­ро­ле­ва тог­да, в ми­ну­ты выс­шей неж­нос­ти, приз­на­лась мне, что ждет ре­бен­ка, и един­с­т­вен­ное, что ее бес­по­ко­ит, - это его раз­ме­ры. «Ка­кая же стран­ная судь­ба, - по­ду­мал я тог­да, - в свое вре­мя я бе­жал из Ли­ли­пу­тии, опа­са­ясь мо­нар­ше­го гне­ва, пос­коль­ку имел все ос­но­ва­ния по­ла­гать, что ре­бе­нок, ко­то­ро­го но­сит им­пе­рат­ри­ца, за­чат не без мо­его учас­тия. И   Джонатан СВИФТ стр. 127 из 127 Эро­ти­чес­кие прик­лю­че­ния Гул­ли­ве­ра вот, ис­то­рия пов­то­ря­лась…» Я, как мог, ус­по­ко­ил ко­ро­ле­ву, за­ве­рив, что ес­ли ма­лыш бу­дет та­ким, как моя ос­тав­лен­ная в Ан­г­лии дочь, то его по­яв­ле­ния ник­то не за­ме­тит, а еже­ли мла­де­нец уро­дит­ся ве­ли­ка­ном, то от­цов­с­т­во мож­но бу­дет лег­ко при­пи­сать ко­ро­лю, ко­то­рый, как я знал, вре­мя от вре­ме­ни все же от­п­рав­лял свои суп­ру­жес­кие обя­зан­нос­ти. Го­во­ря все это Ее Ве­ли­чес­т­ву, я, пом­ню, ис­пы­ты­вал ве­ли­кую грусть, пос­коль­ку по­ни­мал, что ре­бен­ка, ка­ким бы он ни был, мне не от­да­дут. Мне грус­т­но и те­перь. Иног­да я за­даю се­бе праз­д­ный воп­рос - не стал ли я в стра­не ве­ли­ка­нов ро­до­на­чаль­ни­ком но­вой ра­сы? Увы, я это­го ни­ког­да не уз­наю.

 

 

 

В сен­тяб­ре 2004 го­да из Лон­до­на на элек­т­рон­ный ад­рес из­да­тель­с­т­ва Ин­с­ти­ту­та со­ито­ло­гии
приш­ло пись­мо, ав­тор ко­то­ро­го со­об­щал, что у не­го есть для нас «инте­рес­ное» пред­ло­же­ние.
Встре­тить­ся до­го­во­ри­лись на пред­с­то­яв­шей вско­ре Меж­ду­на­род­ной книж­ной яр­мар­ке во
Фран­к­фур­те.
Встре­ча сос­то­ялась 7 ок­тяб­ря 2004 го­да, ког­да к стен­ду на­ше­го из­да­тель­с­т­ва по­до­шел
мо­ло­дой че­ло­век и на рус­ском, с тем ак­цен­том, ко­то­рый по­яв­ля­ет­ся у рус­ских, дол­го про­жив­ших
или ро­див­ших­ся заг­ра­ни­цей, пред­с­та­вил­ся. Это и был наш лон­дон­с­кий зна­ко­мый. До то­го он
нес­коль­ко ми­нут вни­ма­тель­но изу­чал выс­тав­лен­ные на на­шем стен­де из­да­ния, как на­уч­но-
по­пу­лярные, так и ху­до­жес­т­вен­ные: от Ка­ма­сут­ры и от­к­ро­вен­ных со­не­тов Пьет­ро Аре­ти­но с не
ме­нее от­к­ро­вен­ны­ми ил­люс­т­ра­ци­ями Джу­лио Ро­ма­но и брать­ев Кар­рач­чи до со­чи­не­ний
мар­ки­за де Са­да и Ле­ополь­да фон За­хер-Ма­зо­ха.
Изъяс­нял­ся он не без тру­да, од­на­ко на­ши по­пыт­ки пе­рей­ти на ан­г­лий­с­кий веж­ли­во от­верг,
за­явив: «Мои ба­буш­ка и де­душ­ка бы­ли рус­ски­ми. Я люб­лю рус­ский язык». Не тра­тя лиш­них
слов, мо­ло­дой че­ло­век за­явил нам, что у не­го есть не­опуб­ли­ко­ван­ная ру­ко­пись Свиф­та и сде­лал
па­узу, наб­лю­дая за на­ми. Чес­т­но ска­зать, ни­ка­ко­го впе­чат­ле­ния его сло­ва на нас не про­из­ве­ли.
Свифт в Рос­сии дав­но из­дан, то есть, ко­неч­но же, преж­де все­го его «Пу­те­шес­т­вия Ле­мю­эля
Гул­ли­ве­ра…», а из­да­вать сей­час что-то еще… Да­же его дос­та­точ­но из­вес­т­ная «Сказ­ка боч­ки»
се­год­ня вряд ли ко­го за­ин­те­ре­су­ет, тем бо­лее – на рос­сий­с­ком рын­ке, где пер­вые по­зи­ции,
на­ря­ду с Гар­ри Пот­те­ром, дав­но и проч­но за­во­евал де­тек­тив­ный жанр; да­же с ре­али­за­ци­ей
рус­ской клас­си­ки те­перь проб­ле­мы… Вот, при­мер­но, ка­кой от­вет проз­ву­чал из на­ших уст.
Веж­ли­во выс­лу­шав нас, мо­ло­дой че­ло­век ска­зал:
– Вы ме­ня не по­ня­ли. Я пред­ла­гаю вам не­из­дан­ные «Пу­те­шес­т­вия Ле­мю­эля Гул­ли­ве­ра…»
Так сос­то­ялось на­ше зна­ком­с­т­во с од­ним из по­том­ков ста­рин­но­го ку­пе­чес­ко­го ро­да, дав­ше­го
Рос­сии, по мень­шей ме­ре, двух вы­да­ющих­ся фи­гур сво­его вре­ме­ни Еро­фея и Фе­до­ра Кар­жа­ви­ных.
Фе­дор Ва­силь­евич Кар­жа­вин (1745–1812), по­лиг­лот, знав­ший поч­ти два де­сят­ка язы­ков,
те­оре­тик ар­хи­тек­ту­ры и ху­дож­ник, пло­до­ви­тый пи­са­тель и уче­ный-на­ту­ра­лист, пу­те­шес­т­вен­ник,
иско­ле­сив­ший Ев­ро­пу и Аме­ри­ку, и по­ми­мо про­че­го – тай­ный агент Ека­те­ри­ны II… О Ф. В.
Кар­жа­вине есть об­шир­ная статья в Эн­цик­ло­пе­дии Брок­га­уза и Еф­ро­на. Род­ной дя­дя Фе­до­ра
Ва­силь­евича – Еро­фей Кар­жа­вин, по­лу­чив­ший об­ра­зо­ва­ние в Сор­бон­не, – пер­вый пе­ре­вод­чик на
рус­ский язык свиф­тов­с­ких «Пу­те­шес­т­вий Ле­мю­эля Гул­ли­ве­ра…». Пе­ре­вод этот,
опуб­ли­ко­ванный в 1772–1773 гг., был сде­лан с весь­ма воль­ной фран­цуз­с­кой вер­сии, но вы­год­но
отли­чал­ся от нее, пос­коль­ку по сти­лю бо­лее со­от­вет­с­т­во­вал ан­г­лий­с­ко­му из­да­нию 1726 го­да.
Как мы уз­на­ли от на­ше­го гос­тя, пос­ле боль­ше­вис­т­с­кой ре­во­лю­ции 1917 го­да по­том­ки ро­да
Кар­жа­ви­ных рас­се­ялись по все­му све­ту, за гра­ни­цей ока­за­лась и часть ар­хи­ва Ф. В. Кар­жа­ви­на,
в ко­то­ром и бы­ли об­на­ру­же­ны не­опуб­ли­ко­ван­ные гла­вы зна­ме­ни­тых «Пу­те­шес­т­вий…». По
утвер­ж­де­нию ны­неш­не­го вла­дель­ца ру­ко­пи­си, Фе­дор Кар­жа­вин ку­пил ее в свое вре­мя у семьи
Фор­да, дру­га, ду­шеп­ри­каз­чи­ка и хра­ни­те­ля ар­хи­ва зна­ме­ни­то­го ан­г­лий­с­ко­го са­ти­ри­ка.
На наш воп­рос, по­че­му она до сих пор не опуб­ли­ко­ва­на, мо­ло­дой че­ло­век,
мно­гоз­на­чи­тельно улыб­нув­шись, пред­ло­жил нам оз­на­ко­мить­ся с со­дер­жа­ни­ем. Так в
на­ших ру­ках ока­за­лась ксе­ро­ко­пия час­ти ру­ко­пи­си. Пос­ле проч­те­ния нам ста­ла по­нят­на при­чи­на,
по ко­то­рой по­то­мок Кар­жа­ви­ных выб­рал из­да­тель­с­т­во, спе­ци­али­зи­ру­юще­еся имен­но на
эро­ти­чес­кой ли­те­ра­ту­ре.
Ру­ко­пись по­ра­зи­ла нас сме­лос­тью и раб­ле­зи­ан­с­кой сво­бо­дой, ко­то­рую во вре­ме­на Свиф­та
мог­ли поз­во­лить се­бе нем­но­гие, ну раз­ве что та­кие «оди­оз­ные» фи­гу­ры, как Джон Кле­ланд,
на­пи­сав­ший зна­ме­ни­тый эро­ти­чес­кий ро­ман «Фан­ни Хилл, или Ме­му­ары жен­щи­ны для утех» и

за­тем пред­с­тав­ший за свое «без­н­рав­с­т­вен­ное» со­чи­не­ние пе­ред су­дом… Кста­ти, зап­рет на
пуб­ли­ка­цию ро­ма­на был снят ан­г­лий­с­ким же су­дом лишь двес­ти лет спус­тя, в се­ре­ди­не XX ве­ка.
Ви­ди­мо, та­кая же судь­ба ожи­да­ла бы и «Пу­те­шес­т­вия Аемю­эля Гул­ли­ве­ра…», ес­ли бы
изда­те­ли не при­ве­ли ру­ко­пись в над­ле­жа­щий, с их точ­ки зре­ния, вид. Ина­че мог­ло
пос­ле­до­вать и на­ка­за­ние – за из­да­ние бо­го­хуль­с­т­вен­ных и ан­тип­ра­ви­тель­с­т­вен­ных книг в
Англии в ту по­ру от­ре­за­ли уши. Впро­чем, да­же во вто­рой по­ло­ви­не XIX ве­ка, в вик­то­ри­ан­с­кие
вре­ме­на, «Пу­те­шес­т­вия Ле­мю­эля Гул­ли­ве­ра…» счи­та­ли со­чи­не­ни­ем вред­ным, гряз­ным и
по­роч­ным и без­жа­лос­т­но кор­на­ли, прев­ра­щая в не­вин­ную ска­зоч­ку… Да, труд­но се­бе
пред­с­та­вить, ка­ко­ва бы­ла бы ре­ак­ция цер­к­ви, проч­ти ее ду­хов­ные от­цы зна­ме­ни­тый пас­саж
из Ли­ли­пу­тии об «остро­ко­неч­ни­ках и ту­по­ко­неч­ни­ках» в его под­лин­ном, а не ис­ка­жен­ном ви­де.
По­лу­ча­ется, что свя­щен­ник, нас­то­ятель со­бо­ра свя­то­го Пат­ри­ка в Дуб­ли­не, был воль­но­дум­цем и
в воп­ро­сах от­но­ше­ний по­лов.
В дан­ном кон­тек­с­те нель­зя обой­ти вни­ма­ни­ем весь­ма по­ка­за­тель­ное про­из­ве­де­ние еще од­но­го
ве­ли­кого пи­са­те­ля Ан­г­лии, сов­ре­мен­ни­ка Свиф­та – Да­ни­эля Де­фо, уви­дев­шее свет в 1722 го­ду под
наз­ва­нием «Ра­дос­ти и го­рес­ти зна­ме­ни­той Молль Флен­дерс». На­пи­сан­ная в жан­ре
авто­би­ог­рафии вы­мыш­лен­ной ге­ро­ини (как, впро­чем, и «Ро­бин­зон Кру­зо»), кни­га эта впол­не
мог­ла бы счи­тать­ся эро­ти­чес­кой, ес­ли бы ее эро­ти­ка не бы­ла вы­не­се­на за скоб­ки. Та­ко­вой ее
на­ме­ренно де­ла­ет сам ав­тор, ра­бо­та­ющий в рам­ках то­го, что поз­во­ле­но вре­ме­нем: «…бы­ли
при­ло­жены все ста­ра­ния к то­му, что­бы не до­пус­тить в эту по­весть в нас­то­ящем ее ви­де ни­ка­ких
неп­рис­той­нос­тей, ни­ка­ко­го бес­стыд­с­т­ва, ни од­но­го гру­бо­го вы­ра­же­ния ге­ро­ини. С этой целью
кое-ка­кие под­роб­нос­ти по­роч­ной час­ти ее жиз­ни, ко­то­рые нель­зя пе­ре­дать в прис­той­ной фор­ме,
опу­ще­ны вов­се, мно­гое же силь­но сок­ра­ще­но.» (см.: Ра­дос­ти и го­рес­ти зна­ме­ни­той Молль
Флен­дерс. М.: Ху­до­жес­т­вен­ная ли­те­ра­ту­ра, 1991).
По­доб­ный ли­те­ра­тур­ный ход весь­ма при­ме­ча­те­лен. Ка­за­лось бы, че­го про­ще – пи­ши о
доб­ро­де­тели и не оп­рав­ды­вай­ся ни пе­ред кем. Но в том-то и де­ло, что чи­та­тель­с­кий спрос на
эро­ти­чес­кое, чув­с­т­вен­ное и зап­рет­ное был в то вре­мя как ни­ког­да ве­лик, и рас­чет­ли­вый Де­фо
это прек­рас­но по­ни­мал. Ры­нок, воз­ник­но­ве­ние на­ци­ональ­ной бур­жу­азии, мо­не­ти­за­ция
общес­т­вен­ных от­но­ше­ний дик­то­ва­ли но­вые ус­ло­вия, но­вые цен­нос­ти, прев­ра­щая сре­ди про­че­го и
эрос в вы­год­ный то­вар. Од­на­ко и без то­го на про­тя­же­нии че­ло­ве­чес­кой ци­ви­ли­за­ции
за­ву­али­ро­ванная или от­к­ро­вен­ная эро­ти­ка в ис­кус­стве и ли­те­ра­ту­ре поч­ти всег­да бы­ла в спро­се,
по­вы­шая гра­дус ин­тим­но­го и со­ци­аль­но­го ми­ро­ощу­ще­ния, гра­дус пе­ре­жи­ва­ния жиз­ни. XVI­II
век пол­нос­тью унас­ле­до­вал от ве­ка XVII мо­дель так на­зы­ва­емой «кур­ту­аз­нос­ти», вы­ра­жен­ную в
де­ви­зе аб­со­лю­тиз­ма «Бу­дем нас­лаж­дать­ся!», раз­ве что лишь пе­ре­ве­дя ее на ком­мер­чес­кую
осно­ву. И хо­тя, ес­ли го­во­рить об Ан­г­лии, та­мош­ний ко­ро­лев­с­кий двор вы­нуж­ден был де­лить­ся
влас­тью с пар­ла­мен­том, это, по су­ти, не из­ме­ни­ло бы­то­вав­ших нра­вов, и об­щая их кар­ти­на бы­ла
здесь та­кой же двус­мыс­лен­ной, как и в тех стра­нах Ев­ро­пы, где аб­со­лют­ные мо­нар­хии еще
про­дол­жали кар­на­вал бе­зу­дер­ж­ной пло­ти. Нес­мот­ря на хрис­ти­ан­с­кое по­ри­ца­ние, че­ло­ве­чес­кий
«низ» в те вре­ме­на одер­жи­вал по­бе­ду за по­бе­дой над «вер­хом», и жизнь во всех сло­ях
евро­пей­с­кого об­щес­т­ва шла под зна­ком чув­с­т­вен­нос­ти и ге­до­низ­ма. По­жа­луй, на­ибо­лее яр­ко этот
фе­но­мен от­ра­жен в изоб­ра­зи­тель­ном ис­кус­стве Ев­ро­пы XVII–XVI­II вв., но и ли­те­ра­ту­ра не
оста­лась в сто­ро­не. Дру­гое де­ло, что ей в си­лу спе­ци­фи­ки пе­чат­но­го сло­ва при­хо­ди­лось в
боль­шей ме­ре счи­тать­ся с ох­ра­ни­тель­ной сис­те­мой мяг­ких ус­лов­нос­тей и жес­т­ких зап­ре­тов,
пос­ту­ли­ру­ющих внеш­нюю, во мно­гом ци­нич­ную, сто­ро­ну от­но­ше­ний го­су­дар­с­т­ва и его граж­дан.
Так, ли­те­ра­тур­ные «испо­ве­ди» блуд­ниц и греш­ниц дол­ж­ны бы­ли по биб­лей­с­ко­му об­раз­цу
Ма­рии Маг­да­ли­ны неп­ре­мен­но за­кан­чи­вать­ся бла­го­датью ис­к­рен­не­го по­ка­яния. Или же
под­дав­шийся ис­ку­ше­нию «ни­зом» ге­рой по не­пи­са­ным за­ко­нам ра­пор­то­вал чи­та­те­лю о
пре­одо­ле­нии ис­ку­са и тор­жес­т­ве «вы­со­кой нрав­с­т­вен­нос­ти». Так в об­лат­ке ус­лов­но­го
хан­жес­тва пре­под­но­си­лась ис­ти­на.
В опуб­ли­ко­ван­ных «Пу­те­шес­т­ви­ях Ле­мю­эля Гул­ли­ве­ра…» мож­но про­честь: «Час­то они
[фрей­ли­ны – И. К.] раз­де­ва­ли ме­ня до­на­га и го­ло­го кла­ли се­бе на грудь, что мне бы­ло очень
про­тив­но…». «Они раз­де­ва­лись до­на­га, ме­ня­ли со­роч­ки в мо­ем при­сут­с­т­вии, ког­да я на­хо­дил­ся
на ту­алет­ном сто­ле пе­ред их об­на­жен­ны­ми те­ла­ми; но я уве­ряю, что это зре­ли­ще сов­сем не
соб­лаз­няло ме­ня и не вы­зы­ва­ло во мне ни­ка­ких дру­гих чувств, кро­ме от­в­ра­ще­ния и
гад­ли­вос­ти…» «Са­мая кра­си­вая из этих фрей­лин, ве­се­лая ша­лов­ли­вая де­вуш­ка, шес­т­над­ца­ти лет,

иног­да са­жа­ла ме­ня вер­хом на один из сво­их сос­ков и зас­тав­ля­ла со­вер­шать по сво­ему те­лу дру­гие
экскур­сии, но чи­та­тель раз­ре­шит мне не вхо­дить в даль­ней­шие под­роб­нос­ти. Это до та­кой
сте­пе­ни бы­ло неп­ри­ят­но мне, что я поп­ро­сил Глюм­даль­к­лич при­ду­мать ка­кое-ни­будь из­ви­не­ние,
что­бы не ви­деть­ся боль­ше с этой де­ви­цей.» (Кур­сив наш – И. К.; Джо­на­тан Свифт. Пу­те­шес­т­вия
Гул­ли­ве­ра. М., 1980). Пря­мо ска­жем, в по­доб­ную ре­ак­цию Гул­ли­ве­ра ве­рит­ся с тру­дом, осо­бен­но
пос­ле то­го, как сам он на­зы­ва­ет ве­ли­ка­нов «кра­си­вой ра­сой». И тем бо­лее стран­но, ког­да ее
вы­ка­зы­вает здо­ро­вый, лю­боз­на­тель­ный и стре­мя­щий­ся, как все пу­те­шес­т­вен­ни­ки, к но­вым
впе­чат­ле­ниям пред­с­та­ви­тель муж­с­ко­го по­ла. Ло­гич­но бы­ло бы пред­по­ло­жить, что че­рез при­емы
мни­мо­го осуж­де­ния, че­рез на­пус­к­ное хан­жес­т­во сво­его ге­роя Свифт пы­тал­ся сох­ра­нить в тек­с­те хо­тя
бы фраг­мен­ты сво­его под­лин­но­го са­ти­ри­чес­ко­го по­лот­на, пе­ре­да­юще­го неп­ри­ем­ле­мые для
офи­ци­аль­ного мне­ния чер­ты дей­с­т­ви­тель­нос­ти. Од­на­ко пос­ле оз­на­ком­ле­ния с ра­нее не­из­вес­т­ной
ру­ко­писью ста­но­вит­ся со­вер­шен­но оче­вид­ным, что в опуб­ли­ко­ван­ной вер­сии мы име­ем де­ло
не с ав­тор­с­ки­ми улов­ка­ми, а ско­рее с не за­де­лан­ны­ми шва­ми, ос­тав­ши­ми­ся пос­ле без­жа­лос­т­ных
ре­дак­тор­ских нож­ниц.
Не­лиш­не на­пом­нить, что как пред­с­та­ви­тель ве­ка Прос­ве­ще­ния, вы­со­ко чтив­ше­го При­ро­ду и
счи­тав­шего Че­ло­ве­ка ес­тес­т­вен­ной час­тью ее, Свифт по­ла­гал че­ло­ве­чес­кий «низ»
рав­ноп­рав­ным по от­но­ше­нию к дру­гим час­тям те­ла. У не­го есть да­же со­чи­не­ние под наз­ва­ни­ем
«Hu­man Or­du­re» («Че­ло­ве­чес­кие эк­с­к­ре­мен­ты»), в ко­то­ром ав­тор со зна­ни­ем де­ла опи­сы­ва­ет
со­дер­жи­мое выг­реб­ных ям, про­из­во­ди­мое раз­ны­ми сос­ло­ви­ями дуб­лин­цев.
Тем зна­чи­мей пред­с­тав­ля­ет­ся нам ока­зав­ше­еся в на­шем из­да­тель­с­т­ве про­из­ве­де­ние, ви­ди­мо,
до­ра­бо­танное Свиф­том пос­ле не­удав­ших­ся по­пы­ток опуб­ли­ко­вать «Пу­те­шес­т­вия Ле­мю­эля
Гул­ли­ве­ра…» в пол­ном объ­еме. Кста­ти, в све­те но­вых ма­те­ри­алов аб­со­лют­но
не­сос­то­ятельной выг­ля­дит вер­сия ан­г­лий­с­ко­го ли­те­ра­ту­ро­ве­да Ген­ри Мор­ли, ка­са­юща­яся
эти­мо­ло­гии сло­ва «ли­ли­пут», яко­бы про­из­вод­но­го от ан­г­лий­с­ко­го сло­ва «ма­лень­кий» (lit­tle) и
сло­ва «испор­чен­ный, гряз­ный» (put, put­ta, pu­te), взя­то­го из язы­ков ро­ман­с­кой груп­пы (отту­да
же про­ис­хо­дит и но­вей­шее рус­ское слен­го­вое за­им­с­т­во­ва­ние «пу­та­на» – то есть шлю­ха). Нет,
Ли­ли­пу­тия Свиф­та – от­нюдь не стра­на ис­пор­чен­ных по­роч­ных че­ло­веч­ков – кар­ти­на
две­над­ца­тик­ратно, как в пе­ре­вер­ну­той под­зор­ной тру­бе, умень­шен­но­го ми­ра, мно­го слож­ней и
про­ти­во­ре­чивей, как во­об­ще лю­бая кар­ти­на жиз­ни. В этой ее мно­гоз­нач­нос­ти и про­яв­ля­ет­ся
муд­рость ав­то­ра, ис­по­ве­ду­юще­го прин­ци­пы ес­тес­т­вен­нос­ти все­го жи­во­го. Джо­на­тан Свифт
отнюдь не мо­ра­лист и весь­ма да­лек от на­вя­зы­ва­емых ему од­нос­то­рон­них оце­нок. Не
вы­дер­жи­вает кри­ти­ки и пред­ло­жен­ная эти­мо­ло­гия сло­ва Броб­дин­г­нег, яко­бы
пред­с­тав­ля­ющего со­бой анаг­рам­му из слов grand, big, nob­le – боль­шой, круп­ный, бла­го­род­ный
– (А. Аникст). По­хо­же, что свиф­то­ло­ги выс­ту­па­ют здесь в то­гах тех уче­ных му­жей, над
ко­то­рыми иро­ни­зи­ру­ет в сво­их «Пу­те­шес­т­ви­ях…» сам Свифт. В по­ряд­ке фи­ло­ло­ги­чес­кой
игры пред­ла­га­ем чи­та­те­лям са­мим по­ис­кать свои соб­с­т­вен­ные смыс­ло­вые клю­чи к
наз­ва­ниям дру­гих стран, где по­бы­вал наш не­уто­ми­мый и лю­боз­на­тель­ный пу­те­шес­т­вен­ник
Гул­ли­вер – Баль­ни­бар­би, Лаг­гнегг, Глаб­бдроб­д­риб. Не про­ще ли пред­по­ло­жить, что тут для
Свиф­та был ва­жен эф­фект фо­не­ти­чес­кой эк­зо­ти­ки, вы­зы­ва­ющий смех. А код сме­ха ед­ва ли мож­но
рас­шиф­ро­вы­вать…
Хо­ро­шо из­вес­т­но, что Свифт был край­не не­до­во­лен тем, как из­да­тель Бен­д­жа­мин Мотт
вы­пус­тил его «Пу­те­шес­т­вия Ле­мю­эля Гул­ли­ве­ра…». Мот­ту был пред­с­тав­лен спи­сок опе­ча­ток
и про­пу­щен­ных мест, но и в пос­ле­ду­ющих мот­тов­с­ких из­да­ни­ях ис­ка­жен­ные или
про­пу­щен­ные мес­та так и не бы­ли вос­ста­нов­ле­ны. В че­ты­рех­том­ном из­да­нии «Пу­те­шес­т­вий
Ле­мю­эля Гул­ли­ве­ра…», вы­пу­щен­ном в 1735 го­ду в из­да­тель­с­т­ве Фол­к­не­ра, ряд оши­бок был
исправ­лен, но про­пус­ки (и весь­ма су­щес­т­вен­ные) так и ос­та­лись не­вос­пол­нен­ны­ми.
Изъятые Мот­том и впос­лед­с­т­вии пе­ре­ра­бо­тан­ные Свиф­том гла­вы хра­ни­лись в ар­хи­ве Ч.
Фор­да, ко­то­рый, по ут­вер­ж­де­ни­ям би­ог­ра­фов зна­ме­ни­то­го са­ти­ри­ка, и под­дер­жи­вал от­но­ше­ния с
изда­те­ля­ми. Кста­ти, «Ла­пу­тия», со­дер­жа­щая на­ибо­лее ос­т­рую са­ти­ру на сов­ре­мен­ную Свиф­ту
Англию, бы­ла опуб­ли­ко­ва­на Фор­дом же уже пос­ле смер­ти ее ав­то­ра и то­же выш­ла в свет со
зна­чи­тель­ными изъ­яти­ями и пе­ре­ра­бот­кой из­да­те­ля.
Свифт умер в 1745 го­ду. Не­опуб­ли­ко­ван­ные час­ти ру­ко­пи­си, ви­ди­мо, в кон­це се­ми­де­ся­тых
го­дов XVI­II ве­ка, бы­ли про­да­ны Фе­до­ру Кар­жа­ви­ну. Ре­зон­но пред­по­ло­жить, что Кар­жа­вин
пос­ле ус­пеш­ной пуб­ли­ка­ции в Рос­сии пе­ре­во­да «Пу­те­шес­т­вий Ле­мю­эля Гул­ли­ве­ра…»,

сде­лан­но­го его дя­дей, на­ме­ре­вал­ся осу­щес­т­вить но­вое, пол­ное из­да­ние. На­ме­ре­ни­ям его, по
по­нят­ным при­чи­нам, не суж­де­но бы­ло осу­щес­т­вить­ся.
Ро­ман «Пу­те­шес­т­вия Ле­мю­эля Гул­ли­ве­ра…» по вы­хо­де в 1726 го­ду быс­т­ро за­во­евал
по­пу­ляр­ность и был сра­зу же пе­ре­ве­ден на нес­коль­ко ев­ро­пей­с­ких язы­ков, в том чис­ле на
фран­цуз­с­кий и не­мец­кий. Из­вес­т­но, что не­мец­кая вер­сия «Пу­те­шес­т­вий Ле­мю­эля Гул­ли­ве­ра…»
име­лась у Ло­мо­но­со­ва. Из­да­тель­с­кий ус­пех кни­ги по­ро­дил не од­но под­ра­жа­ние. Так, спус­тя
лишь год пос­ле пер­во­го из­да­ния в Ан­г­лии выш­ла под­дел­ка «A Vo­ya­ge to Cac­k­lo­gal­li­nia» (1727),
пе­ре­ве­денная в Рос­сии в 1770 го­ду, то есть еще до са­мих «Пу­те­шес­т­вий Ле­мю­эля Гул­ли­ве­ра…».
Кни­га на­зы­ва­лась «Пу­те­шес­т­вия Са­му­ила Брун­та в Кек­ло­га­ли­нию, или в Зем­лю пе­ту­хов»,
авто­ром ее был ука­зан Д. Свифт…
Отно­си­тельно кор­рек­т­ное из­да­ние «Пу­те­шес­т­вий Ле­мю­эля Гул­ли­ве­ра…» уви­де­ло свет
лишь в 1922 го­ду, в Лон­до­не, но ре­дак­то­ру, опи­рав­ше­му­ся на сох­ра­нив­ший­ся бла­го­да­ря Ч.
Фор­ду эк­зем­п­ляр пер­во­го из­да­ния «Пу­те­шес­т­вий Ле­мю­эля Гул­ли­ве­ра…» с ис­п­рав­ле­ни­ями и
по­мет­ка­ми, вне­сен­ны­ми ру­кой Свиф­та (в нас­то­ящее вре­мя этот ра­ри­тет на­хо­дит­ся в
Англии, в Му­зее Вик­то­рии и Аль­бер­та), по-ви­ди­мо­му, не бы­ло из­вес­т­но о том, что ру­ко­пись
опуб­ли­ко­вана да­ле­ко не в пол­ном объ­еме. Мож­но до­пус­тить, что сам факт су­щес­т­во­ва­ния и
про­да­жи час­ти ру­ко­пи­си был по тем или иным при­чи­нам Фор­да­ми скрыт.
* * *
Глав­ным же мо­ти­вом об­ра­ще­ния нас­лед­ни­ка к нам ока­за­лось за­ве­ща­ние Фе­до­ра
Кар­жа­ви­на, же­лав­ше­го, что­бы ута­ен­ное от сов­ре­мен­ни­ков ве­ли­ко­го пам­ф­ле­тис­та Ан­г­лии
со­чи­не­ние впер­вые уви­де­ло свет в Рос­сии, ког­да она ос­во­бо­дит­ся от цен­зу­ры. Кста­ти, А. С.
Пуш­кин пред­ре­кал, что пер­вым, ко­го опуб­ли­ку­ют в бес­цен­зур­ной Рос­сии, бу­дет Бар­ков. Так
оно и ока­за­лось. Сво­бо­да сло­ва про­ве­ря­ет­ся на де­ле от­но­ше­ни­ем к вер­баль­но­му вы­ра­же­нию
эро­са.
Нас, ес­тес­т­вен­но, в пер­вую оче­редь вол­но­вал воп­рос под­лин­нос­ти пред­ло­жен­ной нам
ру­ко­пи­си. На ней нет име­ни Свиф­та, хо­тя, как хо­ро­шо из­вес­т­но, во из­бе­жа­ние неп­ри­ят­нос­тей он
соб­с­т­венным име­нем и не под­пи­сы­вал свои «Пу­те­шес­т­вия…» (отсю­да же по­яв­ле­ние в
ру­ко­писи вы­мыш­лен­но­го пуб­ли­ка­то­ра за­пи­сок Гул­ли­ве­ра – не­ко­его Ри­чар­да Сим­п­со­на, его
«ста­рин­ного и близ­ко­го дру­га»). Вы­яс­ни­лось, что из-за неп­ра­виль­но­го хра­не­ния боль­шая часть
бе­ло­вого ав­тог­ра­фа ут­ра­че­на, и текст до­шел до нас лишь бла­го­да­ря то­му, что еще в пер­вой
по­ло­вине XIX ве­ка был тща­тель­но пе­ре­пи­сан кем-то из нас­лед­ни­ков Фе­до­ра Кар­жа­ви­на. От
глав, на­пи­сан­ных ру­кой са­мо­го Свиф­та, ос­та­лось лишь со­рок де­вять раз­роз­нен­ных стра­ниц.
Кон­тек­с­ту­ально они кор­ре­ли­ру­ют с ос­таль­ны­ми стра­ни­ца­ми ко­пии.
Про­ве­ден­ная эк­с­пер­ти­за под­т­вер­ди­ла, что пе­ред на­ми под­лин­ник, пос­ле че­го бы­ло
при­ня­то ре­ше­ние о его при­об­ре­те­нии. Ны­не эта ру­ко­пись яв­ля­ет­ся соб­с­т­вен­нос­тью Ин­с­ти­ту­та
со­ито­ло­гии и на­хо­дит­ся в спе­ци­али­зи­ро­ван­ном хра­ни­ли­ще в Швей­ца­рии.
Го­то­вя рус­ский пе­ре­вод не­из­вес­т­ных стра­ниц «Пу­те­шес­т­вий Ле­мю­эля Гул­ли­ве­ра…» к
пе­ча­ти, мы ре­ши­ли не объ­еди­нять ши­ро­ко из­вес­т­ный текст «Пу­те­шес­т­вий…» с но­вым,
пос­коль­ку ру­ко­пись, пе­ре­дан­ная нам, яв­но го­то­ви­лась Свиф­том для из­да­ния в ка­чес­т­ве
са­мос­то­ятель­ного при­ло­же­ния -ком­мен­та­рия к уже вы­шед­шим в свет «Пу­те­шес­т­ви­ям Ле­мю­эля
Гул­ли­ве­ра…».
Ра­бо­тая над пе­ре­во­дом но­вых глав «Пу­те­шес­т­вий Ле­мю­эля Гул­ли­ве­ра…», мы,
естес­т­вен­но, об­ра­ща­лись к име­ющим­ся пе­ре­во­дам на рус­ский язык тра­ди­ци­он­но­го кор­пу­са, из
ко­то­рых вы­год­но от­ли­ча­ет­ся пе­ре­вод под ре­дак­ци­ей А. А. Фран­ков­с­ко­го (в его ос­но­ву лег
пе­ре­вод, осу­щес­т­в­лен­ный еще в кон­це XIX ве­ка П. П. Кон­ча­лов­с­ким и В. И. Яко­вен­ко).
Для срав­не­ния: в вы­дер­жав­шей не­ма­ло из­да­ний вер­сии Б. М. Эн­гель­гар­д­та, сде­лан­ной для
юных чи­та­те­лей, ес­тес­т­вен­но, прос­ле­жи­ва­ет­ся тен­ден­ция смыс­ло­во­го уп­ро­ще­ния ори­ги­на­ла. Как
след­с­т­вие при этом за­час­тую стра­да­ет и сво­е­об­раз­ный юмор ав­то­ра. Вот, нап­ри­мер, эпи­зод из
VI гла­вы «Пу­те­шес­т­вия в Броб­дин­г­нег», свя­зан­ный с из­го­тов­ле­ни­ем Гул­ли­ве­ром кре­сел из
во­лос ко­ро­ле­вы. Пе­ре­вод: «Я ска­зал, что ско­рее пред­поч­ту уме­реть, чем при­сесть на
дра­го­цен­ные во­ло­сы, ук­ра­шав­шие ког­да-то го­ло­ву ее ве­ли­чес­т­ва». Од­на­ко в ори­ги­на­ле чи­та­ем:
«… I wo­uld rat­her die a tho­usand de­aths than pla­ce a dis­ho­no­urab­le part of my body on tho­se
pre­ci­ous ha­irs…», то есть – «Я бы пред­по­чел ты­ся­чу раз при­нять смерть, чем ПО­МЕС­ТИТЬ
НЕ­ДОС­ТОЙ­НУЮ ЧАСТЬ СВО­ЕГО ТЕ­ЛА на эти дра­го­цен­ные во­ло­сы…». Раз­ни­ца

су­щес­т­вен­ная. Ори­ги­нал «Пу­те­шес­т­вий…» ин­то­на­ци­он­но и лек­си­чес­ки ос­т­рее. Кста­ти, один
из клас­си­ков ан­г­лий­с­кий ли­те­ра­ту­ры XX ве­ка Со­мер­сет Мо­эм счи­тал, что «про­за Свиф­та – это
тот иде­ал, под­ра­жая ко­то­ро­му сов­ре­мен­ный ан­г­лий­с­кий пи­са­тель мо­жет най­ти свой
соб­с­т­венный стиль».
Ка­но­ни­ческие «Пу­те­шес­т­вия Ле­мю­эля Гул­ли­ве­ра…» хо­ро­шо изу­че­ны и дос­ко­наль­но
про­ком­мен­ти­ро­ваны, в том чис­ле и в рус­ском ли­те­ра­ту­ро­ве­де­нии. Наз­ва­ны и пред­по­ла­га­емые
источ­ни­ки, ко­то­рые мог­ли дать тол­чок са­ти­ри­чес­кой фан­та­зии Свиф­та. Сре­ди них это
«Ко­ми­чес­кая ис­то­рия го­су­дарств…» фран­цуз­с­ко­го пи­са­те­ля XVII ве­ка Си­ра­но де Бер­же­ра­ка и,
ко­неч­но, «Гар­ган­тюа и Пан­таг­рю­эль» Раб­ле (XVI в.). Од­на­ко впер­вые пуб­ли­ку­емые на­ми ра­нее
не­из­вес­тные гла­вы «Пу­те­шес­т­вий Ле­мю­эля Гул­ли­ве­ра…» рож­да­ют но­вые ли­те­ра­тур­ные
ре­ми­нис­ценции и ал­лю­зии, зас­тав­ляя нас вспом­нить не толь­ко, ска­жем, «Де­ка­ме­ро­на» Бок­кач­чо,
но и не­ко­то­рые об­раз­цы ан­тич­ной ли­те­ра­ту­ры, за­фик­си­ро­вав­шей сво­бо­ду нра­вов сво­его
вре­ме­ни в лек­си­ке, ко­то­рая для боль­шин­с­т­ва на­ших сов­ре­мен­ни­ков мо­жет по­ка­зать­ся
неп­рис­той­ной. Мно­гим, ко­неч­но, из­вес­т­ны име­на Апу­лея, Арис­то­фа­на, Ка­тул­ла, Мар­ци­ала,
Пет­ро­ния с его «Са­ти­ри­ко­ном» или же Лу­ки­ана, но не все зна­ют, что в пе­ре­во­де на рус­ский
язык эти ав­то­ры по­рой до не­уз­на­ва­емос­ти вы­хо­ло­ще­ны, и что толь­ко сей­час уси­ли­ями но­во­го
по­ко­ле­ния пе­ре­вод­чи­ков их про­из­ве­де­ни­ям воз­в­ра­ща­ют­ся под­лин­ные крас­ки. Для нас
пред­с­тав­ля­ется бе­зус­лов­ным, что имен­но бла­го­да­ря ан­тич­ным ана­ло­гам Свиф­ту уда­лось соз­дать
столь впе­чат­ля­ющую па­но­ра­му че­ло­ве­чес­ких от­но­ше­ний.
Вмес­те с тем сле­ду­ет приз­нать, что «Пу­те­шес­т­вия Ле­мю­эля Гул­ли­ве­ра…» поч­ти
утра­ти­ли свою по­ли­ти­чес­кую ак­ту­аль­ность, длин­ные рас­суж­де­ния по по­во­ду то­го или ино­го
го­су­дар­с­т­венного ус­т­рой­с­т­ва уто­ми­тель­ны, и боль­шин­с­т­во кри­ти­чес­ких и са­ти­ри­чес­ких стрел
ны­не нап­рав­ле­ны в ни­ку­да. Но так же вер­но и то, что мно­гие стра­ни­цы бес­смер­т­но­го ро­ма­на
Свиф­та вос­п­ри­ни­ма­ют­ся на удив­ле­ние све­жо и да­же зло­бод­нев­но. Осо­бен­но это ста­но­вит­ся
явным те­перь в свя­зи с на­шей на­ход­кой…
Итак, пе­ред на­ми не­из­вес­т­ные гла­вы из «Пу­те­шес­т­вий Ле­мю­эля Гул­ли­ве­ра…», зна­чи­тель­но
до­пол­ня­ющие тра­ди­ци­он­ную вер­сию, дав­но и не сов­сем спра­вед­ли­во при­чис­лен­ную к дет­с­кой
ли­те­ра­туре. Дан­ную пуб­ли­ка­цию «Пу­те­шес­т­вий…» мы на­ме­рен­но наз­ва­ли «Эро­ти­чес­кие
прик­лю­че­ния Гул­ли­ве­ра», да­бы сра­зу пре­дуп­ре­дить чи­та­те­ля, что эта кни­га от­нюдь не для де­тей
и юно­шес­т­ва. Так или ина­че, ны­неш­ним чи­та­те­лям пред­с­то­ит от­к­рыть для се­бя со­вер­шен­но ино­го Свиф­та. В
пись­ме от 29 сен­тяб­ря 1725 го­да Свифт пи­сал сво­ему дру­гу по­эту А. По­пу по по­во­ду
«Пу­те­шес­твий Ле­мю­эля Гул­ли­ве­ра…»: «Они по­явят­ся в пе­ча­ти, ког­да че­ло­ве­чес­т­во зас­лу­жит
их…». 280 лет на­зад на­пи­са­ны эти сло­ва, и 260 лет ми­ну­ло с то­го дня, как ушел ве­ли­кий пи­са­тель.
Пу­те­шес­твие под­лин­но­го Гул­ли­ве­ра к чи­та­те­лям ока­за­лось дол­гим. На­де­ем­ся, что че­ло­ве­чес­т­во
зас­лу­жило зна­ком­с­т­во с ним.

 

   Эро­ти­чес­кие прик­лю­че­ния в не­ко­то­рых от­да­лен­ных час­тях све­та Ле­мю­эля Гул­ли­ве­ра, сна­ча­ла
хи­рурга, а по­том ка­пи­та­на нес­коль­ких ко­раб­лей/Пер, с англ. Г. А. Кры­ло­ва, И. Ю.
Ку­бер­с­кого. СПб.: Ин­с­ти­тут со­ито­ло­гии, 2006. – 448 с, ил.
ISBN 5-9637-0019-1
Эта кни­га яв­ля­ет­ся един­с­т­вен­ным в ми­ре из­да­ни­ем не­из­вес­т­ной ру­ко­пи­си Свиф­та,
соз­дан­ной им в 1727 го­ду на ос­но­ве глав и час­тей, изъ­ятых пер­вым из­да­те­лем «Пу­те­шес­т­вий
Гул­ли­ве­ра…» за их «откро­вен­ный и шо­ки­ру­ющий ха­рак­тер».
ББК 84.4(Вл)
© Кры­лов Г. А., пе­ре­вод, «Пу­те­шес­т­вие в Ли­ли­пу­тию», 2005
© Ку­бер­с­кий И. Ю., пре­дис­ло­вие, пе­ре­вод, «Пу­те­шес­т­вие в Броб­дин­г­нег», 2005
ISBN 5-9637-0019-1 © Клим Ли, ил­люс­т­ра­ции, 2005